Красный лист

Глава 6

– Идём. – Я, опираясь на посох, заковылял в проход, противоположный от слизняка.

Их всего-то два, но мне в тот, что противоположный, пф... Уже началось бредовое состояние. Видимо, сказывается потеря крови. Идём. Ю Лад явно лучше сохранился, повреждений, кроме как от спиц, не видно. Проход идёт вверх с лёгким уклоном, это должно затормозить слизняка, но и нас тормозит, по моим прикидкам. Где-то здесь мы оказались выше поверхности земли, видимо, уже в самом мавзолее...

Кольнула мысль о Милене, но, за неимением желания её обдумать, отогнал. Повлиять на это я не могу.

Мы вышли в зал. Финал. Достаточно большой, достаточно высокий – достаточно для чего? Единственная достопримечательность зала, кроме, конечно, стен и пола с потолком, всё так же сделанного из единого слитного отполированного куска, нет, просто камня… Камень. Да, достопримечательность зала – камень. Куб шириной два с половиной метра, точно не три. Совсем другой камень. Шероховатый на ощупь, гладкий на взгляд. Светло-серо-зелёный, с чертами, складывающимися в рисунок. Да, шероховатость именно из-за рисунка. Черты как будто нацарапаны, они кривоваты каждая по отдельности, словно чертил первоклашка через полгода школы. Но все вместе составляли довольно строгий рисунок – орнамент, суть которого от меня ускользала. А ещё... ещё складывалось впечатление, что это не камень, а кусок льда, такой же холодный, источающий туман.

И как бы ну пофигу и на камень, и на холод, и на орнамент, вот реально. Не пофигу на то, что слизняк нас догоняет, не пофигу, что дальше идти некуда, не пофигу, что уже сутки на ногах, ну и ещё пара десятков «не пофигу».

Я сел в дальнем углу зала. Прислониться к стене не получалось, из-за плавного перехода от пола к стене я соскальзывал. Адреналин испарился. Тёплый пол. Меня развозит.

– Нам нужно на куб, мой ярин, – наконец выдал своё заключение разведчик, исползавший весь зал и куб.

– Он холодный.

– Когда приползёт тварь...

– Тварь практически не слышно, час-полчаса есть, надо вздремнуть. – Я практически руками держал свои веки, и только то, что я жевал мясо, не давало уснуть, только моё пережёвывание держало меня с этой стороны сна.

Я, кстати, не уверен, что с этой... может, мне это снится? Не, фу-фу такие мысли думать. Можно до такого додумать… А потом дзинь – и пора в школу. Не люблю школу, физичка, блин, меня валит постоянно, вот что... фу-фу… Кусок мяса кончился.

– Ты дежуришь первый, – сказал или подумал, что сказал, я. Бороться со сном оказалось...

Две армии застыли друг напротив друга, как две волны, вздымающиеся ввысь в стремлении поглотить друг друга.

Ровные коробки воинов, чёрные доспехи, копейщики, мечники. Застыли в нервном ожидании. Безразличие и решимость. Конечно, выжившие будут, но шансы в каждом конкретном случае не велики. А потому в свой последний бой вкладываются все силы и таланты. Броня вычищена, мечи остры. Хорошо стоять в первом ряду – нет даже призрака надежды, только путь, а еще видно всё, что тебя ждёт. Хорошо стоять во втором ряду – надежды нет, но спина товарища, прикрывающая тебя, закрывающая обзор, оставляет только одну задачу – биться, а пока жив тот, кто впереди, жив и ты.

Тяжёлая кавалерия по флангам – они тут лишние по сути. На деле их задача – держать боевой дух пехоты и создавать видимость массы. Ржание и храп коней успокаивают, с одной стороны, а с другой, разбавляют тягостную тишину. А мысли прокатиться волной по отступающему противнику заставляют скалиться и разгонять тревожное ожидание.

Лучники – вот кто или точно выживет, или точно нет, без всяких «или». Тетива ещё не натянута и не смазана, смешки и разговоры лениво пресекаются командирами.

Обозники – вот кто собирается выжить в любом случае и уже выживает – вереница телег удаляется, подгоняемые лошади ускоряют шаг.

У каждого воеводы должен быть холм или огромных размеров чудовище. Воевода на холме, в чёрной броне, восседает на... лошади, лишь издали похожей на лошадь. У неё чешуя и клыки. Лошадь под узду держит оруженосец воеводы. Он периодически бьёт кулаком в морду лошади, когда та поворачивается к оруженосцу, ища, что бы пожевать. И, судя по правому уху оруженосца, ей это иногда удаётся.

Воевода расслаблен и доволен. Он ждёт подмогу, и звуки порталов за спиной помогают расслабиться ещё больше.

Бум-бум-бум – загромыхали барабаны, выбивая ритм. Бум – и замерло всё, барабаны стихли.

Барабанщики – древолюды – тревожно замерли, всматриваясь вдаль. Шерши, обычно сидящие на плечах и головах древолюдов, поднялись в небо… метров на пять. Подъём требует от них больших усилий и громких звуков. Держать в воздухе свои мохнатые тельца шерши могут практически беззвучно. И, как они заняли позиции наблюдения, всё опять погрузилось в тишину.

Уродливые горты, слегка толкая друг друга, поднимают свои волосатые морды, наблюдая за шершами. Склоты, издали похожие на людей, собранных из палок и верёвок, безучастно молчат, переминаясь с ноги на ногу. Торуны нетерпеливо вздрагивают. Под серой кожей пульсируют венки и бугры мышц. Вся их поза показывает готовность к стремительному броску, но архитектура тела безжалостна – медлительность и огромная сила, сосредоточенная в верхней части тела. Короткие лапки, заканчивающиеся копытами, лишь подчёркивают медлительность.

Воинство замерло, ожидая указа. И только мелкие мрины размером с десятилетнего ребёнка (по сравнению с другими мелкие) не могут останавливаться. Замедлившись до минимальных для себя скоростей, они перемещаются под ногами, над головами, по головам, внутри, снаружи. Их много, они движутся постепенно, отчего кажется, что воинство – единый организм и колышется, как море. Мрины самые слабые, но и самые быстрые. Могут воткнуть спицу в глаз врага и тут же умереть или сбежать, что чаще. Впрочем, мринов никто не считает – они, как листья под ногами в сезон опада.

Ведущий воинов воевода замер на возвышенности, ожидая чего-то. Всё воинство ждёт его указа. Вдали вспыхивает, и небо окрашивается в сине-красные цвета, подчёркивая морщины вокруг глаз мужчины. Он собирает свои длинные до плеч волосы в пучок и надевает обруч на голову. Его водянисто-голубые глаза меняют цвет, становясь ещё более водянистыми.

– Слушаю, мой старший брат.

– ...

– Мы заняли указанную позицию.

– ...

– Да.

– ...

– Не пришли.

– ...

– Да.

– ...

– У нас же нет права отступить.

– ...

– Если старший брат так решил... Улиич последует за ним.

Мужчина поднимает руку.

Бум – бьёт барабан.

Мужчина смотрит мне в глаза…

Бум – удар барабана вышибает меня из сна... или не сна...

Ещё не открыв толком глаза, я резко отскакиваю назад – стена. Сползаю вперёд, вправо... кувырок…

Слизень обиженно ощупывает то место, куда собирался опустить своё тело и где только что лежала моя нога... Крутит головой. Если бы у этой желеобразной субстанции была голова, она бы сейчас была повёрнута ко мне и укоризненно кивала в такт моему заколотившемуся сердцу.

Тук – раз, тук – два... тук – пять, сердце колотится... в ритме... в ритме «не привлечь внимание, но всё же остаться в живых».

Слизень поёрзал, покатался по тому месту, где я лежал. Я, сидя на попе ровно, за счёт одних ягодичных мышц незаметно отползаю и, разрывая дистанцию до двух метров, оцениваю положение вещей.

В зале три слизня. Один перекрывает выход, именно он наполнен железом спиц. Мой слизень. И слизень, подползающий к Ю Ладу, – метра три осталось. Не имею информации о реакции слизней на звук (в принципе, как раз на звук и должны реагировать), зато немного представляю скорость слизней – она достаточна, чтобы меня догнать.

– Ах... ты ж, гадина, – не сдержался я, когда слизень решил прибрать мой вещмешок. – Мою хавку хавать... – Я уже осознанно ору, стремясь разбудить разведчика: – Ю Лад, твою налево... подъём!

Слизни замирают, качаются. Ю Лад потихоньку отползает, прихватив свой вещмешок. Потом подскакивает и бежит к кубу, залетает на него, кажется, даже не касаясь... в прыжке.

– Ах, ох!.. – кричит Ю Лад, подпрыгивая на камне.

Слизни на пробежку среагировали мгновенно, устремившись за Ю Ладом. Мой слизень даже бросил мой на треть поглощённый вещмешок. И он же, как набравший наибольшую скорость, врезается в куб и замерзает.

– Она, ах... ах, – подпрыгивает Ю Лад, – он холодный, ах...

Второй слизень умудряется остановиться в метре от куба, его прозрачность густеет, он движется медленно, но отползает.

Я уже у посоха. Пробежка. Удар. Посох пружинит, отбивает руки, но эффект достигнут: слизень рассыпается на куски. Ю Лад уже за моей спиной стаскивает сапоги и растирает посиневшие ноги.

– Уф-уф, ах... ох, холодно.

Осколки слизня, отлетевшие от куба, начинают отползать от куба, соединяться. Один, самый большой кусок... я подтолкнул ближе к кубу, и он замёрз. Слизень у ворот волнуется. Мелкие слизнята – осколки – отползают, соединяются в одного, размером с кошку.

Я сделал пару шагов от куба, зубы начали постукивать, тепло обступило тело, стало клонить в сон. Шаг к кубу – холодно очень, но бодро.

– Ю Лад! – окликнул я охотника, уже растеревшего ноги и пытающегося заснуть. – Ю Лад! Иди сюда! Срочно!

Разведчик проснулся.

– Там холодно, мой ярин.

– Иди, пока спать не расхочется.

Найти золотую середину не удалось: либо мёрзни, либо спи.

– План такой, – стуча зубами и пытаясь мыслить, сказал я, – хватаем этот кусок слизняка, бросаем того и бегом отсюда.

– Да-да-да… хо… ро… роший план… Ты хват... ай... слизня...

– Хорошо, ты хватаешь мой вещмешок.

– До... до... говор.

Любой план хорош ровно до того момента, как начинаешь его реализовывать.

Начнём с Ю Лада. Хватая мой мешок, он опять чуть не уснул, поэтому побежал рядом с морозилкой, чтобы взбодриться, – это лишних пару секунд. Слизняк с железом постарался уклониться от встречи с замороженным собратом, в этот зазор я и успел пролезть.

Ю Лад – нет. Точнее, не весь. В прыжке он перелетел через заграждающего слизня, задело... зацепило только ноги ниже колена, ну и оба мешка... там остались.

Пятнадцать секунд стремительного бега, потом вопли, охи. Ю Лад скидывает штаны и сапоги, уже порядком истлевшие.

– Ж… жётся, – жалуется охотник и бежит, сверкая ягодицами, на покрасневших уже непонятно от чего ногах. То ли от холода, то ли от кислоты.

Зато бежим прямо резво, и вчерашний путь от бассейна до куба пробежали не за четыре часа, а за час.

Остановились только у бассейна. Я, в общем-то, одетый и с посохом. Ю Лад... в куртке и с одним кинжалом. Хорошо, что мода средневековья диктует длинные куртки.

– Последний седьмой проход, там, скорее всего, все воины готовятся к битве, – сказал Ю Лад.

– Ага, выскакиваем, заскакиваем...

– Ага...

И вновь планы, планы... планы-великаны. Воины среагировали на нас, зато спицы и тупик – в седьмом. Мы выскочили в зал, где уже и воины готовы, чтобы долго не думать, да и некогда. Ухватил Ю Лада за пояс и кинул его в проход, через который мы пришли.

Всё верно, всё логично. Усыпальница и её сторожа. Осторожно выглянули. Вчерашняя масса тварей... увеличилась, заполнив и тот проход, через который мы зашли и на этом остановились.

– Только вверх, – констатировал я.

Что радует, дорожка не становится уже. Всё та же длина стопы, только вот появились провалы. Мы прошли ползала, когда на балкон выполз наш слизень. А над балконом со слизнем увидели проход, и, собственно, всё. Дальше дороги нет.

– Только вперёд, – подтвердил Ю Лад обречённо, но с надеждой... только надежды той... мало.

– Не кипишуй, бесштанная команда, мы выжили, и Милена выживет, она-то у тебя точно не такая беззащитная, как ты.

– Да, если бы так, мой ярин, если бы так, – шептал Ю Лад, но уже бодрее, или это камешки под босыми ногами его бодрили…

– Хм, наверное, мы не будем принимать ваш внешний вид на свой счёт, – раздался мужской голос.

Мы вошли в комнату... хорошую, чистую, светлую, с окнами на лес. На диване за чайным столиком сидели двое, точнее, сидело трое – три пустых чашки, сейчас двое. Один явно молодой, второй – здесь главный.

Как я понял, есть такие диваны, на которых можно развалиться, слово-то какое – «развалиться». Так вот, этот диван такой – для разваливания. На нём развалились двое. Развалились так, что их серые хламиды с капюшоном всё скрывали, ни намека на... ни на что. Такие две хламиды, в которых скрываются люди. Но один – хозяин, другой – молодой. И говорил с нами молодой:

– Зачем пожаловали, Юджин Филип Лад и Север... ярин?

Вообще робость не свойство Юджина, или я его плохо знаю? Хм, плохо знаю. Ю Лад замер на первой букве.

– Здравы буде, люди добрые, простите, что без приглашения, сестрицу ищем сего отрока. Так уж получилось, что путь наш привёл к вам, не сочтите за труд, поспособствуйте…

Уф, я давно за собой эту хреновину заметил – этот высокопарный былинный стиль, и появляется он, в общем-то, когда я... скажем так, не в сильной позиции.

– Хм... ха... ярин Север, что же стоите? Присаживайтесь.

За нашими спинами оказалось то, чего не было, – кресла. А мы сами оказались вплотную к столику с четырьмя чашками, наполненными ароматным чаем, настолько вкусно и одурманивающе пахнущим... что пришлось бить Ю Лада по протянутой руке.

Мы сели. Довольно мягко, комфортно и достойно. Не та расслабленная поза наших... собеседников, а такая, нормальная для переговоров – поза «на равных».

Молодой хмыкнул, и чашки исчезли.

– Не добрые мы и не люди, но за здравие наша благодарность. Что же до Милены... она сама пришла, никто её не неволил, и сама ушла, дальше.

– Г... де она? – выдавил Ю Лад.

– Там. – Молодой махнул рукой вправо, где возникли два прохода: с серой дымкой и красной дымкой.

– В каком?

– Один... один вопрос вы можете задать и получить один ответ.

В животе заурчало, сейчас бы мяса сушёного... Это я так отвлекаюсь, потому как вопросов-то у меня три... нет, четыре, один важнее другого, но какой в них смысл, если ответ только один?

Я откинулся на спинку кресла, разглядывая комнату наших собеседников и проходы, похожие на порталы.

Стараясь хоть что-то понять или ощутить, я запустил поток. Вокруг пустота, поток не видит преград. Зато я стал видеть сероватую дымку.

– Что мы получим, пройдя этими порталами?

– Странный ты, Север... ярин, у тебя есть вопрос ценою не в жизнь, ответ на который стоит всей твоей крепости, но ты... Да, хорошо, вопрос задан, и вот наш ответ. Если вы решитесь войти в эти порталы, выжить и вернуться, Ю Лад получит свою сестру, а ты – возможность задать один вопрос и получить на него ответ... Как вам такое?

– Устроит, – заговорил осмелевший разведчик, встал и направился к порталам.

– Нет, Юджин. – Молодой не пошевелился, но Ю Лад замер на полушаге. – Выбирать, куда пойти, будет твой хозяин, ты не ощущаешь, как растёт твой долг?.. Выбирай, Север-ярин. Идти в портал или через свет вернуться так же, как пришли. Орда уже обрела свой путь, и вы сможете выйти. К слову, ярин, до тебя выбирали вернуться и возвращались. И в этом нет их заслуги, впрочем, как и нашей.

На последних словах старший чуть сдвинулся, а младший... видимо, получит позже, что-то не то сказал.

– Из трёх дорог всегда выбирай ту, что ведёт к смерти, – сказал я, уже понимая, что мой портал – красный.

– Это неверный выбор, – понизив голос, сказал молодой.

– Выбор не может быть верным или неверным.

– Это неверный выбор интерпретации правила пути.

– Что ж, значит я ошибся, я выбираю красный.

– Выбор сделан, последствия ждут, идите, и пребудет с вами путь и поток.

Нет, ну а чего? Чего тянуть-то? Раньше сядешь – раньше выйдешь… Ощущение, что последние полгода меня ведут по тропиночке... Да, есть такое, но я иду, и это мой выбор – идти или не идти. Выбор, обусловленный мною самим. Да, выбор без выбора – всегда да, идти.