Крупнейшие уголовные дела XX века в США

На скамье подсудимых— люди в черном

Погожим майским днем 1968 года в помещение призывного пункта № 33 небольшого провинциального городка Кейтонсвиль, что в штате Мэриленд, плотной группой вошли девять человек в черном. Характерные для католических священников наглухо закрытые костюмы мужчин, монашеские одежды женщин свидетельствовали об их духовном сане. Время было нерабочее, и посетителей не оказалось, да и сотрудников оффиса разыскать было не просто. Впрочем, вошедшие не собирались этого делать. Их интересовало другое. Разойдясь по кабинетам, они высыпали содержимое служебных шкафов в большие корзины для бумаг. Через несколько минут у здания призывного пункта ярко запылал костер — горели анкеты I-A, первичные документы на лиц, подлежащих призыву на службу в вооруженные силы США.

Собрались люди. Среди них оказалось немало таких, кто горячо поддержал эту акцию протеста против американской агрессии во Вьетнаме. Когда же явилась полиция, люди в черном и не подумали скрыться. В противном случае эта акция гражданского неповиновения в значительной степени утратила бы свой высокий моральный смысл.

На следующий день вся Америка знала имена «кейтонсвильской девятки». Среди них выделялись католические пасторы братья Дэниэль и Филипп Берригэны — идейные руководители акции протеста. Фамилии этих мужественных людей не впервые появились на страницах американских газет.

Дэниэль Берригэн — выдающийся поэт, лауреат многочисленных национальных и международных премий. Его книга стихов «Время без чисел» удостоена престижной в Соединенных Штатах Ламонтовской премии. Он основал «Союз священников, обеспокоенных вьетнамской войной», который активно включился в борьбу за немедленное прекращение американской агрессии. Из уст в уста передавалось содержание его широко известной проповеди в Нью-Йорке, где пастор Дэниэль Берригэн утверждал, что «человек, ведущий подобную войну, стоит вне благословения Господа. В сущности, он находится под его проклятием».

Младший брат Дэниэля — пастор Филипп Берригэн известен в стране как видный деятель движения протеста против расовой дискриминации, за защиту гражданских прав национальных меньшинств. Принимал участие в организации массовых манифестаций, знаменитых бойкотов сегрегированного общественного транспорта в Миссисипи, за что неоднократно арестовывался полицией. Логика борьбы за социальную справедливость закономерно привела его в ряды сторонников мира.

Обвиняемые по делу «кейтонсвильской девятки» были преданы суду за злоумышленное причинение вреда федеральному имуществу, т. е. за совершение преступления, предусмотренного § 1361 раздела 18 Свода законов Соединенных Штатов Америки. Эта норма гласит: «Тот, кто умышленно повреждает или разрушает имущество, принадлежащее Соединенным Штатам, их министерствам или агентствам, либо имущество, созданное, сооруженное или создаваемое или сооружаемое для Соединенных Штатов, их министерств или агентств, карается следующими наказаниями:

если ущерб, причиненный такому имуществу, превышает 100 долларов — штрафом в размере до 10 тыс. долларов или тюремному заключению на срок до десяти лет, либо обоими наказаниями;

если ущерб не превышает 100 долларов — штрафом в размере 1000 долларов или тюремным заключением на срок до одного года либо обоими наказаниями»[286].

Фактическая сторона дела «кейтонсвильской девятки» не вызывала сомнений. В силу своей очевидности она не породила разногласий между обвинением и защитой. Во время судебного разбирательства подсудимые не отрицали факта совершения ими действий по уничтожению документов призывного пункта. Сущность судебного спора процессуальных сторон заключалась не в различном подходе к представленным доказательствам, а в разной юридической квалификации и моральной оценке содеянного.

По завершении судебного следствия и прений сторон судья Росцел Томсен обратился к присяжным заседателям с напутственным словом. Он сказал:

— Закон не признает никаких политических, религиозных или моральных убеждений. Он не признает никакого наивысшего права в качестве оправдания преступления, независимо от того, насколько благородными были его мотивы… Если вы найдете подсудимых виновными в похищении и уничтожении карточек призывного пункта, то их желание сделать жест протеста против войны во Вьетнаме не может служить им оправданием…

Такое «напутствие» не оставило присяжным никакого выбора. Уже в который раз повторилась типичная в буржуазном судопроизводстве ситуация, отмеченная еще Ф. Энгельсом: «Судья довольно ясно дает понять присяжным, какой приговор им следует вынести, и послушные присяжные регулярно выносят именно такой приговор»[287].

— Виновны, — после не долгого совещания огласил решение старшина жюри.

Дальнейшее было делом юридической техники. Согласно действующему американскому уголовно-процессуальному законодательству в решении вопроса о назначении меры наказания присяжные заседатели не участвуют. Этот вопрос решается судьей единолично. И судья Росцел Томсен его решил. На следующем судебном заседании он объявил меру наказания: Филипп Берригэн приговаривался к шести годам тюремного заключения, Дэниэль Берригэн — к трем, к различным срокам лишения свободы были осуждены и другие члены «кейтонсвильской девятки».

Но судья не спешит закрывать судебное заседание. Наряду с уголовными санкциями он считает необходимыми и моральные сентенции:

— Достопочтенные отцы, — обращается он к осужденным священникам, — разрешите мне сказать Вам со всей искренностью следующее. Вы — прирожденные лидеры, и я глубоко верю в Вашу способность овладевать человеческими душами в любой обстановке. Я надеюсь, что Вы понимаете, какую огромную пользу может принести этот Ваш талант узникам, пребывающим в тюрьмах. Я надеюсь также, что Вы, находясь в заключении, употребите часть Вашего времени и таланта для привлечения идеалистически настроенной молодежи этой страны к занятиям пенологией[288]. Если нам удастся использовать хотя бы небольшую долю идеализма молодежи для работы в тюрьмах, то это будет неизменным благом для государства и народа. Я еще раз выражаю надежду, что Вы не поскупитесь приложить частичку Вашего выдающегося таланта в этом направлении. Сие относится в равной степени и к Вам, отец Филипп, и к Вам, отец Дэниэль…

Ну что ж, мысль изложена достаточно красноречиво: американская тюрьма нуждается в «талантливых» заключенных. А вот нужны ли таланты на свободе — об этом судья Томсен предпочел не распространяться.

Слова судьи не остались без ответа. Несколько месяцев спустя на его имя от заключенного № 23742/145 тюрьмы Дэнбери Дэниэля Берригэна пришло письмо:

Приговор, вынесенный по делу «кейтонсвильской девятки», неоднократно обжаловался в различные судебные инстанции. Дело дошло до Верховного суда США. Однако высший судебный орган страны отказался пересмотреть дело в апелляционном порядке. Основанием такого отказа послужила ссылка на отсутствие в апелляционной жалобе убедительных данных о наличии «существенной юридической ошибки», допущенной судом первой инстанции. Ссылки же на высокие морально-этические и религиозные соображения, которыми руководствовались осужденные при проведении акции протеста, были признаны не относящимися к делу.

Все юридические возможности добиться оправдания по суду оказались исчерпанными. Тогда Дэниэль и Филипп Берригэны вместе с двумя своими соратниками по «кейтонсвильской девятке» решились на крайнюю меру. По истечении предоставленного в связи с обжалованием срока приостановления исполнения наказания они не явились в федеральную тюрьму Льюисберг. Это означало переход на нелегальное положение.

Из воспоминаний Дэниэля Берригэна о первых днях борьбы в подполье:

— Наши методы протеста против Вьетнамской войны оказались недостаточными. Правительство по-прежнему расширяет косовицу смерти в Юго-Восточной Азии. Правосудие осталось глухим к нашим призывам к миру и справедливости. Публичное обсуждение проблем, которые мы пытались драматизировать своими поступками, официально запрещается под страхом строгого наказания. Нам затыкают рот и в судах, и на политической сцене. А тем временем необъявленная война, противоречащая всем человеческим и конституционным законам, продолжается, подобно нескончаемому кошмару. В этих условиях суды превратились в орудие поджигателей войны. Поэтому люди не должны подчиняться их воле. И как раз поэтому для меня с Филиппом было бы равнозначно измене, если бы мы вели себя подобно элементарным преступникам, если бы мы добровольно покорились тюремной немоте и изоляции, если бы мы прекратили сопротивление угрожающе разросшейся войне. Надо смотреть в глаза политической реальности. Сейчас нет смысла вести диалог с правительством на судебной арене, где оно выступает в качестве великого инквизитора. Этот диалог следует перенести в массы. В рамках закона мало что можно предпринять. Закон контролируется Никсоном и им же попирается. До Кейтонсвиля я считал, что необходимо нарушать закон во имя мира и порядочности и нести за это наказание. Сейчас я отвергаю идею мученичества. В условиях нашего общества нет прямой зависимости между преступлением и наказанием. Правому человеку для доказывания правоты своего дела незачем отдаваться в руки тюремщиков. Это равносильно политической безответственности, ибо твое заточение способствует укреплению сил зла, с которыми необходимо сражаться. Свободой следует дорожить не для себя, а для борьбы…

И они боролись. Несколько недель свободы — это так мало для личного благополучия и так много для борьбы до полного изнеможения. Выступления на импровизированных молодежных митингах, проповеди в католических костелах, смена конспиративных квартир и все время в движении по всей Америке — от океана до океана. Они знали, что долго так продолжаться не может, но шли на это сознательно, используя каждый час свободы для пропаганды пацифистских идей.

Между тем агенты ФБР уже вышли на их след[290]. Последовала серия арестов, и вот все члены «кейтонсвильской девятки» в камерах федеральной тюрьмы Льюисберг. Открывалась новая страница жизни и борьбы еще вчера свободных людей, а ныне политических заключенных.

Среди узников тюрьмы Льюисберг оказалось около сотни молодых американцев, осужденных за отказ участвовать в необъявленной войне во Вьетнаме. К ним обратились братья Берригэны со словами поддержки и участия. Они отстаивали их права перед администрацией тюрьмы. Об их судьбе сообщали на волю. Некоторые из этих сообщений попадали на страницы американских газет, наглядно показывая, что проблема политических заключенных в США — не досужий вымысел противников «американской демократии», а реальность сегодняшнего дня страны.

Такого рода деятельность никак не соответствовала ни тюремным инструкциям, ни представлениям властей о положении заключенных. Поэтому братьев Берригэн срочно изолировали от других узников и перевели в блок с более строгим режимом содержания. Здесь все было направлено на то, чтобы воспрепятствовать установлению контактов между заключенными. Разговаривать между собой они могли исключительно в тех местах, где это разрешено тюремными правилами.

Но и этого показалось недостаточно. Спустя некоторое время Дэниэля и Филиппа Берригэнов переводят в Дэнбери — тюрьму, которая по типу существующего в ней режима относится к пенитенциарным учреждениям «максимальной безопасности»[291]. Отсюда уже ни один звук не мог вырваться за пределы тюремных казематов. Имена братьев-священников стали постепенно исчезать со страниц американских газет. Бурно развивающееся антивоенное движение выдвигало новых лидеров. Плотная изоляция от мира сделала свое дело. О Берригэнах, казалось, стали забывать.

И в это время американские каналы массовой информации сообщают ошеломляющую новость. Ее преподнес директор ФБР Эдгар Гувер во время выступления в сенате. Он объявил собравшимся конгрессменам о заговоре против правительства Соединенных Штатов некой организации «Тайное общество восточного побережья во имя спасения жизней». По его словам, эта организация готовила взрыв системы коммуникаций правительственных зданий в Вашингтоне, а также похищение одного высокопоставленного сотрудника Белого дома. За освобождение заложника предполагалось якобы потребовать у администрации США прекращения войны во Вьетнаме. Ни имени сотрудника, ни имен заговорщиков Э. Гувер не назвал.

Вскоре, однако, все ведущие американские газеты стали отождествлять этого высокопоставленного сотрудника с главным помощником президента по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджером, а в качестве руководителей «Тайного общества» прямо называть братьев Берригэнов. Были обнародованы и фамилии так называемых соучастников. В их числе оказались трое известных католических священников — Нейл Маклоглин, Джозеф Вендерот, Энтони Скоблик, а также доктор философии профессор Экбаль Ахмад и профессор истории искусств Элизабет Макалистер.

Когда об этом узнали находящиеся в тюрьме Дэнбери Дэниэль и Филипп Берригэны, они потребовали созыва пресс-конференции для ответа на очередную провокацию ФБР. Однако начальник тюрьмы Джон Нортон, ссылаясь на предписанные тюремными инструкциями режимные правила, категорически в этом отказал. Тогда адвокат священников Уильям Канстлер огласил перед собравшимися у ворот тюрьмы журналистами заявление своих подзащитных:

«Обвинение в наш адрес — это фальшивка, сфабрикованная правительством… Тридцать восемь лет назад нацистская партия подожгла рейхстаг, чтобы заставить немецкий народ выступить под давлением страха в поддержку ее политики репрессий внутри страны и милитаристского курса вовне. Правительство Соединенных Штатов в аналогичных целях состряпало нелепый «заговор», участники которого якобы намеревались похитить помощника президента и взорвать отопительную систему федеральных учреждений в Вашингтоне. Цель этой фальшивки проста, но смертельно опасна — разгромить движение за мир, выставив в карикатурном свете тех, кто выступает против войны в Юго-Восточной Азии. Хорошо зная, что большинство американцев не хочет войны, правительство прибегает к трагическим и возмутительным методам — оно пытается заклеймить как насильников и сумасшедших миллионы людей, морально преданных делу борьбы против нашего вмешательства в Индо-Китае… Мы призываем всех наших сограждан, независимо от их политических и религиозных убеждений, заявить протест против использования ложных обвинений и государственных судилищ в целях облегчения осуществления такой внешней и внутренней политики, которая, если ее не пресечь сейчас, может в один прекрасный день превратить в анахронизм и мир, и свободу, и истину»[292].

Тем временем ФБР лихорадочно искало улики. О методах, которые при этом использовались, дает некоторое представление деятельность тайного полицейского агента-провокатора Бойда Дугласа. Документальные сведения о нем в силу специфики его профессии хранятся в строгом секрете в архивах ФБР. Однако некоторые данные все же стали достоянием американской общественности. Бойд Дуглас не всегда был полицейским агентом. Поначалу его карьера развивалась скорее в противоположном направлении: полиция неоднократно арестовывала Дугласа за совершение различного рода преступлений — от квалифицированной кражи и мошенничества с фальшивыми чеками до нападения на представителей службы правопорядка. Отбывая наказание в тюрьме Льюисберг, преступник-рецидивист был завербован ФБР и использован в качестве провокатора.

Ему удалось втереться в доверие к Филиппу Берригэну, поведав ему вымышленную историю о том, как он оказался за решеткой. По его словам, он воевал во Вьетнаме, осознал несправедливость этой войны, открыто выступил против ее продолжения и за это подвергся судебным репрессиям. Далее Дуглас «доверительно» сообщил священнику, что располагает скрытым от администрации тюрьмы каналом связи с друзьями на воле. Замурованный в тюремных стенах, лишенный возможности общения с соратниками, Филипп Берригэн воспользовался предложением Дугласа и стал регулярно передавать через него записки. Понятно, что эти послания немедленно пополняли досье ФБР. И хотя в них не содержалось ничего такого, что могло бы быть положено в основу нового обвинения против сторонников мира, эффект от этой провокации все же оказался значительным. У ФБР появилась возможность выявить круг сторонников Берригэнов на свободе и включить их в сферу негласного наблюдения. Кроме того, выйдя из тюрьмы, Дуглас, прикрываясь авторитетом Филиппа Берригэна, сумел проникнуть в ряды активистов антивоенного движения, стал среди них буквально «своим человеком».

Этой частью операции руководители ФБР могли быть довольны. Все шло строго по намеченному плану. Начался следующий этап операции. Дуглас объявляет «соратникам по борьбе» о том, что во Вьетнаме он служил офицером в саперной части, хорошо знает подрывное дело и готов предложить свои услуги. Но здесь провокатора и его хозяев из ФБР ожидало разочарование: активисты антивоенного движения решительно отвергли такого рода услуги. Не нашли поддержки и другие предложения Дугласа по части перехода к террористическим акциям, киднэппингу[293] и т. п.

Тем не менее и в этой, казалось бы, бесперспективной для ФБР ситуации поднаторевшие в провокациях сотрудники тайной полиции сумели совершить удачный маневр. Все разговоры Дугласа с руководителями антивоенного движения фиксировались на магнитной пленке. Благодаря ловким купюрам запись оказалось возможным использовать для подтверждения того факта, что собеседники обсуждали планы диверсионных и террористических актов. Обсуждали — значит было намерение, был заговор. Такова логика фальсификаторов. В результате на стол федерального большого жюри[294] ложится документ, в котором ФБР отмечает, что «заговорщики планировали достать динамит, пластиковую взрывчатку, бикфордовы шнуры и детонирующие устройства».

В январе 1971 года большое жюри, собравшееся в Гаррисберге (штат Пенсильвания), приступило к слушанию дела. Главным свидетелем обвинения выступил Бойд Дуглас. Показания провокатора полностью соответствовали замыслам ФБР. Однако были необходимы и другие доказательства. И обвинение попыталось их представить.

В зал заседаний большого жюри вызывается свидетель Джозеф Джойнт, технический служащий одного из крупных зданий в Вашингтоне. В этом здании находился вход в туннель, по которому были проложены подземные коммуникации правительственных учреждений. Ключи от входа в силу своих служебных обязанностей хранил Джозеф Джойнт. Как стало известно ФБР, этот технический служащий встречался с пастором Вендеротом, а тот в свою очередь является личным другом Филиппа Берригэна, что не могло пройти мимо внимания профессионалов своего дела из тайной полиции. И обвинение выдвигает тезис: с помощью Джозефа Джойнта священники Филипп Берригэн и Джозеф Вендерот спускались в туннель с целью его обследования и определения места для закладки взрывчатки.

Надо было только, чтобы эту версию подтвердил сам Джойнт. Для обеспечения нужных ФБР свидетельских показаний ему обещали иммунитет от уголовного преследования[295]. Не обошлось и без других характерных для ФБР методов воздействия. Однако несмотря на это обвинительную власть ожидала неудача. Свидетель Джойнт твердо заявил большому жюри:

— Я ничего не слышал о планах взрыва подземных коммуникаций и никого не водил в туннель.

Вызывается свидетельница Патриция Джойнт Чэнел, сестра Джозефа Джойнта. На ее показания особенно рассчитывало обвинение, поскольку предварительные методы психического давления, как казалось, обеспечивали нужный результат. Однако и здесь дело пошло вопреки заранее разработанному сценарию. Большому жюри предъявляется заключение врачей-психиатров, под наблюдением которых длительное время состояла Патриция Джойнт Чэнел с диагнозом «шизофреническая паранойя». В нем указано, что она «не может выступать в качестве свидетеля по причине невменяемости». Диагноз лечащих врачей был подтвержден известными специалистами Массачусетского психиатрического госпиталя. Несмотря на это большое жюри по настоянию обвинения решило заслушать показания Джойнт Чэнел, но она по совету своего адвоката отказалась давать показания, сославшись на Пятую поправку к Конституции США.

Других достойных внимания свидетелей не было, поэтому обвинению оставалось рассчитывать лишь на получение каких-либо инкриминирующих данных при допросе самих «заговорщиков». Особенно пристрастному допросу подверглась монахиня Джог Игэн, бывшая настоятельница нью-йоркского отделения ордена «Священное сердце девы Марии». Ей задали более шестидесяти провокационных вопросов. После каждого такого вопроса она неизменно произносила:

— Я отказываюсь отвечать, поскольку этот вопрос является антиконституционным вмешательством в мои права, вмешательством, основанным на сведениях, полученных незаконным путем.

Не помогло и обещание судьи Диксона Германа немедленно отменить меру пресечения и освободить ее из-под стражи, если она согласится отвечать на вопросы обвинителя. Более того, Джог Игэн обвинила власти в том, что с их санкции все телефонные переговоры нью-йоркского отделения ордена «Священное сердце девы Марии» перехватывались и записывались на магнитную пленку. И, наконец, всю деятельность большого жюри по разбирательству данного дела Джог Игэн назвала антиконституционной. Тут уж не выдержал судья Герман. Он немедленно приговорил ее на основании § 401 раздела 18 Свода законов Соединенных Штатов Америки к полутора годам лишения свободы за оскорбление суда.

Выслушав приговор, осужденная заявила:

— Уважение к этому суду означало бы для меня неуважение к суду высшему.

«Затем, — как вспоминает ее адвокат Джек Левин, — улыбнувшись, она обняла меня, поцеловала в обе щеки и отправилась в тюрьму в черном монашеском одеянии и в черных сапогах, зашнурованных до колен…»[296].

За нею в тюрьму последовали и другие «заговорщики» — священники Джозеф Вендерот, Энтони Скоблик и Нейл Маклоглин, которых судья отказался освободить под залог. Даже балтиморскому кардиналу Лоуренсу Шеену было отказано в ходатайстве об освобождении их из-под стражи до суда под его личное поручительство.

12 января 1971 г. федеральное большое жюри огласило свое решение. Несмотря на отсутствие сколько-нибудь убедительных доказательств, к уголовной ответственности привлекались четверо священников — Филипп Берригэн, Нейл Маклоглин, Джозеф Вендерот, Энтони Скоблик и двое профессоров — Экбаль Ахмад и Элизабет Макалистер. Их имена вошли в историю американской юстиции под обобщающим названием «гаррисбергской шестерки».

Они обвинялись в заговоре с целью организации взрыва и похищения человека. По действующему американскому уголовному законодательству каждое из этих преступлений предполагает длительные сроки тюремного заключения. Так, § 1201 раздела 18 «Преступления и уголовный процесс» Свода законов Соединенных Штатов Америки содержит следующую норму: «Тот, кто незаконно захватывает, заключает, заманивает, похищает, насильно или в результате обманов увозит, уносит или удерживает какое-либо лицо с целью получения выкупа или вознаграждения, если… любое из этих действий в отношении такого лица осуществляется в пределах специальной морской или территориальной юрисдикции Соединенных Штатов… карается тюремным заключением на любой срок или пожизненным заключением». Пункт «с» § 1201 устанавливает уголовную ответственность за совершение этого преступления в составе группы: «Если двое или несколько лиц вступают в заговор с целью нарушения положений данного параграфа, и одно или несколько таких лиц совершают какое-либо явное действие для осуществления такого заговора, каждое из указанных лиц карается тюремным заключением на любой срок или пожизненным заключением»[297].

Кроме обвиняемых, составивших «гаррисбергскую шестерку», в обвинительном акте федерального большого жюри фигурировало семеро соучастников, дело которых было выделено в особое производство. Это священники Дэниэль Берригэн и Поль Мейер, монахини Джог Игэн, Беверли Белл и Марджори Эшюмен, профессор физики Уильям Дэвидон и активный участник пацифистского движения Томас Дэвидсон. По американскому уголовному праву, лицо считается «соучастником другого лица в совершении посягательства, если… с целью содействовать совершению посягательства или облегчить его совершение оно: 1) подстрекает такое другое лицо к его совершению; 2) помогает или соглашается, или пытается помочь такому другому лицу в его планировании или совершении…»[298]. § 2, п. «а», раздела 18 Свода законов Соединенных Штатов Америки устанавливает уголовную ответственность за соучастие: «Тот, кто совершает посягательство против Соединенных Штатов или помогает его совершению, подстрекает, дает советы, руководит, побуждает или обеспечивает его совершение, подлежит наказанию как исполнитель данного посягательства»[299]. Таким образом все «заговорщики» — и исполнители, и соучастники — были преданы суду по обвинению в совершении деяний, за которые федеральное уголовное законодательство предусматривает лишение свободы вплоть до пожизненного заключения.

Но предание суду — еще не осуждение. Для того чтобы наказание стало реальностью, необходимы веские доказательства, которые суд мог бы признать достаточными для вынесения обвинительного вердикта. А их-то, как показали заседания большого жюри, и не было. Поэтому появилось решение продолжить расследование, к производству которого Министерство юстиции подключило свои лучшие силы. Дело принял к своему производству специально назначенный атторней Гай Гудвин, известный в стране специалист по расследованию «подрывной деятельности» Процессуальное руководство расследованием осуществлял руководитель департамента внутренней безопасности Министерства юстиции США Роберт Мэрдиэн, он же заместитель министра.

Пока атторней Гудвин прилагал все усилия к поиску новых улик и пополнению таким образом доказательственного материала, из Вашингтона пришло сообщение, которого не ожидал никто. Защиту «гаррисбергской шестерки» решил возглавить Рамсей Кларк, бывший министр юстиции США. Трудно сказать, чем было вызвано такое решение. На этот счет американская пресса писала разное. Отмечались личные неприязненные отношения Кларка с директором ФБР Гувером. Некоторые рассматривали акцию бывшего министра как тонкий тактический ход в борьбе за голоса избирателей на дальних подступах к предстоящим президентским выборам. Нельзя исключить и влияния принципиальных мировоззренческих факторов. Ведь Кларк известен в Соединенных Штатах не только как бывший министр юстиции: после ухода с этого поста он выступил с требованием о рассмотрении вопроса о конституционности войны во Вьетнаме Верховным судом США, организовал безвозмездные юридические консультации для арестованных участников антивоенного марша протеста, согласился поддерживать иск эскимосов Аляски к федеральной администрации с требованием возвращения незаконно отчужденных у них земель. Как бы там ни было, несомненно одно: участие на стороне защиты в деле «гаррисбергской шестерки» Рамсея Кларка придало этому судебному процессу исключительную политическую остроту.

Вместе с Кларком защищать подсудимых вызвались и другие известные общественные деятели страны. Среди них бывший кандидат в сенаторы от демократической партии Поль О’Двайер, профессор права Гарвардского университета Леонард Бодин и десять видных американских адвокатов.

Министерство юстиции США противопоставило им лучших юристов, имевших большой опыт выступлений в судах в качестве обвинителей. По согласованию с президентом страны Ричардом Никсоном главным обвинителем был назначен Уильям Линч, заместитель министра юстиции. Под стать ему были подобраны и помощники; каждый из них участвовал в многочисленных судебных баталиях, из которых, как правило, выходил победителем.

Итак, соотношение сил определилось. Судебное разбирательство началось. В кресле председательствующего — судья Диксон Герман. Вызывается подсудимый Филипп Берригэн.

Судья Д. Герман: У Вас было достаточно времени для ознакомления с обвинительным актом большого жюри?

Подсудимый Ф. Берригэн: Более чем достаточно, Ваша честь.

Судья Д. Герман: Понятно ли Вам предъявленное обвинение?

Подсудимый Ф. Берригэн: Вполне, Ваша честь.

Судья Д. Герман: Признаете ли Вы себя виновным?

Подсудимый Ф. Берригэн: Нет, не признаю.

Этот фрагмент протокола судебного заседания пришлось бы повторить несколько раз — по числу подсудимых, ибо так отвечал каждый из них. Более того, члены «гаррисбергской шестерки» совместно со своими «соучастниками» обратились к суду с ходатайством приобщить к делу их заявление:

«Правительство при помощи ФБР и Министерства юстиции устроило нам западню. Приписывая планы похищения и диверсионных взрывов людям, у которых не было ни моральной философии, ни практических средств для их осуществления, правительство лишь демонстрирует свое отчаяние и готовность пойти на все ради разгрома антивоенного движения. Единственный заговор, в котором мы принимали участие, это заговор по спасению человеческих жизней».

Это политическое по своему содержанию и значению заявление подсудимых было всесторонне юридически обосновано защитой. «Команда Кларка», как ее теперь называли, опротестовала решение большого жюри по фактическим и правовым основаниям. Прежде всего внимание федерального суда обращалось на недостоверность и недостаточность доказательств, положенных в основу обвинения, противозаконные или неоправданные обстоятельствами дела методы их собирания: использование агентов-провокаторов, психологическое давление на свидетелей, подслушивание телефонных разговоров, перлюстрация почтовой корреспонденции, перехват телеграфных сообщений. Защита указала на несоответствие содержания обвинительного акта требованиям уголовно-процессуального закона, который предписывает индивидуализировать ответственность каждого обвиняемого; в данном же случае этого сделано не было, обвинение оказалось сформулированным в абстрактной форме применительно к деятельности группы в целом. Особо отмечалась недопустимость досудебной дискредитации граждан, что допустил директор ФБР Эдгар Гувер в своем выступлении задолго до официального предъявления обвинения большого жюри.

Такой поворот событий не входил в планы Министерства юстиции. Широкое общественное движение в защиту «гаррисбергской шестерки» грозило превратить судебный процесс в трибуну сокрушительной критики милитаристского курса вашингтонской администрации.

Этого судья Диксон Герман допустить не мог. Отчетливо сознавая, что обвинение терпит фиаско, он принял поистине соломоново решение: объявить перерыв судебного разбирательства на неопределенный срок.

В связи с этим здесь же в здании федерального суда члены «гаррисбергской шестерки» и семеро их соучастников составили заявление для печати:

«Мы, тринадцать мужчин и женщин, с чистой совестью заявляем — мы не заговорщики, не террористы и не похитители. И в мыслях, и на деле мы отвергаем все те акты, в которых нас обвиняют. Наша группа состоит из людей, придерживающихся различных взглядов, но объединенных общей целью оппозиции гигантскому насилию и войне, которую ведет правительство США в Юго-Восточной Азии. Именно за эту деятельность нас и заклеймили как «заговорщиков». Глубокое сострадание к жертвам войны заставило нас стать на путь ненасильственного сопротивления. Некоторые из нас приняли участие в уничтожении карточек военного учета. Но в отличие от нашего обвинителя — правительства Соединенных Штатов Америки — мы никогда не проповедовали насилий против человеческих существ и тем более никогда не занимались подобным насилием. В отличие от правительства мы никогда не лгали нашим согражданам о своих поступках. В отличие от правительства нам нечего скрывать. Сограждане! Мы просим вас лишь об одном — сравните нашу жизнь и нашу деятельность с действиями президента, его советников, его начальников штабов и спросите себя: так кто же совершает преступное насилие?»[300].

И многие сограждане подсудимых действительно поставили такой вопрос и сами же ответили на него: по всей стране стали стихийно возникать отделения Комитета защиты, который выступил в поддержку «гаррисбергской шестерки» и других преследуемых в уголовном порядке сторонников мира; из добровольных пожертвований американских граждан был создан так называемый «Семейный кредит», используемый в судебно-политических процессах для оплаты юридической помощи адвокатов, внесения залоговых сумм в депозит суда, покрытия процессуальных издержек и др.

В условиях широкой поддержки подсудимых американская юстиция не решалась возобновить производство по делу «гаррисбергской шестерки». Однако не все подсудимые оказались на свободе. Братья Берригэны продолжали отбывать наказание по приговору, ранее вынесенному членам «кейтонсвильской девятки»…

Прошло несколько лет. Окончилась война во Вьетнаме. Отбыв наказание, мятежные священники обрели, наконец, долгожданную свободу. Но не изменили делу своей жизни, не прекратили борьбу. Неудержимый рост ядерных арсеналов, милитаризация страны, создание угрозы атомной катастрофы — вот те явления в политической жизни Соединенных Штатов, против которых выступали Берригэны. За участие в организации и проведении массовых антивоенных акций их неоднократно арестовывали, привлекали к уголовной ответственности, бросали в тюрьмы. Известно, что Филипп Берригэн по этим основаниям в период 1968–1978 гг. подвергался аресту более 40 раз. Вот как описывала свои впечатления от встречи с ним и другими политическими заключенными в вашингтонской тюрьме известная американская публицистка Мэри Макгрори: «Они содержатся в невыносимых условиях. В камерах гнездятся полчища тараканов, москитов и прочих насекомых. Участники антивоенных выступлений находятся в одних бараках с уголовными элементами».

Но даже в этих условиях мужественные заключенные продолжают борьбу. Из тюремных застенков доносится слово Филиппа Берригэна, опубликованное во многих странах мира: «Борьба против ядерного оружия является борьбой за спасение нашей планеты. Если гонка вооружений будет продолжаться нынешними темпами, то не исключено, что в течение ближайшей четверти века может вспыхнуть ядерная война». И далее о судебных репрессиях против сторонников мира: «Власти США пытаются чеканить капитал на судебных процессах диссидентов в Советском Союзе. Но Вашингтон не хочет признать того, что в нашей стране имеется множество политических заключенных».

Об их судьбах мы продолжим рассказ на последующих страницах этой книги.