После поражения революции на европейском континенте в Англию и Соединенные Штаты Америки потянулись корабли, переполненные беженцами. В Германии, Франции, Австрии, Венгрии и других странах разгромленные революционеры должны были выбирать между смертью, тюрьмой и эмиграцией. В то время Англия не была полицейским государством. Для политических эмигрантов она оставалась одним из немногих мест в Европе, где они могли пользоваться относительной безопасностью. Поэтому, начиная с лета 1849 г., в течение ряда месяцев тысячи и тысячи эмигрантов пересекли Ла-Манш. В их числе были Маркс и Энгельс.
26 августа 1849 г. Маркс прибыл в Лондон. В третий или четвертый раз он вступил на английскую землю. Он рассчитывал пробыть здесь несколько месяцев, возможно год, – до нового революционного подъема на континенте. Но месяцы превратились в годы, годы – в десятилетия. Англия, вопреки его желанию, стала для него второй родиной, которую он, если не считать коротких поездок, никогда больше не покидал.
Маркс находился в отчаянном положении. Революция, на которую он возлагал все свои надежды, была разгромлена. Причитавшаяся ему доля отцовского наследства была полностью и окончательно потеряна после закрытия «Новой Рейнской газеты». Расплатившись с долгами газеты, он оставил семью в Париже почти без гроша. Разве этого было недостаточно, чтобы пасть духом, чтобы не появилось искушение отречься от революции, рабочего класса, от социализма? И разве теперь, после разгрома революции, не поступали именно так некоторые прежде столь громогласные «революционеры», заключившие мир с реакцией?
Но не таким человеком был Маркс. «…Я должен любой ценой идти к своей цели»[187], – писал он позже одному из друзей. Верность делу рабочего класса была для него, как и для всякого истинного революционера, превыше любых искушений, любых компромиссов. Именно так действовал он – в полном согласии со своей стойкой женой – и в этой ситуации.
В середине сентября вместе с Ленхен Демут и тремя детьми к нему присоединилась Женни, ожидавшая четвертого ребенка. С помощью Георга Веерта была снята квартира в доме № 4 по Андерсон-стрит в лондонском районе Челси. Здесь 5 ноября 1849 г. появился на свет Генрих Гвидо Маркс. Несмотря на тесноту, в квартире находили приют еще и приезжавшие в город друзья.
5 октября Энгельс писал из Италии Джорджу Джулиану Гарни: «Пишу, чтобы известить тебя, а через тебя и Маркса, что сегодня утром я прибыл в Геную, и если ветер и погода будут благоприятствовать, я завтра утром отплыву в Лондон на английской шхуне „Корниш Даймонд“, капитаном которой является Стивенс. Мое путешествие продлится около 4 или 5 недель, так что к середине ноября я буду в Лондоне»[188]. И действительно, 12 ноября с нетерпением ожидавшаяся Марксом «Корниш Даймонд» поднялась вверх по Темзе.
Тем временем Маркс не сидел без дела. Помимо забот о хлебе насущном и уплате весьма высокой квартирной платы он с присущей ему энергией занялся решением трех, тесно связанных между собой задач: спасением от гибели революционеров-беженцев, укреплением партии – Союза коммунистов и осмыслением уроков революции в предвидении дальнейшей борьбы.
В качестве первоочередной меры Маркс вместе с другими немецкими эмигрантами создает Комитет помощи немецким эмигрантам, который был призван помочь им преодолеть нужду. Маркс, а вскоре и Энгельс были избраны в состав руководства комитета. Членам комитета тоже приходилось терпеть жестокую нужду. Однако они условились о том, что сами не будут получать никакой помощи из Фонда солидарности. Вместе со своими соратниками, такими, как рабочие коммунисты Генрих Бауэр и Карл Пфендер, Маркс и Энгельс в течение многих месяцев были заняты поиском новых источников помощи, денег у симпатизирующих, жилья и работы для нуждающихся, подбадривали тех, кто терял мужество.
Энгельс работал секретарем комитета. Он отвечал в основном за переписку и сбор денежных средств. В одном из призывов комитета к солидарности говорилось: «…мы надеемся, что людям, которые боролись с оружием в руках за свободу и честь немецкого народа, не придется просить милостыню на улицах Лондона»[189].
Призыв был услышан. Из Лондона и Парижа, из Хаддерсфилда в Англии и Цинциннати в США, из Франкфурта-на-Майне и Гамбурга, Кёльна и Ростока, Шверина, Трира и многих других городов стали поступать пожертвования. Обычно эти средства шли на поддержку 50 – 60 рабочих, которым комитет оказывал помощь, пока им не удавалось найти работу. Иногда комитет снимал жилое помещение, организовывал коллективное питание или брал в аренду небольшое кустарное предприятие, чтобы спасти беженцев, не имевших своего угла, от голодной смерти.
Маркс и Энгельс по собственному опыту знали, как необходима была такая материальная и моральная солидарность, чтобы придать новые силы преследуемым борцам революции, укрепить их мужество. Солидарность, включавшая помощь людям, стоявшим рядом с ними, являлась естественным выражением коммунистической морали.
Второй ближайшей заботой Маркса являлось объединение разбитых контрреволюцией революционных сил. Важнейшим шагом на пути к этой цели он считал реорганизацию Союза коммунистов. Центральный комитет Союза практически не функционировал. Большинство местных организаций было распущено. Многие члены Союза оказались арестованными или пали в ходе вооруженной борьбы. Связи были прерваны.
Маркс прежде всего сформировал новый Центральный комитет, чтобы дать партии политический и организационный центр, руководящий орган. Из членов прежнего Центрального комитета в столице Англии находились Генрих Бауэр и Фридрих Энгельс, позже к ним присоединился Карл Шаппер, Иосиф Молль погиб. Были избраны новые члены: портной из Тюрингии Иоганн Георг Эккариус, художник-миниатюрист Карл Пфендер, публицист Конрад Шрамм – все испытанные члены Союза коммунистов – и бывший офицер Август Виллих, командир Энгельса в баденскопфальцской революционной армии.
В связи с разгулом контрреволюции Союзу, как и до 1848 г., вновь пришлось действовать в подполье. Нелегальным путем с большим трудом были восстановлены контакты с оставшимися в Германии коммунистами, налажена надежная переписка, а вскоре на континент стали направляться посланцы, так называемые эмиссары, для оказания помощи в восстановлении местных организаций Союза коммунистов и ознакомления их членов с решениями Центрального комитета.
В марте и в июне 1850 г. руководство партии направило членам Союза два циркуляра – «Обращения Центрального комитета к Союзу коммунистов». Оба были подготовлены Марксом и Энгельсом. Мартовское «Обращение» начиналось со следующей констатации: «В течение обоих революционных лет, 1848 – 1849, Союз коммунистов вдвойне выдержал испытание: во-первых, тем, что его члены повсюду энергично участвовали в движении, что они и в печати, и на баррикадах, и на полях сражений стояли в первых рядах единственного решительно революционного класса, пролетариата. Союз, далее, выдержал испытание и в том смысле, что его воззрения на движение, как они были изложены в циркулярных письмах конгрессов и Центрального комитета в 1847 г. и в „Коммунистическом манифесте“, оказались единственно правильными…»[190] Другими словами, научный коммунизм с честью выдержал свое первое испытание историей.
Какие же уроки следовало извлечь рабочему классу из опыта бурных революционных лет?
В качестве первого вывода Маркс и Энгельс указывали на необходимость для рабочей партии «выступать возможно более организованной, возможно более единодушной и возможно более самостоятельной…»[191]. Заклеймив предательскую роль, которую сыграла в революции крупная буржуазия, и подвергнув острой критике политические колебания демократически настроенной мелкой буржуазии, Маркс и Энгельс в качестве второго урока называли то, что пролетариат ни при каких обстоятельствах не должен вновь допустить своего низведения «до роли придатка официальной буржуазной демократии»[192]. Более того, долг Союза состоит в том, чтобы «наряду с официальными демократами создать самостоятельную тайную и открытую организацию рабочей партии и превратить каждую свою общину в центр и ядро рабочих союзов, в которых позиция и интересы пролетариата могли бы обсуждаться независимо от буржуазных влияний»[193]. Такая ориентация была равнозначна объявлению войны любым попыткам подчинить рабочий класс влиянию буржуазии.
В мартовском «Обращении» Маркс и Энгельс со всей определенностью заявили:
«Для нас дело идет не об изменении частной собственности, а об ее уничтожении, не о затушевывании классовых противоречий, а об уничтожении классов, не об улучшении существующего общества, а об основании нового общества»[194].
Настойчивые усилия возродить партию принесли свои плоды. В Берлине, Билефельде, Бреслау (Вроцлаве), Франкфурте-на-Майне, Геттингене, Гамбурге, Кёльне, Лейпциге, Лигнице (Легница), Майнце, Мюнхене, Нюрнберге, Шверине, Висбадене и других местах вновь возникли общины Союза – в общей сложности они объединяли, по всей вероятности, несколько сот членов. И что было особенно важно, многие из них направляли своих наиболее активных членов в еще сохранившиеся многочисленные рабочие, крестьянские союзы и объединения поденщиков. Там они распространяли идеи и требования Союза коммунистов.
По прибытии в Лондон Маркс и Энгельс с большой энергией принялись за создание газеты или по крайней мере журнала. Это была третья политическая задача, которую они перед собой поставили. С помощью печатного органа должно было осуществляться распространение революционного учения, подготовка разбросанных по разным странам пролетарских революционеров к грядущим битвам.
Самое трудное было найти издательство и собрать деньги, необходимые для приобретения бумаги, оплаты типографских расходов и рассылки. После бесконечных усилий обоим друзьям удалось наконец в начале марта 1850 г. выпустить первый номер журнала, называвшегося «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-ökonomische Revue» («Новая Рейнская газета. Политико-экономическое обозрение»). За первым последовало еще пять номеров. Затем издание прекратилось в связи с отсутствием финансовых средств, поскольку большинство книготорговцев в Германии из-за полицейских преследований боялись распространять журнал. Тем не менее в немногих вышедших номерах журнала были опубликованы статьи и более крупные работы, представляющие собой непреходящую ценность. В них дан мастерский научный анализ событий прошлых эпох и современной истории.
Энгельс опубликовал два исследования: «Германская кампания за имперскую конституцию» и «Крестьянская война в Германии». Если в первом из них он с позиций революционного рабочего класса рассматривал последнюю фазу вооруженной борьбы весной 1849 г., то анализ крестьянской войны 1525 г. преследовал другую цель. В то время как многих охватило безразличие и разочарование, он хотел напомнить немецкому народу о его революционных традициях, пробудить у пролетариата гордость за это наследие. На примере ранней буржуазной революции он доказывал, какую огромную революционную силу таит в себе крестьянство и как важен для будущей революции прочный союз рабочего класса с трудящимся крестьянством.
Маркс поместил в журнале в виде серии статей свою работу «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.». Именно в ней он высказал крылатую фразу:
«Революции – локомотивы истории»[195].
Революции являются общественными событиями, которые мощно ускоряют ход исторического развития и освобождают гигантскую творческую энергию народных масс – этот вывод был многократно подтвержден на протяжении XX столетия.
Маркс указывал рабочему классу на необходимость завоевания политической власти. При этом он впервые использовал ставшее классическим понятие «диктатура пролетариата». Он показал, что в ходе революции потерпели полное крушение мелкобуржуазные, утопические представления о социализме и что подтверждение получила только научно обоснованная пролетарская теория социализма. «Этот социализм, – писал Маркс, – есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений»[196].
Вскоре после этого в другом своем исследовании – в работе «Восемнадцатое брюмера Луи-Бонапарта» Маркс уточнил эту мысль в том смысле, что в рамках буржуазной республики невозможно покончить с эксплуатацией рабочего класса. После своей победоносной революции пролетариат не может просто овладеть реакционным буржуазным государственным аппаратом с его военными, полицейскими, бюрократическими институтами, предназначенными для подавления народных масс, а должен разрушить этот аппарат. Под понятием «диктатура пролетариата» Маркс и Энгельс имели в виду создание новой государственной власти под руководством рабочего класса, пролетариата, с помощью которой будет совершен переход от капиталистического к коммунистическому обществу.
Много десятилетий спустя в ходе Великой Октябрьской социалистической революции и после нее, точно так же как и в ходе революционных преобразований, совершенных в Германской Демократической Республике, в других ныне социалистических странах, этим марксистским выводом руководствовались Ленин и последующие поколения пролетарских революционеров при строительстве нового, социалистического общества.
Тогда, в начале 1850 г., Маркс и Энгельс еще исходили из предпосылки, что новый революционный взрыв должен последовать в ближайшее время. Они переоценивали зрелость капитализма и революционные возможности пролетариата. Но уже несколько месяцев спустя, летом 1850 г., в результате своих социально-экономических исследований они пришли к убеждению в том, что «новая революция возможна только вслед за новым кризисом»[197].
Это было поразительное, богатое последствиями открытие! Ведь оно означало ни много ни мало как то, что не могло быть речи о новом подъеме революционного движения в ближайшем будущем. А отсюда, в свою очередь, вытекала необходимость изменить стратегию и тактику партии, Союза коммунистов. Одновременно это означало, что Марксу и Энгельсу пришлось отказаться от надежды на скорое возвращение на родину.
И как ученые, и как революционеры Маркс и Энгельс никогда не руководствовались пустыми мечтами или горячими желаниями. В своих действиях они исходили исключительно из объективных и субъективных условий и возможностей пролетарской освободительной борьбы. Точно так же действовали они и в этот раз. Поэтому не колеблясь, мужественно и открыто, как подобает истинным вождям рабочего класса, они пересмотрели в его интересах свою точку зрения. Вместо непосредственной подготовки к близкой новой революции членов Союза коммунистов следовало ориентировать на продолжительную и кропотливую работу по накоплению сил для грядущей революции.
Для Маркса и Энгельса стало очевидным и то, что новая революция в основных капиталистических странах того времени не может сразу перерасти в коммунистическую революцию. Лишь в ходе длительного революционного процесса – Маркс называл срок в 15, 20, 50 лет – пролетариат должен развиться в такой степени, чтобы быть в состоянии изменить не только существующие условия, но и самого себя и сделать себя способным «к политическому господству»[198]. Для партии отсюда вытекала необходимость терпеливо и систематически укреплять собственную организацию, завоевывать союзников и теоретически подготавливать своих членов.
Некоторые коммунисты с возмущением отвергли постановку таких целей. Даже отдельные члены Центрального комитета Союза коммунистов не понимали, что положение изменилось и почему именно оно изменилось. К этой группе принадлежал не только военный человек Август Виллих, но и закаленный в политической борьбе Карл Шаппер. Они воображали, что можно в любой момент «сделать» революцию и «ввести» коммунизм, а поэтому упорно разрабатывали новые утопические планы немедленного нанесения вооруженных ударов в Германии. Это была авантюристическая политика, во многом напоминавшая игру в революцию мелкобуржуазных путчистов. Подобная политика и в прошлом и в настоящем вредна для рабочего класса, она играет на руку только силам реакции.
Маркс и Энгельс пытались терпеливо разъяснять сторонникам этих ультралевых, идеалистических взглядов, что рабочая партия при определении своей политической линии должна руководствоваться не желаниями, а только существующими условиями борьбы. Их усилия оказались тщетными. Революционное нетерпение и теоретическая незрелость застилали в глазах Виллиха, Шаппера и их многочисленных сторонников в Лондоне реальное положение вещей, не давали им видеть то, что необходимо было делать. Они создали внутри партии особый союз и тем самым спровоцировали их исключение из рядов Союза коммунистов.
Тем самым была устранена опасность, исходившая от ультралевых. В Германии, несмотря на все преследования, деятельность Союза заметно оживилась. Центральный комитет – он тем временем по настоянию Маркса был переведен в Кёльн – много делал для распространения в партии взглядов, разработанных Марксом и Энгельсом. В мае и июне 1851 г. прусская полиция арестовала ведущих членов Союза, в том числе членов кёльнского Центрального комитета. Тем самым деятельность Союза в Германии была почти полностью прекращена.
Прусский король приказал организовать против коммунистов шумный процесс, обвинив их в «носящем характер государственной измены заговоре»[199], и любой ценой добыть для этого соответствующие обвинительные материалы. Берлинский полицей-президент фон Хинкельдей в секретном рапорте сообщал его величеству о немецкой эмиграции в Лондоне: «Уже сейчас можно с полным основанием сказать о партии Маркса – Энгельса, что она стоит намного выше всех остальных эмигрантских организаций, агитаторов и центральных комитетов (мелкобуржуазные демократы. – Г.Г.), ибо она бесспорно располагает гораздо большими знаниями и силой духа. Сам Маркс – известная личность, и нам известно, что у него в одном кончике пальца больше ума, чем в головах всей прочей компании»[200]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что прусская полиция – теперь уже в третий раз – выдала ордер на арест Маркса и Энгельса и отдала строгий приказ схватить их, как только они ступят на немецкую землю.
Полтора года полиция, и прежде всего печально известный полицейский советник Штибер, занималась фабрикацией сообщений сыщиков, поиском предателей внутри Союза коммунистов, подготовкой сфальсифицированных материалов, чтобы уничтожить «партию Маркса – Энгельса» с помощью готовившегося в Кёльне процесса. Обычно судебный процесс проводят для того, чтобы вскрыть преступление. Здесь же все началось с преступлений, которые были совершены для того, чтобы обеспечить возможность проведения процесса.
Маркс и Энгельс при поддержке Вильгельма Либкнехта и других друзей включились в борьбу против этих полицейских интриг. Им сразу было ясно, что, нанося удар по коммунистам, прусская реакция стремилась поразить все демократическое движение в Германии, как это делали позже и продолжают делать в наши дни представители эксплуататорских классов. С помощью писем и газетных статей, указаний защитникам обвиняемых коммунистов Маркс и Энгельс старались вскрыть происки и фальсификации полиции, разоблачить гнусные провокационные методы прусского правительства.
В письме, датированном 28 октября 1852 г., Женни так характеризовала обстановку, царившую на протяжении нескольких месяцев в тесной квартире семьи Маркса: «Вы, конечно, понимаете, что „партия Маркса“ работает днем и ночью, работает головой, руками и ногами… Все утверждения полиции – чистейшая ложь. Она крадет, подделывает, взламывает письменные столы, приносит лжеприсяги, лжесвидетельствует и, вдобавок ко всему, считает, что ей все дозволено по отношению к коммунистам, которые стоят вне общества!.. Все доказательства того, что это фальсификация, надо было доставлять отсюда. Моему мужу приходилось, таким образом, работать днем и ночью… А затем все документы, переписанные в шести-восьми экземплярах, надо было отправлять в Кёльн самыми различными путями: через Франкфурт, Париж и т.д., так как все письма на имя моего мужа, так же как и письма отсюда в Кёльн, вскрываются и перехватываются. Все это, вместе взятое, составляет ту борьбу, которая ведется сейчас между полицией, с одной стороны, и моим мужем, с другой; ему приписывают решительно все, всю революцию и даже руководство процессом… Борьба с этой официальной властью, вооруженной золотом и всеми боевыми средствами, безусловно, представляет большой интерес; если она закончится нашей победой, то это будет тем более почетно, что на их стороне деньги, власть и все остальное, в то время как мы часто не знали, как раздобыть бумагу, чтобы написать письма…
Простите меня за это сумбурное письмо, но я тоже принимала участие во всей этой истории и переписывала столько, что пальцы онемели…
Только что прибыли от Веерта и Энгельса целые кипы коммерческих адресов и мнимокоммерческих писем, чтобы пересылать документы, письма и пр…
У нас теперь тут целая канцелярия. Двое-трое пишут, другие бегают по поручениям, третьи раздобывают пенсы, чтобы те, которые пишут, могли существовать… А вдобавок ко всему раздается пение и свист трех моих неугомонных ребят, которые то и дело получают нагоняй от своего строгого папы. Вот суматоха-то!»[201].
Надежды Женни на то, что процесс «закончится нашей победой», не осуществились. Присяжные заседатели, состоявшие из юнкеров, буржуа и государственных чиновников, вопреки всем предъявленным суду разоблачениям полицейских гнусностей, проявили себя как бесхребетные верноподданные его королевского величества. 12 ноября 1852 г. они признали большинство из одиннадцати обвиняемых коммунистов виновными – четверо были оправданы – и приговорили их к многолетнему заключению в крепости, в том числе таких близких соратников Маркса и Энгельса, как Фридрих Лесснер и портной Петер Нотъюнг. Один из ближайших друзей Маркса, врач Роланд Даниельс, хотя и был оправдан, но вскоре скончался в результате жестоких условий предварительного заключения.
Несмотря на боль, причиненную Марксу и Энгельсу осуждением их соратников, они могли испытывать удовлетворение тем, что своими разоблачениями грязной полицейской возни в английской, немецкой и североамериканской прессе подготовили моральное поражение прусской юстиции. Однако в условиях повсеместных преследований дальнейшее существование Союза коммунистов становилось иллюзорным. 19 ноября 1852 г. Маркс писал Энгельсу: «В прошлую среду Союз здесь по моему предложению распустил себя и объявил несвоевременным дальнейшее существование Союза также на континенте»[202].
Маркс и Энгельс хорошо понимали, что такая сила, вызванная к жизни современным обществом, как рабочее движение с его революционной партией, может быть сдержана с помощью преследований и подавления, даже отброшена назад, но не может быть остановлена в своем закономерном развитии. Энгельс с уверенностью писал: «Они не могут вычеркнуть из истории „Neue Rheinische Zeitung“, „Манифест“ и тому подобное, и им не поможет весь их вой»[203].