«Мы прожили не напрасно…» (Биография Карла Маркса и Фридриха Энгельса)

Осень 1870 г. принесла Марксу и Энгельсу большую радость: Фридрих Энгельс переселился из Манчестера в Лондон. После двадцати лет пространственного разъединения друзья снова объединились, снова жили в одном городе, могли ежедневно видеть друг друга, разговаривать, советоваться и работать рука об руку в Генеральном Совете Интернационала.

Снова вместе в Лондоне

В 1869 г. Энгельсу удалось наконец осуществить свою давнишнюю мечту – избавиться от монотонной и поглощающей много времени конторской работы. Многолетняя деятельность на фабрике «Эрмен и Энгельс», а также доля наследства, полученная им от отца, дали ему такие средства, что он впредь мог и сам жить на эти деньги и обеспечить Марксу с его семьей хотя и скромное, но достаточное существование. Безмерно счастливый, Энгельс в день своего выхода из фирмы написал Марксу: «Ура! Сегодня покончено с милой коммерцией, и я – свободный человек»[303]. Маркс ответил ему сердечными пожеланиями, за которыми следовала приписка: «В честь этого события я выпил „лишний стаканчик“, но поздно вечером, а не с утра пораньше, как прусские жандармы»[304].

По просьбе Энгельса жена и дочери Маркса занялись для него в Лондоне поисками квартиры, и вскоре он получил сообщение: «Я нашла дом, который вызывает наше всеобщее восхищение…»[305] Осмотрев его, Энгельс тоже остался доволен. В конце лета 1870 г. он со своей женой Лиззи переселился в дом № 122 по Риджентс-парк-род, сохранившийся по сей день. Дом был расположен напротив прекрасного Риджент парка и всего в 15 минутах ходьбы от квартиры Маркса.

Друзья теперь встречались ежедневно, совместно обсуждали свои научные планы, но прежде всего – массу настоятельных политических вопросов. На той же неделе, когда Энгельс переселился в Лондон, он был по рекомендации Маркса избран в Генеральный Совет Интернационала. Вскоре ему поручили исполнять функции секретаря-корреспондента для Бельгии, затем для Италии, а потом также для Испании, Португалии и Дании. Работы все прибавлялось, но она была Энгельсу не в тягость, а, напротив, вдохновляла его.

Его живой темперамент и страстная натура, особенно пылко проявлявшиеся в политических дебатах, стали нарицательными в Генеральном Совете, где сложилась даже шутливая поговорка: «Если хотите „потасовки“, выбирайте председателем собрания Энгельса»[306]. Но его знания, его политическая проницательность и не в последнюю очередь отменное знание языков скоро сделали его незаменимым. А горячность Энгельса в дискуссиях уравновешивал Маркс с его известным дипломатическим талантом.

Маркс чувствовал себя помолодевшим на многие годы, вновь повседневно общаясь со своим ближайшим другом. «Энгельс… приносит Мавру больше пользы, чем любые лекарства»[307], – с радостью писала дочь Маркса Женни одному из друзей семьи.

Император низвержен, империя основана

Бурные месяцы 1870 – 1871 гг. потребовали от обоих друзей полного напряжения сил. На континенте грохотали пушки. Франция стремилась к лидерству в Европе, а Пруссия – в Германии. 19 июля 1870 г. французский император Наполеон III объявил войну Пруссии. Шесть недель спустя он вынужден был капитулировать после поражения при Седане.

Анализируя в лондонской газете «Pall Mall Gazette» («Газета Пэл-Мэл») в серии статей ход военных действий, Энгельс почти точно предсказал место и время решающего сражения, состоявшегося 2 сентября. Большинство читателей полагали, что эти материалы принадлежат перу опытного военного, скорее всего генерала. Только немногие знали, что автор – человек штатский, правда, являвшийся первым марксистским специалистом по вопросам военной науки. Теперь Энгельс вновь успешно проверял на практике результаты своих многолетних военно-теоретических занятий. Дочери Маркса с гордостью называли Энгельса Генералом – это почетное прозвище сохранилось за ним в кругу близких друзей до конца его жизни.

С капитуляцией императора при Седане монархия во Франции окончательно прекратила свое существование. 4 сентября в Париже народ провозгласил республику. Но это была буржуазная республика. Ее возглавило правительство, выражавшее интересы крупной буржуазии. Пруссия и ее союзники продолжали войну и после создания во Франции республики, теперь уже как жестокую завоевательную войну против французского народа. Энгельс продолжал публиковать свою серию статей «Заметки о войне» вплоть до февраля 1871 г. С возмущением он описывал в них насилия прусской военщины над французским населением, которое, как это всегда случалось и случается, поднималось на борьбу против завоевателей. Энгельс страстно требовал на страницах «Pall Mall Gazette» «считать народное сопротивление совершенно правомерным»[308].

В середине сентября 1870 г. пруссаки подошли к Парижу. Они начали осаду города и 18 января 1871 г. провозгласили на французской земле, в Версале, образование Германской империи.

Маркс и Энгельс с напряженным вниманием и участием следили за этими событиями. Они радовались свержению Наполеона III, но объединение Германии под прусским военным сапогом внушало им тревогу. Они воодушевляли немецких рабочих, возглавлявшихся Эйзенахской партией, на борьбу против завоевательной войны их правителей, прусских юнкеров. Они обратились с воззванием Интернационала к рабочим всех стран энергично выступить за почетный мир с Францией и признание Французской Республики. Парижским же рабочим они советовали: «Всякая попытка ниспровергнуть новое правительство во время теперешнего кризиса, когда неприятель уже почти стучится в ворота Парижа, была бы безумием отчаяния…» Пусть французские рабочие «спокойно и решительно пользуются всеми средствами, которые дает им республиканская свобода, чтобы основательнее укрепить организацию своего собственного класса»[309].

Красное знамя над ратушей

Но события приняли другой оборот. Французское правительство, возглавлявшееся Тьером, подписало с Бисмарком соглашение о прекращении огня и временном перемирии, в котором дало согласие на отторжение Эльзаса и Лотарингии и выплату контрибуции Германской империи в размере 5 миллиардов франков. Это было не что иное, как национальная измена, именно так и расценил данное известие французский народ. В окруженном пруссаками Париже началось брожение. Рабочие и ремесленники, студенты и мелкие торговцы, организованные и вооруженные в рядах Национальной гвардии, были готовы защищать столицу. Они не собирались складывать оружие, как требовало того из страха перед собственным народом правительство Тьера. Возмущение возросло еще больше, когда правительство прибегло к репрессиям. Оно потребовало немедленной уплаты всех долговых обязательств, в том числе задолженности квартиросъемщиков домовладельцам, запретило газеты прогрессивного направления, отказалось оплачивать жалованье вооруженным рабочим и навязало им в качестве командиров реакционных офицеров. Когда же 18 марта была предпринята попытка отобрать у рабочих их вооружение, в том числе пушки, отлитые рабочими на собственные средства, это стало искрой в пороховом погребе.

Народ оказал сопротивление. Некоторые части правительственных войск подняли мятеж, ими были расстреляны два генерала. Многие солдаты братались с трудящимися Парижа. Напуганное правительство бежало в Версаль и оттуда отдало приказ военному командованию очистить Париж. Но власть в городе перешла в руки рабочих и демократически настроенной мелкой буржуазии. На ратуше был водружен красный флаг. Были проведены демократические выборы, в ходе которых 26 марта парижане избрали новое городское самоуправление – Коммуну.

Спустя два дня на площади перед ратушей состоялось провозглашение Коммуны. Свыше 200 тысяч трудящихся, половина из которых была вооружена, приветствовали Совет Коммуны, объявивший: «Именем народа провозглашается Коммуна!» Впервые рабочему классу одного из крупнейших городов мира удалось свергнуть господство буржуазии и завоевать политическую власть. В первый раз за всю мировую историю была предпринята попытка осуществить социалистическую революцию. Но в то время это понимали лишь немногие, и яснее всех два живших в Лондоне человека, с лихорадочным нетерпением ожидавшие каждой новой вести из революционного Парижа.

«Гражданин Энгельс описывает положение дел в Париже. Он говорит, что письма из Парижа, полученные в течение этой недели… объяснили то, что ранее оставалось непонятным… Солдаты… братались с народом. Город теперь находится в руках народа…»[310]

Так было записано в рукописном протоколе заседания Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих от 21 марта 1871 г.

Маркс и Энгельс, как и их боевые соратники в рядах Интернационала, были воодушевлены. Если несколькими месяцами раньше они предостерегали парижских рабочих от преждевременного восстания, имея в виду неблагоприятное соотношение сил, то теперь они безоговорочно стали на сторону коммунаров. Впервые им пришлось занять позицию по отношению к проблеме, которая и сегодня играет большую роль в международном рабочем движении: как надлежит относиться коммунистам к народному восстанию, которое развертывается преждевременно?

Маркс и Энгельс были непримиримыми врагами всякой игры в революцию и не раз вступали в конфликты с «вождями», намеревавшимися «делать революции» по своему собственному усмотрению. Но когда, как это произошло теперь в Париже, на борьбу поднимались народные массы, у Маркса и Энгельса колебаний не было. Они решительно выступили против маловеров, утверждавших, что такую борьбу следует поддерживать лишь в том случае, если имеются все предпосылки для успеха. Маркс писал в адрес подобных людей: «Творить мировую историю было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо-благоприятных шансов»[311].

Сенсационные новости из Парижа

Каждый день из Парижа поступали теперь новые известия. Маркс и Энгельс узнали, что Совет Коммуны сразу же после своего избрания распустил реакционные вооруженные силы и приступил к устранению прежней чиновничьей бюрократии. Взамен было осуществлено всеобщее вооружение народа и создано революционное ополчение. Сообщалось, что Коммуна начинает вводить политическое и социальное равноправие женщины и мужчины, осуществляет отделение церкви от государства, издает законы, улучшающие положение трудящегося населения. Совет издает декреты об охране труда и понижении квартирной платы, о справедливом налогообложении с введением прогрессивного налога на богачей, о создании рабочих мест для безработных. Он передает брошенные владельцами или закрытые фабрики товариществам рабочих, создание которых всячески поддерживается. Все эти меры, с удовлетворением констатируют Маркс и Энгельс, служат интересам рабочего класса и в то же время идут на пользу остальным трудящимся.

Но кто же проводит в жизнь эти революционные распоряжения и законы? Маркса в первую очередь волнует данный вопрос. Члены парижских секций Международного Товарищества Рабочих сообщают ему, что Совет Коммуны наделил ответственными полномочиями в области управления, экономики, народного образования и обороны города тысячи рабочих, а также прогрессивных представителей науки и искусства, студентов и мелких ремесленников, вставших на сторону Коммуны. Именно эти мужчины и женщины как депутаты не только обсуждали и принимали законы, но и претворяли их в жизнь. Все выбранные представители нового государственного аппарата могут быть смещены, если не справляются со своими обязанностями. Впервые в жизни им приходилось решать такие ответственные задачи – без опыта, без подготовки, но они были полны желания отдать все силы революции, трудовому народу. Среди них немало революционно настроенных поляков, русских, венгров и итальянцев, живших в Париже в эмиграции, – явственный признак интернационалистского сознания революционного населения Парижа.

«Исходный пункт всемирно-исторической важности»

Эти сообщения из Парижа очень интересуют Маркса и Энгельса. Облечение высшей властью депутатов, избранных народом, народные представители как реальные носители власти – парижские рабочие испытывают на практике нечто неслыханно новое, небывалое! Не будет ли дан в Париже ответ на важный вопрос, остававшийся нерешенным в «Манифесте Коммунистической партии» и в других, последовавших за ним произведениях: каким должно быть новое государство, что должна представлять собой диктатура пролетариата, посредством которой рабочий класс оберегает и укрепляет свою власть?

Маркс восхищается творческим размахом коммунаров. «Какая гибкость, какая историческая инициатива, какая способность самопожертвования у этих парижан!.. История не знает еще примера подобного героизма!»[312] – так писал он, исполненный гордости за достижения рабочего класса, одному из своих друзей в Ганновер. А несколько дней спустя родились следующие строки:

В этих словах звучит нечто большее, чем одно восхищение. Здесь чувствуется аналитический взгляд гениального ученого. В самый разгар событий, имея лишь отрывочную информацию, Маркс видит: Парижская коммуна, эта первая попытка создания пролетарского государства, открывает новую эпоху мировой истории. Своей революцией коммунары впервые доказали на деле, что рабочий класс может взять власть в свои руки, что намечается исторически неудержимый закат еще казавшегося всемогущим господства буржуазии.

Но не научные изыскания определяют главное содержание повседневной работы Маркса и Энгельса весной 1871 г. Главное, в чем нуждаются парижские революционеры, это помощь, немедленная и эффективная. По поручению Генерального Совета оба друга рассылают сотни писем во Францию и Германию, Испанию и Бельгию, Голландию и Данию, в Италию, Швейцарию, США, чтобы мобилизовать классово сознательных рабочих на акции солидарности с восставшими парижанами. Из французской столицы поступают запросы от единомышленников и соратников. Маркс и Энгельс ежедневно советуются и отправляют свои рекомендации в Париж с тайными курьерами.

Там, в Париже, коммунары делали работу первопроходцев для социального и политического освобождения трудящихся, а стало быть, и всего человечества. А делать работу первопроходцев – значит без проторенных дорог вступать на целину. Случается при этом заходить на обходные пути и блуждать. За науку, за поиски верного пути приходится платить дорогой ценой.

С нарастающей озабоченностью Маркс и Энгельс видят, что коммунары допускают некоторые чреватые тяжелыми последствиями ошибки: оборонительную позицию по отношению к бежавшему правительству Тьера; колебания относительно реквизиции оставшихся в Париже золотых резервов буржуазной республики, что могло бы стать орудием давления на буржуазию; нерешительность перед лицом возрастающей активности со стороны контрреволюции. Драгоценное время было из-за этого потеряно.

Еще более роковая ошибка: Коммуна допустила, чтобы в Париже буржуазные газеты ежедневно в сотнях тысяч экземпляров клеветали на народную власть и подстрекали против нее. Буржуазная пресса открыто проявилась как действенный инструмент классового господства буржуазии. Впоследствии стало ясно, что беззаботность коммунаров по отношению к потоку лжи, распространявшейся контрреволюционными средствами массовой информации (как назвали бы мы их сегодня), была не меньшей опасностью для власти рабочего класса, чем штыки и пушки буржуазии.

Решающей причиной такого рода непоследовательности коммунаров Маркс и Энгельс считали отсутствие революционной рабочей партии. Без нее у пролетариата не было единого целеустремленного руководства. Оба друга ясно видели и то, что, если классовый враг готовится к атаке, не время дискутировать о допущенных ошибках, а надо решительно все силы революционного пролетариата организовать для защиты от контрреволюции, для борьбы за власть.

Героизм и белый террор

Эта задача становилась актуальнее день ото дня. В Париже свирепствовал голод. Поправ всякое чувство национального достоинства, правительство Тьера выклянчило у прусских оккупантов досрочное освобождение нескольких десятков тысяч французских военнопленных, чтобы направить их против революционного Парижа. В начале апреля версальские войска перешли в наступление. Их артиллерия превращает в руины целые кварталы столицы. Пощады не дают почти никому: тысячи пленных и раненых бойцов Коммуны умерщвляются.

Коммунары сражаются геройски. Они упорно обороняют улицу за улицей, баррикаду за баррикадой. В их рядах огромное число молодежи и подростков. Один из офицеров сообщал в газете «La Cmmune» («Коммуна») от 12 апреля: «Мы непрерывно ведем огонь… Дети проявляют такую же стойкость, как и взрослые. Эжен Леон тринадцати с половиной лет, несмотря на ранение левой руки, продолжает помогать обслуживать выдвинутое на передовые позиции орудие. С редким героизмом сражаются в орудийных расчетах Фонтен (Луи), семнадцати с половиной лет, семнадцатилетний Мюллер (Оскар) и восемнадцатилетний Жак (Анри)»[314]. Другой коммунар писал: «В Шато-д’О упорно сражалась в течение целого дня юная девятнадцатилетняя девушка, очаровательная краснощекая брюнетка, одетая в матросскую форму»[315].

Плечом к плечу с мужчинами, братьями и отцами, под градом пуль вели бой многие героические женщины, среди них смелая учительница Луиза Мишель и русская революционерка Елизавета Томановская. Командиры коммунаров, прежде всего польские революционные генералы Ярослав Домбровский и Валерий Врублевский, были в большинстве своем осмотрительными и смелыми военачальниками.

Но оружия не хватало, мало было боеприпасов. Сыграла свою роль и измена. Прусское командование пропустило войска версальцев, коммунарам же преградило путь и расположило свои позиции так, чтобы они попадали в руки своих палачей. В борьбе против общего классового врага – революционного пролетариата – прусские юнкера и французские буржуа не знали национальной вражды.

Сообщения о продвижении версальских войск тяжело подействовали на Маркса и Энгельса, настолько тяжело, что Маркс заболел. Какие мысли и чувства обуревали в те горькие дни семьи обоих революционеров, видно из письма старшей дочери Маркса. «Не могу сидеть сложа руки, – писала Женни, – когда храбрейшие и лучшие умерщвляются по приказу свирепого клоуна Тьера, который, со всеми своими ордами вышколенных головорезов, никогда не победил бы необученных граждан Парижа, если бы не помощь его прусских союзников, гордящихся, по-видимому, своей ролью полицейских»[316].

Вести из Парижа становятся все более печальными. В конце мая последние группы сражающихся коммунаров пали под напором превосходящих сил противника на парижском кладбище Пер-Лашез. Солдатня Тьера безжалостно расправляется с пленными мужчинами, женщинами и подростками. За несколько дней погибает более 30 тысяч человек, многие из них были замучены. Весь Париж окрашен кровью рабочих. Свыше 40 тысяч бойцов Коммуны брошены в тюрьмы, предстают перед военными судами, приговариваются к каторге или высылаются в заморские колонии. Буржуазия жестоко мстит рабочему классу за его первую попытку взять власть, установить диктатуру пролетариата.

Европейская реакция торжествует. Эксплуататоры вздыхают с облегчением. Волна безудержного антикоммунизма и жестоких преследований распространяется по европейскому континенту.

Воззвание на одиннадцати языках

Коммуна разбита, но она не мертва. Тысячи и тысячи ее борцов сумели спастись. Они унесли с собой в изгнание всю силу гнева и ненависти, богатый опыт борьбы. Классово сознательные рабочие во всем мире сохранили верность Коммуне и после ее падения. Но самыми страстными и последовательными защитниками Коммуны и коммунаров стали Маркс и Энгельс. Они показали пример того, как должны вести себя революционеры в дни поражения, нанесенного их классу.

Еще в середине апреля Генеральный Совет Интернационала поручил Марксу подготовить воззвание, посвященное Коммуне. Из этого документа рабочие всех стран должны были получить правдивую информацию о том, что представляла собой Коммуна, чего она добивалась и чему учат ее опыт, ее уроки.

Маркс тотчас же принялся за работу и не отрывался от нее, несмотря на болезнь, пока рукопись не была закончена. Дочь Женни и Энгельс помогали ему в сборе материала, особенно в просмотре английской и французской прессы. Энгельс проделал анализ военных операций Коммуны. Маркс разработал два наброска рукописи, но обоими остался недоволен и отверг их. 29 мая окончательный текст был завершен, а на следующий день Маркс зачитал его членам Генерального Совета, единогласно одобрившим этот документ.

Около 13 июня 1871 г. воззвание было опубликовано в Лондоне на английском языке под заглавием «Гражданская война во Франции». Члены Генерального Совета немедленно начали систематически распространять его в Англии и пересылать на континент. Энгельс сразу же перевел воззвание на немецкий язык, и с конца июня документ начал публиковаться в центральном органе Эйзенахской партии. Вскоре последовали переводы на датский, фламандский, французский, голландский, итальянский, польский, русский, сербско-хорватский и испанский языки. Ни одно из предыдущих произведений Маркса или Энгельса не распространялось столь быстро и широко, как это. «Гражданская война во Франции» давала ответ классово сознательным рабочим всех стран мира на вопросы о характере и цели, историческом значении и заветах Парижской коммуны.

Уроки прошлого для дня сегодняшнего

Чем была Парижская коммуна? Маркс отвечал на этот вопрос так: «…она была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего…»[317]

Чего добивалась Коммуна? Маркс отвечал: «…Коммуна хотела уничтожить эту классовую собственность, которая превращает труд многих в богатство немногих. Она хотела экспроприировать экспроприаторов»[318].

Каковы уроки Коммуны? Маркс отвечал: она была «открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда»[319].

Хотя Коммуна – как впоследствии и некоторые другие героические восстания пролетариата – была потоплена контрреволюцией в крови, хотя тогда еще не пришло время для победы социалистической революции, парижские коммунары практически доказали то, что теоретически показали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии»: освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса.

Более того. Коммунары своими действиями подтвердили, что рабочий класс после захвата политической власти не может просто унаследовать старый буржуазный государственный аппарат с его армией, полицией, органами юстиции, административного управления. Он должен разбить этот аппарат и заменить его собственным, им самим созданным аппаратом государственной власти. Коммуна, несмотря на короткий срок своего существования, показала, чтó должно отличать это новое, пролетарское государство. В своем воззвании Маркс довел эти отличительные черты до сознания международного рабочего класса: все представители народа должны быть лицами выборными, подотчетными и отзываемыми; парламент должен превратиться в настоящее представительство народных масс; законодательная и исполнительная власть должна быть сосредоточена в одних руках, короче, это означает непосредственное осуществление власти народом – то, что Маркс еще в 1850 г. назвал в одной из своих работ «классовой диктатурой пролетариата»[320].

Победивший рабочий класс противопоставляет диктатуре буржуазии диктатуру пролетариата. Эта последняя, разъяснял Маркс, выше, чем буржуазная демократия, ибо она впервые обеспечивает демократические права и свободы всем трудящимся, то есть подавляющему большинству народа. И она представляет собой высшую форму демократии. Но в то же время она является и диктатурой, потому что не позволяет низверженным эксплуататорским классам восстановить свое господство и защищает пролетарское государство от любых нападений внешней контрреволюции.

Маркс привлек внимание международного пролетариата и к другим важным урокам Коммуны. На примере парижан, готовых «штурмовать небо»[321], он разъяснял, что победивший рабочий класс должен защищать свою победу в ежедневной борьбе против его внутренних и внешних врагов, защищать пером и мечом.

Борьба в Париже показала также: для того чтобы победить и сохранить свою победу, рабочему классу необходимо действовать в тесном союзе с другими трудящимися, в особенности с трудовым крестьянством.

Но прежде всего Маркс выделял в опыте коммунаров то обстоятельство, что освобождение рабочего класса и всех остальных трудящихся от эксплуатации и угнетения, а также построение социалистического общества невозможно без революционной партии, действующей в соответствии с научной программой. Такой партии в 1871 г. во Франции не было. На опыте Парижской коммуны стало видно, что общественный прогресс неразрывно связан с развитием марксистской партии как руководящей силы трудящихся.

«Предвестник нового общества»

Маркс закончил свое произведение «Гражданская война во Франции» следующими пламенными словами:

История показала правоту Маркса.

Красный Октябрь в России, завоевание власти рабочим классом и его союзниками в Германской Демократической Республике, в других социалистических странах подтверждают заветы коммунаров. Но и сегодня буржуазные идеологи пытаются отрицать классовый характер Парижской коммуны и всеобщую закономерность диктатуры пролетариата. Нас это не удивляет, ибо империалистические властители ни перед чем не испытывают такого страха, как перед открытой Марксом и Энгельсом и постоянно вновь подтверждаемой общественной практикой необходимостью диктатуры пролетариата при построении социалистического общества.

«Кто признает только борьбу классов, тот еще не марксист, тот может оказаться еще невыходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики», – отметил В.И. Ленин в августовские дни 1917 г., когда писал в своем тайном убежище, в шалаше на станции Разлив, что к северу от нынешнего Ленинграда, работу «Государство и революция». И он добавил:

Действительно, как опыт прошлого, так и наша современная действительность доказывают ежедневно: только в том случае, если рабочий класс, руководимый своей боевой революционной партией, твердо удерживает в своих руках власть, защищает и постоянно укрепляет ее, он может выполнить свою историческую задачу – обеспечить мир, построить социалистическое и коммунистическое общество.

Пролетарская солидарность в действии

Маркс и Энгельс не только поднимали голос в защиту дела побежденных. Когда с июня 1871 г. поток беженцев-коммунаров устремился в Лондон, оба друга были в числе первых основателей комитета помощи эмигрантам Коммуны. Они помогали доставать паспорта, чтобы коммунары, сумевшие укрыться в Париже и его окрестностях, могли выехать из Франции. Они собирали деньги для тех, кто без единого су в кармане, измученные пережитым добирались до английской столицы. Они использовали свои связи с прогрессивными интеллигентами, чтобы обеспечить беженцам кров и работу.

Часто это удавалось сделать не сразу, поэтому квартира Маркса на Мейтленд-парк-род и дом Энгельса на Риджентс-парк-род часто служили гонимым коммунарам первым пристанищем. Неделями французские беженцы жили у Маркса и Энгельса, окруженные материнской заботой Женни Маркс, Ленхен Демут или Лиззи Бёрнс. Расходы на ведение домашнего хозяйства возрастали, конечно, непомерно, что заставляло Женни и Ленхен изрядно поломать голову. Но они хорошо помнили то время, когда сами после поражения революции 1848 – 1849 гг. прибыли в Англию без всяких средств к существованию и на себе испытали силу пролетарской солидарности.

Среди мужественных коммунаров, которым удалось спастись в Лондоне, был и француз Эжен Потье. Может быть, и он испытал тогда готовность Маркса или Энгельса прийти на помощь. Он привез с собой стихотворение, написанное во время бегства от тьеровских ищеек. Спустя годы, положенное на музыку Пьером Дегейтером и переведенное на многие языки, оно стало гимном международного революционного рабочего движения:

Ненависть и клевета

Выступления Интернационала в защиту Парижской коммуны разом поставили его в центр общественного интереса многих стран. Реакционные силы в Европе и США объединились для совместной травли революционного рабочего движения и его представителей. Особую ненависть вызывал у них Маркс.

В течение всей жизни непреклонные революционные убеждения Маркса навлекали на него вражду и гонения. Но никогда травля со стороны эксплуататорского класса не велась столь низкими средствами и так безудержно, как после его выступлений в защиту Коммуны. К ненависти примешивался страх перед «верховным главой Интернационала»[324], как нередко называли его в газетах и в полицейских сообщениях.

Полицейские шпионы следили за каждым шагом Маркса. Буржуазные газеты состязались в клевете и оскорблениях по его адресу. Но Маркс спокойно относился ко всему этому. «…Имею честь, – с веселым сарказмом писал он одному из друзей, – быть в настоящий момент тем человеком в Лондоне, на которого всего сильнее клевещут и которому более всего грозят. Это, право же, отлично после скучной двадцатилетней болотной идиллии. Правительственный орган – „Observer“ – грозит мне судебным преследованием. Пусть осмелятся! Плевать мне на этих каналий!»[325]

Таково же было и положение Энгельса. Его открытая поддержка Коммуны мгновенно принесла ему известность: его уважали рабочие многих стран, у которых пробуждалось классовое сознание, ненавидели эксплуататоры и боялись предатели рабочего движения. Отнюдь не все руководители рабочих готовы были отстаивать заветы коммунаров. Даже некоторые члены Генерального Совета, английские профсоюзные лидеры, поддались натиску буржуазии. Энгельс, который питал отвращение к трусости в классовой борьбе, для которого не было ничего хуже капитулянтства, возмущался позорным поведением таких людей и предложил исключить их из Генерального Совета. Так и произошло.

Энгельсу пришлось защищать свою позицию даже перед любимой матерью. Она не понимала, как ее сын мог встать на сторону коммунаров – этих, по ее мнению, «преступников», и полагала, что его «сбил с пути истинного» Маркс. Энгельс отвечал матери в деликатной форме, но последовательно по существу: «Тебе известно, что в моих взглядах, которых я придерживаюсь вот уже скоро 30 лет, ничего не изменилось. И для тебя не должно было быть неожиданностью, что я, если бы события этого от меня потребовали, стал бы не только защищать их, но и исполнил бы свой долг во всех остальных отношениях. Ты стыдилась бы за меня, если бы я этого не сделал. Если бы Маркса здесь не было или если бы он даже совсем не существовал, дело нисколько не изменилось бы»[326].

Маркс и Энгельс не относились к числу людей, которых можно было заставить замолчать угрозами. Какими бы яростными ни были атаки на них, сердца вождей Интернационала, которым шел уже шестой десяток лет, бились так же горячо за дело революции, как и много лет назад. Их волосы поседели, у Маркса сделались совсем белыми, но их представление о счастье осталось тем же – борьба, как ответил когда-то Маркс своим дочерям в составленной ими анкете – «Исповеди»[327].