«Мы прожили не напрасно…» (Биография Карла Маркса и Фридриха Энгельса)

С середины 70-х годов здоровье Маркса заметно ухудшилось. Лечение в Карлсбаде, затем в Бад-Нёйенаре (в Рейнской провинции) и в Шварцвальде принесло лишь временное облегчение. В 1878 г. обострилась болезнь печени и у жены, причем позднее выяснилось, что заболевание оказалось неизлечимым.

В такой обстановке вновь оправдало себя хорошо продуманное разделение труда, практиковавшееся Марксом и Энгельсом на протяжении десятилетий. Энгельс взял на себя основную часть международной переписки, непосредственного общения с революционными вождями рабочих во всем мире. Он же преимущественно принимал меры, когда требовалось защищать их совместную теорию против открытых буржуазных или оппортунистических нападок в рядах самого рабочего движения. Благодаря этому Маркс получил возможность активнее сосредоточить силы на продолжении своих экономических исследований.

Последнее совместное произведение

Когда Маркс и Энгельс в 1875 г. подвергли столь резкой критике проект Готской программы, они беспокоились о том, как бы новая, объединенная партия с такой оппортунистической программой вскоре не распалась вновь. Этого не случилось. Но оказалось, что партийная программа, проникнутая лассальянством и другими ненаучными воззрениями, способствовала проникновению буржуазного влияния в рабочее движение. Одним из тех, кто оказывал такое опасное воздействие на партию, был Евгений Дюринг, приват-доцент Берлинского университета, придерживавшийся мелкобуржуазно-демократических взглядов. Постоянно полемизируя с Марксом и Энгельсом, Дюринг провозглашал философские и экономические взгляды, которые он выдавал за революционный социализм. В действительности же это была одна из утопических моделей социализма. Многих членов Социалистической рабочей партии, не имевших еще прочной теоретической подготовки, Дюринг ввел в заблуждение. Они видели в нем соратника, даже мученика, потому что этого совершенно ослепшего человека прусские университетские власти подвергали гонениям и травле.

Первым опасность заметил Вильгельм Либкнехт, затем Август Бебель. Они попросили «лондонских стариков», как с почтением называли друзья в своем кругу Маркса и Энгельса, вмешаться. Энгельс в то время был занят работой над произведением, которое так и осталось незавершенным, появившись в свет только после его смерти под названием «Диалектика природы». В этом труде он доказывал, что «в природе сквозь хаос бесчисленных изменений прокладывают себе путь те же диалектические законы движения, которые и в истории господствуют над кажущейся случайностью событий…»[359]. Маркс же в это время погрузился в работу над вторым томом «Капитала». Но влияние Дюринга росло, и Либкнехт настаивал. Кто же придет на помощь?

Когда Маркс тоже высказался за необходимость принять меры, Энгельс оставил свои колебания. Правда, он еще ворчал и недовольно писал другу: «Тебе легко говорить. Ты можешь… заниматься русскими земельными отношениями в частности и земельной рентой вообще, и ничто тебе не мешает. Я же должен сидеть на жесткой скамье и тянуть холодное вино, потом вдруг все бросать и снова приниматься за скучного Дюринга»[360]. Но в том же письме, помеченном концом мая 1876 г., Энгельс уже развил свою концепцию полемики с Дюрингом: «Мой план готов… – говорилось далее в письме. – Вначале я подхожу к этой ерунде чисто деловым образом и как будто принимаю ее всерьез, но постепенно, по мере того как я разоблачаю его нелепости, с одной стороны, и пошлости – с другой, критика становится все резче, а под конец удары сыплются на него градом»[361].

В этом весь Энгельс. Раз уж он решил взяться за новую работу, то делал ее не жалея сил. Сначала он прочитал все, что вышло из-под пера Дюринга за последние годы, а затем принялся писать. Начиная с 3 января 1877 г., когда Энгельс еще продолжал работать над рукописью, его полемика с Дюрингом печаталась в виде серии статей в газете «Vorwärts» («Вперед») – центральном органе Социалистической рабочей партии Германии – и приложении к ней. Всего появилось 34 публикации, последняя – 7 июля 1878 г.

Фридрих Энгельс сознательно придал своей серии статей полемическую форму – это подчеркнуто и в ироническом ее названии: «Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом». Со страстью, иронией, а часто и едким сарказмом защищал он разработанную Марксом и им теорию. По его книге и сегодня можно учиться тому, как марксист, обладающий обширными знаниями, четко выраженной партийностью и хорошо владеющий пером, должен защищать свое мировоззрение.

Но Энгельс сделал значительно больше. Критика ненаучных взглядов Дюринга превратилась в систематическое изложение теории научного коммунизма. Философия и мораль, право и свобода, политическая экономия и роль насилия в истории, утопический социализм и теория государства, способ производства и распределения, семья и воспитание – Энгельс подверг разбору все эти и многие другие проблемы. Таким образом, он сделал обзор трех составных частей теории рабочего класса: диалектического и исторического материализма, политической экономии, а также учения о классовой борьбе и о социализме и коммунизме. «Анти-Дюринг» – как Энгельс имел обыкновение называть эту свою работу – стал настоящей энциклопедией научного коммунизма, «настольной книгой всякого сознательного рабочего»[362] (Ленин).

Эту большую задачу Энгельс мог выполнить только в тесном сотрудничестве со своим другом. Маркс написал для «Анти-Дюринга», не претендуя на то, чтобы его имя упоминалось, главу об истории политической экономии. Но что самое главное – он прочитал рукопись перед сдачей в набор и полностью одобрил ее содержание. Это особенно важно подчеркнуть, ибо с давних пор противники марксизма носятся с утверждениями, будто Энгельс исказил в «Анти-Дюринге» взгляды Маркса или недопустимо упростил их. Смешно даже подумать, что Маркс занимался искажением своих собственных взглядов!

Мысли о морали и свободе

Энгельс и Маркс радовались тому, что новое произведение, несмотря на известное сопротивление сторонников Дюринга, оказало большое влияние. Благодаря газете оно дошло до многих тысяч читателей-рабочих. Вскоре «Анти-Дюринг» вышел отдельными выпусками, а в 1878 г. – книгой. В 1886 и 1894 гг. Энгельс выпустил переработанные издания книги. Уже тогда поколения немецких рабочих, изучая «Анти-Дюринг», постигали, что научный коммунизм – это единое и универсальное, цельное мировоззрение. Но цельность теории рабочего класса не имеет ничего общего с «замкнутостью», как клеветнически утверждают апологеты буржуазии. Напротив. Для марксистов-ленинцев их теория является не догмой, а живой, постоянно развивающейся наукой, руководством к действию в конкретных условиях современности.

Среди многих проблем, рассмотренных Энгельсом в «Анти-Дюринге», были также проблемы морали и свободы. Энгельс опроверг идеалистическое представление о некой вечной морали. На историческом материале он доказал, что мораль, как и общественное сознание вообще, определяется общественным бытием. Каждый общественный строй имеет свои специфические представления о морали. Какая же мораль, спрашивал Энгельс, «является истинной? Ни одна, если прилагать мерку абсолютной окончательности; но, конечно, наибольшим количеством элементов, обещающих ей долговечное существование, обладает та мораль, которая в настоящем выступает за его ниспровержение, которая в настоящем представляет интересы будущего, следовательно – мораль пролетарская»[363].

К аналогичным выводам пришел Энгельс, исследуя вопрос о том, что такое свобода. Свобода, показал он, отнюдь не означает, что каждый может делать то, что хочет, как это и по сей день провозглашают анархисты. Свобода возможна только тогда, когда человек познает господствующие над ним независимо от его воли законы природы и законы общественного развития и сознательно их использует.

Свобода для Энгельса и Маркса, а с тех пор и для всех марксистов означала нечто существенно большее, нежели возможность принимать, казалось бы, не зависимые ни от чего решения. Она состоит в осознании того, что объективно необходимо в интересах общественного прогресса, и в сознательном применении на практике этой познанной необходимости. Но такая истинная человеческая свобода предполагает ликвидацию эксплуатации человека человеком. Пока эксплуатация существует, пока средства производства не стали достоянием общества, любые разговоры о свободе для всех остаются пустой болтовней или заведомым обманом. Только при социализме и коммунизме свобода становится достоянием каждого человека.

Смерть Лидии Энгельс

Еще во время работы над рукописью «Анти-Дюринга» Энгельса угнетали тяжелые личные заботы. С 1876 г. его жене Лидии нездоровилось. Энгельс, разумеется, взял на себя часть забот по дому. Он пытался облегчить страдания Лиззи поездкой на морское побережье и в шотландские горы, но в середине 1878 г. состояние ее здоровья стало быстро ухудшаться.

Лиззи прожила с Энгельсом пятнадцать счастливых лет. На смертном ложе она попросила Энгельса выполнить последнее желание: она хотела умереть его официально признанной женой. Энгельс, которому благословение церкви и государства на его брак всегда представлялось излишним, исполнил волю умирающей и оформил с ней брак 11 сентября 1878 г. На следующий день Лиззи умерла у него на руках.

Горе Энгельса было велико. «Моя жена, – писал он много лет позднее, – тоже была настоящей потомственной ирландской пролетаркой, и ее врожденная горячая любовь к своему классу была мне бесконечно дороже и всегда поддерживала меня в критические моменты больше, чем это могли бы сделать вся утонченность и умничанье „образованных“ и „чувствительных“ дочерей буржуазии»[365]. Энгельс на несколько недель прервал всякую переписку с соратниками в Европе. Он уединился в небольшом местечке близ Лондона, чтобы побыть один на один со своей болью.

В конце осени 1878 г. он снова вернулся к жизни. Его друг, его соратники, короче, политическая борьба нуждались в нем, а он нуждался в них. Энгельс снова целиком посвятил себя нуждам рабочего движения.

Призывы о помощи из Германии

Настоятельные призывы о помощи поступали из Германии. Рейхсканцлер князь Бисмарк использовал два покушения на кайзера, совершенные анархистами-одиночками, чтобы выступить против революционного рабочего движения и его партии с помощью чрезвычайных законов.

С принятием «Закона против вредных и опасных стремлений социал-демократии», так называемого исключительного закона против социалистов от 19 октября 1878 г., партия рабочего класса и все другие социалистические организации, включая профсоюзы, были запрещены. Запрещались собрания, сотни социалистов изгнали из родных мест, членов партии в массовом порядке увольняли с предприятий. Вся социалистическая литература, в том числе большинство произведений Маркса и Энгельса, была запрещена. Прусско-германские юнкера и буржуа надеялись с помощью террористического закона помешать растущему влиянию немецких социал-демократов, но никакой чрезвычайный закон не может помешать историческим закономерностям. Немецкая социал-демократия оказалась перед серьезным испытанием, самым тяжелым со времени франко-прусской войны 1870 – 1871 гг.

Маркс и Энгельс видели всю трудность положения. Они помогали советом и делом: деньгами, оказывая помощь изгнанным и лишенным куска хлеба членам партии; своим пером, протестуя в зарубежной печати против позорного закона; рекомендациями и советами, когда Бебель, Либкнехт, Бракке письменно просили их высказать свое мнение по поводу тех или иных решений или когда один из рабочих вождей, Пауль Зингер, постучался в их дверь. Они с удовлетворением убеждались, что масса сознательных рабочих, руководимая революционно настроенными вождями партии, без колебаний начала борьбу против чрезвычайного закона, организовывалась в подполье, выпускала нелегальные листовки и брошюры, противопоставив террору реакции солидарность рабочего класса.

Но были причины не только для радости и гордости. Как это часто случалось в трудных ситуациях борьбы рабочего класса, в рядах немецкой социал-демократии заявили о себе чуждые партии взгляды. Маркс и Энгельс решительно выступили против леворадикальных, сектантских течений, выродившихся в конечном итоге в открытый анархизм. Они предостерегали, что пропагандируемая этими «героями революционной фразы»[366] тактика индивидуального террора безнадежно изолирует партию от масс и тем самым сыграет на руку Бисмарку.

Еще более серьезной они считали опасность, грозящую партии справа, со стороны мелкобуржуазных реформистов. Некоторые из этих людей отправились в Цюрих, чтобы основать там партийную газету, которую затем они намеревались нелегально распространять в Германии. Когда летом 1879 г. они изложили свою программу в статье, опубликованной в «Ежегоднике социальной науки и социальной политики», Маркс и Энгельс были возмущены.

Авторы статьи упрекали партию за то, что своим признанием классовой борьбы и Парижской коммуны она сама навлекла на себя исключительный закон против социалистов. Они атаковали научное мировоззрение партии и требовали, чтобы она уделяла больше внимания не рабочим, а обеспеченным и образованным слоям общества. Все это было идеологической и политической капитуляцией перед классовым врагом.

Маркс и Энгельс были возмущены этим «подхалимством»[367]. Они написали обстоятельное письмо с протестом и послали его в сентябре 1879 г. Бебелю, Либкнехту, Бракке и другим руководителям партии. Направленное многим адресатам, оно стало известным под названием Циркулярного письма и принадлежит к числу важнейших документов Маркса и Энгельса, трактующих вопрос о роли партии и необходимости принципиальной борьбы против всякого рода оппортунизма.

Оба друга коротко и ясно заявили своим единомышленникам в Германии: позиция, подобная той, которую занимают авторы статьи, имеет своей целью подчинить рабочий класс и его политическую партию интересам буржуазии. «Вместо решительной политической оппозиции – всеобщее посредничество; вместо борьбы против правительства и буржуазии – попытка уговорить их и привлечь на свою сторону; вместо яростного сопротивления гонениям сверху – смиренная покорность и признание, что кара заслужена. Все исторически необходимые конфликты истолковываются как недоразумения, и всякой дискуссии кладется конец декларацией о том, что по существу никаких расхождений между нами нет»[368]. В этих словах Маркса и Энгельса – принципиальная, верная и сегодня характеристика оппортунизма, независимо от того, в каком обличье он выступает.

Циркулярное письмо оказало то воздействие, на которое и надеялись его авторы. Революционно настроенные вожди немецких рабочих тоже энергично осудили статью в «Ежегоднике социальной науки и социальной политики». Они позаботились о том, чтобы начавший выходить с осени 1879 г. в Швейцарии нелегальный центральный орган Социалистической рабочей партии Германии «Der Sozialdemokrat» («Социал-демократ») отстаивал революционную политику. И они добились, что на первом нелегальном конгрессе немецкой социал-демократии, состоявшемся 20 – 23 августа 1880 г. в замке Виден в Швейцарии, вся партия признала революционную стратегию и тактику. Анархистские подстрекатели были исключены из ее рядов, оппортунисты подверглись острой критике.

Спустя несколько месяцев Маркс и Энгельс лично приветствовали Августа Бебеля, с которым многие годы вели переписку. Испытанный вождь рабочих приехал в Лондон, чтобы проинформировать их о положении в партии и посоветоваться. Его сопровождал Эдуард Бернштейн, признававший себя в ту пору сторонником научного коммунизма. Бебель рассказывал впоследствии:

«Прибыв в Лондон, мы прежде всего отправились к Энгельсу, который в то время, когда мы к нему пришли, между 10 и 11 часами утра, еще завтракал. Энгельс имел привычку ложиться не раньше 2 часов ночи. Он принял нас чрезвычайно любезно, обратился ко мне сразу на „ты“, так же как и Маркс, которого мы посетили после обеда. Энгельс… предложил мне поселиться у него. Дни нашего совместного пребывания были, разумеется, использованы для основательного обмена мнениями по всем вопросам»[369].

Маркс и Энгельс были в восторге от Бебеля и установили с ним тесную дружбу.

Советчики французских и русских революционеров

Маркс и Энгельс поддерживали не только немецкое рабочее движение. От «лондонских стариков» ждали помощи, к ним обращались все молодые рабочие партии, нашедшие свою основу в научном коммунизме. Вождь датских социалистов Луи Пио приехал к Марксу, чтобы получить его совет. Просил указаний Лео Франкель, работавший над созданием рабочей партии в Венгрии. Немецкий эмигрант Франкенберг сообщал из Бразилии о первых шагах тамошних рабочих союзов. Фридрих Адольф Зорге регулярно присылал информацию о прогрессе североамериканского рабочего движения. Поступали запросы из многих редакций рабочих газет и журналов: не смогут ли Маркс и Энгельс написать для них хотя бы одну статью.

В начале 80-х годов много времени занимало у обоих друзей оказание помощи французскому рабочему движению, которое вновь начало формироваться после тяжкого кровопускания 1871 г. и поражения коммунаров. В конце октября 1879 г. на съезде в Марселе классово сознательные рабочие решили основать Рабочую партию. Но где взять программу? И что она должна содержать?

Руководители рабочих Жюль Гед и Поль Лафарг обратились к Марксу и Энгельсу за содействием. Лондонцы дали свое согласие. Чтобы познакомить классово сознательных французских рабочих с важнейшими положениями научного социализма, Энгельс объединил три главы из «Анти-Дюринга», слегка переработал текст и опубликовал его во Франции в виде серии газетных статей и как брошюру. Маркс в предисловии к брошюре писал, что она представляет собой своего рода «введение в научный социализм»[370]. Вскоре эта брошюра под заголовком «Развитие социализма от утопии к науке» стала одной из самых читаемых книг в международном рабочем движении.

В начале мая 1880 г. Маркс, Энгельс, Жюль Гед и Поль Лафарг совместно разработали на лондонской квартире Энгельса программу французской Рабочей партии. А за несколько недель до того Маркс составил «анкету для рабочих», в большом количестве распространенную среди французских пролетариев. Эта акция должна была служить тому, чтобы детально обследовать условия труда, отношения эксплуатации, социальное положение и борьбу рабочего класса. Всего было 99 вопросов, в том числе такие: «Каков самый младший возраст, с которого принимаются (на работу. – Ред.) дети – мальчики и девочки?»; «Укажите рабочее время детей и подростков моложе 16 лет»; «Выплачивается ли дополнительная плата за сверхурочные часы?»[371]. Опрос, в ходе которого должен был быть собран материал против бесчеловечности капиталистической эксплуатации, был новинкой, вызвавшей значительный интерес.

Большое внимание также уделяли Энгельс и прежде всего Маркс положению в России. Оба они уже в зрелом возрасте – Марксу был 51 год – выучили русский язык, чтобы читать в оригинале научную и художественную литературу. В связи с работой над «Капиталом» Маркс живо интересовался аграрными отношениями в России, особенно последствиями отмены в 1861 г. крепостного права.

Оба внимательно следили за укреплением революционно-демократического движения в Российской империи. Со многими ведущими русскими революционными демократами они вели переписку, некоторых принимали у себя дома. Маркс и Энгельс не сомневались, что предстоящая российская революция будет буржуазно-демократической. Ее первой задачей станет свержение царского самодержавия. Падение царизма окажет мощное воздействие на всю Европу, приведет к освобождению Польши и других угнетенных народов, будет «похоронным звоном для Пруссии»[372] и даст мощный импульс освободительной борьбе европейского пролетариата.

Маркс и Энгельс помогали русским революционерам шаг за шагом осваивать научное положение о классовой борьбе как движущей силе истории. В январе 1882 г. они написали предисловие к новому переводу на русский язык «Манифеста Коммунистической партии». В нем они выразили надежду, что «русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе…»[373].

Смерть Женни Маркс

Это предисловие к «Манифесту», обращенное к российским революционерам, стало последней совместной публикацией Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Оно писалось в такое время, когда на Маркса и его семью обрушились тяжелые удары судьбы. Осенью 1881 г. Маркс заболел опасным для жизни воспалением легких. Только благодаря самоотверженному уходу Элеоноры Маркс и Елены Демут он сумел преодолеть болезнь. Но тяжелее, чем собственная физическая слабость, угнетали его страдания его жены.

«Никогда не забуду я то утро, когда он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы пройти в комнату мамочки, – описывала Элеонора один из последних дней совместной жизни Женни и Карла. – Вместе они снова помолодели – это были любящая девушка и влюбленный юноша, вступающие вместе в жизнь, а не надломленный болезнью старик и умирающая старая женщина, навеки прощавшиеся друг с другом»[374].

2 декабря 1881 г. Женни скончалась. Это был самый тяжелый удар из всех, когда-либо выпадавших на долю Маркса. Энгельс был прав, сказав в день смерти Женни: «Мавр тоже умер»[375]. Над ее могилой на Хайгетском кладбище, расположенном в северной части Лондона, Энгельс произнес прощальное слово. Он закончил его так:

«То, что эта жизнь, свидетельствующая о столь ясном и критическом уме, о столь верном политическом такте, о такой страстной энергии, о такой великой самоотверженности, сделала для революционного движения, не выставлялось напоказ перед публикой, не оглашалось на столбцах печати. То, что она сделала, известно только тем, кто жил вместе с ней…

Мне незачем говорить о ее личных качествах. Ее друзья знают их и никогда их не забудут. Если существовала когда-либо женщина, которая видела свое счастье в том, чтобы делать счастливыми других, – то это была она»[376].

Смерть Карла Маркса

Карл Маркс не смог справиться с утратой жены. По совету врачей в последующие месяцы он отправился в места с мягким климатом, чтобы поправить здоровье. За десять месяцев он посетил Вентнор на острове Уайт и Алжир, Монако на юге Франции и Аржантёй близ Парижа, Веве на Женевском озере и снова Аржантёй. Но боль от утраты Женни преследовала его повсюду. Как трогательны его слова, обращенные к самому верному из друзей: «Между прочим, ты знаешь, что мне более чем кому-либо чужд демонстративный пафос; однако было бы ложью не признаться, что мои мысли большей частью поглощены воспоминаниями о моей жене, которая неотделима от всего того, что было самого светлого в моей жизни»[377].

С ноября 1882 г. Маркс снова был в Вентноре, даже принялся опять за научную работу. Он занимался подготовкой третьего немецкого издания первого тома «Капитала», а также – он делал это уже много лет – математическими проблемами. Но 11 января 1883 г. его постиг новый удар: в Аржантёй скоропостижно скончалась старшая дочь Женни, его любимица, оставив пятерых детей. В день получения этого известия Маркс вернулся в Лондон, сломленный, обессиленный физически. Элеонора, Елена Демут и Энгельс делали все, чтобы поддержать в нем жизненные силы, но тщетно. 14 марта Маркс тихо и безболезненно уснул навсегда.

«Человечество стало ниже на одну голову и притом на самую значительную из всех, которыми оно в наше время обладало. Движение пролетариата идет дальше своим путем, но нет того центрального пункта, куда, естественно, обращались в решающие моменты французы, русские, американцы, немцы и каждый раз получали ясный, неопровержимый совет, который мог быть дан только гением во всеоружии знания»[378], – с болью писал Фридрих Энгельс о потере друга в США Ф.А. Зорге.

Вместе с Энгельсом и дочерьми Маркса скорбили сознательные рабочие во всем мире. Некоторые из их представителей присутствовали на похоронах, состоявшихся 17 марта на Хайгетском кладбище, где он был погребен рядом с женой. В последний путь Маркса проводили Лаура и Поль Лафарг, Элеонора Маркс и Шарль Лонге, Вильгельм Либкнехт и Фридрих Лесснер и еще несколько друзей. Сам он высказывал пожелание, чтобы похороны были самыми скромными.

Фридрих Энгельс произнес у могилы речь о жизни и великом деле своего друга, о его гениальных научных открытиях и незабываемых революционных делах. Закончил он ее следующими словами: «Правительства – и самодержавные и республиканские – высылали его, буржуа – и консервативные и ультрадемократические – наперебой осыпали его клеветой и проклятиями. Он сметал все это, как паутину, со своего пути, не уделяя этому внимания, отвечая лишь при крайней необходимости. И он умер, почитаемый, любимый, оплакиваемый миллионами революционных соратников во всей Европе и Америке, от сибирских рудников до Калифорнии, и я смело могу сказать: у него могло быть много противников, но вряд ли был хоть один личный враг.

И имя его и дело переживут века!»[379]