Сейчас шли медленно и очень медленно, зато два часа. Потом... хреново выглядящего пара провели в фургон. Мы шли дальше, но прошли расстояние, наверное, такое же, как с первым паром, значит есть какая-то закономерность.
Нет. Третьего привели через десять минут, четвёртого – через час, пятого – Андрея – через двадцать шагов.
Меня вывели вперёд.
– Видишь, горы виднеются?
– Да, старший.
– В среднем темпе, как мы шли, нам до них двое суток топать. Пока не дойдём, без остановок... Иди, пар!
Я пошёл. Так, что я уже думал или можно обдумать сейчас? Во-первых, все живы, выглядели плохо, но живы, о чём это говорит? Ни о чём. Вот дали бы нам поговорить... Ладно, дальше. А что дальше? Поток... всё нормально. Ветерок – свежий, трава – странная, запахи – одурманивающие, но... Что ещё? Я стоял, меня никто не дёргал, не торопил. Я потыкал копьём камни перед собой. Шаг, потыкал, шаг... иду. Потом куда тыкал, туда и наступал... Так... ага, если бы так, мы бы тут стеночкой шли – разминировщики... Можно было бы бочку катить.
Пошёл, тыкал только подозрительные камни, сначала их было много, потом меньше, может, я ускорился. Стоп. Прошло десять минут, я уже ускорился... О чём это говорит? Тороплюсь. Куда?
Я снизил скорость до медленной. Камни, камни... Стоп. Сбоку от дороги... кустик нехороший. Может, дело-то, конечно, не в камнях. Так, а в чём? Смотреть и чувствовать!
Я подошёл к кустику, посмотрел... почувствовал. Пошевелил его копьём... сильнее. Пара гусениц упали на дорогу и, как ошпаренные, рванули с неё. Неудачно. Одна уползла, другая, пододвинутая копьём чуть дальше от обочины, замедлилась, потом свернулась и замерла. Я откинул ее в поле копьём, конечно. Свернувшаяся гусеница – размером с теннисный мяч, ну а я знатный гольфист, копьё моё не клюшка, но что, я зря у мастера копья учился?
Гусеница летела ровно, красиво, пока её не шибануло чем-то, и она осыпалась пеплом, метров пять всего пролетела. Так неинтересно… мне неинтересно, зато оказалось интересно местным. Я увидел местную народную забаву – йо-йо, мячик на верёвочке... кристалл.
– Стой, пар, на месте, – сказал Болли, подошёл ко мне и стал кидать свой йо-йо в то место, где осыпалась гусеница. Один, второй, с пятого раза, видимо, поймал... попал. Шарик заискрился и полетел назад, сжигая нитку, на которой крепился. Бойли поймал его в коробку.
– Иди, пар!
Что ж, давай рассуждать логически, предложил я себе. Давай, эта хрень невидимая, возможно, бывает у дороги, да и на дороге. Может, это мы и ищем? Логично. Ага, вопрос в том, что... как её искать?
Стал водить копьём по дуге, шевелить траву, кусты, искать гусениц... В один момент, когда я шевелил совсем небольшой кустик, что-то так дёрнуло за копьё, сначала на себя, потом на меня. Только за счёт того, что дёрнуло на меня, я и удержался, но шибануло по рукам знатно, а ведь мог и улететь с дороги.
– Ахш-ахш-ахш, – подтвердило мои размышления нечто. Довольно неприятное «ахш». Как... как неприятно.
Больше в окружающие кусты я копьём не тыкал. Минут пять не тыкал. Уж больно куст хорош. Принял все необходимые меры – поза, стойка. Готов... шевелю кустик… Гусениц, к сожалению, не выпало. Ничего не выпало. Зато следующий меня чуть не сбил с ног. Голова заболела, закружилась, мышцы... ослабли. Оседая, я ускорил движение назад, на спину. Уф… полегчало. Состояние... пф... хреновое, но то, что падал я назад, помогло. Впереди на дороге находилась штуковина. Как её назвать?..
– Что ты видишь, пар? – появился Болли.
– Как будто воздух... плотнее, старший.
– Ощущение?
– Головная боль, упадок сил... старший.
– Это называется яма. Если в неё попадёт что-то мелкое, то будет как с гусеницей, а ты бы лишился сил... здоровья, жизни за пять-десять минут. Вокруг ямы обычно бывает поле боли – то, что ты почувствовал. Пары обычно чувствуют боль... поле боли, но не всегда. Теперь, когда ты понял, что такое поле боли, смотри – перед полем боли есть граница боли. Ощути её.
Я встал. Копьём тут не поможешь, выставил руку перед собой и ступил вперёд. Рука сначала... что-то ощутила, потом покалывание, потом удар в голову, вновь осел вниз – и назад.
Второй заход. Нет, границу не чувствовал, сначала пусто, потом каскадное нарастание ощущений… Боль, отскок назад. С пятого раза научился не падать на спину, а отскакивать.
Росло раздражение, злоба... разочарование. Поток показывал только яму как яму – провал в пространстве.
Болли молчал, смотрел на меня выжидающе. Он меня учит... Он не знает, что делать, что вряд ли. Слишком спокоен... ему по фигу.
Идти вперёд нельзя, назад нельзя, стоять бессмысленно. Так, а зачем границу чувствовать? Примерно знаю, где она. И что?
Я остановил руку там, где точно нет поля боли. Да, поле расширилось и остановилось на границе кожи и воздуха, словно поток ветра упруго воткнулся в ладонь, надавил... сильнее надавил. Я поставил вторую руку – физическое ощущение преграды. Поле боли расширяется, расширялось, но упёрлось в руки и не может дальше. Тогда давить стал я... по чуть-чуть... Поле стало уменьшаться, но чем больше давил, тем больше становилась плотность, как в камень толкаешь. Пришла шальная мысль, но рука соскользнула... провалилась внутрь, и поле встало на место, охватив всего меня, отшатнувшегося... Я осел, боль втекала в меня, проходила через меня, впитывалась в меня, как разряд тока, проходила и уходила в землю. Мышцы свело, я застыл. Потом боль кончилась.
Болли подошёл, закинул новый йо-йо в яму, и он засветился. Яма исчезла. Йо-йо оказался в шкатулке, а я – на земле. Руки трясло... нет, трясло всего меня... Меня увели в фургон, и я отрубился.
– Вставай, пар! – Меня трясли за плечо.
Я открыл глаза – лежу в фургоне. Привели шатающегося Андрея. Наталья спит.
– Твоя очередь, – говорил мне местный. Остальные даже... не отреагировали.
Состояние нормальное: во рту помойка, руки тянутся к опохмелу, тело... идёт. Сознание... отсутствует.
Что ещё сказать? Мы прошли половину. Болли нет. Айварс смотрит на меня уставшими глазами, кивает головой – иди.
Иду… Поток… Копьё... Десять шагов, полшага... Стоп. Чувствую границу. Сознание взрывается сиреной – стоп, назад, сюда нельзя, переживать прошлые ощущения... нет, нельзя.
Нельзя, а придётся. Видимо, таков способ перемещения. Пары убирают поле боли, яму убирают с помощью йо-йо. Да? Возможно. Может, и нет.
– Стоп, давай рассуждать логически.
– Давай. – О, диалог с самим собой... Круть.
– Пойдём, так сказать, путём здравого смысла. Пойдём вместе.
– Ага…
– С самого начала, ага, что я сделал не так?
– Шагнул в тот красный портал.
– Не... не так.
– А... Вообще пошёл в пирамиду, что ещё? То, что мусор в тот день выносил... мы вроде довольны.
– Да... довольны... Стоять. Рассуждаем?
– А то.
– В прошлый раз с этой ямой боли что было?
– Что?
– Не тупи.
– Хорошо, но я – это ты, сам не тупи.
– Кто вообще этот диалог запустил?
Стоять... стоять и разговаривать с самим собой... Ну с кем ещё здесь поговоришь? А, я понял. Правила выживания – ну, допустим, выживания – говорят, что, пока ты не получишь сколько-то шрамов, ты должен молчать. Но это со старшими, и если они с тобой говорят, то можно говорить.
Стоп... опять. Что я могу по этому поводу думать? Только вспоминать Сан Пина и... Да, думать можно и нужно, не напрягая мышцы внутреннего диалога.
– Без болтовни, если что, – пояснил я себе.
– Да я понял, не глупее тебя.
Блин, так и до раздвоения недалеко. Причина… причина проста. Совсем, вот прямо совсем не хочется переживать эти ощущения. Я знаю, боль бывает разная – сильная, жёлтая, красная...
Синч твою налево... в лес по грибы... ёжики... ага.
Я сделал шаг назад и сел прямо на дорогу. Никто ни слова не сказал, так и нужно. Значит, во-первых, поговорить с самим собой в своей собственной голове…
– Да, было бы странно говорить в чужой.
– Это нормально, если это помогает решить проблему.
– Мы и решаем, и наша проблема – поле боли и как в него не попасть.
– Ну, по-моему, мы решаем, как оттянуть время.
– Как вариант.
– Не прокатит, нам придётся идти и что-то с этим делать.
– Ну, например, через час, соберёмся с силами.
– Не, предлагаю подумать, как сделать так, чтобы не испытывать это ощущение.
– Это возможно?
– Давай... решим, что это возможно. К тому и был вопрос, что я сделал не так?
– Э... это я решил и спросил.
– Ага, опять время тянем... тянем.
Голоса в голове смолкли, как только я понял: во-первых, я тяну время, во-вторых, нужно решать проблему с прохождением без боли, и в-третьих... в-третьих – это во-вторых.
Я встал, дошёл до границы. Изменение первое – когда я отошёл, граница отошла к яме боли, когда я подошёл, граница потянулась ко мне. Сделал чуть... полшага назад и потихоньку отодвинул ладонь, стараясь не разрывать контакта с границей. Граница пошла за мной. Шаг... полшага… шаг. Фух... ушла. Так, я скорость не увеличивал и резких движений не делал. Хорошо, ещё раз. Нет, точно. Три шага – это около метра, потом граница резко... или не резко, но возвращается. Идём дальше. Пройдя почти шаг, я замедлился вдвое... ещё... сантиметров десять, ещё вдвое – пять... Понятно. Метр восемнадцать сантиметров и сорок шесть миллиметров… Ага, это я опять время тяну, если грубо – метр десять, дальше граница не идёт. Зато... придётся идти мне. Метр десять держу границу одной рукой и давлю на неё другой… О... тут она хорошо продавливается. Что мне это даёт? Попробуем её с дороги убрать.
Если бы я это видел, то хорошо, а так я оторвал границу от одной руки, зато вторая... ай... вторая вошла в поле боли. Не так резко, как... в первый раз, не так больно, не так выматывающе, не так... Тоненький противный ручеёк, как скрип пенопласта по стеклу, как скрип квашеной капусты на зубах, как... Перечисление противностей не спасло, менее противно не становилось. Зато... я могу двигаться и потихоньку убираю руку, граница идёт за ней, метр десять, двадцать. Полтора метра. Боль ослабевает, на грани чувствительности. Пф... и граница уходит. Я оседаю на дорогу, всё же высосало из меня знатно, но эксперимент не завершён.
Ищу границу. Она уменьшилась, приблизилась к яме метра на три, сейчас до неё метров десять, она уже почти видна.
– Йо-йо пролетит метров шесть-семь, – подошёл Айварс, – уменьши ещё.
Я уменьшил, меня сложило, обесточило, и прочие прелести работы с границами боли. Результат, что и в первый раз: увели в фургон и уложили спать. Но, что радует, я научился уменьшать боль.
– Вставай, пар, – опять будят меня.
На этот раз до ямы мы дошли за час спокойной ходьбы. Ночное небо полыхало красно-синими разводами. Луг отсвечивал, вторя, вспыхивал, переливался. Я так впечатлился, что почти не прорвал границу, и только сигнализация... До этого у меня было животное чувство – буду я голодать или нет. Сейчас появилась ещё сигнализация – ещё сантиметр, и будет больно! Всё же боль – очень хороший учитель.
И вновь... Да, даже этот лёгкий вариант меня не устраивает, но все попытки и эксперименты, чтобы уменьшить границы поля боли, пока напрасны. Боль нужно, собственно, уменьшить, то есть... пропустить через себя.
А ведь... хм... А если так? Я попробовал управлять болью... Боль – как поток. Боль колючая. Пропускаешь её по телу – то ещё мазохистское приключение. А если не через всё, а через кожу… мышцы... кости... сухожилия? Бр... что ещё? Пропускание боли как потока... больнее, но зато меня не вырубило, не обессилило… я стал колючим. Вся колючесть боли осталась во мне, но и мои силы... сила, она стала злее, резче.
Я прямо жаждал...
– Пар!
Я обернулся. Болли стоял метрах в пяти с двумя палками для макак и инструктажа паров. Одну он бросил мне.
Рука взметнулась, ловя палку, а тело уже преодолело три метра и встретило удар Болли ногой ему в живот. Болли смещается, пропускает ногу и бьёт палкой наотмашь по… под колено. Боль, она должна быть в ноге, но растекается по всему телу, заметно ослабляясь, а Болли уже делает подсечку. Моя нога, которой я бил в живот, так и не встала на землю, когда вторая потеряла опору, зато рука поймала палку и бьёт... куда достанет, по дуге, слишком широко. Бум – всё тело принимает боль от падения. Я кручусь, и палка Болли бьёт мимо, а не в голову. Бью Болли по ближайшей ноге, по икре, но тот лишь поднимает ногу, перешагивает ею через мою летящую ногу, ставит свою на землю. В это время палка... вновь бьёт меня под колено, и вновь я не чувствую боли в ноге, чувствую расплывание тепла во всём теле. Так, с этим разобрались, и тело, перестав ожидать боли, ускорилось... Щёлк – и Болли перестал быть смазанным силуэтом, он быстр, молниеносен, и да, следующий удар в голову – я не смогу увернуться, я подставляю руку... Бум – всё вернулось к норме. Руку обожгло болью, мозг... Дальше не помню…
– Вставай, пар! – будят меня.
Полдень. Настроение, как варенье... сладкое и хочется воды. Никогда не пил настолько вкусную простую воду и... настолько питательную простую воду. От еды я отказался.
– Свою порцию съешь, – не дал мне встать Айварс, – потребности твоего тела не изменились.
Через не хочу... я начал есть. Ох, как же проголодался, я бы ещё съел, если бы было чего.
Я уже шёл довольно бодро. Скалы уже в полнеба. Может, в таком ритме дойдём за пару часов, но... это же горы, думаешь – час, а на деле день.
И да, день. Я прошагал день – и ни одной ямы. Блин, не то чтобы я жаждал, да, блин я жаждал... меня трясло, как от похмелья.
К вечеру мы вошли в посёлок, если это можно так назвать. Огромная площадь, выложенная камнем, как на дороге. Довольно ровно выложена, лучше, чем на дороге, и стена из того же камня, полметра высотой. И… фургоны, телеги, шатры. Этакий посёлок на дороге. То есть не на дороге, а на колёсах.
Здесь типа сеть дорог. Мы въехали в наш квадрат, где ровненько разместились наши телеги и фургоны. Как и в других подобных квадратах, посередине было место для четырёх шатров.
Всю нашу семёрку разбудили. Выдали новую нарядную одежду. Штаны – шаровары серого цвета. Сапоги чёрные и жилетку серую. Мужская жилетка. Тонкая женская жилетка. Блин, Наташкина подружка в жилетке с такими... Пф... спокойно.
Мы все такие приодетые, серые. Вот ведь где цветовая дифференциация штанов. Наши сопровождающие, включая Айварса, в чёрных шароварах. Болли – в синих. Зато все местные в серых рубахах и цветастых – на все лады – жилетках с узорами, камнями... Прямо воронья радость. При этом во время похода они были одеты во всё серое, как мы сейчас, только с рубахами – видимо, до рубах мы не доросли.
Есть и спать.
Утро, как говорится... неизбежно. Маски сброшены, Рубикон перейдён... сволочи сволочены. А, в принципе, чего ещё ждать от общества с красными шароварами, ладно, синими, и шрамовыми рангами? С утра нас кормить не стали, отвели на центральную площадь. Там в центре есть скамеечки, и на них сидят пары, в смысле пары... такие же, как мы.
Попаданцы с браслетами, в серых жилетках – штук тридцать, и нас семеро. В основном один раз укушенные, или как там? С одним круговым шрамом. Двое паров с тремя шрамами и ещё один с двумя. Теперь понятно, почему без рубах. Чтобы покупателям было видно. Кстати, в нашей семёрке двое так и не шрамировались.
Только кандалов с цепями не хватает. Жалко только мне себя... или нет? Сбежать я всегда успею, нужно только снова свою скорость увеличить... раза в три.
Местные подростки – мальчишки и девчушки – так же, как мы, в сером, но в рубахах, принесли еды. Я отказался, никто не настаивал. Так и просидели весь день. Никто не ходил, не рассматривал, в зубы не заглядывал, к вечеру появился Айварс.
– Ваши стаи определены, пары!
Что интересно, никто же не говорил, что нужно вставать, если старший с тобой говорит, и, видимо, на это пофиг. На одного вставшего Айварс даже не взглянул, а он так и остался стоять, пока не пришёл Болли с... ещё одним синешароварным дедом и красношароварной девицей... лет пятидесяти. У этой шрамы даже на лице. Ну и прочие... неинтересные в синих, красных и один в белых шароварах.
Красношароварная забрала Наталью, но посматривала... на Андрея. Меня забрал ничем не примечательный парень, мужик в синих шароварах. Ну и остальных тоже разобрали.
Улочками и поворотами дошли до моего нового квартала. Сунули миску еды, я отказался, никто опять не стал меня уговаривать. Вручили серую рубаху и указали на фургон.
– Привет, меня Вик зовут, – стоило мне залезть, сказал уже сидящий там парень.
Девчонка, сидящая напротив него, хихикнула.
– Вик от Виктора?
– От Викентия.
– Судя по имени, ты уже десять укусов получил, но знака на шее не вижу.
– Он уже по полной сегодня получил, – развеселилась девчонка, – у меня три укуса, у него два, а у тебя сколько?
– Три.
– Значит всё ровно, можешь его палкой побить.
– Зачем?
– Чем больше он поймёт сейчас, тем дольше проживёт, но это не точно.
– Да, я тоже считаю, что продолжительность жизни не зависит от... палок, – выдал я экспромт и мудрость.
– Ну и зря, – сказала та. Она явно выглядела лет на двадцать, по ощущениям на... двадцать два. Этакая философствующая феминистка, когда нечем заняться.
– Зря что?
– Зря считаешь. Меньше знаешь, крепче спишь, морщин не будет.
– Уф, что-то так много я давно не разговаривал.
– Та же фигня, не с этим же болтать. – Она кивнула на Вика.
– Я к тому, что вечер, спать здесь будем?
– Хм. – Она отвернулась. Обиделась, что ли?
Ну и ладно, нашим легче, болтать я особо... не люблю.
– Здесь, – видимо, очнулся или проснулся Вик. – Лизку не слушай, она добрая... бывает.
– Заткнись уже, придурок, – обернулась Лиза, – меня не Лизка зовут.
– Ты же не говоришь, – парировал Вик, – а похожа на Лизу, будешь Лиза, надо же как-то к тебе обращаться, да? – Это уже мне. – Тебя-то как звать?
– С одной стороны, оно, конечно, так. С другой стороны, не надо меня звать... С третьей, зови меня... Саша.
– О, Шурик, значит. Занятно. Ты чё вообще, откуда и как здесь?
– Вик... закрой свою пасть! – зашипела Лиза.
– Пф... хм... – заворчал парень, но замолчал.
– Э... не Лиза! Расскажешь, что тут да как? – решил я тихо реабилитироваться. Девушка явно хотела выговориться, причём мне.
– Я НЕ ЛИЗА!
– Да я понял уже, я так и сказал – Не Лиза!
Некоторое время она думала, симпатично морща носик.
– Ты такой же дебил, как и этот. – Девушка кивнула на Вика, а потом что-то в него бросила.
– Да ладно, Лиз, ну что ты дуешься? – попытался успокоить её парень.
Попытка не пытка, ага, но с ноги в живот парень получил.
– Достал ты меня. Я говорю, не лезь ко мне, я не Лиза, ни Лиза, ни Не Лиза, понял? Уже мне...
– Не Не Лиза – как-то длинно, – сказал я. – Всё-всё, понял. Но вопрос остался – как к тебе обращаться?
– К нему – дебил, ко мне – я сама решу, как обращаться, понял?
– Послушай, ты же хотела поговорить. – Тут я задумался. Давно я настолько «по-нормальному» не разговаривал, тут же особый подход нужен. – Давай завтра, обещаю послушать.
– Нет уж, или сейчас, или никогда!
– Ох... уж... а скажи, пожалуйста, ты давно попала?
– Месяц назад.
– А чего из посёлка ушла?
– Какого посёлка?
– Хм... всё, вопросов пока нет, я весь внимание.
– Да пошёл ты! – Она отвернулась и легла.
– Пф... Ну вот и везёт же мне с женщинами, – сообщил я Вику.
Тот собрался что-то ответить, но посмотрел на Лизу и тоже лёг спать. Оно и понятно, так-то уже ночь.