Круглый год. Сборник. 1974

Волжина Т. Бобы и Альбатрос

По-моему, из всех самых вкусных вещей на всём белом свете ничего нет лучше свежих бобов!

С самой ранней весны, когда снег ещё только-только начинал чернеть, я доставала с полки мешочек с заветными семенами, тщательно перебирала их, подготавливала к посадке. Нянчилась я с ними так, будто бобы были самыми невиданными растениями, хотя, в сущности, они очень неприхотливы.

Когда сходил снег, я раскапывала под окном грядку, высаживала проращённые в блюдечке семена и с нетерпением дожидалась всходов.

Вслед за первым плотным листком появлялся второй — матовый и нежный. Бобы выгоняли крепкий четырёхгранный стебель, потом между стеблем и черенком листа возникала грудка цветов.

Цвели бобы кучно. Под листьями раскрывалось сразу по нескольку белых цветков с чёрной ластовицей у самой чашечки. А из каждого цветка, как лезвие маленького кинжальчика, выглядывал будущий стручок.

Стручки с каждым днём надувались, толстели. Мохнатая тёмно-зелёная кожица на них светлела, становилась похожей на пыльный серый бархат.

Вкуснее всего были бобы, когда кончик стручка начинал чернеть. Мясистые, крупные зёрна тогда ещё не были фиолетовыми. На белой плёнке, покрывавшей мучнистую, сладковатую мякоть, только едва намечались тёмные прожилки. Грызть эти приплюснутые, глянцевитые лепёшки мне очень нравилось. А ещё больше любила я вскрывать стручки...

В ту весну, когда случилась эта история, мне не пришлось самой сажать бобы: зимой я часто болела и учебный год заканчивала в детском санатории. Бобы по моей просьбе посадила тётя Устинья. Домой я вернулась окрепшая и весёлая.

У калитки меня встретила незнакомая колченогая собачонка. Она пронзительно лаяла и виляла длинным, почти голым хвостом. И вся она была словно голая. Короткая чёрная шерсть лоснилась на длинном, низеньком теле, уши свисали до земли.

Я остановилась в нерешительности.

Тётка выбежала на крыльцо и крикнула:

— Альбатрос! Сюда!

Собака послушно повернула к дому, а я громко рассмеялась.

— Ты чего?..

— Эта уродина — Альбатрос?.. Знаешь, альбатросы какие? Это же огромные птицы! У них крылья в размахе больше трёх метров! Они у берегов Австралии живут, в океане! Мы по географии проходили...

— Ну да?.. — изумилась тётка.

— Да! — подтвердила я и, присев перед собакой, чтобы получше разглядеть длинномордое чудовище, спросила: — Кто же это её так обозвал?

— Дядя твой, кому же больше... Сашке Чекалину помог до срока трактор наладить, вот Сашка ему и преподнёс подарочек.

Понятно! Это, уж конечно, Сашка придумал имечко. Он на флоте мотористом служил, в кругосветное ходил... Где он только раскопал такую невидаль?

А «невидаль» уже крутилась возле моих ног и ласково повизгивала.

Альбатрос не был гордым псом. Он начал ко мне подлизываться сразу же, как только почуял, что я — своя.

Хоть я и не чувствовала себя после санатория больной, дома меня всё ещё щадили и не брали помогать взрослым в поле. Зато уж в огороде я навела порядок!

По утрам я брала лейку, маленькую цапку и отправлялась в гряды. Альбатрос бежал впереди. Пока я полола, он неуклюже сидел в бороздке на коротеньких лапках и умильно заглядывал мне в глаза, будто всё время рассказывал что-то своё, собачье.

Всё в огороде росло буйно, а бобы — особенно. Стручки наливались на глазах. Я оглядывала их и замечала, какие сорву раньше, а какие потом, мечтала, как буду угощать ребят своим любимым лакомством.

Как-то утром я выглянула в окно и обмерла: моя бобовая грядка была изрыта вдоль и поперёк! Измятые, истерзанные растения валялись тут и там, доживая, казалось, последние минуты. А в бороздке, сладко потягиваясь, нежился Альбатрос.

— Бобы!!! — взвыла я. — Скотина! Подлая собака!..

Я бросилась в огород, готовая растерзать несносное животное, но Альбатроса и след простыл! Закидывая короткие ноги куда-то вбок, он перемахнул несколько грядок и шмыгнул под забор.

Часа два провозились мы с тётей Устиньей, прикапывая уцелевшие стебли.

— Не реви, — уговаривала она, — бобы приживчивые, поднимутся...

Они и правда поднялись. Только в местах, которых коснулись собачьи когти, остались чёрные полосы.

Альбатроса я больше не ругала, но он, чуя неладное, меня сторонился. Не заигрывал, не вскакивал на колени и в огород не провожал. Когда никого, кроме меня, не было в доме, он лежал на своей подстилке у двери, сверкал желтоватыми белками умных глаз в мою сторону, и мне казалось, что пёс не желает больше разговаривать со мной. Он даже перестал со мной здороваться! Всем своим видом он показывал, будто это не он, а я была в чём-то виновата.

Надвигалась сенокосная пора. Оставаться в эту пору дома — чистое наказание. Я упросила дядю Федю починить мои старые сандалии, чтобы не колко было ходить по кошеному, — собралась со всеми ездить в луга.

Дядя Федя принёс шило, дратву и уселся у окна за работу. Я вертелась около.

Вдруг за окошком как-то странно и пронзительно заверещал петух:

«Ква-а-ах, кух-кох!..»

Мы глянули и увидели целое облако красных перьев и пуха. На моей бобовой грядке Альбатрос терзал соседского петуха!

— Цыть! — гаркнул дядя Федя.

Собака выпустила птицу, и петух зашагал прочь.

Так вот в чём дело! Я вспомнила, что в прошлый раз на грядке мы с тёткой Устиньей тоже видели красные перья...

Бобы были безнадёжно загублены. Но я их больше не жалела. Мне хотелось загладить свою вину перед Альбатросом. Ведь добрый пёс спасал мои бобы! И разве он виноват, что делал это неумело?..

С перепугу пёс забился под крыльцо. Он не хотел выходить на мой зов. Тогда я сама к нему полезла. Он глядел на меня насторожённо и виновато повизгивая. Я погладила длинную, узкую мордочку, ласково помяла мягкие, тёплые уши. В полутьме блеснули желтоватые белки, но не сердито, а приветливо.

— Красавец мой, умница... Хорошая собака, — говорила я Альбатросу и гладила короткую, чёрную шерсть.

Пёс тыкался холодным носом в мои ладони и всё рассказывал, рассказывал, даже подвывал тихонько. И я понимала, о чём он говорил.

Тамара Волжина