Каждый день, как новая дверь – дверь в новый мир. Как заезжал караван в посёлок, я не видел. Когда к главе подходил, телеги были открытыми, фургоны-телеги – закрытыми. А когда мы убывали... Ого-го. Телеги самоходные. Ну, почти. Самоходность на людской тяге. То ли велосипед такой, то ли что. Двое крутят на телеге педали – она едет. Один рулит. Десять телег. Два фургона с тремя самоходчиками. Итого тридцать шесть местных и семь паров. Телеги забиты кувшинами со смолой. Фургоны – один у главы, второй... видимо, на всякий случай.
Телеги с независимой подвеской, рессорами и чем-то там ещё, может быть, по камням и буеракам двигаются вполне себе резво, только второй движок на особо трудных участках подключают. А так только один крутит педали.
Скорость небольшая, все незанятые в самоходстве лёгкой рысцой бегут рядом, впереди, сзади как защита и охрана.
Первый привал, как лес сменился на джунгли.
– Инструктаж для пара, – громко сказал помощник главы. Мужик мощного телосложения, правый двигатель фургона главы. Своим фургоном глава правил сам. Левый двигатель – телохранитель главы, второй по мощности в отряде… то есть в нашем караване. – Слушаем сюда внимательно. Пока нет на вашем плече десяти шрамов от укуса волка, вы просто пар, без имени и прав. Слабаки сдохнут, сильные станут стаей. Меня зовут Айварс, вы будете звать меня «старший», как и любого из стаи. – Он указал рукой на других местных, занятых кто чем. В основном телеги щупали.
Айварс осмотрел каждого, подойдя ближе, потом расстегнул и снял рубашку, обнажая торс и покрытые шрамами руки.
– Что вам нужно запомнить и уяснить? За вас уплачено, и вы будете служить своему вожаку, пока не получите десять отметин. – Он указал на шрамы на своём предплечье. – Тот, у кого больше шрамов, тот для вас старший. Обращаться к нему следует «старший», к любому. Получивший десять укусов получает знак волка.
Айварс указал на свою шею – загогулина, напоминающая латинскую букву... хрен знает какую. Галочка с завитком.
– Владелец знака волка – волчонок – получает право на имя и участие в сражениях. Следующие десять укусов. – Рядом с «В» виднелась новая загогулина, похожая на большую «Е». – Переяр. Это знак силы волка, даёт право смотреть остальным в глаза. Дальше. Клык волка. Лют. – Айварс показал на знак на шее в виде клыка или буквы «Л» и достал ножичек – лезвие, как клык, маленькое, с ладонь. – Все разногласия в стае волки решает тот, кто получил клык волка. Для слабых на мозги и нюх поясню и... напомню, ко всем старшим обращаться «старший». Когда старший обращается к вам, говорить: «Да, старший», смотреть не выше подбородка, говорить, когда задали вопрос, всем понятно?
Хм... вот я никогда не считал себя тупым. Есть такое расхожее мнение, что у военных одна извилина, и та от фуражки. Так вот, что я понял: устав нужно знать, чтить и исполнять.
– Да, старший! – ответил я, и Наташка, стоявшая рядом, повторила за мной.
Остальные огребли палками по самое не хочу, потому как «Да, поняли, ага, хорошо» или просто кивнуть – это не то же самое, что «Да, старший».
– Когда старший задал вопрос, нужно отвечать: «Да, старший» или «Нет, старший», –прохаживаясь вдоль ряда построенных нас, вновь объяснял Айварс. – Поняли?
Раздалось дружное:
– Да, старший!
Это и понятно. Вообще в посёлке с физической подготовкой строго. Даже если ты не в ополчении, все проходят тренировки и учатся обращаться с оружием. Поэтому каждый считал себя сильным, смелым, быстрым, каждый из нашей семёрки – тоже. До того, как избили палками. Местные были гораздо сильнее и быстрее. Тех, кто сопротивлялся, били больше, жёстче. Последнего сопротивляющегося били особенно жёстко, причиняя максимальную боль, но не нанося увечий. Этакая показательная порка для всех. Парень, вроде как Андрей, не сдался... его отрубили. Потом привели в чувства и всех построили.
– Вы – раз, два, три. – Айварс указал на меня, Наташу и пошатывающегося Андрея. – Вы показали своё право на первый укус волка. Шаг вперёд.
Мы вышли из строя. Айварсу принесли... проволоку, раскалённую добела.
– Слушаем сюда, пары, это великая честь – получить укус волка. Я надену петлю вам на предплечье, буду считать до десяти, затяну не сильно, чтобы только остался шрам. Вам придётся напрячь руку для плотного касания и держать так, пока я считаю. Если скажете: «Стоп, старший», я сниму петлю раньше.
Первым был я... Да чего там, Айварс считал быстро: «Раз... два...», но кожа горела ещё быстрее. Поток, отвлечься, вспомнить имена героев, комиков, поток... Три. Кожа кипела, я зашипел вслед за ней, боль сковала руку так... что даже попробуй я расслабить сейчас мышцы и уменьшить контакт... Вот на хрена мне это, эти шрамы, иерархия?.. Четыре. Моё шипение с шипением кожи вошли в максимально возможный режим громкости. Откуда чего?.. Так-то я не дышал, опомнился, сделал вдох. Пять. И заорал... первую букву алфавита, потом вторую, потом вариации со второй буквой, перескочил на «ё» с её вариациями. Шесть. Семь. Целых шесть-семь на буквах и их вариациях. Дальше... я бы уже сказал: «Стоп», но тело вошло в режим... Я замер, стоял и просто выл…
Второй была Наталья. Быстро и легко. Айварс считал, она стояла и молчала, слёзы лились из глаз, а так... а так, если бы я не прошёл через это... Айварс считал с той же скоростью. Новая раскалённая петля.
Третий – Андрей... Возможно, ему повезло, на счёт три он отрубился. Его подхватили, удержали, Айварс досчитал до десяти. Потом привели Андрея в чувства чем-то неприятно и резко пахнущим.
– Трое из семи. Посмотрим... хм... Ты, молчавшая плакса, никчёмная пара, готова ко второму укусу?
– Да, старший, – просипела Наталья.
Второй раз это, наверное, не больно, болевой шок там и прочее. Плюс место укуса совсем рядом с первым, там явно все нервы сдохли, только слёзы текли больше... Ни хрена, думаю, не легче... Наталья – молодец...
– Больше словесного инструктажа не будет, но, пока мы не придём в наше логово, мы будем напоминать вам о соблюдении простых правил. – Айварс показал палкой. – Ваше место у третьей телеги, на всех привалах и остановках быть там. Справлять нужду на специальных остановках или под себя. Поняли?
– Да, старший.
– Вперёд, отдых полчаса.
Отдых... Вот урод... Я представил, как выкручиваю голову Айварсу. Когда мы двинулись к телеге, вторая женщина в нашей семёрке подошла поддержать Наталью и хорошо бы просто физически.
– Держись, Наташа, – придерживая её за талию, сказала она, и тут случилась вторая показательная порка.
Девушку били аккуратно и больно, но так, чтобы не отрубилась.
– У вас нет имён, пара! – отчитывал Айварс, наблюдавший со стороны. Было... стало понятно, что так обычно первый инструктаж и проходит, всё как по нотам.
Моё тело среагировало на приказ мозга – вмешаться, но оказалось мудрее – застыло. Если вмешаюсь, будет хуже нам обоим, нашёл я объяснение и успокоился.
– Всякий, у кого шрамов больше, чем у вас, для вас старший, – напоследок сказал Айварс.
Девушку привели в чувство, и мы сели у третьей телеги, погружённые в неприятные предчувствия. Полчаса и…
– Караван! Выдвигаемся, занять свои места.
Места на время движения нам определили ещё в посёлке, молча, только весело зыркая и не отвечая на наши вопросы. Логика их поведения теперь стала ясна.
Рука ныла. Ноги шли, мысли крутились, я не обращал внимания ни на руку, ни на мысли. Все эти местные читались моим потоком, приблизительно как мои мушкетёры – маги-недоучки. В них явно чувствовалась структура таланта, но размытая. У моих же магов я почти видел эти каналы япа.
Первый привал после инструктажа. Видимо, давно используемая для этого поляна. Телеги поставили кругом, в середину – фургоны и нашу третью телегу. Так, можно подумать, они нас берегут. С другой стороны, они же по кило железа за нас отдали. Нам принесли два небольших котелка с кашей и чаем.
Чая хватило буквально на два глотка, но каша на удивление вкусная и питательная. Все наелись, и даже осталось бы, если бы Андрей всё не доел, ему нужно. Молча сидели, лежали.
– Кому в туалет, за мной, пары! – подошёл местный. Судя по знакам, похожим на «В» и «Е», переяр.
Все дружненько сходили и уже со спокойной душой и телом улеглись спать. А чё? Охраняют, кормят, бьют. Сбегу я, пожалуй, но позже. Про «сбежать» ничего же не говорили... Так и уснул в мечтах о свободе. Свобода снилась в виде Насти, она сидела на моём кресле-троне в Каскаде и считала бусинки на бусах. Что-то говорила, но я не слышал, а подойти не мог, что-то не пускало.
Потом мне снилось, что я лежу в каком-то гробу, потом – что мне это не снится. Я проснулся под телегой. Пение утренних птиц. Впрочем, я представляю, как сейчас все друг друга поедают, и это, конечно, портит романтику. Птичку... жалко.
Утренняя каша, туалет – и вперёд. Что тут скажешь? Скучно, идёшь полдня, привал, ещё полдня, остановка на ночь. От первого инструктажа отошли, подумали, ну в смысле я подумал, что это в принципе жёстко и даже жестоко, но доходчиво и, скорее всего, продиктовано условиями жизни, а ещё кормят хорошо.
Вот что за скотина такая людь? Его покорми – и у него всё хорошо, хорошо же.
Третий день пути, и мы встали на обед раньше обычного. А, нет, не обед. Рокот, шум, гам. Наши любимые и родные мартышки. Красноглазые. Тут я увидел всю скорость и силу местных. Так же, как и мы в посёлке, они дрались палками, теми же, что и нас... инструктировали. Они были скупы на движения, но эффективны на попадания. Один удар – одна мартышка убегает. Лавина, стремящаяся нас захлестнуть, стремительно поредела, а потом... появились более крупные мартышки, с более серой шкурой... и неприятно визжащие. Их местные начали убивать саблями, да и первых, всех. Запахло кровью, и визг ввинтился в уши. Красноглазые макаки визжат ещё противнее, когда их убивают.
Но довольно быстро всё стихло. Не потому что всех грохнули, а потому что убежали. Тишина и лишь треск... костяных ножек – приближается паук.
Воин, стоящий на нашей телеге и не принимавший в первой битве участия, потому что видимо, нас сторожил... перешёл в первую и единственную линию обороны.
Посыпались пауки, мелкие, средние... крупные. Тех, что сыпались на нас, мы убивали быстро – мелких и пару средних. Мы же не сражаемся, мы защищаемся. А вот с тремя пауками-мамонтами и всей средней паучьей братией между ними разбираются местные.
Я смотрел, как бьётся Болли, наш глава каравана. Он лют, получается, – четыре буквы на шее. Каждый его удар саблей чётко выверен и бьёт в одно и то же место паука-мамонта, с десятого удара он перерубает лапу пауку, что никак не сказывается на его подвижности.
В это время справа появился четвёртый паук-мамонт и атаковал с фланга – там только один воин, и так загруженный средними...
Думать, рассуждать некогда, я выскочил и пробил копьём ногу паука... Ага, попал... Собственно результат предсказуемо никакой. Дальнейшие размышления и выстраивания стратегии битвы пришлось отложить. Лапа-копьё вонзилась в то место, где я только что лежал. От удара второй лапы, той, по которой я бил изначально, я слегка отлетел в сторону.
Что замечательно и примечательно, от удара, как палкой, я не успевал уворачиваться, а от пронзающего – почти всегда. Я крутился как мог. Копьё давно где-то валялось, сейчас не определишь. Рука, пронзённая лапой-пикой, держать копьё всё равно была не в состоянии. Хорошо, что вообще как-то двигалась... спасали миллиметры. Удар, отскок, удар, отлёт. Корректирую полёт носом в землю и смещаюсь вправо. Лапа, летевшая в живот, раздирает мне бок. Мир скукожился до трёх лап. Две бьют – одна, как дубиной, другая, как пикой... Можно приноровиться, почти, особенно когда дубина вдруг становится пикой. Ничего не поменялось, также две дубины, одна пика... разрывающая и так пробитую руку – всё время левый бок и левую руку.
Удар в ноги – и я укатываюсь в корни дерева и прячусь в них от пики. Корень разлетается, и меня пригвоздили – левую руку к стволу... Какая же уродливая морда у этого паука… и противно воняет из пасти со жвалами...
Бой закончился быстро для меня. Сожрать меня паук не успел, его повело влево, стал заваливаться, лапа-пика, приколовшая меня к дереву, вывернулась, и меня отбросило на другое дерево. Солнце померкло. Солнечное затмение, успел подумать я.
Мы вновь стояли строем. Передо мной стоял Айварс.
– Пар не имеет право участвовать в битвах, – говорил он, пока меня... с забинтованной головой, левой рукой и животом били палками.
Лучше бы меня паук прибил... Проснулось чувство уважения к Андрею, который сопротивлялся такому. Чувство уважения проснулось, но, исчерпав запас... уснул весь я – отключился. Меня привели в чувство, снова били. Вроде как, пока меня били в первый раз, я не сказал: «Да, старший…» Вновь привели в чувство. Держали под руки, не давая упасть. Будут бить дальше? Нет...
– Ты, – Айварс указал на Наталью, – проявила свой характер и не дала остальным вступить в битву. Петлю...
На этот раз Наталья шипела, тихо, но всё же.
– Ты, – Айварс указал на меня, – помог нам в этой битве. – Ага, ну надо же... – Петлю!
«Да ну... на...» – думал я... ощущая запах своей палёной кожи. Боль... её не было, меня держали, чтобы я не падал, сознание держалось... только в глазах – я смотрел, как движется челюсть Айварса, считающего до десяти…
Вонючая тряпка под нос, и сознание... и живот, и еда... Нет, меня бы вырвало, если бы я ел…
– Ты, – вновь сказал Айварс, – молчал, петлю...
Я отрубился раньше, чем запах палёной кожи достиг моего носа.
Что уж там… или здесь... Меня качает, штормит, как после лишней бутылки водки. Сосредотачиваешься на этом ощущении, и оно исчезает. Теряешь концентрацию, и начинает штормить.
Открыл глаза. Всё встало на места. Мир перестал кружиться и шататься. Шатался фургон, в котором я лежал с ещё двумя воинами... местными. Один из них скалился, разглядывая меня. А я закрыл глаза и уснул.
– Идти сможешь, – то ли спросил, то ли утвердил Болли, осматривающий меня после моего пробуждения.
– Да... старший, – на всякий случай сказал я.
Идти особо не пришлось, мы встали на ночлег. Я доковылял до нашей телеги и, не ужиная, завалился спать дальше.
Следующий день был тяжеловат. Болел бок, рука, башка... потом легче. Потом мартышки напали, напали без серых, обошлось палками и без пауков. Да, копьё моё нашлось, ехало в нашей телеге, всё одно держать я его не мог.
За шесть дней пути пришёл в себя окончательно, за шесть дней после паучьей битвы. Шёл бодро. За шесть дней... ни одного слова от наших не услышал. Наши... стали не совсем наши... наши стали «ихние». Взгляды потяжелели, улыбки, которых не было, превратились в оскалы.
Наталья держалась особняком, и нас обоих игнорировали. Ладно, я не гордый... я любопытный и злопамятный.
– Ты, – обратился я к... видимо, бывшему Виктору, – сколько дней мы в пути?
– Двенадцать... старший, – прошептал тот.
Всё, всё встало на свои места – и люди, и события. Игнор стал демонстративным, зато закончились джунгли, и мы ехали по роще. С одной стороны – болота, с другой... болота, и мы потихоньку едем к горам, что виднеются на горизонте. Рука приходит в норму, я уже по паре часов несу копьё в руках, тренируя мышцы.
Потом начались луга с сине-зелёно-красной травой. Это что-то нереальное. В этом мире это... нереально завораживающее зрелище.
Перед выездом из рощи, когда это... марево и буйство красок уже было видно, мы встали для отдыха и, как оказалось, для инструктажа.
– Слушаем сюда внимательно, пары. Возможно, кто-то из вас выживет в ближайший год и даже войдёт в стаю. Для этого нужно хоть чуть-чуть понимать этот мир. Джунгли, из которых мы выехали, встречаются на наших землях не часто, всего есть три таких области, там свои опасности и сложности, но все они преодолимы и понятны. Болота практически безопасны, но жить там невозможно. Весь остальной мир – это вот такие луга и горы. Всю прелесть гор вы ещё оцените. – Лицо Айварса расслабилось, взгляд расфокусировался... вернулся, осмотрел нас. – Это место, – он махнул рукой на луг, – убьёт вас быстрее клыка. Твари, обитающие здесь, молниеносны и всегда голодны. К тому, что происходит там, невозможно подготовиться. Единственный шанс – это идти по дорогам из красного камня, что тоже небезопасно, но пройти можно. Вы пойдёте перед караваном. Увидите, почувствуете... то, чего не может быть, остановитесь, скажите старшему, не увидите – сдохните мучительно. Что вам нужно искать, куда смотреть, я не знаю. Вы идёте перед караваном, и ваша задача – просто не сдохнуть. Найдите себе пару палок, говорят, это помогает. Здесь безопасно, в болото только не лезьте, через полчаса выступаем. Ты, – Айварс указал на последнего в нашем строю, – идёшь первым, потом ты... ты...
Мы стояли по старшинству, по количеству укусов: Наталья, я, Андрей... и остальные. Люди с дальнего края пойдут первыми. Наталья пойдёт последней.
– И последнее... – Айварс ухмыльнулся, оскалился. – Кто не хочет идти вперёд, идёт обратно.
Что можно сказать на это предложение? Не-а, ни за что, даже, если бы мне не надо было в Мерцающий город. Кстати, зачем мне туда? Ну, как говорил мастер лука: «Лучше поразить неверную цель, чем стрелять без цели». Или не так говорил? Короче, смысл – лучше наличие цели, чем её отсутствие. Значит я иду в Мерцающий город. Хорошо, а зачем… я поставил себе такую цель?.. Точно? Ладно, я поставил себе цель вернуться домой! Вот!
– Пар, ты чего застыл? Думаешь, куда идти? – Айварс смотрел на меня.
– Нет, старший!
– Хорошо, что не думаешь, думать вредно, пар, особенно тебе.
Конечно, меня заинтересовало, почему это особенно мне, но не настолько, чтобы уточнять. Палки, палки. Зачем мне палки, если у меня копьё? Но пару веток нашёл, пускай будут.
Наша третья телега оказалась третьей с конца каравана. Идти обратно через болото – ещё ладно, но через джунгли – как-то не решился. Думаю, тут сыграло не совсем верное истолкование слов Айварса и логики его или их, местных, поступка. Я так понял, мы будем, так сказать, разминировать дорогу. Что поняли остальные, я не знаю, но воодушевления точно не испытывали! Мне, в общем-то, на них плевать, но радует, что легкомыслие отсутствует.
Айварс забрал первого вперёд, и мы двинулись сначала медленно, потом ещё медленнее, потом быстрее, быстрее и встали. Прошло полчаса.
Местный привёл... шатающегося, осунувшегося, плохо выглядящего... пара в фургон, который ехал предпоследним. Последний – фургон главы каравана. Сам глава шёл где-то впереди.
– Следующий, – сказал тот, что привёл первого.