Красный лист

Глава 13

Моя устоявшаяся картина мира, что пары нужны для прохождения ям и полей боли, не то чтобы треснула, она с треском провалилась.

Мы... наша стая – я заставляю себя даже в мыслях использовать те слова, что приняты здесь, – идёт себе бодренько. Ну как идёт?.. Пары идут пешком, местные заняты – крутят педали телег. У нас их десять, собственно все местные и заняты.

Так вот, местные проходят ямы и поля боли ну не сказать чтобы легко, но бодренько. Идёт, идёт да тот же Варди, потом его движения становятся... текучими, потом йо-йо влетает в яму, заряжается и отправляется в шкатулку. Караван при этом даже не притормаживает.

Что радует, занимаются этим люты.

А мы, пары, так вообще сбоку... идём сбоку телеги и не мешаем.

Три дня пути, две ночи в болотных рощах, и мы пришли. Логово нашей стаи – посередине луга. Из-за простой зелёной травы на крышах пяти домов наше логово выглядит издалека как пять ровных валов земли, заросших травой.

А вблизи – своеобразное... поселение. Всё, как я уже видел: стена метровая вокруг поселения, вокруг логова, внутри всё вымощено тем же красным камнем. А вот дома – пять одинаковых треугольных фасадов из красного камня, сверху засыпанных землёй. Большие дома – высокие и длинные, а на крышах пасутся козы и что-то среднее между гусем и не гусем – гусь без перьев, а с чешуёй. Была бы морда, как у змеи, был бы... ну, маленький жирный дракон. Урр... как ты там? Отклик есть, всё хорошо. Стоило мне покинуть джунгли, как я стал ощущать дракона... на уровне ощущений, ощущать ощущениями. В общем, всё нормально у них, у него. Переживал за меня, но сейчас всё ладушки, как говорят местные.

Нас встречали... э... так радостно, но сдержанно. Дети лет до шести радостно бегали, орали, хватались, залезали на руки, остальные подходили, хлопали по плечу, говорили: «Здрав будь... волчонок». Ну это ко мне так, к волчатам. Я похлопывал в ответ: «Здрав будь, старший».

Да! На предыдущей стоянке Аделина, пусть легки будут её шаги, всё-таки рассказала парам, что да как. Если в двух словах – молчим, смотрим, учимся, говорить, когда спросили, честно, кратко, по делу. Когда приветствуют типа «Здрав будь», приветствуешь в ответ, прибавляешь «старший» или ранг, если это мастер или вожак. Но можно всегда «старший». Что порадовало, приветствуют только из своей стаи и если более недели не виделись. Вот такой инструктаж, и это я его ещё раза в три длиннее рассказал. Аделина, пусть будут легки её шаги, умеет быть понятно-краткой.

Почему легки её шаги, сие науке неизвестно, но со слов Неласки, её дочери, потому что Аделина – старшая мать, и когда о ней говорят не в её присутствии, это такое правило, опять же внутри стаи, опять же, чтобы чужие не услышали. Старших матерей всего пять. Те, кто вошёл в пятёрку с наибольшим количеством щенков. Аделина на втором месте в стае, и то потому что мы, пятеро паров, сейчас её щенки. До этого она была на четвёртом месте. Вот такой вот хит-парад. Ага, щенков-паров... приняли в стаю, как дали клички, то у них, то есть у нас, появилась мать. Кстати, матерей пять и домов пять.

Сначала я всех считал, потом сбился – что-то около ста пятидесяти без совсем мелких. Плечо ныло, язык отвыкший... тоже устал. Видимо, у всех, потому как совместный ужин в центральном доме, доме вождя, прошёл молча.

Нас сначала показали. Аделина, пусть будут легки её шаги, подошла к каждому своему пару-щенку и рассказала о нём:

– Нелиза – соблюдает традиции и чтит устои. Вик – тихий бунтарь. Малёк – глупый волчонок. Молчун – молчит. Дубина – сильный, но неуклюжий.

Показали наши укусы – получается, три, три, четыре, четыре, два.

Если подумать, в тот вечер я последний раз и слышал слово «пар» по отношению к себе, другого полно – и «дебил», и «кретин», и... весь набор приятных и неприятных эпитетов. Мой словарный запас пополнился в три раза, и всё это в первую неделю. Я бы не сказал, что заслуженно, но только потому что лучше молчать, хоть издали на человека похож будешь, тьфу ты, на волчонка.

Но в этот вечер было прямо хорошо, душевно. Чувствовалась общность и единение.

После ужина нас отвели в мужской дом. Такой же, как у вождя, только половина дома – загон для коз. Но дом разделен капитально, ни звуков, ни запахов. Тут живёт около тридцати людей, у каждого почти своя комната – «почти» значит, что есть только три стены и шторка. Не хочешь, чтобы тебя трогали, шторку закрываешь, вышел из комнаты – открываешь. В своей комнате ты царь и бог… нет, не так сказал, ты можешь всё, и только вожак может всё ещё больше. Но не будет порядка в норе – будешь спать на улице. И вот вопрос, где там бардачить – кровать, то ли каменная, то ли земляная, и железная подставка для вещей. Всё.

Сон. Сон – моя любимая часть жизни. Сон ещё ни разу меня не подвёл. Вот пробуждение – да, а сон – нет. Так и в этот раз… Я проснулся, когда тело уже вскочило и выбежало на улицу. Это было нечто. Слитный вой сотен волков. До дрожи, до икоты. Все перекинулись, и сейчас начнётся. Эх...

Нет, не перекинулись. Предрассветная перекличка – и охотники уходят в луга. А все не охотники подтирают сопли и идут спать дальше. Ну, почти. Подтирать – да, спать – нет.

Чёткое распределение ролей и обязанностей. У каждого волчонка есть наставник. Что делает он, то делаешь ты. Мой пас коз... с утра... с предутра. Выгнали их на улицу, и весь день... весь день я стоял на одном доме, мой наставник... козопас – на другом, задача: не дать козам лезть к ограждающей стене. Вот так от наставника копья и меча я наконец дорос до наставника-пастуха. Козы, впрочем, довольно мирные и флегматичные были с утра, пока не наелись, потом им поиграть охота, побегать. Сначала они, козы, разминались, сперва медленно, потом быстрее… Уже где-то через час я еле успевал на пределе своей скорости и сил. Козы и, что характерно, козлы – сущие гадины. По стене любили походить, за стену не лезли, но и на стену им нельзя, потому как стоит им травки жевнуть, переливающейся... как их ускорение ускоряется. И вот, когда моя скорость подошла к пределу, я задумался, а не жевнуть бы и мне травки? Короче, пока думал, один козёл в прямом смысле... жевнул, и бегать ему надоело. Вот. А бодаться с другими козлами – то ли скучно, то ли что. Радует то, что, когда я отлетел метра на два... остальные и козлы, и козы поняли, что со мной интереснее, чем на стену лазить.

Я, когда в школе учился, думал, что такое этот закон относительности. Оказывается, всё понимание приходит со временем.

Моя скорость, какой она была в игре с козами в догонялки мной, и скорость в догонялках меня – это прямо две разные скорости, но и это всё относительно того, когда вторая половина стада с другой стороны посёлка увидела нашу весёлую игру...

Когда я думал, что местные мало смеются, я ошибался. Они очень весёлые, просто настолько весёлые, что им надо перерывы устраивать в веселье.

Эйнштейн явно понимал, о чём говорил. Чем быстрее я бегал, тем тяжелее становился. А чем тяжелее становился я, тем легче ум и быстрее реакция.

Жители посёлка смеялись в голос... громко. Как же я вас всех люблю и безмерно уважаю! Я носился через эту ржавшую толпу в надежде... но нет, с остальными скучно. Разве что взрослые взяли малышню на руки. О... мои маленькие волчата, орущие:

– Малёк, левее, правее, сзади... Быстрее, прыгай, поворачивай!

А потом бац – и бензин закончился... проголодались козы. Чем больше мерцающей травы съедят, тем больше будет бегать Малёк…

Так прошли мои первые два часа, потом ещё два похожих, ещё. На четвёртый забег уже никто не смотрел, и уворачиваться стало тяжелее.

К вечеру – коз на дойку и спать. Нет, чистить козлятник, выносить навоз, укладывать, ужин... Нет... спать. Не ел весь день? Да и хрен с ним.

Предутренний вой меня застал... где-то возле двери, снаружи. Куда вчера дополз, там и уснул. Меня подбросило, тело искривилось от боли в мышцах.

– У-у-у... – поддержал я общий хор. Полегчало.

Завтрак... наставник посоветовал не есть, потому как день второй у нас – банный день.

Если мужской дом с козлятником соединён, то женский – с гусятником. В одном из семейных домов, которых два, есть сушилка.

Берёшь косу, косишь траву мерцающую, растущую вдоль дороги, косишь, потом собираешь, несёшь в сушилку, сушишь. Потом её в печь, она горит, даёт жар, за счёт этого жара сушим новую траву... Столько воды я в жизни не пил, я пью, а она потом выходит, я пью, она – потом.

Эйнштейн сегодня вновь порадовал. Оказывается, когда козы гоняются за Дубиной, – это очень смешно. А когда мелкие подсказывают – это даже полезно, помогает избежать неприятных моментов. Значит веселье зависит от месторасположения веселящегося относительно... не веселящегося.

К вечеру я был вымотан, как клубок ниток, есть не хотелось, пить... смотреть на воду не могу, только пить.

Вымотан, высушен и... чего сегодня было? И ведь ничего такого, обычные будни. И не сказать, что особо... особые. Ну, не считая выпаса коз. Так выходит раз-два в неделю, вопрос – что сегодня меня ждёт?

«Каким ты был, таким остался», – пел я про себя... хм... пел про себя и про себя. Забавно.

Сегодняшнее дело – всем делам дело. Мы смешивали золу трав с кровью и порошком смолы. Смешивали руками... Я смешивал, мой наставник только подсыпал в эту... в этот всё-таки тазик то золу, то кровь, то щепотку смолы. Пахло противно, практически воняло. Запах... вонь проникала в кожу, кости, как будто делая их... жидкими. И запах противный, и вид, и ощущения. Но мои ощущения – это... ощущения, что всё это не просто так, а для чего-то. Картина мира вновь сложилась. Вот спрашивается: зачем солнце встаёт? Не просто так. Зачем траву косили, сушили и жгли?..

Я вбивал руки в тестообразную субстанцию, пока мой наставник... не сломал йо-йо над тазом, и колючая боль... мигом заполнила жидкие кости, мясо, кожу, кровь и мысли.

Чем сильнее я вбивал руки в субстанцию, тем более тягучей она становилась, облегчая боль, а с другой стороны, увеличивая... колючесть. Казалось, что я весь стал жидким, но при этом... наполненным песком, и этот песок – острый, песчинки трутся друг о друга, и он колет, и жжёт.

Потом в таз добавили жидкости, и жжение, но уже другого рода, стало нестерпимым. Тогда наставник дал мне палки и начал меня бить, а я – его. На шесть его попаданий – одно моё. Он быстрее и техничнее. Каждый его удар вызывает в месте попадания взрыв жжения. Первый вариант – парировать, уплотняться. Попадания стали реже, но как будто точнее. Ещё бы, я ему даю возможность отрабатывать технику. Вопрос – кто быстрее устанет? Не вопрос, меняем тактику – атака. Два моих – шесть его… И я понимаю, пока есть жжение, не устану. А значит, задача номер раз – избегать попадания, что означает уменьшение жжения. И оба варианта пока не очень… Наставник быстрее и техничнее, но точно не получает тот допинг жжения... Бей волков, спасай... меня...

Всё же просто, отпускаем на волю тело, сознание... Займём его, хм, рассуждениями о... ну скажем, дуализме Гёте. Как там? Единство и борьба – бам, по наставнику – бам, бам – по ярину, бам, бам, бам... по пару... бам... Не, дуализм здесь точно не играет.

А почему? Где внимание, там и действие. Сознание нужно отпускать в свободный полёт, и всё внимание на тело.

Да, внимание на тело – это усиление жжения. Бам палкой по палке, бам по мне...

Боли нет, есть реакция тела. Телу не нравятся эти ощущения. Ну что, хорошее моё... я с тобой согласен, и я, в принципе, с тобой. Давай прекратим. Как? Как... Первый путь – стать быстрее. Можем? О... можем... ещё можем. Всё? Ну, тоже неплохо. Больно, конечно, но уже легче... Что? Ещё что делать? Видишь, как наставник от наших ударов уходит? Ага, и нам надо так же. О... блин, не работает... Почему? Потому что наши удары не похожи на удары наставника, значит учимся бить так же... О, мы ещё и скорости добавим. Больно. Наставник и от наших правильных ударов уходит, как уходит... Ага... блин, да сколько можно? О... да, мы стали чуть быстрее.

Мы победили? Нет, мы решили отдохнуть. Видимо, мои жиры, белки и углеводы закончились. Каждая мышца получила по паре ударов. Всё болело, но все мышцы... расслаблены. И мы решили лечь спать. Может быть, ночь... Так, ладно, неважно, что с ними. Первым, наверное, нужно включить сознание. Точно, всё же с ним привычнее как-то.

– А-а-а-а-а-а!

Всё тело... болело, ныло, всё тело как отбивная, каждая мышца получила по паре ударов. Всё болело... всё.

Задача номер раз... пф... Что вообще было? Урок номер раз... Тело без сознания – отбивная, тело... телу волю, сознанию место... пф... пф…

А ведь мы... молодцы. Наставник менялся с другими, чтобы меня всего отбить, и я хоть и не совсем технично, но...

Но да, глазки закрываем, да, до комнаты не доползли, но вон я не один у входа лежу. Лежбище тю... леней...

Новый день шикарен. Тело словно прошло через трамбователь и каток массажа, экстремального, конечно, но я как заново родился. Чувствую себя... всего, каждую поющую мышцу, каждое волокно мышцы... Тело говорит – беги! Тело вполне способно говорить, и я даже теперь его лучше понимаю. И даже буду разрабатывать план побега... Нет, это сознание, не тело.

И чего я пою? Не я... тело... Нет, не тело... пф... Хорош уже делиться. Что за биполярное расстройство? Кстати, что такое биполярное?.. Я расстроен. Это... пф... рас... раз... трое... бы... два, итого шесть... Я сейчас тебя на хрен отключу.

Вой вонзается в сон – и я подпрыгиваю. Нет, это наставник толкает меня ногой.

– Вставай. Нам сегодня на охоту, сегодня будет твой первый вой.

Наставник выдал мне копьё – заострённую палку. Длинный кусок вяленого мяса – ну вот откуда они взяли моду мясо сырое сушить... и есть? И мешок с чем-то тяжёлым.

Можно многое забыть, простить многое, что можно. Оказавшись в стае и воя единым воем в унисон. Начинаясь тихо-тихо, практически неслышимое «у-у...» обрастает силой и громкостью. Теряя себя, вплетаешь своё «о-у-у...» в общий вой... во всю свою силу. Слышно, как разные звуки переплетаются в едином звучании. Которое наполняет тебя даже тогда, когда закончилось.

Мы идём по мерцающим лугам редкой цепью, нанизывая всю мелочь на копьё. Пока, наконец, не расходимся настолько, что уже не видно друг друга. Зато я вижу... тварь... точнее, размытый силуэт.

То, что я её силуэт вижу, – я молодец, а то, что она быстрее раз... в дцать…

Никогда ещё я не сжимал своё оружие с такой... решительностью. Это как выйти против приближающегося поезда с большим удобным газовым ключом – очень опасное оружие против... кого-нибудь, ну вплоть до медведя... наверное. С удовольствием сойду с пути.

Носок в землю, выбиваю ямку, упираю в ямку копьё. Копьё... не рогатина, маловато да и тонковато. Наклон острия и присесть... Пф... мимо. Копьё в щепки, меня откидывает в сторону. Я замечаю только лоснящийся переливами бок... животины, то ли лошади, то ли... хищной лошади. Тяжёлая, зараза. Набранная скорость откинула меня метров на десять, переломав, поди, всё, что могла переломать. Пока я этого не чувствую. Шок.

В последний момент тварь отвернула свою пасть от меня, чтобы не налететь на копьё, и сейчас пронеслась мимо, разворачивается... Делов-то на три вдоха... и один кухонный нож, ржавый, если почищу... Если бы нож мог что-то чувствовать, перспективу быть отполированным он бы не оценил. Нет их, перспектив. Одни…

Вдох... Тварь заворачивает... Выдох… Завернула... Вдох... Чёрно-красный сгусток набирает скорость. Выдох. Размазывается в воздухе. Вдох мой последний... ещё чуть-чуть подлиннее – и я прыгаю в сторону... в тщетной надежде... Выдох... Бам…

Щёлк – клыки сомкнулись вокруг меня. Боли нет, только темнота... и туннель, куда уехал этот поезд... Варианты? Идти на свет...

– Молодец какой, – хвалят меня на том свете. – Красивый. Ага, смотри, какая шкура... И здоровый, вон клыки какие. Ага, вон пара чуть не перекусил.

Я лежу. Рядом лежит хрипящее... тело, лоснящаяся... тварь, и охотники наматывают ей на морду верёвку, хлопают по крупу, как будто эта тварь не паровоз смерти, а какая-то коза... или козёл ездовой... способный откусить башку.

Да, я уже понял, это не меня хвалили, но факт, что я жив, лучше факта наличия аплодисментов. А вот факт, что я тут живец... Не факт, конечно, но так похоже на правду, что и не требует уточнений. Тут же как? Ну, в моей жизни. Либо ты достаточно сильный и живой, либо...

Я встал... Нет, попробовал сесть... Нет.

– Лежи, сейчас носилки соорудим, в логово поедем, – ласково сказал охотник. Почему ласково? А почему бы и нет?.. Люди же.

Меня замотали бинтами, палками, чем-то намазали. Ага, всё из моего тяжёлого рюкзака, в том числе и носилки... Короче, я оказался запасливым паром, целиком и полностью готовым к эвакуации в любых условиях. Не готов был к тому, что мои носилки привяжут к твари и моё «поедем» будет слегка кочковатым.

Я или хорошо отделался, или тут мази хорошие, буквально через... неделю уже сам ходил, ну и сам уже дело делал, самое лёгкое... вроде как. Ту хрень, что я в тазу мешал, нужно намазывать на камни – стену вокруг логова. Эта хрень не даёт ямам боли проникать в логово.

Это жгущаяся, вызывающая агрессию и желание подраться хрень, которую нужно втирать в камни стены. Меня хватает на час примерно, потом я палкой бью Сашку. Сашка – это такое бревно, вкопанное перед входом в логово. Уж зачем... его я тоже мазал хренью? Час мажешь хрень, час бьёшь Сашку – это я сам так это бревно назвал, в память о том Шаше, догадавшемся сюда попасть...

За неделю всю стену я намазал, под конец, видимо, уже привык – жжение ощущалось слабее. Я его даже с потоком прогнал по всему телу. И по моим ощущениям, и поток, и жжение способствовали моему восстановлению.