«Штат Джорджия против Анджело Хэрндона»

В жаркий июньский полдень в помещение фултонской федеральной почты вошел высокий негр с дорожной сумкой в руке. Подойдя к окну выдачи корреспонденции, он предъявил документ на имя Анджело Хэрндона, 19 лет, безработного. Такие данные, видимо, не произвели сильного впечатления на почтового служащего, во всяком случае он не торопился обслужить клиента. В это время в зале появились еще несколько посетителей. Они направились к конторкам и стали сосредоточенно заполнять бланки почтовых отправлений. Между тем служащий, проверив личность молодого негра, выложил на стойку пачки корреспонденции. Здесь были книги, брошюры, номера газеты «Дейли уоркер». Молодой человек погрузил все это в свою сумку и направился к выходу. И в этот момент его плотно обступили люди, которые только что сосредоточенно склонялись над своими бумагами. Представившись сотрудниками полиции штата, они отработанным профессиональным жестом надели на запястья Хэрндона стальные наручники и предложили арестованному следовать с ними в машину.

С этого события лета 1932 года начинается судебная эпопея Анджело Хэрндона, одного из руководителей отделения Коммунистической партии и Совета безработных в Атланте (штат Джорджия). Его не по годам развитый, пытливый ум и огромная энергия поражали товарищей по борьбе. И не случайно он стал одним из их лидеров. Под его руководством безработные объединились в единую организацию, наладили сбор средств для осуществления своей деятельности, выпускали листовки и обращения к единомышленникам. Многочисленные демонстрации и митинги безработных стали приметой города Фултона.

Все это не могло не привлечь внимания властей к молодому руководителю массового движения за право на труд. Расправа готовилась тщательно и методично. После ареста большое жюри, в котором не оказалось ни одного негра, предъявило ему в соответствии с Законом штата Джорджия о мятежах, принятым еще в 1867 году, обвинение в подстрекательстве к мятежу. Обвинение поддерживали заместитель генерального атторнея штата Джон Хадсон и его помощник Джон Уолтер Ле Кро.

Организацию защиты Анджело Хэрндона взяла на себя Международная лига защиты рабочих (МЛЗР), национальная штаб-квартира которой находилась в Нью-Йорке. Непосредственно в суде защиту возглавил молодой адвокат Бенджамин Дэвис, ставший впоследствии одним из выдающихся деятелей Коммунистической партии США. Буквально перед судом он получил два подметных письма от местного отделения ку-клукс-клана. Под угрозой смерти расисты требовали отказаться от защиты. Но это не сломило мужественного адвоката. Одним из первых его судебных демаршей по данному делу явилось заявление о незаконности ареста Хэрндона. В соответствии с действующим законодательством полномочия полиции штата не распространяются на федеральные учреждения, расположенные на его территории. А поскольку почта относится именно к федеральным учреждениям, то вывод защиты о незаконности ареста в ее помещении с юридической стороны оказался бесспорным. Суд вынужден был освободить арестованного и возвратить ему изъятую во время ареста и личного обыска корреспонденцию.

Первый успех защиты явился, однако, лишь преамбулой к последующему длительному и трудному судебному процессу. Обвинительная власть тоже располагала квалифицированными юристами. На этот раз она не повторила прежней ошибки: Анджело Хэрндона арестовывают теперь у него на квартире. Во время обыска изымаются все те же книги, брошюры, газеты. Помимо этого обнаруживаются марксистская литература, публикации Коммунистической партии США, документы Совета безработных.

В деле Хэрндона, как считал его адвокат Б. Дэвис, существовали две альтернативные линии действий защиты. «Реформистская линия» состояла в том, чтобы защищать Хэрндона как отдельного индивидуума, подвергающегося преследованию в результате эксцессов буржуазной юстиции, которая в целом достаточно справедлива и демократична. Такой подход, по мнению адвоката, мог иметь разные варианты — от примитивного приспособленчества, отдающего подзащитного на милость суда, до решительных атак на существенные, но все же второстепенные факторы, такие, например, как дискриминационный характер судопроизводства. При этом подразумевалось, что привлечение обвиняемого к уголовной ответственности само по себе имеет рациональные основания, однако суд должен быть справедливым. Такой подход, по мнению Б. Дэвиса, строился на отрицании классово-политической природы правосудия. В результате суду подвергался обвиняемый в общеуголовном преступлении, а социальная система, в условиях которой проходил суд, находилась вне критики. «Если бы политическая подоплека дела Хэрндона игнорировалась или отрицалась, то и участию трудящихся в защите Хэрндона также, вероятно, не придавалось бы значения, — не без основания полагал адвокат. — Таким образом, при реформистском подходе к защите судьба обвиняемого зависит в основном от профессиональных качеств его адвокатов, выступающих против объединенных усилий представителей обвинения, поддерживаемых всеми средствами давления, находящимися в распоряжении государства. Классовый смысл юридической борьбы в судах при таком подходе игнорируется вообще или по крайней мере затушевывается. Нельзя, конечно, отрицать, что именно с помощью таких реформистских методов достигаются победы в судах и что такого рода успехи нередко имеют положительные социальные последствия. Однако. чаще подобные победы являются в лучшем случае неполными, а зачастую и просто эфемерными»[88].

Другая альтернативная линия защиты, которой и решил в конечном счете придерживаться адвокат Б. Дэвис, заключалась в том, чтобы представить дело Хэрндона как полностью сфабрикованное. Предстояло доказать следующее: дело вообще не подлежит судебному разбирательству, а выдвинутое против Хэрндона обвинение само по себе находится в вопиющем противоречии с основными правами и свободами, гарантированными Биллем о правах. Дело Хэрндона защита рассматривала с учетом необходимости распространения классовой борьбы и на судебную сферу; цель этой политики состояла в «разоблачении изуверского характера расизма во всех его проявлениях». Подлинными преступниками, которых, по мнению защиты, следовало посадить на скамью подсудимых, «являлись руководители системы, основанной на принципе превосходства одной расы над другой». Защита стремилась ясно показать, что жертвами этой системы были не только черные, но и белые бедняки, посредством сегрегации не допускавшиеся к объединению в борьбе за свои классовые интересы. Это давало возможность правящему классу эксплуатировать и тех и других, подвергая негров дополнительному гнету расистских преследований. «Поскольку Хэрндон являлся жертвой власть имущих, то только рабочий класс мог спасти его, проводя массовое контрнаступление объединенными силами и используя при этом все демократические формы борьбы. И в этой борьбе защитник выступал как трибун угнетенного класса и мог добиться наибольших успехов тогда, когда он в юридических формах выражал политику рабочего класса». Именно таким путем, по мнению Бенджамина Дэвиса, можно было обеспечить обвиняемому самую действенную и эффективную защиту[89].

16 января 1933 г. в городе Фултоне началось судебное разбирательство. В кресле председательствующего — судья Ли Б. Уайет. «Как для боя быков отбирают самых свирепых животных, так и для этого судебного процесса выбрали самого свирепого судью, чтобы контраст между господством белых и раболепием черных был наиболее впечатляющим», — писал адвокат Бенджамин Дэвис в своих воспоминаниях. Интересны его характеристики и тех, кто занял места напротив представителей обвинения.

«Джон Хадсон походил на персонаж сатирической пьесы. Он сочетал в себе свойства, которые считались необходимыми атторнею. Периодически он жертвовал каторжникам или осужденным к смертной казни немного жареного мяса. По воскресеньям он играл роль духовного пастыря, и у него хватало таланта, чтобы вернуть какого-нибудь безбожника в лоно церкви. Если вам не нравился один его талант, у него наготове был другой. Хадсон отличался потрясающим лицемерием. Комплекция у него была солидная.

Ле Кро был крохотным, белым как мел, иссохшим человеком, жалким и по внешности и по поведению»[90].

Первый вопрос, который вызвал на суде дискуссию сторон, касался системы избрания членов большого жюри.

Защита обратилась с ходатайством об отмене обвинительного акта по делу Хэрндона как не имеющего юридической силы вследствие умышленного исключения представителей негритянской общины из состава жюри. Судья отказал в его удовлетворении. Тогда защитник Б. Дэвис попросил разрешения аргументировать свое ходатайство и выслушать по данному вопросу свидетелей. В ответ на это судья Ли Уайет произнес:

— Я же только что отказал в ходатайстве. Ничто из того, что вы скажете, не будет иметь никакого значения.

Столь явное игнорирование позиции защиты заведомо давало апелляционное основание для последующей отмены приговора в связи с существенным нарушением уголовнопроцессуальных норм. Это сразу почувствовал обвинитель Хадсон и тут же заявил, что обвинение штата не возражает против заслушивания свидетельских показаний о системе отбора присяжных для большого жюри.

В данной ситуации судья поспешил исправить свою процессуальную ошибку и разрешил допрос свидетелей защиты.

В зал судебного заседания вызывается свидетель Дэвид Т. Говард, состоятельный предприниматель негритянского происхождения из Атланты. Он показал, что в полной мере отвечает всем цензовым' условиям для участия в судопроизводстве в составе жюри: владеет недвижимым имуществом, исправно платит налоги, имеет необходимый образовательный уровень, не имеет судимости и т. д.[91]. Но тем не менее за несколько десятилетий постоянного проживания в штате Джорджия его ни разу не включили в состав большого жюри, не предложили ему выступить в суде в качестве присяжного заседателя. Подобные показания были получены и от других свидетелей из представителей негритянской общины штата.

Вызывается свидетель Стив Нэнс, член комиссии по формированию жюри присяжных штата Джорджия. Из его показаний следует, что все граждане, удовлетворявшие требованиям, предъявляемым к присяжным заседателям, условно разделены на две категории. На бланки белого цвета заносятся фамилии белых, негры же регистрируются на розовых бланках. При подборе кандидатов в присяжные для каждого конкретного судебного процесса использовалась лишь первая категория учетных документов. Не было исключением и дело Хэрндона. Такие же показания дали и другие члены комиссии по формированию жюри присяжных.

Перекрестный допрос свидетелей не выявил противоречий в их показаниях. Тогда слово взял обвинитель Хадсон.

— Система суда присяжных в округе Фултон, — заявил он, — существует без значительных перемен более полустолетия. Она соответствует судебной истории и обычаям великого штата Джорджия и в равной мере обеспечивает беспристрастное правосудие как в отношении негров, так и в отношении белых…За всю мою юридическую практику в этом почтенном суде это первый случай, когда кто-то осмелился бросить вызов нашей освещенной временем и традициями системе суда присяжных.

Такого рода аргументация была скорее эмоциональной, чем юридической. Позиция же защиты основывалась на нормах Конституции США, и прежде всего Шестой поправке, которая гласит: «Во всех случаях уголовного преследования обвиняемый имеет право на скорый и публичный суд беспристрастных присяжных того штата и округа, где было совершено преступление…» Это принципиальное положение применительно к судопроизводству отдельных штатов дополняется Четырнадцатой поправкой: «…Ни один штат не должен лишать кого-либо жизни, свободы или собственности без законного судебного разбирательства и не может отказать лицу, подчиненному его власти, в равной для всех защите закона». В американской юриспруденции Шестая поправка, гарантирующая каждому обвиняемому право на суд «беспристрастных присяжных», интерпретируется на основании содержащейся в Четырнадцатой поправке оговорки о «равной для всех защите закона» в трех смысловых значениях. Нормы, понимаемые в узком смысле, позволяют объявить обвинительный акт большого жюри или обвинительный вердикт малого жюри неконституционным, если обвиняемый сможет доказать, что при отборе присяжных была допущена дискриминация по признаку расы, национальности, цвета кожи, пола, возраста, материального положения или социального происхождения. В более широком смысловом значении такого права указанные нормы означают возможность потребовать правосудия с участием присяжных, представляющих все слои американского общества. И, наконец, в самом широком смысле они означают возможность потребовать суда присяжных, являющихся равными подсудимому. В результате последнего требования обвиняемый из негритянского гетто должен быть судим присяжными того же происхождения[92]. Все это, но более подробно и обстоятельно изложил в своей речи защитник Б. Дэвис, не претендующий на какое-либо необычное толкование конституционных положений. Он просто «предъявил свой аргумент в соответствии с тем, что изучил в Гарвардской юридической школе»[93]. И очевидность правовой аргументации, подкрепленная незыблемостью свидетельских показаний, была безусловно убедительной для всех, собравшихся в зале судебного заседания, но только не для судьи Ли Уайета.

— Для меня все ваши факты и другие аргументы отнюдь не очевидны, — заявил он.

— … Если на основании неопровержимых фактов и соответствующего закона вы не удовлетворите ходатайство об отмене обвинения нашего подзащитного, я обращусь в Верховный суд США, и он отменит ваше решение, — предупредил Б. Дэвис.

— Это все, что вы можете сказать? — спросил Ли Уайет.

— Да, — последовал ответ.

— Отказано! — принял решение судья.

На следующий день судебное разбирательство было продолжено. Предстояло избрать присяжных заседателей малого жюри, которое должно вынести вердикт о виновности. По каждой кандидатуре между обвинением и защитой возникали продолжительные дискуссии. В некоторых же случаях оппонентом защиты фактически выступал судья, хотя действующее американское уголовно-процессуальное законодательство ограничивает его роль в процессе функцией разрешения судебного спора по существу, а отнюдь не предполагает участия в таком споре в качестве одной из сторон.

Вот характерный фрагмент из этой части судебного разбирательства[94]. Идет допрос кандидата в присяжные заседатели.

Защитник: В соответствии с Вашей присягой говорить правду скажите суду, являетесь ли Вы членом ку-клукс-клана?

Кандидат: Да, но это не помешает мне вынести справедливый вердикт (в зале заседаний — смех).

Судья: Требую восстановить порядок! В следующий раз, когда услышу такой смех, удалю всех из секции для черных.

Защитник: Прошу суд отстранить члена ку-клукс-клана от участия в составе суда присяжных.

Судья: Я ничего не знаю о том, что он член ку-клукс-клана.

Обвинитель: Ваша честь, обвинение не возражает против исключения этого присяжного, но без ущерба его личной репутации, а также репутации любой организации, в которой он хотел бы состоять.

Итак, судья пытался поддержать совершенно бесперспективную затею. Если бы он не удовлетворил заявленного защитником ходатайства, то вышестоящая судебная инстанция вынуждена была бы отменить приговор. Хотя в Америке член ку-клукс-клана в составе жюри не такая уж редкость, афишировать свою принадлежность к клану в подобной ситуации не принято, ее тщательно скрывают. В данном же случае публичное заявление кандидата в присяжные о своем членстве в одной из наиболее скандальных и террористических организаций означало вызов общественному мнению. Это сразу уловил обвинитель Хадсон. Он оказался дальновиднее судьи Уайета. Предвидя неблагоприятную оценку со стороны вышестоящих судебных инстанций факта включения заведомого члена ку-клукс-клана в состав жюри присяжных, он поспешил согласиться с ходатайством защиты. Только после этого судья осознал особенность создавшейся ситуации. Кандидат был отведен.

Подготовительная часть судебного разбирательства позади, присяжные заняли свои места, начинается судебное следствие.

Свой тезис о подстрекательстве к мятежу обвинение обосновывало, представляя в качестве доказательств изъятые у Анджело Хэрндона во время обыска публикации Коммунистической партии США. Одной из главных улик служила подготовленная им листовка:

«Рабочие Атланты! Имеющие работу и безработные, негры и белые, мужчины и женщины! Внимание!

Мы, насчитывающие тысячи человек, вместе с семьями сейчас голодаем и живем в нищете, нас в любой момент могут выбросить на улицу, потому что прекращена выдача той мизерной благотворительной подачки, которую некоторые из нас получали. С рабочих нашего города были собраны сотни тысяч долларов в фонд помощи безработным, однако большая часть этих денег была разбазарена на высокие оклады директорам агентств по выдаче пособий.

Так, мистер Т. Глен, президент организации «Community Chest», говорят, получает оклад в 10 000 долларов в год. Мистер Ф. Нили, ее исполнительный директор, заявил в субботу перед окружной комиссией, что ему выплачивают 6500 долларов в год. В то же время ни один рабочий, какой бы большой у него ни была семья, не получает на проживание более 2,5 долларов в неделю. Если мы подсчитаем оклады, выплачиваемые секретарям и другим служащим, работающим в 38 отделениях по выдаче пособий в нашем городе, то не следует удивляться, что деньги, предназначенные для пособий, израсходованы. Не осталось ни цента, чтобы спасти нас от голода. Если мы допустим, чтобы нас уморили голодом, в то время как эти мошенники будут жиреть на нашем горе, то виноваты в этом будем мы сами.

Совершенно очевидно, что предприниматели хотят сэкономить деньги, нажитые на наших поте и крови. Мы должны заставить их продолжить выдачу пособий и увеличить размер помощи. Мы не можем позволить им продолжать волокиту, давая пустые обещания. Городские и окружные власти должны позаботиться о каждой безработной семье в Атланте, используя деньги, собранные с нас в виде налогов, и доходы банкиров, и других капиталистов-богачей. Надо заставить их сделать это.

В прошлую субботу на собрании членов окружной комиссии мистер Уолтер Макнил-младший предложил, чтобы полиция собрала всех безработных с семьями, отправила их на фермы и заставила работать за одно пропитание без заработной платы, а ведь всего лишь несколько месяцев назад эти лицемеры разглагольствовали о принудительном труде в Советской России, в стране, где нет голода и где правят рабочие! Допустим ли мы, чтобы нас силой обратили в рабство?!

На этом же собрании мистер Хендрикс сказал, что в Атланте нет голодающих семей, что если таковые и есть, то он не видел их. Давайте же все вместе, белые и негры, с женами и детьми, придем к его канцелярии в окружном суде на пересечении улиц Прайор и Хантер в четверг в 10 часов утра, и покажем этому мошеннику, как много горя в городе Атланте, потребуем оказать нам немедленную помощь.

Боритесь за страхование по безработице за счет правительства и владельцев предприятий! Требуйте немедленной выплаты федерального пособия бывшим военнослужащим. Не забудьте: утром в четверг у здания окружного суда.

Издано комитетом безработных Атланты.

Почтовый ящик № 339»[95]

Другие документы, изъятые во время обыска у Анджело Хэрндона, касались фактов репрессий против национальных меньшинств, позиции коммунистов по национальному и расовому вопросам, критики антикоммунистической истерии, организации борьбы рабочего класса за свои политические права и экономические интересы. Показания об аресте Хэрндона и о содержании изъятой у него литературы давал помощник атторнея округа Стивенс. При этом он неизменно называл подсудимого «ниггером»[96].

Защитник: Возражаю, Ваша честь. Выражение «ниггер» нежелательно, вредно и оскорбительно.

Судья: Я не знаю, является оно таковым или нет.

Защитник: Ваша честь, сделанное Вами перед судом присяжных замечание о том, что Вы не знаете, является оно таковым или нет, дает моему подзащитному право заявить о неправильном ведении судебного разбирательства. Я ходатайствую о юридическом признании факта такого нарушения.

Судья: В ходатайстве отказано.

Защитник: Замечание Вашей чести не является постановлением суда. Я настаиваю именно на постановлении.

Судья: Другого постановления Вы не получите.

Защитник: Возражаю.

Судья: Тогда я дам свидетелю указание называть Хэрндона «черным», это ласковое обращение.

Защитник: Это слово тоже оскорбительно и вредно. Я возобновляю ходатайство о признании факта неправильного ведения судебного разбирательства.

Судья: Отказано!

В качестве экспертов, приглашенных защитой, на процессе выступили профессора Эмерского университета в Атланте: доктор Мерсер Эванс и доктор Томас Конли. Они сообщили о проведенном ими в студенческой среде эксперименте. Студентам в произвольной последовательности без указания авторов были оглашены несколько отрывков из произведений классиков марксизма-ленинизма и речей президентов США Авраама Линкольна и Томаса Джефферсона. Предлагалось указать, какие из отрывков являются более «мятежными» по содержанию. Студенты неизменно указывали на высказывания «отцов американской демократии».

Во время прямого допроса Эванса произошел обмен репликами, из которого можно составить наглядное представление об уровне понимания судьей Уайетом предмета судебного спора[97].

Защитник (Эвансу): Является ли коммунистическая социальная система экономической системой?

Судья: Считаю этот вопрос неприемлемым. Здесь никто не пытается доказывать, что Хэрндон неэкономный человек.

Защитник: Ваша честь, какое отношение к делу имеет вопрос о том, является ли подсудимый экономным или расточительным человеком?

Судья: Допрос окончен.

Не менее показательным для характеристики судьи явился допрос доктора Томаса Конли.

Судья: Хотели бы Вы, чтобы Ваша дочь вышла замуж за ниггера?

Защитник: Возражаю против такой постановки вопроса.

Судья: Возражение отвергается.

Эксперт: У меня нет дочери.

Судья: Хотели бы Вы, чтобы Ваша сестра вышла замуж за ниггера?

Защитник: Решительно возражаю, Ваша честь!

Судья: Отвергнуто.

Эксперт: У меня нет сестры.

Судья: Хотели бы Вы, чтобы какая-нибудь из Ваших близких родственниц вышла замуж за ниггера?

Защитник: Но…

Судья (прерывая): Отвергнуто!

Эксперт: Не имеет значения, что я хочу. Закон этого штата запрещает черным и белым вступать в смешанный брак. Я бы не советовал и не хотел бы, чтобы кто-нибудь сделал что-либо в нарушение закона штата Джорджия.

Одним из свидетелей на процессе выступил сам подсудимый. Действующее уголовно-процессуальное законодательство допускает такую возможность[98]. При этом в судах штата Джорджия подсудимый пользуется иммунитетом, освобождающим его от прямого и перекрестного допросов. Принимая решение дать показания о своей деятельности, Анджело Хэрндон руководствовался стремлением превратить скамью подсудимых в трибуну политической борьбы за гражданские права. И это ему удалось.

— Что бы вы ни сделали со мной, — сказал он в завершение своего 35-минутного выступления, — на мое место встанут тысячи других, чтобы сражаться за свободу чернокожих рабочих и всего трудового народа.

По окончании судебного следствия начались прения сторон. Первым выступил обвинитель Джон Хадсон. Свою речь он сопровождал пространными сентенциями против «нечестивого наступления коммунизма и негритянского господства» и завершил ее призывом к присяжным отправить «эту черную гадину на электрический стул».

Защитник Бенджамин Дэвис на это ответил:

— Леди и джентльмены, члены суда присяжных! Не голодайте. Не используйте свое конституционное право подавать правительству петиции с жалобами. Не приходите в здание суда в поисках хлеба для ваших детей. Не становитесь безработными. Не смотрите на вашего соседа-негра как на товарища по несчастью и не объединяйтесь с ним, чтобы улучшить судьбу. Если вы совершаете эти человеческие, законные поступки, вы покушаетесь на подстрекательство к восстанию и мистер Хадсон пошлет вас на электрический стул. Мистер Хадсон — весьма порядочный христианин. Пять дней в неделю в этом зале он обрекает несчастных негров и невинных белых бедняков на смертную казнь. А по воскресеньям он молится о прощении своих собственных преступлений, совершенных за пять предыдущих дней. И этот человек хочет лишить жизни моего подзащитного, полагая, что это будет легкой задачей, что предрассудки и ненависть к неграм помогут ему послать моего подзащитного на электрический стул. Но не смерти следует предать этого девятнадцатилетнего юношу, а приветствовать его за мужество, за очевидный здравый смысл его миссии. Он сплачивал бедноту обеих рас, безработную не по своей вине, для борьбы с голодом. Это давно нужно было сделать именно в этом штате Юга, где черные и белые бедняки слишком долго были разъединены. Да, мистер Хадсон, штат Джорджия должен приветствовать межрасовое братство. Лишь это по-христиански. Это должно было бы обрадовать мистера Хадсона. А он хочет послать сторонника этого братства на электрический стул. Хваленая набожность мистера Хадсона — лишь маска для его неблаговидных действий. Верит ли он в братство или он верит в человеческую ненависть и раскол? Во что же Вы верите, господин обвинитель? Почему Вы не говорите суду? … Прошу господ присяжных взглянуть на эти фотографии. (Защитник просит приобщить к делу фотографии, на которых запечатлены обменивающиеся рукопожатием рабочие белой и черной рас.)

— Мистер Хадсон обвиняет моего подзащитного в разжигании расовой ненависти. Видите ли вы среди этих фотографий хоть один пример антагонизма или ненависти?…Видите ли вы здесь символы насилия и угнетения, которые присутствуют в материалах ку-клукс-клана? Где же «мятеж», в котором обвиняет Хэрндона штат Джорджия? Обвинение не представило ни одного свидетеля, подтвердившего хотя бы один акт насилия или подстрекательства к мятежу, совершенный подзащитным… Можно ли считать мирную демонстрацию за предоставление пособий по безработице покушением на мятеж? Если у человека голодает ребенок, то покушается ли этот человек на свержение правительства, подавая вместе с соседями правительственным служащим петицию о помощи?.. Мистеру Хадсону решительно не нравится лозунг самоопределения для «черного пояса». Он выкрикивал ругательства по этому поводу, но ни разу не объяснил значение этого лозунга… «Черный пояс» — это район, где негры составляют большинство населения, а в некоторых штатах, как, например, в Миссисипи, негры составляют подавляющее большинство. По всем законам демократии неграм следует там быть губернаторами, мэрами, конгрессменами, сенаторами, служащими местных органов власти. Что в этом повстанческого или революционного? Это просто принцип большинства по традициям и законам федеральной Конституции, и Конституции штата… Но мистер Хадсон резко возражает против этого. Почему? Это нетрудно понять. Если негритянское большинство получит право голосовать, избирать собственных служащих, учить в школах, отправлять правосудие в суде, прилично зарабатывать, это будет означать конец эпохи линчевателей, ку-клукс-клановцев, белых господ. Это будет означать принуждение к исполнению XIII, XIV, XV Поправок к Конституции США[99]… Это будет означать, что Юг — это земля народа и для народа, а не страна собственников фабрик, домовладельцев и продажных чиновников.

Далее защитник убедительно показал, что Закон штата Джорджия о мятежах 1867 года, по которому подсудимый предан суду, принят в иную историческую эпоху и регулирует совершенно иные общественные отношения. Этот период в американской истории носит название «реконструкции Юга». После победы республиканцев в Гражданской войне против конфедератов контроль за гражданской администрацией в южных штатах стало осуществлять федеральное правительство. Конгрессом США был издан Акт об обеспечении более эффективного управления мятежными штатами от 2 марта 1867 г.[100]. в числе мятежных штатов указанный акт называл и Джорджию, где в то время были сильны сепаратистские настроения. И федеральное законодательство, и законодательство штата в этот исторический период под мятежом подразумевали преступное деяние, направленное на восстановление власти плантаторов-рабовладельцев. Приписывать в наше время, в XX веке, кому-либо такого рода намерения (а уж тем более Хэрндону, предки которого были рабами у тех же плантаторов) — юридический нонсенс.

После речи защитника судья снова предоставил слово представителю обвинения. На этот раз выступил Ле Кро:

— Вспомним о доброте, которую белые люди проявляли к ниггерам даже во времена рабства. Мы заботились о них, впускали их в наши дома, позволяли им растить наших детей. Существует ли большее внимание к неграм, чем это? Неужели мы позволим коммунистам в лице этого ниггера-мальчишки говорить нам, как управлять нашими штатами, нашими судьбами и нашей жизнью. Существовал ли когда-нибудь более пагубный вызов правопорядку, христианству, благосклонному господству белого человека? Адвокат говорит, что единственная вина этого юноши состоит в том, что он имел коммунистические книги и возглавлял демонстрацию. Неужели мы должны ждать, пока они соберут вместе свою Красную (русскую) армию, чтобы напасть на наши дома, захватить нашу собственность, изнасиловать наших женщин и убить наших детей? Неужели мы должны сидеть спокойно, пока они осуществят свои планы восстания и насилия? Пресечем это явление теперь же! Будем держать в страхе божьем всех, кто приходит в наш справедливый штат Джорджию, чтобы проповедовать богохульные доктрины о равенстве… Пусть смутьяны и агитаторы дрожат за свою шкуру. Электрический стул слишком мягкое наказание для тех, кто будет насиловать наших женщин. Мы были добры к неграм. Они наши подопечные…

В этом месте речь представителя обвинения была прервана защитником Б. Дэвисом, который потребовал предоставления ему слова для срочного заявления.

Защитник: Протестую против терминологии обвинения и ходатайствую о признании факта нарушения процедуры судебного разбирательства.

Судья: Нарушение процедуры судебного разбирательства? В чем это выразилось?

Защитник: Представитель обвинения назвал негров подопечными штата. Негры являются гражданами, а не подопечными. Такое отношение ошибочно и оскорбительно. Никакое указание судьи не сможет теперь стереть из памяти присяжных это порочащее измышление.

Судья: В ходатайстве отказано. Не смейте больше прерывать аргументацию обвинителя. В следующий раз это будет считаться оскорблением суда.

Защитник: Возражаю против использования выражения «подопечный» и против замечаний судьи.

Судья: Возражайте, сколько хотите.

Защитник: Заявляю возражение и против этого замечания, Ваша честь.

…Три часа совещались присяжные. И вот, наконец, старшина жюри объявил решение:

— Мы, присяжные заседатели, признаем обвиняемого виновным и рекомендуем помилование.

Императивное юридическое значение имела лишь первая часть решения. Вторая же — рекомендательная часть — могла истолковываться в пределах свободного судейского усмотрения. Судья Ли Уайет истолковал ее так: 20 лет лишения свободы в тюрьме штата Джорджия!

Из зала судебного заседания осужденного Анджело Хэрндона увели в наручниках…

Суд в Фултоне всколыхнул общественное мнение Америки. Этот процесс стал событием номер один во внутриполитической жизни страны. Ведь здесь столкнулись полярные представления о демократии и равенстве, свободе слова и печати, праве на труд и объединение в организацию рабочего класса. И не случайно, дискуссии по этим вопросам вырвались за пределы зала судебного заседания и даже штата Джорджия; дело Хэрндона приобретало национальное значение.

Вскоре после вынесения приговора создается Гражданский комитет в защиту Хэрндона. Он проводит конференцию, в которой участвуют около тысячи человек, представляющих различные слои американского общества. По всей стране прошли демонстрации протеста и манифестации трудящихся в защиту гражданских прав. Активно выступили профсоюзы. В Атланте открывается отделение Международной лиги защиты рабочих (МЛЗР). Организуется сбор средств в фонд защиты Хэрндона. Словом, общественный резонанс оказался отнюдь не таким, на который рассчитывала американская юстиция.

Тогда за дело принялись полицейские органы, которые попытались сломить силу общественного протеста, расколоть движение изнутри. Мощному прессингу властей подверглись члены Гражданского комитета в защиту Хэрндона. Им задавали исполненные провокационного смысла вопросы. Знают ли они, что движение в защиту осужденного инспирировано коммунистами? Не оказывалось ли на них давление с целью заставить вступить в комитет? Известно ли им, что коммунисты провоцируют массовые беспорядки на расовой основе? Однако ухищрения такого рода не помогли. Большинство членов Гражданского комитета остались верными своим убеждениям и не прекратили борьбу. Движение в защиту Хэрндона продолжало набирать силу.

Между тем политзаключенный находился в застенках фултонской тюрьмы. Несколько месяцев содержания в исключительно суровых условиях тяжело сказались на состоянии здоровья узника. Когда об этом стало известно, в Атланту была направлена представительная делегация общественности. Однако администрация тюрьмы отказалась допустить ее к Хэрндону, заявив, что здоровье заключенного в полном порядке и он получает необходимую квалифицированную медицинскую помощь. Администрацию не смутила противоречивость обеих частей этого заявления: если здоровье узника «в полном порядке», то с какой целью оказывается медицинская помощь?

А если в ней все-таки есть необходимость, то можно ли утверждать, что заключенный здоров?

Никак не объясняя данное обстоятельство, администрация поспешила объявить кампанию протеста против жестокого обращения с Хэрндоном и нарушений прав других заключенных в тюрьмах штата Джорджия «коммунистическим заговором». Эту позицию фактически поддержал и заместитель генерального атторнея штата Джон Хадсон, который также отказался санкционировать посещение фултонской тюрьмы делегацией демократической общественности страны. Не нашли понимания стремления делегации и у губернатора Джорджии Юджина Толмеджа. Правда, он обещал провести расследование относительно условий содержания заключенного Хэрндона. Однако это оказалось не более чем благим намерением: спустя некоторое время губернатор заявил, что всякие обвинения в жестоком обращении с заключенными в тюрьмах Джорджии считает оскорбительными и для всего населения штата. Так грубое давление в сочетании с социальной демагогией практически парализовали деятельность делегации представителей общественности, преследовавшей гуманную цель — добиться лечения политзаключенного частным врачом.

Приговор по делу Хэрндона в апелляционном порядке был обжалован в Верховный суд штата Джорджия. Во время заседания выяснилось, что из суда первой инстанции протокол судебного разбирательства поступил в искаженном виде. В нем были сделаны многочисленные купюры. Исчезло в частности, такое оскорбительное выражение, как «ниггер», правда, слово «черный» осталось: видимо, составители протокола не усмотрели в нем ничего противоречащего общественной морали.

Рассмотрев дело в апелляционном порядке, шестеро судей Верховного суда штата не нашли юридических оснований для отмены приговора суда первой инстанции. По поводу же заявления защитника о недопустимости использования выражений типа «черный» в решении специально отмечалось, что указанное слово, когда оно применяется в суде, не может квалифицироваться как свидетельство оскорбления или предвзятости[101].

Судебный процесс по делу Хэрндона на этом не завершился. Дело дошло до Верховного суда США. К этому времени в процесс на стороне защиты включились бывший заместитель министра юстиции США Уитни Норт Сеймур и профессор права Колумбийского университета Уолтер Геборн. Первоначально федеральный Верховный суд, пересматривая дело в апелляционном порядке, принял по нему паллиативное решение. В нем отмечалось, что вопрос о конституционных правах не был представлен суду достаточно обстоятельно. Против такого решения голосовали трое из девяти членов высшей судебной инстанции страны — Брандейс, Кардозо и Холмс. Они считали необходимым удовлетворить требование апеллянтов. Тем не менее и принятое решение нельзя назвать отрицательным, ведь оно оставляло юридические возможности для повторного рассмотрения дела в федеральном Верховном суде, а значит, для продолжения борьбы.

Тем временем события разворачивались не только в Вашингтоне, но и в Джорджии. Анджело Хэрндон, освобожденный под залог на период прохождения дела в апелляционных инстанциях, по рассмотрении дела в Верховном суде США снова был заключен в тюрьму. Защита обжаловала это решение в окружной суд штата. В обосновании жалобы указывалось на незавершенность производства по делу в Верховном суде США, поскольку его решение нельзя считать окончательным, а защита намерена использовать предоставленную юридическую возможность для повторного заявления апелляции в высшую судебную инстанцию страны. Кроме того, в жалобе оспаривалась конституционность Закона о мятежах 1867 года, по которому Хэрндон был привлечен к уголовной ответственности и осужден.

И здесь произошло событие, которое резко изменило ситуацию. Судья окружного суда Хью Дорси вынес решение о неконституционности Закона о мятежах, принятого легислатурой штата Джорджия еще в прошлом веке. При этом он сослался на Четырнадцатую поправку к Конституции США: «… Ни один штат не должен издавать или приводить в исполнение законы, ограничивающие привилегии и вольности граждан Соединенных Штатов».

Решение окружного судьи вначале вызвало некоторую растерянность в официальных кругах штата Джорджия. Такого поворота дела, да еще от представителя их же социальной среды они явно не ожидали. Когда же прошло первое оцепенение, генеральный атторней штата направил апелляцию на решение Хью Дорси в Верховный суд США.

И вот, спустя пять лет после возбуждения уголовного преследования молодого коммуниста Анджело Хэрндона, высшая судебная инстанция страны вынесла историческое решение: признать Закон штата Джорджия о мятежах 1867 года неконституционным, приговор в отношении Хэрндона отменить.

Из фултонской тюрьмы вышел уже не очень молодой, много перенесший человек. Он мало походил на того стройного негритянского юношу, которого заточили сюда несколько лет назад. Годы заключения выбелили виски, глубокая волевая складка пролегла на лбу, утратила энергию походка, ослабло зрение. Хотя теперь он не обольщался насчет будущего, однако не утратил верности идеалам своей юности. Таким и остался Анджело Хэрндон в истории американского рабочего движения.

Загрузка...