Красная дорама (СИ)

6. Дорога домой

По пути от здания полицейского участка к воротам я зачем-то снова задержался возле стенда с фотографиями. Вгляделся в сияющее лицо Высшего Руководителя — как я понял из подслушанной недавно беседы в очереди, именно так чаще всего титуловали нынешнего главу страны. Окинул взглядом подобострастные фигуры окружавших молодого лидера военных и полицейских чинов — в подавляющем большинстве, будто для пущего контраста, людей достаточно пожилых. Все как один те были с тетрадочками в руках, в которые что-то сосредоточенно записывали — не иначе, мудрые указания дорогого Вождя.

Меня вдруг неудержимо пробило на смех. Пожалуй, не столько от увиденного на фото — в конце концов, ну, что такого: начальством ставятся насущные задачи, так почему бы в самом деле их сразу не зафиксировать, чтобы ничего потом не забыть и не перепутать? А что совещание проводится не за казенным столом, а на ногах — так некоторым российским или южнокорейским чиновникам тоже было бы полезно немного размяться! С привычной мне колокольни выглядит все это, конечно, довольно комично — но так уж тут принято, а как говаривал мой первый босс, учивший меня азам работы с людьми, в чужой монастырь со своим самоваром не лезь!

Так что, скорее всего, это мое хихиканье — которое мне лишь огромным усилием удалось сдержать до ворот — было чисто нервным. Запоздалой разрядкой организма после случившегося на остановке — до кучи на фоне общего абсурда ситуации: как ни крути, я сейчас выходил из северокорейского полицейского участка. Откуда, по логике обволакивающего КНДР мифа, так просто, наверное, не возвращаются. Нет, понятно, что опрашивали меня в качестве свидетеля, но как любил повторять другой мой бывший шеф, тертый калач старой закалки, был бы человек — а уж статья найдется…

— Чон, ты это чего? — закономерно удивился моему внезапному веселью Пак.

— Видимо, радуюсь, что живой, — хмыкнул я.

— Есть чему! — по-своему понял меня коллега. — Когда ты наперерез тому мотоциклу рванул — я уж подумал: все, будем тебя до ночи от тротуара отскребать!

— Не дождетесь, — хохотнул я.

— В смысле? — нахмурился мой спутник — по-корейски привычное мне крылатое выражение и впрямь прозвучало неуместно.

— Кажется, заговариваюсь уже, — буркнул я. — Шкафом по черепушке — это тебе не шутка! Так что не обращай внимания…

— Кстати, за шкаф — прости! — потупился старший курьер. — Доктор У ведь прав — это была моя вина… Но я же не нарочно! Задумался просто, вот и… — покаянно развел он руками.

— Да, опасное это дело — невовремя задумываться, — кивнул я.

— Что?

Блин! А опрометчиво языком молоть — втрое опаснее!

— Да говорю же: бред бессвязный несу! — поспешил отмахнуться я. — Последствия сотрясения мозга — у меня и справка есть! Так что не бери в голову! А насчет утренней истории со шкафом — тем более забей. Проехали!

— Как скажешь, дружище! — тут же повеселел Пак.

За этим бойким разговором мы вернулись к остановке. Троллейбус, водителя которого забирали вместе с нами в полицию, уже уехал. Обломки мотоцикла с тротуара тоже успели убрать, и сейчас на месте последнего пристанища разбитого байка суетились две девочки-подростка в одинаковых темно-синих юбках и коротких пиджачках — видимо, школьной форме — и гигантских, концами до пояса, алых галстуках а-ля пионерские или скаутские. Приглядевшись, я понял, что они старательно оттирали тряпками с асфальта потеки разлившегося масла и следы копоти. Рядом мальчик приблизительно их возраста, в такого же цвета костюмчике и тоже при красном галстуке, сосредоточенно водил широкой малярной кистью по пострадавшему в ходе аварии фонарному столбу.

В общем, похоже, еще каких-нибудь четверть часа — и ничто уже не будет напоминать о недавнем происшествии. Любопытно, конечно, что чистоту на улице наводят некие школьники, а не профессиональные коммунальные службы… Детский труд, все дела… С другой стороны, по их виду особо не скажешь, что данное занятие им в тягость — может, даже рады-радешеньки, что сняли со скучного урока!

На этот раз долго ждать троллейбуса нам не пришлось — тот подкатил через считанные минуты. Правда, если предыдущий «рогач» выглядел вполне современно — такой нестыдно было бы выкатить и на московские дороги, не изведи в 2020-м столичная мэрия городские троллейбусы как класс — то этот экземпляр приехал сюда будто прямиком из прошлого столетия, да еще и не из самого его конца. Впрочем, доживавшей свое развалюхой он отнюдь не выглядел: был чистенький, аккуратно покрашенный, разве что слегка поскрипывал на ходу. А что дизайн допотопный — так ли это важно? Даже прикольно, на самом деле…

Так что причиной нового приступа моего смеха был не старый троллейбус сам по себе — а гордо украшавший его борт ряд маленьких красных звездочек. Подобные отметки красные соколы когда-то наносили на фюзеляжи своих истребителей, по штуке за каждый сбитый фашистский самолет («Сколько рисовать, две?» — «Две… Тут одного пока завалишь запаришься»). Оставалось лишь догадываться, в каком бою столько раз отличился заслуженный троллейбус-ветеран. Может, в молодости таранил сеульские автобусы в переулках?

Шучу, конечно. А что глупо шучу — так сказал уже: головой болею, на то и справка имеется!

А вообще, странно: совсем несвойственно мне подобное легкомыслие. С другой стороны, прежде я как-то и в чужое тело не вселялся, и в будущее не имел привычки заглядывать…

Но нет, нужно, конечно же, спешно брать себя в руки. Иначе до добра меня эта неуместная веселость не доведет. Как говорится, хорошо смеется тот, кто смеется без последствий!

Посадка в троллейбус осуществлялась через заднюю дверь, в которую и начала понемногу заползать змея оперативно выстроившейся очереди. Еще в паре шагов от края тротуара Пак достал из кармана серую купюру и теперь держал ту наготове. Многие вокруг поступили так же. Я деловито полез в бумажник и нашел у себя похожую банкноту — это оказались 5 вон. Еще раз покосился на бумажку в руке коллеги: да, именно то, что нужно.

Сразу за дверьми, на задней площадке, собирала деньги за проезд энергичная тетенька с красной повязкой на рукаве. Билеты взамен не выдавались — видимо, за неимением в них нужды: весь поток пассажиров шел через кондуктора, незаметно прошмыгнуть мимо «зайцем» ни у кого все равно бы не вышло.

Если кому-то требовалась сдача, тетенька ее аккуратно отсчитывала — остальные в это время терпеливо ждали.

Те, кто проезд уже оплатил, проходили вперед. Зазевавшихся кондуктор подгоняла — когда добрым словом, а когда и локотком.

При такой организации посадки делом она оказалась небыстрым, но вот наконец последний вошедший отдал тетеньке свои кровные пять вон, двери с негромким лязгом закрылись, и троллейбус тронулся. Поехали!

Народу в салоне набралось немало, но давки особой не было. Понятно: середина дня, большинство пхеньянцев на работе…

Мне удачно удалось встать около окна, и я принялся с интересом созерцать проплывавшие мимо городские виды.

Любопытное началось на первом же крупном перекрестке. На подъезде к нему стоял светофор, но он не работал — движением управляла изящная девушка-регулировщик в несколько старомодном светло-синем мундире и щегольских белых перчатках. В правой руке она сжимала оранжевый жезл, немного похожий на игрушечный световой меч из мерча по «Звездным Войнам». Кстати, в темноте тот, наверное, тоже должен был светиться, но в этот час нужды в подобном не было.

Насколько сумел, я проводил взглядом красавицу с жезлом и переключился на изучение прохожих. В одиночку по улице здесь мало кто гулял — народ в основном передвигался плотными группами, нередко — еще и одетыми как под копирку. Вот прошли с десяток солдат — в не то чтобы идеально опрятных мундирах и вооруженные разномастными лопатами. Местный стройбат? Вот в сопровождении двух женщин в характерных национальных платьях прошагал целый класс красногалстучных школьников. Вот потопала куда-то компания молодежи, тоже будто бы в своего рода униформе: темных брюках, светло-серых пиджаках и красных галстуках — обычных, классических, а не как у местных юных пионеров.

— Эх-х… — печально вздохнул вдруг у меня над ухом Пак.

— Что? — обернулся к нему я.

— Студенты, — с нескрываемой завистью кивнул он в окно — на тех самых ребят в одинаковых костюмах. — А мы с тобой, разгильдяи, так и не сумели с институт поступить…

— Каждому — свое, — философски заметил я, делая в уме очередную пометку.

— Так-то оно так… Но все равно обидно! У меня двоюродный брат, всего на год меня старше — Пак Чин Маэ, ты его не знаешь, он в Хамхыне живет — так вот, отучился пять лет — и сейчас уже какой-никакой начальник! Сидит в отдельном кабинете, с умным видом бумажки с места на место перекладывает, а не вот это вот все…

Что на такое ответить, сходу я не нашел и лишь участливо покивал.

Тем временем наш троллейбус вывернул на довольно симпатичную набережную, а затем, свернув еще раз, пересек по мосту широкую реку. Судя по положению солнца — с западного берега на восточный. Пейзаж за окном несколько сменился. Похоже, теперь мы ехали через квартал новостроек — кое-где еще были не убраны заборы, лежали на земле какие-то мешки да доски, будущие газоны пока стояли лысыми, а деревья вдоль тротуара явно были высажены совсем недавно.

Дома же здесь высились в десятки этажей, и жались при этом друг к другу очень тесно, почти вплотную — ну, как в типичном городе-миллионнике где-нибудь на северо-востоке Китая. Может, по китайскому проекту и делали?

Тут и там, разумеется, попадались лозунги — куда же без них. Например, на одном, еще недостроенном здании был натянут транспарант: «Тысяча лет ответственности, десять тысяч лет гарантии!» — даже не знаю, что хотели этим сказать авторы. Разве что хвастались опытом и качеством произведенных работ — типа, простоит века?

Но что там тысяча лет ответственности, другой замеченный мной лозунг шел еще дальше, с апломбом заявляя: «Корея — колыбель человечества!» Куда уж там «России — родине слонов», при том, что у нас это была лишь едкая шутка, а тут, очевидно, официальная позиция — что попало на кумаче ведь не напишут!

Некоторые слоганы повторялись — так, лаконичная максима «Единодушная сплоченность!» попалась мне на маршруте на глаза раза три, если не четыре.

С учетом не столь уж многочисленных, но долгих остановок, ехали мы добрых минут сорок, но вот наконец Пак слега подтолкнул меня к передней двери — на выход. Райончик здесь явно был попроще тех, что я еще недавно лицезрел по пути: дома — приземистые невзрачные пятиэтажки, улицы — ýже, автомобилей — минимум. Что называется, бедненько, но чистенько. И зелено — местами деревья, в основном сосны, стояли разве что не стеной, деликатно пряча за собой не самые притязательные фасады строений.

— Как думаешь, — спросил Пак, когда мы с ним сошли на тротуар, — что, если я по-быстрому в магазинчик к нашей Ён Хи заскочу — пока там народу немного? А то после работы — сам знаешь, не протолкнуться будет. К 14:00 я уже всяко опоздал, так что пятнадцатью минутами раньше, пятнадцатью позже…

— Конечно, — поддержал расчетливого коллегу я — заодно и сам «вспомню», где тут у нас на районе торговая точка и кто такая Ён Хи! — Пошли.

Магазин, в который привел меня Пак, находился на первом этаже ближайшего к остановке жилого дома. Никакой вывески я при этом на фасаде не заметил — просто небольшое крылечко и глухая дверь, абсолютно ничем не примечательная. Должно быть, здесь руководствовались принципом: «местные и так знают, а чужаков нам не надо!»

Внутри обнаружился довольно просторный зальчик. Товары были в нем отгорожены от покупателей широким прилавком, за которым отнюдь не скучала молоденькая продавщица: несмотря на дневное время, к ней стояла небольшая очередь. Еще одна череда покупателей — вернее, в основном, покупательниц — выстроилась к отдельно расположенной кассе.

— Ты сам-то что-нибудь будешь брать? — обернулся ко мне спутник.

— Да надо бы… — пробормотал я: большой вопрос, оставил ли мне дома прежний хозяин тела хоть крошку съестного. — Вот только что-то у меня малость голова кружится, — ловко прикрылся я своей травмой. — Лучше тут, у входа тебя подожду…

— Давай тогда я тебе что-нибудь возьму? — ожидаемо вызвался Пак.

— Ну, будь столь добр… Чего-нибудь простенького, дешевенького — но чтоб и сегодня поужинать, и завтра позавтракать…

— Гречневой лапши! — предложил мой коллега. — Она здесь всего по пятьдесят вон, насколько я помню.

— Да, самое то, — согласился я — и полез в карман за деньгами.

— Не надо, я же тебе как раз сотню должен — вот и сочтемся, — угадал мое намерение Пак, остановив меня решительным жестом — и пристроился к очереди к прилавку.

Процедура покупки здесь оказалась небанально-трехэтажной. Сперва нужно было отстоять к продавщице, назвать ей облюбованный товар, после чего она выписывала тебе на бумажке чек. С ним требовалось проследовать в кассу — к огороженной будочке неподалеку от входа. Приняв плату, кассирша шлепала на твой чек синюю печать, и с этим документом ты возвращался к прилавку. Целая история, в общем!

Худо-бедно разобравшись со здешней хитрой процедурой, я переключился на изучение ассортимента на полках. Те отнюдь не пустовали, но и особого изобилия посетителям не предлагали. Несколько видов круп — причем, подсознательно ожидавшегося риса среди них я не углядел. Пара-тройка вариантов лапши. Какие-то консервы, разнообразные сушеные травки, печенье, чай. Наваленная горой картошка и еще какие-то овощи рядом. Что-то без названия в большой деревянной бочке. Не совсем понятного происхождения лимонад. Наконец, пиво в больших — думаю, 0,7 литра — стеклянных бутылках — ценник на хмельной напиток мне, правда, от двери виден не был, а проталкиваться к прилавку, чтобы его рассмотреть, я не стал.

Это что касается продуктов, но продавалась здесь отнюдь не только еда. Представлены были также детские игрушки — и довольно яркие — бытовая химия и почему-то женская обувь. Еще имелся уголок канцтоваров — возле него народу было меньше всего, и я разглядел среди прочего особые тетрадки для записи изречений Вождей. Представлены они были в трех вариантах — по числу возможных авторов цитат. При этом, как оказалось, мысли обоих покойных лидеров страны следовало фиксировать на бумаге под красной обложкой, а указания действующего Высшего Руководителя — почему-то под зеленой. Прям несусветный либерализм какой-то!

В общем, зашел я ни разу не в супермаркет, но вроде бы в неплохое местечко, не хуже какого-нибудь российского провинциального сельпо — понятно, с местной спецификой.

Между тем, отстояв все три положенные местным ритуалом очереди, вернулся Пак — с двумя пакетами. Один — что был поменьше — он отдал мне… И что-то тот был тяжеловат для двух упаковок сухой лапши!

— Еще готовое кимчи урвал по уценке, — пояснил, заметив мое недоумение, старший курьер. — Ён Хи, — кивнул он за спину в направлении продавщицы, — сказала, что хорошее, можно брать — все, что действительно испортилось, она уже выбросила. Сам понимаешь, мне Ён Хи врать не станет!

— Сколько с меня? — я потянулся к бумажнику.

— Да нисколько, — отмахнулся коллега. — Я же говорю: уцененка, там и говорить не о чем. Считай, что это тебе от меня в порядке извинений за шкаф!

— Спасибо, дружище, — церемонно поклонился ему я — про себя подумав, что коли уж так, мог бы «в порядке извинений» и бутылочку-другую пива пострадавшему товарищу поставить.

Ну да нет — так нет.

Мы вышли на улицу и наконец направились домой.