Красный лист

Глава 18

Нет, кормить меня не будут. Меня отвели на площадку – три на три метра, на крыше ангара.

– Да ну нах… – сказал я через десять минут, но выйти за пределы площадки не смог.

Солнце нагрело камни, ветра нет. Пот потёк градом, охлаждая.

Что делать на ограниченной площади, когда тебя не кормили и перспективы быть покормленным туманны? Например, можно вспоминать всё, что ел и тебе нравилось... ну десять минут, потом можно... не вспоминать то же самое. Потом остаётся только считать вдохи и выдохи.

Шесть тысяч вдохов и шесть тысяч выдохов – и солнце наконец закатилось.

Красный восход поражал… На камнях выступила влага. Восемь тысяч вдохов и восемь тысяч выдохов... Закат.

Кровавый закат... На пирс вывели десяток мужчин и женщин, перерезали им горло и столкнули с красных камней в красную воду… Восемь тысяч сто вдохов и выдохов. Пот уже не выступал.

Кровавый закат. Я сидел спиной к пирсу и видел только кровавое небо, и лишь одна искра зажглась в небе... со стороны запада, на склоне далёкой ледяной горы. Восемь тысяч вдохов-выдохов.

Шесть тысяч... Ну, я орал... некоторое время. Точнее, я думал, что орал. Оказывается, отсутствие воды сильно сказывается на мыслительных способностях и очень сильно – на способность кричать.

Восемь тысяч.

Семь тысяч.

Шесть... пять... три... ноль... Суток за десять я приучил себя спать днём. Ночью камни покрывались капельками росы, и можно хоть чуть-чуть смочить рот. Кажется, что вся вода покинула меня, даже глаза как будто в песке, стараюсь не открывать веки.

Полдня и всю ночь лил дождь. Тело, как губка, впитывало влагу. Камни впитывали влагу.

Спал. Проснулся днём за пару часов до заката. Закрыл глаза и представлял себя на пляже. Шелест волн, свежий морской бриз.

Это легко, когда до моря... пару взмахов крыльями, где они... эти крылья?

Вспомнил, что у меня есть мешок. Надо было воды набрать в пиалу и чайник. Разглядывал йо-йо.

Сон. Мой любимый с детства сон... оставил меня. Три тысячи вдохов и выдохов днём. Мне хватает, чтобы выспаться. Слово-то какое: «вы» и «спать... и «ся». Мысли приходилось прилагать усилие только для того, чтобы мелькнула тень мысли.

Остались только дыхание и слова. Слова без образов, дыхание без... хорошо, что дыханию ничего не нужно.

Дождь через неделю после первого, небольшой, но днём.

Ночью я ел... йо-йо. Если взять йо-йо в руки, чувствуешь жжение, но если сосредоточиться на жжении, оно уменьшается, зато что-то, что-то с этим жжением проникает внутрь и заполняет пустоту. Кристаллы перестают излучать сияние.

Ночь – на первый йо-йо, вторая ночь – на оставшиеся два йо-йо...

Дождь.

День... день... Сто, тысяча, десять тысяч вдохов, день не прекращается.

– Ну чего?.. Допрыгался, Вовка. – Рядом на стул села Настя.

– Ты? Я умер? – Я подошёл, взял Настю за руку, сел рядом на пол.

– О, сколько раз ты умирал!

– Да уж больше, чем нужно... – Я смотрел Насте в глаза, ощущал тепло её руки, её дыхание.

– Как ты тут? Какие новости?

Я оглянулся, попытался открыть глаза... Нет.

– Я нормально. Знаешь... и ведь нормально. Слушай, тут такое происходит.

Я рассказывал, а Настя слушала. Правда, вымысел, мысли и слова – всё слилось в едином порыве. Как оказался в этом мире, как тупил поначалу... в середине... и сейчас. Как строил, воевал и прятался. Истории моих бредов Настю тревожили, а горобы развеселили, и их сбор, и кобееры, что собрались на запах. Урр Насте понравился, а Юджин – нет. Что с родителями всё хорошо, порадовало, а само наличие Ларисы Ивановны – нет, как и её поступок. Что я живой – да. Что умираю – нет... Я рассказывал и будто сам по новой это проживал. Настя впечатлялась Звенящей лестницей и красным восходом. Озеро слёз её насторожило. Только как сама Настя умерла, я не смог рассказать, а она и не спрашивала... В целом она только слушала, а я... высказывал всё, всё, что во мне накопилось и накатило.

– А командиром ДРГ когда стал?

– Да какой командир? Просто, когда жена – дочь генерала, а ты инструктор по рукопашке…

– Выход...

– Я пил... много... потом запил, подрался... Меня твой батя стрелком... случайно... там вообще всё случайно... Стрелок руку сломал, задача была просто метки поставить, потом всё поменялось, потом обстрел... И да, где-то в последние часы перед эвакуацией... был старшим.

– Мы скоро будем вместе, – шепчет она мне на ухо, а её рука исчезает, как исчезает свет.

Она прожила эти пару лет со мной вместе, я прожил их вместе с ней. Но вот мы снова в этом свете... ярком свете.

– Подсудимый! Вы признаётесь виновным в сокрытии правды и в шпионаже в пользу империи некромантов.

Я сижу на полу у стены, а напротив, за столом сидят трое и рассказывают мне про меня. Что казнён буду через жертвоприношение, что неделю меня будут кормить и поить, чтобы привести в нормальное состояние, чтобы я самостоятельно дошёл до пирса и если я согласен, то нужно сказать: «Да». А если нет, то отправят в гнездо... туда, где я сидел, на подумать и согласиться.

– Вы... слышали всё, что я говорил. Было ли там то, что я шпион Зелёного листа?

– Мы слышали только то, что вы хотели рассказать, и этого более чем достаточно для приговора.

И у меня... А я – а, нах... кончайте так. А они – хорошо, если ответишь на вопрос. А я типа – давай. Но в голове только Настя. Настя это была или иллюзия, организованная шаманами... я даже благодарен, настолько мне стало легче после общения с Настей, и всё... всё, что я делал это время, уже не выглядело откровенным фарсом или пафосом. А… ну такая жизнь. Странная только от того, что это я её так воспринимаю... Моя жизнь.

– Как ты попал сюда?

– Красным порталом.

– Координаты точки входа?

– Не знаю.

– Кто открыл портал?

– Не я.

– Кто?

– Не знаю. Серый.

– Твоё задание?

– Вернуться назад.

– Нас не устраивают твои ответы.

– Других нет.

– Будешь думать в гнезде.

– Да и хрен с вами, восстанавливайте здоровье.

Я сидел в камере, нас тут пять мужчин и пять женщин. В чистом – чистые серые шаровары, чистая серая жилетка. Мои сокамерники все в укусах и отметинах – вожди... или шаманы. Я один тут с пятью укусами и одним браслетом. Клык со мной, нож со мной, что это за тюряга такая?

Кормят хорошо, лечат... хорошо. В жертву принесут – плохо.

На третий день... тело...

– Э... алло… – шибануло сознание. Сознание очнулось и такое: – Э, алло...

Прости, Настя, но нужно попытаться, а что попытаться, сознание не сказало.

Мои сокамерники изначально не были столь... сильно повреждены телесно. Но, видимо, приносить нас в жертву будут одновременно. Да и у некоторых в глазах есть несогласие.

– Ну... чего? Бежать будем? – пробуя замок на железной решётке, говорю я скорее себе.

– Решётку выбьешь – я здесь путь наверх знаю. И ещё одну решётку... две решётки – и мы на улице. Там всего-то... через стену, потом лагерь пройти, ну и затеряться. Я думаю, лучше к южанам рвануть, – сказал мужик так ровно, как будто и не стебётся.

– А то! – Я собираю всю силу в кулак, весь поток и бью в замок. Кисть в хлам... кровь... боль... жжение.

Вылечили быстро. Тюремщики, принёсшие еду, принесли и мази – намазали, обезболили, залатали, сказали – главное, ноги береги, чтобы дойти.

– Ну... чего? Бежать будем?

Все, кроме одного, кивают, согласные бежать.

– А ты что?

– А я слово дал.

Я повспоминал. Уф... отпустило, слово, что не сбегу, не давал, дал слово, что сам дойду... А куда дойду, не сказал, а раз дал, нужно держать.

– А я не давал! – сказал я, успокоившись.

– Вот только замок выбей, и бежим, нас тут не караулят.

– Откуда знаешь?

– Я тут типа служил.

– Хорошо дослужился.

– А то.

Замок... Опять же ноги-то беречь нужно. Есть тут одна идейка, не идейка... нужда, потребность. Йо-йо, поглощённые мной, не рассасываются... застряли в руках, чешутся, так и требуют драки. Чем битьё по замку не драка?

Бам – поток, сила, устремление, цель и всё жжение, и все йо-йо... Пф... рука в хлам…

Я отошёл к койке и вылил на руку воду, замотал тряпкой-одеялом. По ощущениям кости целы. Ну и немного дебил – кровати стоят железные...

Мужик, служивший, подошёл к решётке, подёргал.

– Ты молодец. – И, навалившись, выдавил решётку. – Ещё так сможешь?

А то! У меня же... три руки. Я пнул кровать – закреплена.

Вторая решётка поменьше, но и рук целых поменьше... ни одной. Но ту я бил левой... целой, а эти – правой, повреждённой.

Бам – и кости вонзаются, и боль... Бам-бам, бью я... и жжение.

– До рассвета чуть-чуть, – шепчет служивший.

Мы идём коридорами с узкими окнами. В огромном помещении никого, это заставляет задуматься... задуматься заставляет, но додумать нет времени – мы выбежали во двор. Вышли вдевятером, один так и не пошёл.

Налево к пирсу, решаю я. Направо к стене, решает служивый.

– К стене, – говорит служивший.

– К пирсу, – говорю я.

Впрочем, мне попутчики и не нужны, портал – это путь домой только для меня. Я, кстати, и думал рвануть туда во время жертвоприношения... не дождался, натура потребовала действий.

Спорить некогда, а от стены уже идут, бегут к нам.

Рванули... кто куда. Служивший – к стене на дурака, и двое проскакивают. Нас трое – к пирсу. Восход… Красный камень пирса сливается с красной водой. Камень чуть выступал, видно более яркие полосы красного. Линия – бегу по ней, а рядом проваливается в воду мужик и тут же исчезает. Девушка толкает меня в спину:

– Не останавливайся.

Мы бежим прямо на солнце, девушка – точно за мной, я – точно по наливающейся красной линии.

Бежать становится тяжелее, будто навстречу потоку воздуха бежишь. В какой-то момент, если бы не девушка, упирающаяся в спину, меня бы сдуло. Ветер плотно отталкивал от купола.

Преодолевая встречный напор воздуха, мы приближаемся к центру купола, к яркой, мерцающей красным светом точке.

Полметра, двадцать сантиметров, десять. Мерцание замерло. Миг – и край солнца оторвался от края воды.

Вспышка – и ударила волна…

Я лежал то ли в кустах, то ли просто засыпан. Ничего на удивление не болело. Ну кроме рук… кистей. Кисти распухли, ныли, нарывали. По-хорошему... всё настолько хорошо, насколько возможно, понимая, что я ошибся... удачно.

– Тс… тихо – нас ищут, – слышу я голос сбоку, женский.

Я прислушался – тихо, шелест волн... и вонь капусты, но всё же замер. Спустя пару минут подошли двое.

– Обыскивают берег, – шёпот в ухо через пять минут.

– Что произошло?

– Ты хорошо плаваешь. Когда в отключке, нас откинуло... волной, почти до берега. Тихо.

Ну, понятно, тихо, я вообще молчал.

– Мы в метрах ста от крепости. – Через пять минут тычет в бок. – Ну и чего молчишь? Ты не помер там? – Через пять минут опять: – Ну, что дальше?

– Слушай, ты чего такая разгово...

– Тс, тихо!.. Можешь говорить.

– Ещё скажи, что их слышишь.

– А ты нет? Топают, как мамонты.

– Пф... ни разу не видел мамонтов.

– Ты же вроде как шпион Зелёного листа.

– Откуда... такие данные?

– Ну, мы там все вроде как шпионы.

– Ладно, допустим, я шпион, а откуда ты про мамонтов знаешь? Милена!

– Вроде головой тебя не било. И я не била... Тс...

Не, ну чего весь этот мир вокруг меня крутится? Либо Милена, либо Багира. Хотя да, головой вроде не бился, может, капуста так действует? Говорят, в ней йода много, точно, вот руки и нарывает... ага, а мозг от йода умнеет.

– Прошли...

– Так как тебя звать? Багира?

– Ух ты... Откуда знаешь? Так мою соседку звали, ну ту, с шрамом под глазом, они к воротам побежали.

– У меня талант такой – я имена даю неправильные.

– Таланты только у зелёных... Ты-то пар?

– Ага, парашаман-шпион.

– Пары не могут шаманить!

– Так я не шаманю. Шпионю…

– Тс…

– Со мной ну... понятно, ты кто?

– А... неважно.

– Как скажешь. Какие планы?

– На юг, там Паутина не достанет. Пойдём ночью, сейчас надо выспаться... Тс... – Через десять минут: – Ну чего молчишь?

– Ты местная? Ну, с Красного?

– Да, а чего?

– Чересчур болтлива для местной.

Болтлива и обидчива... для местной, размышлял я. Девушка молчала уже час. Я... я маялся дурью – восстанавливал меридианы в руках. Меня Сан Пин учил, а дурью – потому что я их не чувствовал, эти меридианы, только поток. Но и этот поток облегчил боль, пульсировать стало меньше, а главное, сосредотачиваясь на потоке, я забывал о капусте. О, я вспомнил... запах горобов на поляне... Пф... фу, хрен редьки не слаще.

– Меня зовут Калли, я из перворода Асбиор, – через два часа сообщила девушка.

– Ваш род водит караваны к южанам. Думаешь, помогут перебраться?

– Я уже не в стае. Не помогут, но я сама ходила караваном... один раз.

– Почему тобой жертвовали?

– …Я пустая.

– И что это значит?

– Хм, это сложно и долго.

– Тогда не надо. Я, знаешь ли... туповат.

– Ха, тупой парашаман-шпион. У вас там все такие? Тс… – Через полчаса Калли опять начала разговор: – Короче, если кратко, то есть такие... люди, в которых есть место для сути, а самой сути нет.

– Ага, я такое... подобное слышал. У человека есть, у людей нет, людей полно, человеков мало.

– Ну... в целом, если ты стал шаманом, у тебя суть есть.

– А у тебя нет? Ты людь.

– У меня есть суть, но она пустая.

– Хм, как это?

– Тс... Знаешь, я думаю, нас плохо ищут. Может, думают, что мы утонули?

– Хорошо, если так.

– Ну, если так... вообще бы не искали. Ты как? Идти сможешь?

– Да, ноги у меня нормально, только я с тобой не пойду.

– Хм... точно не бился головой? Может, в детстве? Есть легенда, что всех паров перед смертью бьют головой о дерево. Или о камень.

– Красная точка – это портал домой, в Зелёный мир... лист.

– Тебе больше не дадут встать на линию.

– Это и не нужно. Та точка – это изнанка настоящего… портала.

Милая беседа, лёжа в дурно пахнущей жиже... это сближает, но на откровенность не настраивает. И вообще разговаривать что-то расхотелось, наверное, благоприятное действие йода.

К вечеру зазор между патрулями увеличился, а с заходом солнца и вовсе прекратился – патрулирование свернули.

Мы с Калли шли вдоль моря, обходя широко раскинувшийся лагерь.

– Как думаешь, сколько здесь воинов?

– Продолжаешь шпионить?

– Ну а что ещё остаётся? – Я замолчал, сосредоточившись на ходьбе.

Минут пять – и Калли всё, что знает, расскажет. Болтун – находка для шпиона.

– Да, в общем-то, это не тайна, – через три минуты начала она, – тысяч десять воинов, шаманов до тысячи... – Ещё через три минуты: – Ну и мелочёвка, лютов там с матёрами – тоже десятка.

– Вроде как Альрин в войско только шаманов с вожаками берёт.

– В войско – да, а так, обслуга и прочее. Ну и пока тут служишь, можно и вожаком стать.

– А зачем всё это?

– Ты не знаешь, красная точка – это портал, и, если некроманты им воспользуются, мы отобьём атаку.

– Что-то не сходится.

– А ты руками так не маши, будет сходиться.

– Чего?

– Если идти дальше по побережью, будет Вольный город, там нас схватят. Идём вглубь до страды, потом повернём и через неделю будем у хребта.

– Это... куда такой маршрут?

– На южные земли.

– А вот на запад отсюда – большая гора со снегом.

– Золатпик?

– Не знаю, как называется самый большой пик, из лагеря видно.

– Золатпик, что тебе там? Из самых мёртвых земель это самые мёртвые.

– Мёртвые земли – это чёрные пятна с пылью?

– Это здесь это пятна, а там это земли.

– Мне туда.

– Хорошо, до страды вместе пойдём, за сутки дойдём, дальше кто куда.

Калли замолчала на долгих полчаса. Потом рассказала про свою первостаю... первород, что у них есть комната, где хранятся книги. Это такие дощечки, их нужно вынести на солнце на весь день, и потом всю ночь смотреть разные картинки. А шаман их племени даже знает обозначение узоров, которыми там разрисованы большинство рисунков.

– Я даже знаю, что это символ силы. – Калли нарисовала скобу.

– Буква С.

– Ты меня не слышишь, что ли? Символ силы!

– И сколько таких символов?

– Толстый, это имя нашего шамана, говорит, что символов около ста, а если их собираешь в цепочку, то получится понятие, понял? Понятие и понял. Видишь, как хитро?

– В том мире... где я умер, символ – это буква, цепочка – слово, понятие... да.

– То есть цепочка – это и слово, и понятие?

– Ну, можно так сказать.

– У вас странный мир, зачем кому-то давать разные имена одной и той же сущности? Вам там совсем нечем заняться, наверное, из-за этого вы такие слабые.

– Хм… ну на вкус и цвет все карандаши вкусные.

– Что такое карандаши?

Вот так с шутками-прибаутками, с лёгким отдыхом на четыре часа в полдень мы добрались до страды. Я, наверное, узнал этот мир лучше, чем за всё время. Мир Красного листа.

И чем больше узнавал, тем больше вопросов и нестыковок возникало, но, как сказала Калли, руками не маши и всё сойдётся.