Круглый год. Сборник. 1974

Алексеев С. Рассказы о героическом Севастополе.

НАВСТРЕЧУ ДНЮ ПОБЕДЫ

К 30-летию освобождения Советской Армией Севастополя от немецко-фашистских захватчиков

— Смелых люблю, умелых уважаю, — любил говорить один из героев Севастопольской обороны полковник Пётр Филиппович Горпищенко. Был Горпищенко командиром бригады морских пехотинцев. Много отважных солдат у Горпищенко. В тяжёлых боях бригада. Насмерть стоят герои.

На одном из участков обороны бригады сложилось так, что против стрелковой роты наступало три батальона фашистской пехоты. Командир роты незадолго до этого был убит. Заменил командира политрук Кочанов.

Молод совсем политрук Кочанов. Усы всего как неделю бреет.

Любопытно бойцам, любопытно другим офицерам.

— Посмотрим, какой командир из Кочанова!

— Усы как неделю бреет.

Молод совсем командир.

А тут три батальона фашистов на роту лезут.

Понимает Кочанов: выйдешь в открытый бой — сомнут, раздавят тебя фашисты.

Что же делать? Как сохранить рубеж? Задумался молодой офицер, вздохнул сокрушённо:

— Пропадай моя телега, все четыре колеса... Все четыре колеса, — повторил Кочанов. И вдруг: — Связной! Связной! — закричал политрук.

Подбежал связной:

— Слушаю, товарищ политрук... товарищ командир, — поправился.

— Машины сюда, быстро!

Подогнали три грузовых машины.

— Пулемёты сюда, немедля!

Тащат сюда пулемёты.

— Отставить! Не те. Спаренные! Отставить! Не те. Счетверённые!

Были в роте такие противозенитные пулемёты.

Притащили сюда пулемёты.

— Грузи!

— Залезай!

— Крепи!

Укрепили на грузовиках счетверённые пулемёты. Получились, как встарь тачанки. Разница лишь в том — на моторной тяге.

Поставил Кочанов «тачанки» в укрытие. Выждал, когда в атаку пошли фашисты. Вот развернулись фашисты широким строем. Устремились вперёд на наших.

— Атакуй! — прокричал Кочанов.

Сорвались «тачанки» с места. Рванулись врагам навстречу. Кругами пошли по полю. Заговорили огнём пулемёты. Дружно, в едином хоре. Сразу басят двенадцать.

Побежали назад фашисты.

Снова ходили они в атаку: три батальона на советскую роту. Устояла советская рота. Удержали рубеж солдаты. Отступили опять фашисты.

Довольны солдаты. Вспоминают лихую атаку. Вспоминают Кочанова.

— Вот тебе и усы как неделю бреет!

Узнал о бое полковник Горпищенко.

— Смелых люблю, умелых уважаю, — повторил он своё любимое. Однако сейчас же добавил: — А тех, кто и смел и умел, сыном своим считаю.

Обнял он крепко Кочанова.

Много смелых, много умелых. Много под Севастополем сынов у Горпищенко. Скажем прямо — семья большая.

Окружили враги Севастополь. Блокирован город с суши. Путь к Севастополю только морем. Но и от моря отрезать город стремятся теперь фашисты. Над морем у Севастополя всё время патрулируют фашистские самолёты. Морские подходы к городу враги заминировали.

Особенно опасными были магнитные мины. Чтобы взорвалась обычная мина, корабль должен был её задеть или на неё наткнуться. Магнитная мина взрывалась на расстоянии. Лежит на дне моря или залива такая мина, ждёт, когда над этим местом пройдёт корабль. Только оказался корабль над миной — сразу страшенный взрыв.

Такими минами и перегородили фашисты морские подступы к Севастополю.

Старший лейтенант Дмитрий Глухов вызвался пробить, проложить для наших судов проход через поле магнитных мин.

— Пробить?

— Проложить?

— Так точно! — по-армейски чеканит Глухов.

Старший лейтенант Глухов был командиром быстроходного морского катера. Катер маленький, юркий, быстрый. Он как игрушка в руках у Глухова.

Пригласил как-то Глухов своих командиров к берегу Севастопольской бухты. Сел в свой катер. Как метеор по воде пронёсся.

— Понятно? — обратился к морским начальникам.

Ничего никому не понятно.

Снова отчалил от берега Глухов. Включил во всю мощь моторы. Вспенил катер морскую воду, понёсся по водной глади. Глянешь сейчас на Глухова — словно тройка летит по морю.

Снова Глухов причалил к берегу.

— Понятно?

— Допустим, понятно,— отвечают ему командиры. Догадались они, в чём дело.

Предложил Глухов на своём быстроходном катере промчаться по минному полю. Уверял он, что мины хотя и взорвутся, но не заденут катер. Проскочит катер. Сзади мины будут уже взрываться.

— Да я тут всё подсчитал, — уверяет Глухов. И командирам листок показывает. Цифры разные на листке. — Вот скорость катера, вот время, необходимое для взрыва мины. Вот расстояние, на которое за это время от места взрыва отойдёт катер, — перечисляет Глухов.

Смотрят командиры на цифры. Убедительно выглядят цифры. Так ведь это ж всё на бумаге...

— Всё верно, всё точно. Всё без ошибки, — уверяет начальство Глухов.

Посмотрели командиры на Глухова. Дали ему разрешение.

И вот катер дельфином метнулся в море. Смотрят за ним командиры. Прошёл катер совсем немного. И сразу страшенный взрыв. Брызги вулканом рванулись к небу.

— Погибли?!

— Волной накрыты?!

Но вот осели, как листья, брызги.

— Живы!

— Целы! — вздохнули с облегчением на берегу.

Мчится катер стрелой вперёд. И снова взрыв. И снова к небу вода вулканом. За этим — третий, четвёртый, пятый... Одиннадцать взрывов качнули небо. Открылся проход через минное поле.

Развернулся катер. Помчался к берегу. Весел Глухов. Ликует Глухов. Посмотрите сейчас на Глухова. Словно на тройке летит по морю!

Северная часть Севастополя. Выход из бухты. Начало моря.

Здесь у моря поднялась крепость. Это Константиновский равелин.

Любой корабль, входя в Севастополь, не обойдёт, не минует Константиновский равелин. Не минуешь его и при выходе. Константиновский равелин — как страж, как часовой у ворот Севастополя.

1942 год. Июнь. Фашисты предприняли новое, самое сильное наступление на город.

Овладели фашисты Северной стороной. Вышли к бухте, к морскому берегу. Лишь равелин дерётся.

Вместе со всеми в бою комиссар равелина Иван Кулинич. Азартен в бою Кулинич. Вот он стоит на виду у моря. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.

Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряд, как молот, дробит округу.

Не сдаётся Константиновский равелин.

Бомбят равелин самолёты. Танки чуть ли не стены лбами бьют.

Всё меньше и меньше в живых героев. И всё же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам — значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Продержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.

Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью. Все ушли. Лишь один остался — комиссар равелина Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов — с этой целью и задержался теперь Кулинич. Отправил минёров:

— Я сам! Я сам!

Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.

Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:

— Форвертс! Вперёд!

Ворвались фашисты в крепость. Видят — стоит комиссар: китель моряцкий в дыму, в ожогах...

— Комиссар?

— Комиссар!

Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике. Предпоследний, последний шаг.

— Получайте,— тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины. И в ту же секунду поднял землю страшенный взрыв. Взлетели фашисты к небу.

Погиб комиссар Кулинич.

Мстили фашисты потом равелину. Хотели сровнять с землёй. Шипели мины. Рвались запалы. Но он стоял. Вскипало море. Гудели скалы. Но он стоял.

То кровь героев скрепила стены. То подвиг смелых жил в этих стенах.

Он и нынче стоит у моря — страницей славы, страницей боли — Константиновский равелин.

В июне 1942 года наши войска оставили Севастополь.

Прощался матрос с Севастополем. Поклонился он морю и солнцу. Бухте Северной, бухте Южной. Простился с Приморским бульваром, с Графской пристанью. Прощайте, курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона.

Прощался матрос с Севастополем. Сердце в волнах оставил. Клятву вернуться дал.

Бросала судьба по фронтам матроса. Вдали от моря с врагом сражался.

Вспоминал Севастополь. Море и солнце. Графскую пристань, бульвар Приморский. Как там курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона?

— Я вернусь в Севастополь! Я вернусь в Севастополь!

Лют, беспощаден в боях матрос.

Бывало, друзья к матросу:

— Ты что же, сердца, никак, лишился?

Отвечает друзьям матрос:

— Нет сердца — в волнах оставил.

Нелёгкие годы провёл матрос. Ранен, контужен, увечен, калечен, снарядами сечен, минами мечен.

Но жив, не убит матрос.

— Я вернусь в Севастополь! Я вернусь в Севастополь!

Вяз в болотах, тонул на переправах. Дожди исхлестали. Кожу сдирал мороз.

Устоял, не погиб матрос.

До Волги дошёл матрос. От Волги шагал матрос. Дрался под Курском. Путь пробивал к Днепру. Славу матросскую нёс, как факел.

Слово сдержал матрос. Вернулся в родной Севастополь.

8 апреля 1944 года, опрокинув фашистов, советские части ворвались в Крым. А месяц спустя, 9 мая, штурмом вошли в Севастополь и фашистов сбросили в море.

Вернулся матрос в Севастополь.

— Здравствуйте! — крикнул он морю и солнцу.

— Здравствуйте! — крикнул он бухте Северной, бухте Южной.

— Здравствуйте! — крикнул бульвару Приморскому, Графской пристани.

— Привет вам, курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона!

Слово сдержал матрос. Вышел он к морю. На флагштоке у Графской пристани бескозырку, как флаг, повесил.

Отдали волны матросское сердце. Трепетно вынесли на руках.

Сергей Алексеев