Ещё полгода назад Серёга считал себя человеком довольно везучим. В школе он учился не хуже других, с ребятами отношения были нормальные, и о завтрашнем дне думать ему, в общем-то, не приходилось.
Но потом у Серёги тяжело захворал отец. Врачи сделали ему операцию — и теперь было неизвестно, скоро ли отца выпишут из больницы.
На руках у матери, кроме Серёги, осталось ещё трое младших, и каждого надо было накормить, одеть и обуть.
Когда в семье стали сказываться нехватки, Серёга про себя решил: «Хватит сидеть на шее. Мужик я или нет?»
Посоветовавшись со своим дружком Лёшкой Званцевым, Серёга решил бежать на Саяно-Шушенскую ГЭС. По радио постоянно передавали, что там нужны люди любых специальностей, в том числе и разнорабочие.
Но, увы, из этой заманчивой затеи ничего не вышло. Серёге удалось доехать только до Красноярска, а там его сняла с поезда железнодорожная милиция, поскольку у Серёги не оказалось ни билета, ни документов.
Дома беглецу досталось от матери. Было не столько больно, сколько обидно.
А вечером к Малышевым зашёл сосед, дядя Саша Званцев.
— Попало? — спросил он Серёгу.— А ты не бегай без спросу и не заставляй мать волноваться.
— Я же записку оставил,— уныло сказал Серёга.— Да и что страшного? За сто километров уехать нельзя.
— Я тебе уеду!— снова рассердилась мать. — Ишь путешественник выискался на мою голову!
— Погоди, Мария, не кипятись,— сказал дядя Саша.— Может, парень и прав. Я в его годы уже брёвна в лесхозе ворочал. Мужчин-то после войны негусто вернулось, сама помнишь... — Званцев помолчал и добавил:— В Майне у меня брат экскаваторщиком работает. Думаю, он сумеет пристроить Серёгу к делу, раз уж такая незадача вышла. Прикинь, Мария, как лучше...
Через неделю мать со слезами собирала сына в дорогу. На сей раз Серёга добрался до Майны — посёлка гидростроителей — без лишних приключений. Он ожидал увидеть палаточный городок, но никаких палаток в Майне не оказалось. Кругом стояли настоящие дома — в четыре и пять этажей. Они были розовые, голубые, жёлтые, а на их крышах маячили заиндевелые перекрестия телевизионных антенн. Справа, уходя вдаль, сверкали вершины снеговых хребтов. Внизу, стиснутый отрубистыми скалами, торосился зимний Енисей. Ближе к левому берегу дымилась широкая и длинная промоина. Позднее Серёга узнал, что Енисей не замерзает полностью в этих местах даже в самые лютые морозы. Всегда остаётся полынья, по-местному майна. Отсюда и пошло название посёлка.
За Енисеем, насколько хватал глаз, тянулись синие таёжные увалы, похожие на пилы зубьями вверх.
Кое-где на домах алели полотнища:
„ЗДЕСЬ БУДЕТ ГИГАНТ ГИДРОЭНЕРГЕТИКИ“, „ИДЁМ НА ВЫ, ЕНИСЕЙ!"
Серёга поглазел на посёлок и отправился искать Званцева. Нашёл он его в столовой. Иннокентий Захарыч был широкоплечий человек, с круглым рябоватым лицом и зелёными глазами.
— Ну, здорово, земляк,— сказал он и протянул Серёге твёрдую, как доска, руку. — Писал мне братка про твои подвиги. Да ты не красней, ведь не на курорт бежать собирался. А теперь давай-ка поешь да пойдём ко мне, там всё и обсудим.
Званцев жил по соседству, в четырёхместной комнате, окна которой глядели на Енисей. В комнате за столом сидел парень лет двадцати пяти и решал кроссворд. Серёга поздоровался, но парень посмотрел будто сквозь него и спросил:
— Отверстие в улье для входа и выхода пчёл как называется? Пять букв, вторая «е».
— Леток, — подсказал Серёга.
Парень заглянул в кроссворд и хлопнул себя по колену:
— Верно! Ну ты даёшь...
— Знакомься, Серёжа, — сказал Званцев. — Это Володя Смородич, наш механик из авторемонтных.
Смородич вышел из-за стола, и тут Серёга увидел, что у парня нет левой руки до самого плеча. Серёга отвёл глаза.
«Надо же, — подумал он с горечью,— такой молодой...»
— Просьба у меня к тебе,— продолжал Званцев, обращаясь к Смородичу. — Возьми вот этого мужичка-сибирячка на выучку. На экскаватор ему пока рановато, а ты уж как-нибудь начальство уговоришь. У парня дома беда, выручи, будь другом.
— Сколько классов за плечами? — спросил Смородич Серёгу.
— В восьмом учился. — Серёга покраснел и подумал: «Как пить дать, не возьмёт».
Но Смородич сказал:
— Лады. Только если ты будешь бить баклуши, вытурю.
На этом разговор закончился. Потом Званцев принёс откуда-то раскладушку:
— Пока поживёшь с нами. А потом устроим тебя в молодёжное общежитие. Там ребята почти твои ровесники...
Ночью Серёга долго не мог заснуть: наверное, днём выспался. По улице всё время проходили тяжёлые машины, и свет их фар блуждал по комнате, высвечивая на стенах косые оконные переплёты...
Наутро Званцев разбудил Серёгу ни свет ни заря, они позавтракали, а потом на автобусе поехали к Карлову створу, где возводилась плотина.
Карлов створ оказался узкой расселиной между высоченными береговыми скалами. Енисей был здесь совсем не широк. А может, это только так представлялось. Званцев объяснил Серёге, что русло реки лежит глубоко внизу — метров на сто ниже дороги. Вот в эти береговые утёсы и будет врезана будущая километровая арка плотины. А пока ведутся работы по подготовке правобережного котлована.
Дорога шла через мосты по террасе, которую строители отвоевали взрывами у мраморных и гранитных скал. На востоке вставало румяное от мороза солнце, и скалы вспыхивали разноцветными огнями, как исполинские призмы.
Котлован был огромный. Он весь кишел техникой — самосвалами, кранами и бульдозерами.
Званцев подвёл Серёгу к какому-то сооружению высотой с двухэтажный дом. Что это экскаватор, Серёга догадался по ковшу. Ковшичек был подходящий: в нём свободно могла бы уместиться легковая машина.
— Это мой Эшка, — сказал Званцев.— Экскаватор шагающий 15-90. Хочешь, слазим наверх, пока нет пересменки?
По металлическим ступенькам они поднялись внутрь машины. Здесь тоже всё было громадное, в рост взрослого человека: моторы, насосы, генераторы... Стальная лестница вела всё выше и выше. И когда Серёга вслед за Званцевым поднялся в стеклянную кабину, у него захватило дух. Отсюда — с высоты птичьего полёта — всё казалось игрушечным: и «БелАЗы», и бульдозеры, и даже поезда на железнодорожных путях.
— Когда-то в Красноярске был землекоп-стахановец Павел Ямкин,— заговорил Званцев. — Так вот он вошёл в историю потому, что вынул за смену пятнадцать кубометров грунта. А знаешь, сколько кубиков выдает Эшка? Пять тысяч!
— Пятнадцать — и пять тысяч!— вслух изумился Серёга. Но он был удивлён ещё больше, услышав, что Эшку заставляют работать полсотни двигателей, а энергии он потребляет столько, сколько хватило бы для нужд целого посёлка.
— Однако нам пора, — сказал Званцев.— Скоро смена придёт.
— А у вас разве сегодня выходной? — спросил Серёга. И только тут до него дошло, что дядя Кеша поднялся спозаранку и приехал сюда единственно ради... — Неужели вы ради меня... — начал было Серёга, но Званцев махнул рукой:
— Да нет, земляк! Просто я хотел взглянуть, не утащил ли кто моего Эшку. Всякое может случиться...
Зелёные глаза дяди Кеши смеялись.
Уже вторую неделю Серёга работал в ремонтных мастерских, где старшим механиком был Смородич. А приставили Серёгу в ученики и помощники к человеку, у которого и усы-то ещё не росли как следует. Косте Князеву недавно исполнилось восемнадцать, и его весной должны были призвать в армию. Костя приехал на стройку из вятской деревни, поэтому его постоянно донимали одной и той же шуточкой:
— Ну что, Котя, мы ведь, вячкие, мужики хвачкие, семеро одного не боимси?
Костя в ответ только ухмылялся, и Серёге нравилось его добродушие. Нравилось и другое: он с самого начала стал относиться к Серёге, как к равному. Особенно после одного случая. Как-то их бригада чинила двигатель бульдозера. Когда мотор запустили для проверки, Серёга вдруг сказал Косте:
— Пальцы.
Костя посмотрел на свои пальцы.
— Пальцы, говорю, стучат.
Проверили. Оказалось, что Серёга прав и надо менять изношенные детали. Костя тогда только головой покрутил:
— Ну и слух у тебя! Ты откуда мотор-то знаешь?
— А у нас в школе тракторный кружок был, — не вдаваясь в подробности, ответил Серёга.
В мастерских приходилось выполнять всякую работу: менять ножи бульдозеров, выправлять погнутые кузова самосвалов, чинить рессоры и тормоза, производить техосмотр. Володя Смородич по этому поводу говорил полушутя-полусерьёзно:
— Вы у меня, братцы, вроде как университет кончаете: от слесаря до кузнеца.
Смородича в мастерских любили за рабочую хватку и весёлый нрав. Он никогда не повышал голоса на своих ребят и, если что-то не ладилось, сам брался за дело.
— Одна рука у человека, да десяти стоит, — сказал однажды Костя. — О голове и говорить нечего.
Серёга уже знал, где Смородич потерял другую руку. Четыре года назад он работал здесь же электромонтёром. И как-то потребовалось перетянуть провода на высоковольтной линии. Под линией высоковольтной — в шесть тысяч вольт — проходила обычная. Володя надел когти, поднялся на столб и стал послаблять нижние провода, чтобы они в ветреную погоду не соприкоснулись с верхними, иначе произойдёт замыкание. Уже отцепив страхующий крюк и готовясь слезать, он решил поправить провод на изоляторе. Что случилось дальше, никто не видел. Смородича нашли на земле без памяти и доставили в больницу. Врачи определили поражение левой руки до плечевого сустава. После ампутации Володя уже не мог работать монтёром. Но, ещё лёжа в больнице, он начал учиться на механика. И стал им...
«А сумел бы я быть таким, как Смородич?» — спросил себя Серёга, услышав эту историю. И не решился ответить на свой вопрос...
В день, когда выдавали аванс, Серёга стоял у кассы вместе со Смородичем и Званцевым. Получив тонкую пачку хрустящих пятёрок и рублей, Серёга не положил её в карман, а зажал в кулаке: ведь это были первые деньги, заработанные им самим, и он страшно боялся их потерять.
— Ну, с первой получкой тебя!— улыбаясь, сказал Смородич. — Какие подарки домой пошлёшь?
— Надо бы в магазин зайти, — смутился Серёга. — А так я не знаю.
— Правильно. На месте виднее. Возьми нас с Захарычем для совета.
По дороге домой они зашли в магазин, и Серёга по собственному почину купил для своих младших конфет, а для матери резиновые голубые боты.
— Скоро весна,— пояснил он. — Вещь нужная.
— Ну, а отцу?— спросил Званцев. — Советую взять апельсинов и сок манго. Он, говорят, полезный. Словом, бери что надо, не стесняйся. Не хватит деньжонок — выручим. Люди свои.
Из магазина вернулись нагруженные покупками. И пока Смородич бегал куда-то доставать ящики для посылок, Серёга писал письмо отцу.
«Папка, — писал он, — я работаю на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, и сегодня у меня первая получка. Места здесь очень красивые, а люди хорошие. Я пока работаю учеником. Скоро пойду в вечернюю школу, уже отнёс свидетельство за седьмой класс. В Абакане, под боком, разные училища. Так что ты за меня не беспокойся, я не пропаду, да и маме стану помогать. Пускай у тебя душа будет на месте, поправляйся скорее и выходи из больницы, а то все без тебя сильно соскучились.
На Енисее у нас пока лежит лёд, но скоро он тронется. Жду от тебя письма и остаюсь твой старший сын.
Малышев Сергей».
Юрий Качаев