Сразу после посещения склепа мы вернулись в дом, а Алексей отправился на конюшню. Ему почему-то казалось, что лошади знают в имении больше всех. Так и вышло. Молодой человек вернулся с интересной информацией. Оказывается, Сидор прятал в конюшне какой-то сверток. Алексей нашел его и принес нам.
- Что если это совершенно не то, что мы ищем? – забеспокоилась Надя. – Может, человек прятал свои личные вещи, а не ворованные. Тем более слуга так переживал, встречая нас… Сетовал на происходящее в имении.
- Тогда мы вернем сверток на место, и Сидор ничего не узнает, - ответила я, разворачивая темную плотную тряпицу. – О-о-о… Ты зря беспокоилась, Надя. Он действительно вор.
Перед нами тускло поблескивали золотые украшения с драгоценными камнями. Мое внимание сразу привлек перстень-печатка с гербом Милютиных.
- Нужно поговорить с Сидором до того, как о воровстве узнает Елена Андреевна, - я с интересом рассматривала кольцо. – Насколько я поняла, Сидор служит в имении уже много лет. Но почему он решился на воровство именно сейчас?
- Я поищу его, - сказал Алексей, направляясь к двери. – Ты права, слуга должен объясниться.
Примерно через пятнадцать минут в коридоре послышались шаги. В комнату вошел растерянный и немного испуганный Сидор. Алексей закрыл дверь, после чего оперся на неё спиной.
- Вы желали меня видеть, барышня? – мужчина поклонился. – Чем я могу вам помочь?
- Это твое? – я отошла от стола, на котором лежали украшения.
Мужчина испугался еще сильнее. Он побледнел, затрясся и прошептал:
- Не знаю я, что это такое! Не знаю!
- Вот только кое-кто видел, как ты этот сверток в конюшне прятал, - спокойно сказала я. – Не хочешь говорить? Что ж… Придется Елене Александровне все рассказать.
- Нет! Прошу вас, барышня! Не рассказывайте хозяйке! – вдруг взмолился Сидор, падая на колени. – Я все верну на место! Все, что взял!
- Зачем ты вообще в склеп полез? – грозно поинтересовалась я. – Разве не знаешь, что у покойников воровать нельзя?!
- Обидно мне стало! – обиженно воскликнул слуга. – Жена моя всю жизнь на Милютиных, как и я, батрачила! А как ослепла, никому стала не нужна! Сколько раз я пытался барыню о помощи попросить, так она меня и слушать не хочет! Одному мне тяжело! Сам старый уже! А ведь граф покойный отец мне!
- Как отец? – в один голос охнули мы.
- Как, как… знамо как! – фыркнул Сидор. – Кто у дворовых девок спрашивает согласия? Вот так-то! Барин как увидел ее, молодую да пригожую, так сразу в койку и поволок! Как понесла матушка моя, ее быстренько замуж отдали за конюха Гаврилу. Вот я и решил, что отец мой хоть после смерти, да должен за всю мою судьбину горькую рассчитаться! Я бы кое-что продал, да супружнице своей кафтан теплый справил. Платок да юбку зимнюю…
Я слушала его, и у меня сердце кровью обливалось. Все это только для того, чтобы хоть как-то улучшить жизнь слепой жене. Сидор даже не представляет, какова на самом деле стоимость этих украшений… Он бы вряд ли смог их продать. Его бы или ограбили, или бросили в тюрьму на время разбирательств, откуда у крепостного такие богатства. Бедный мужик.
- Верни их на место. Мы ничего не скажем Елене Федоровне, - пообещала я. – А твоей жене поможем.
Он поднял на меня изумленный взгляд. В нем стояли слезы.
- Барышня, я… я… век вам благодарен буду… Пусть Господь благословит вас!
- Иди и постарайся сделать так, чтобы никто тебя не видел. Хорошо? – я сама еле сдерживала слезы. Кто, как не я мог понять этого несчастного старика. Воровать, чтобы помочь близкому человеку… То же самое сделала я, чтобы помочь больной бабушке, за что и загремела на семь лет. После обеда Сидор сообщил мне, что вернул украшения на место. Значит, граф Павел Борисович Милютин должен был успокоиться. Матушка Владимира не спустилась даже к ужину. Надя сделала ей отвар от мигрени. Пока все было тихо, но я особо не доверяла этому подозрительному спокойствию. Да и Орель вел себя слишком подозрительно. Он прижимал уши, тихо рычал, словно видел что-то неподвластное нашему зрению.
Ровно в полночь я проснулась от женского визга и устало застонала. Господи… да когда же это закончится?
В этот раз Павел Борисович появился в комнате прислуги на женской половине собственной персоной. Причем без порток.
Девки и бабы сбились в кучку в холле под лестницей и наотрез отказывались возвращаться в комнату.
- В баню спать пойдем! – заявила Пронька, которой прошлой ночью граф сорочку на голову натянул. – Может, туда не доберется, развратник старый? Помер, а все за свое!
- Не шумите! – прикрикнула я на них. – Заночуете сегодня в бане, а завтра уже в доме спокойно будет!
Бабы с недоверием зацокали языками, но возражать барышне не имели права. Поэтому молча взяли тулупы и ушли на черный двор.
- Неужели не вернул Сидор украшения? – задумчиво произнесла Надя. – А слезы лил как правдоподобно!
- Нет… не думаю, что он так поступил, - я зло прищурилась, прочитав в глазах Ореля, сидящего рядом, нечто такое... – А ну-ка пойдем, поговорим кое с кем.
- Опять графа вызывать будем? – хмыкнул Алексей. – Говорил я тебе, что сразу нужно было отправлять призрака в небытие. А ты жалеешь каждого… Он ведь с каждым днем все сильнее становится. Теперь, чтобы сладить с Милютиным, постараться нужно.
Я посмотрела на Ореля, который насмешливо щурил глаза.
- А мы и не будем стараться.
На улице шел дождь, дул холодный порывистый ветер, а мы, закутавшись в плащи, шли к склепу. Кот сидел у меня на руках, уютно устроившись под плотной тканью. В первый раз за все время я поняла его без слов. Словно мы были одним целым.
Спустившись в погребальную камеру, Надя и Алексей поставили фонари в каменные ниши, предназначенные для свечей. А Орель завертелся, требуя, чтобы я опустила его на пол. Потом он легко запрыгнул на каменную крышку саркофага, на которой была выбита надпись: «Здесь покоится графиня Александра Ивановна Милютина. На попечении Бога, теперь ея дух будет процветать. А жизнь ея, полная благодати, в наших сердцах останется с вечной любовию.».
- Что ты задумала? – прошептала Надя, ежась от могильной сырости, царившей в склепе.
- Думаю, мы с Орелем нашли управу на графа, - я достала куколку, которую смастерила, вызывая графа. Положила ее на крышку его гробницы, после чего сняла с шеи еще один платок. Быстро сформировав мотанку, я громко произнесла:
- Дух графини Милютиной Александры Ивановны, явись!
У саркофага тут же засветилось туманное пятно, а потом раздался гневный голос:
- Неужто снова за старое?! Ах ты ж, шельмец! Доберусь я до тебя! Ой, доберусь!
Мы настороженно, но в то же время восхищенно наблюдали за статной женщиной в великолепном платье, которая хмурила красивые брови, обмахиваясь веером. Она повернула к нам свое благородное лицо и спросила:
- Ну? И где же это чертово семя?
- Сейчас, ваше сиятельство, - я взяла куколку и прошептала: - Дух графа Павла Борисовича Милютина, явись!
Рядом с графиней тотчас появился призрак его беспокойного сиятельства. Он удивленно приподнял брови, глядя на нас:
- Опять за свое? Не уйметесь никак?!
- Душа твоя окаянная! Паскудник старый! – Милютина вдруг ударила мужа веером по голове. – Подлая, бессердечная порода!
Павел Борисович испуганно дернулся, узрев свою супругу, и, заикаясь, воскликнул:
- Сашенька! Сердечко моё! Да за что же?!
- За жизнь мою загубленную! – графиня продолжала бить его веером по съехавшему парику. – А ну пошли! Хватит! Накуражился!
- Без украденного не вернусь! – надрывно крикнул Павел Борисович, цепляясь за последнюю надежду.
- На месте всё, ваше сиятельство… - я развела руками. – Пора. Иначе придется по-другому вас отправлять.
Орель спрыгнул на пол, подошел к стене, и в ней появился темный проход. Кот обернулся на призраков, после чего шагнул в него.
- Пойдем, волокита! Тлен в портках, а туда же! – Александра Ивановна потащила супруга к проходу. – Оставь живых в покое!
Они растворились в потусторонней темноте, а через минуту оттуда вышел Орель. Темное пятно схлопнулось, и он громко замурчал, поглядывая на нас хитрым взглядом.
- Теперь граф точно не вернется, - засмеялся Алексей. – Хорошо же ты придумала с супругой Павла Борисовича!
- Жена даже с того света достанет, - усмехнулась я. – Самый действенный способ. Все. А теперь спать. Завтра в дорогу. Нам ведь еще к балу подготовиться нужно.