«Мы прожили не напрасно…» (Биография Карла Маркса и Фридриха Энгельса)

Когда молодой Маркс перебрался в Берлин, ему было восемнадцать лет. Фридриху Энгельсу было семнадцать, когда он переселился в Бремен. Для того и другого начался период жизни, центральным моментом которого являлась подготовка к будущей профессии.

В эти годы они не встречались друг с другом, жили в весьма разнородном окружении, занимались – добровольно или по принуждению – совершенно разными делами. Тем не менее уже тогда в их философских ученических работах и размышлениях, в их политических устремлениях и поступках нетрудно обнаружить некоторые общие черты. Они избирают себе похожие или одни и те же примеры в качестве образца для подражания, ненавидят и борются против одних и тех же врагов. Их роднит, несмотря на разделяющее их расстояние, сознание того, что мир должен быть изменен, и стремление не оставаться при этом в стороне.

Женни

В середине октября 1836 г. Карл Маркс во второй раз покинул свой родной город и направился в Берлин. Но перед тем исполнилось его заветное желание: во время каникул он обручился с Женни фон Вестфален. Правда, обручение было тайным.

Женни отличалась не только необычной силой духа и характера. Она была и очень красива. Дворянка и дочь тайного правительственного советника, она пользовалась большим успехом в своем кругу. Ее благосклонности домогались многие. «Хорошая партия» с дворянином, офицером или высокопоставленным чиновником была для нее обеспечена. Тем не менее наперекор всем традиционным представлениям феодального и буржуазного общества она отдала свою руку совсем молодому студенту, выходцу из буржуазной среды, не поставив об этом в известность своих родителей и не имея никакой уверенности в том, как сложится в будущем ее жизнь рядом с Марксом.

Карл и Женни сами сознавали – при всем своем счастье – необычность совершенного ими поступка. Ибо, пока Карл оставался студентом, он не мог и думать о том, чтобы официально просить руки Женни у тайного правительственного советника фон Вестфалена. Это могло стать возможным лишь после того, как, завершив свое образование, он займет в обществе прочное положение. Поэтому молодая пара посвятила в свою тайну только отца Карла. Они надеялись на то, что он сможет подготовить почву для последующего успешного объяснения с родителями Женни.

Генрих Маркс сделал это, убедившись в том, что любовь между Карлом и Женни была благородной, крепкой и не мимолетной. Но даже после того как согласие родителей Женни сняло камень с их сердец, влюбленным пришлось еще долгие годы верно ждать вдали друг от друга. Это было тем более тяжело, что сводный брат Женни Фердинанд фон Вестфален, тщеславный карьерист, ставший позже прусским министром внутренних дел, нередко превращал ее жизнь в сущий ад, добиваясь разрыва ее союза с Карлом Марксом.

Столичный и университетский город Берлин

Путешествие из Трира в Берлин оставляло много времени для размышлений о пережитом и будущем. Пять дней Карл Маркс находился в пути, передвигаясь, естественно, в почтовой карете. Правда, годом раньше начала действовать первая на немецкой земле железнодорожная линия, но она проходила между Нюрнбергом и Фюртом. В Пруссии же первая железная дорога Берлин – Потсдам была открыта лишь три года спустя.

И все же в 1836 г. путешествовать было легче, чем за несколько лет до этого. Германский таможенный союз во главе с Пруссией, созданный в 1834 г., отменил таможенные барьеры, существовавшие между многочисленными отдельными немецкими государствами. Однако бесчисленные здания таможен продолжали стоять повсюду, словно напоминание о непреодоленной политической раздробленности Германии.

Берлин был первым крупным городом, с которым познакомился восемнадцатилетний Карл Маркс. Историк тех лет в следующих словах характеризовал прусскую столицу: «Берлин расположен по берегам двух рукавов реки Шпрее между 52°31′13″ северной широты и 13°3′22″ восточной долготы и занимает вместе с относящимся к нему полицейским округом площадь в 1,27 квадратной мили. Окружность его, опоясанная городской стеной, составляет две мили, и, согласно данным последней переписи, проведенной в начале 1841 г., город насчитывает 331.894 жителя. Он имеет 17 ворот, 290 улиц и переулков, 24 площади и рынка, 32 церкви, замок, 20 дворцов, Академию наук и Академию искусств, музей, университет, 6 гимназий, три крупных государственных театра и три частных театра, 280 различных школ, арсенал, 15 казарм и 17 больниц»[11].

С учетом среднего темпа прироста населения того времени в 1836 г. в городе должно было проживать около 275 тысяч человек. По численности населения Берлин занимал девятое место среди крупнейших городов Европы. Собственно городская территория была опоясана крепостной стеной. Однако уже тогда существовали многочисленные жилые кварталы, а также фабрики, находившиеся «за городскими воротами». Например, машиностроительная фабрика Августа Борзига, расположенная у Ораниенбургских ворот, с 1841 г. выпускала локомотивы. Пешеход мог проделать путь вокруг города примерно за четыре часа. Такие районы, как Панков, Лихтенберг, Кёпеник, находились далеко за городской чертой.

Маркс прибыл в Берлин с твердым намерением прилежно учиться. В Берлинском университете царила совсем другая атмосфера, чем в боннской альма-матер. Если в Бонне обучалось около семисот студентов, то в Берлинском университете – в три раза больше. В Бонне облик и жизнь города определял университет, тогда как в Берлине – королевский двор и прусская военщина. В Бонне вряд ли хоть один студент уклонялся от повседневных пирушек. Относительно Берлинского университета философ Людвиг Фейербах уже за десять лет до этого писал: «В сравнении с здешним домом труда другие университеты – сущие кабаки»[12].

Молодой Маркс вскоре пришел к такому же выводу. Ни один немецкий университет не был так втянут в самую гущу идейных споров между философами, представителями молодой немецкой буржуазии и отжившего свой век, но все еще могущественного класса феодалов, как альма-матер на Унтер-ден-Линден. Университет и расположенный рядом с ним арсенал Гогенцоллернов символизировали глубокие противоречия, свойственные тогдашнему Берлину. Пять лет, которые пришлось провести здесь Марксу, стали очень важным периодом в его духовном развитии.

«В дерзновенье и стремленье полновластен человек»

22 октября 1836 г. Карл Маркс был зачислен на юридический факультет. Он поселился неподалеку от университета на Миттельштрассе, 61. Следуя обычаю того времени, молодой студент переменил за год около десятка квартир. К сожалению, до наших дней не сохранилось ни одной из них.

Маркс посещал лекционные курсы по уголовному праву, истории римского права и другим юридическим дисциплинам. Уже в течение первого берлинского семестра он проработал гору специальной литературы, в основном первоисточников, и сделал из них массу выписок. Карл Маркс никогда не воспринимал прочитанное бездумно. Напротив, он постоянно стремился выработать собственную точку зрения. При этом он относился к себе так же критически, как и к авторам прочитанных им трудов. Таким путем он глубоко усваивал изучаемую отрасль знания и, что особенно важно, усваивал критически.

Естественно, Карл тяжело переживал разлуку с Женни. Его не мучила ревность: он не сомневался в любви Женни. Но мысль о том, что им предстоит еще долгие годы находиться в разлуке, зачастую казалась невыносимой. И черноволосый кудрявый студент поступал так, как часто поступают в таких случаях молодые влюбленные. Он писал стихи, в которых выражал свои чувства и настроения. Стихи эти свидетельствуют о том, что в то время он занимался немецкой народной поэзией и высоко ценил лирику Генриха Гейне и Адельберта Шамиссо. Большинство стихов юного Маркса было посвящено Женни, наполнено тоской по ней. Многие свои поэтические тетради он отправил в Трир, а три из них снабдил посвящением «Моей дорогой, вечно любимой Женни фон Вестфален»[13].

В некоторых стихах отразился круг его духовных интересов и жажда деятельности. Характерны в этом отношении следующие строки:

Открытие гегелевской философии

Маркс, как писал он в письме к отцу, «почувствовал желание испытать свои силы в философии»[15]. Без философии невозможно проникнуть в суть явлений, утверждал он. Но с помощью какой философии это можно сделать?

Юноша искал твердую мировоззренческую опору, надежное теоретическое обоснование для своей научной работы и политических взглядов. Эти поиски были присущи ему, как и всякому молодому человеку того времени или сегодняшнего дня, пытливо относящемуся ко всему, что происходит вокруг. Маркс взялся за нелегкое дело, штудируя немецких философов Канта и Фихте, читая произведения Вольтера и Руссо. Вновь и вновь с беспощадной самокритичностью анализировал он ход и результаты своих размышлений, постепенно все больше убеждаясь в ненаучности субъективного идеализма – философского направления, для которого мир существует не объективно, а лишь как порождение человеческого сознания.

Напряженные занятия – а Карл часто засиживался над книгой при свете свечей вплоть до рассвета – грозили подорвать его здоровье. Оно и в дальнейшем оставалось настолько неустойчивым, что его пришлось освободить от военной службы. Один врач порекомендовал Марксу провести лето на лоне природы. И весной 1837 г. Карл покинул городские стены, переселившись в Штралов (Штралау), пригород Берлина, где квартировал в доме № 4 (сегодня это Альт-Штралау, № 18) у владельца гостиницы и рыбака Кёлера. Это здание было разрушено в годы второй мировой войны, но о пребывании Маркса напоминает установленная здесь мемориальная доска. Ежедневные прогулки по лугам вдоль реки Шпрее, шестикилометровый путь, который он дважды в день проделывал, отправляясь в университет и возвращаясь обратно, свежий воздух привели в течение немногих месяцев к тому, что «хилый и немощный» Карл стал, по его собственным словам, «здоров и крепок телом»[16].

Непрестанный поиск Маркса тем же летом 1837 г. позволил ему найти поначалу удовлетворявший его ответ на вопрос о смысле и путях развития истории человечества. Студент «открыл» Гегеля. Прошло всего шесть лет с тех пор, как этот знаменитый философ скончался в Берлине. Гегелевская попытка доказать внутреннюю взаимосвязь исторических событий и необходимое развитие истории произвела на Карла Маркса, как и на многих других, огромное впечатление. Уже вскоре он открыл для себя самое существенное, революционное в философском учении Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: метод его мышления, диалектику.

Гегелевская диалектика делала очевидным, что исторические обстоятельства представляют собой лишь преходящие ступени развития, этапы бесконечного хода развития человеческого общества от низшего к высшему. То, что еще вчера имело оправдание для существования, сегодня отмирает; его место в истории человеческого общества занимает новая, более высокая действительность.

Конечно, Гегель еще оставался идеалистом. Он видел первооснову всего происходящего в развитии идей или, как он сам говорил, абсолютной идеи. Он утверждал – в полном противоречии со своим собственным диалектическим методом, который не признавал никакого застоя и никаких абсолютных истин, – будто развитие абсолютной идеи нашло в его, Гегеля, философии свое завершение, а в реформированном прусском государстве, которое он представлял как конституционную монархию, найдет высшее воплощение. Это была консервативная точка зрения.

Данное противоречие в философии Гегеля студент Маркс обнаружил не сразу. Оно отразило противоречивость, раздвоенность немецкой буржуазии, которая, хотя и желала освободиться от пут феодализма, в то же время испытывала страх перед народом и искала компромисса с прусской монархией и феодальным дворянством. Тем не менее, несмотря на эти противоречия и половинчатость, гегелевская философия представляла собой крупный шаг вперед в истории человеческой мысли. Именно это и привлекало к ней Маркса.

«…Все крепче становились узы, связавшие меня самого с современной мировой философией»[17], – писал он отцу в ноябре 1837 г. и характеризовал собственный переход на позиции гегелевской философии как поворотный пункт в своей жизни. Для девятнадцатилетнего юноши это поразительное суждение, ибо восприятие гегелевской диалектики фактически явилось исходным пунктом для последующего развития теории научного коммунизма.

Самый младший из членов «Докторского клуба»

Маркс усваивал философию Гегеля не только во время занятий. Летом по воскресеньям в Штралау собирался кружок молодых интеллектуалов. Все они были восторженными последователями Гегеля и стремились придать его философским положениям революционный смысл. Многие из них, такие, как философ и историк религии Бруно Бауэр или преподаватель и журналист Адольф Рутенберг, уже имели ученую степень, а потому этот дружеский дискуссионный кружок коротко и ярко именовался «Докторским клубом». Маркс познакомился с его членами и вскоре, несмотря на свой юный возраст, был признан ими равноправным партнером.

Побуждаемый своими друзьями, Маркс принимает живое участие в культурной жизни Берлина. Он часто посещает театр и устанавливает знакомство с демократически настроенной писательницей Беттиной фон Арним. Для него было само собой разумеющимся заниматься великими произведениями художественной литературы прошлого, а также (и в не меньшей мере) изучать современную ему культуру и искусство. В круг его чтения входили произведения Генриха Гейне и Людвига Бёрне, Георга Бюхнера, Карла Гуцкова и Эдуарда Мёрике.

В это время, примерно в начале 1838 г., молодой студент принимает решение готовить себя не к судебной, а к преподавательской деятельности в высшей школе, чтобы по возможности стать профессором философии. С тяжелым сердцем отец дал на это согласие, когда Карл приехал домой на пасху. Это была последняя встреча отца с сыном. Генрих Маркс умер 10 мая 1838 г. всего лишь шестидесяти одного года от роду. Карл очень тяжело пережил эту утрату. До конца своих дней он хранил при себе портрет отца.

«Докторский клуб» – его члены обычно собирались в кафе Штехели на Жандармском рынке (ныне площадь Академии) – стал для Маркса на время его пребывания в университете неким подобием духовной родины. Он служил местом сбора по-боевому настроенных молодых людей, которых объединяло критическое отношение к реакционной прусской идеологии. Здесь обсуждались мировоззренческие и политические проблемы того времени, ковалось духовное оружие для приближавшейся буржуазной революции.

Маркс был ярким собеседником. «…Ты склад мыслей, рабочий дом или, чтобы выразиться по-берлински, воловья голова идей»[18], – писал ему с признательностью один из приобретенных в «Докторском клубе» друзей, преподаватель реального училища и писатель Карл Фридрих Кёппен.

Демократ умом и сердцем

Как бы много ни почерпнул студент Маркс у своих старших друзей, его мысли вскоре направились по иному пути. При всем своем глубоком уважении к Гегелю он не превратился в его слепого приверженца. Маркса связывало с философией Гегеля лишь то, что способствовало развитию науки. То же, что не отвечало этому требованию, он отвергал. Гегельянство не было для него завершением развития философии, непререкаемой догмой. Напротив, он рассматривал его в качестве исходной точки для дальнейшего развития.

Маркс все настойчивее стремился связать философию с действительностью. Об этом свидетельствует его докторская диссертация, подготовкой которой он завершил свою учебу. Защита диссертации в Берлинском университете была в то время весьма дорогостоящим делом, а материальное положение Маркса со смертью отца ухудшилось. Поэтому он направил свою докторскую работу в Иенский университет, где 15 апреля 1841 г. получил диплом доктора философии.

Хотя диссертация Маркса была посвящена одной из проблем древнегреческой философии, она со всей очевидностью свидетельствовала о том, что по своим взглядам ее автор являлся радикально настроенным демократом. В предисловии к диссертации Маркс с гордостью признает себя сторонником Прометея, мученика за свободу, врага богов и друга людей, символизирующего его собственные идеалы. В духе подвига Прометея он собирался идти к народу, чтобы вместе с ним штурмовать бастионы реакции, угнетения и глупости. Покидая в апреле 1841 г. Берлин доктором философии, Маркс был умом и сердцем революционный демократ.

Помощник приказчика торговой фирмы Лёйпольда

Вернувшись из Берлина в Трир, доктор Карл Маркс привез в багаже свою диссертацию, а в голове различные планы научной деятельности. Однако опубликовал он к тому времени лишь два стихотворения. Они увидели свет в начале 1841 г. в одном из берлинских журналов под названием «Неистовые песни». Это была первая публикация за подписью Карла Маркса.

Возможно, что оба эти стихотворения прочитал живший в ту пору в Бремене Фридрих Энгельс, точно так же как Маркс мог прочитать в берлинских кафе какую-нибудь статью некоего Фридриха Освальда, не подозревая о том, что это был псевдоним, за которым скрывался его будущий ближайший друг Фридрих Энгельс. Большую часть времени, которое Маркс провел в Берлине, будучи студентом университета, Энгельс прожил в Бремене, где развил удивительно бурную публицистическую деятельность. Как ему это удалось?

В соответствии с намерением сделать из своего первенца опытного коммерсанта, отец Энгельса отправил Фридриха в 1838 г. в Бремен. Там он должен был усовершенствовать свои знания и опыт в оптовой торговой фирме Генриха Лёйпольда, доброго знакомого и друга Энгельса-старшего, связанного с ним деловыми отношениями. Фридрих был определен в фирму в качестве помощника приказчика. Его рабочим местом служила контора, а в обязанности входило ведение деловой переписки, включая составление писем, а также при случае ревизия товарных запасов на складах и в магазинах фирмы. Кроме того, он должен был помогать при упаковке посылок. Фирма занималась в основном заморской торговлей, поставляя в другие страны саксонские товары, прежде всего изделия из льна, а также из шерсти, фарфор, сигары и продукты питания. В обмен ввозились кофе, сахар и другие колониальные товары.

Лёйпольд пользовался большим уважением как коммерсант и занимал одновременно пост консула Саксонского королевства в вольном городе Бремене. Проявляя большую заботу о профессиональной подготовке молодого Энгельса, он вместе с тем великодушно предоставлял сыну своего друга определенную свободу. Об этом свидетельствуют многие письма Фридриха, которые сохранились от бременского периода его жизни и нередко были написаны им в рабочее время в конторе. Фридрих точно и подробно, с юмором, а нередко и хвастовством сообщал о своем житье-бытье в Бремене главным образом своей любимой сестре Марии, а также школьным товарищам Фридриху и Вильгельму Греберам. Ибо в самом Бремене ему не удалось найти близких себе по духу друзей. Письма в известной мере восполняли ему недостаток личного общения и обмена мыслями. Конторская работа здесь, как и дома, не приносила ему удовлетворения. Тем не менее он внимательно относился к выполнению возложенных на него обязанностей и был твердо намерен стать хорошим знатоком своего дела.

В вольном городе Бремене

Духовная жизнь в Бремене выгодно отличалась от той, что была характерна для Вупперталя. Бремен, один из четырех вольных городов Германии, насчитывал тогда около 50 тысяч жителей, был самым крупным торговым портом и одновременно, включая Бремерхафен, крупнейшим пассажирским портом Германского союза. Связанная со всем миром бременская буржуазия была в гораздо большей мере подвержена влиянию либеральных идей, нежели правоверные текстильные фабриканты Бармена и Эльберфельда. Однако вопросы обеспечения и увеличения собственных прибылей были купцам ганзейского города все же несравненно ближе, чем политические проблемы немецкого народа.

В книжных лавках Бремена свободно продавались многие прогрессивные газеты и книги, о приобретении которых в долине Вуппера не приходилось даже думать. Таким образом юный Энгельс соприкоснулся здесь с либеральными и демократическими идеями, которые прежде ему были совершенно неизвестны. Постоянно расширявшееся в те годы в Германии антифеодальное оппозиционное движение развивалось главным образом в литературной сфере. Оно охватывало широкий круг людей: от выразителей революционно-демократических взглядов Генриха Гейне и Людвига Бёрне до либерально настроенных поэтов и публицистов, примыкавших к направлению, названному «Молодая Германия».

В споре между религией и наукой

Фридрих интересовался не только поэзией. Он обладал несомненной одаренностью и к другим видам литературного творчества. И в Бремене он писал стихи, но редко оставался ими доволен. Лишь немногие из них были опубликованы.

Более четко выраженный характер имели способности Энгельса к журналистике и литературной критике. Не без основания он надеялся в то время, что когда-нибудь, вопреки отцовскому решению, сможет выступить как писатель и публицист. Уже в восемнадцать лет он начал публиковать статьи и вскоре стал одним из известных прогрессивных публицистов тех лет.

В своей первой крупной статье Фридрих писал о том, что возмущало и угнетало его. Статья была опубликована на страницах журнала «Telegraph für Deutschland» («Германский телеграф») под заглавием «Письма из Вупперталя». В ней Энгельс разоблачал недостойные человека общественные порядки, царившие на его родине, осуждал ханжество многих фабрикантов, обличал бесчеловечность имущих классов: «Среди низших классов господствует ужасная нищета, особенно среди фабричных рабочих в Вуппертале; сифилис и легочные болезни настолько распространены, что трудно этому поверить; в одном Эльберфельде из 2500 детей школьного возраста 1200 лишены возможности учиться и растут на фабриках – только для того, чтобы фабриканту не приходилось платить взрослому рабочему, которого они заменяют, вдвое против той заработной платы, какую он дает малолетнему. Но у богатых фабрикантов эластичная совесть…»[19]

Конечно, восемнадцатилетний юноша в то время еще не мог вскрыть корни капиталистической эксплуатации. Однако его страстные обличения свидетельствуют о чувстве глубокой ответственности, которое он испытывал за участь трудового народа. Анонимная статья Энгельса вызвала в Вуппертале «страшный шум»[20]. Журнал был мигом раскуплен. Местные газеты отвергали обвинения Энгельса и брали под защиту махинации фабрикантов. Однако молодой автор не остался в долгу и в ответ потребовал, чтобы ему доказали необоснованность хотя бы одного из содержавшихся в статье обвинений. Крикуны поутихли.

Хотя Фридрих сурово осуждал ханжество, сам он, вследствие полученного воспитания, все еще мучился религиозными сомнениями. Он вновь и вновь задавался вопросом: возможно ли примирить библейскую веру с разумом, философией и естественными науками? Он читает Библию и одновременно погружается в изучение философской литературы. И здесь – как двумя годами раньше студент Карл Маркс – он открыл для себя Гегеля и его диалектический метод мышления. Энгельс был покорен им. Он страстно и со знанием дела обсуждал этот вопрос в письмах, которыми обменивался со своими прежними школьными друзьями, – кое-кто из них изучал тогда теологию. После продолжительной и тяжелой внутренней борьбы он пришел к следующему выводу:

В другом письме тому же Фридриху Греберу он писал: «…я знаю, что наживу себе этим величайшие неприятности, но от того, что диктуется мне силой убеждения, я, при всех своих стараниях, не могу избавиться»[22].

Здесь проявилась последовательность мыслей и поступков юного Энгельса, его приверженность к выводам, к которым подводили его собственный опыт и наука. Его не удовлетворяла половинчатость. Он чувствовал отвращение к чисто словесным признаниям. Познание и соответствующая ему практическая позиция были для него нераздельны.

С пером против господства тиранов

Освободившись от религиозных сомнений, Энгельс продолжал изучать в свободное время труды Гегеля. На протяжении нескольких недель каждый вечер Фридрих читал его «Лекции по философии истории», а также произведения других философов. Философия становится для него «душой всякой науки»[23], но не самоцелью. Фридрих глубоко убежден, что жизнь и философию, политику и философию соединяет тесная связь. В борьбе против феодальной реакции он возлагает все свои надежды на единство революционной мысли и революционного действия.

Об этом свидетельствуют два десятка статей и корреспонденций, а также многочисленные стихотворения, которые были опубликованы юным помощником приказчика в 1839 – 1841 гг. в различных прогрессивных немецких газетах – частью анонимно, частью под псевдонимом Фридрих Освальд. С их помощью он непосредственно участвует в идеологической борьбе между буржуазией и классом феодалов. Все произведения немецкой литературы, проникнутые духом свободы и человеческого достоинства, получают полное одобрение Энгельса: произведения Гёте и Шиллера, Лессинга и Гердера, а также глубоко демократичные народные песни и книги о Зигфриде и Фаусте, Уленшпигеле и простаках. Он считал, что народная книга призвана «заставить» трудовой народ «осознать свою силу, свое право, свою свободу, пробудить его мужество, его любовь к отечеству», показать ему «истинность и разумность»[24] борьбы против аристократии и религиозного дурмана.

Еще определеннее Энгельс высказывался в своих письмах. Он был глубоко убежден, что «звонкий охотничий рог ждет охотника, который протрубит сигнал к охоте на тиранов», что наступит день, когда Германия увидит, как «на горах полыхают горящие замки, троны шатаются, алтари дрожат», и никто не сможет противостоять этой грозе[25]. По его мнению, такой цели можно добиться не путем трусливых просьб или компромиссов, на которые так легко идет буржуазия, а лишь в результате революционной борьбы. Поэтому он пишет, что от государя чего-либо хорошего можно ожидать «только тогда, когда у него гудит в голове от пощечин, которые он получил от народа, и когда стекла в его дворце выбиты булыжниками революции»[26].

Отныне основу политических воззрений Фридриха Энгельса составляют идеи революции и народной борьбы. В бременские годы он становится революционным демократом.

«Деятельность, жизнь, юношеское мужество…»

Сколь интенсивно ни занимался Энгельс, попутно со своим обучением торговому делу, философией и критикой религии, литературой и политикой, он не забывал и о живой жизни. Он вовсе не был «книжным червем». «Деятельность, жизнь, юношеское мужество – вот в чем истинный смысл!»[27] – писал он. Энгельс смотрел на мир открытыми глазами, жадно воспринимая все новое.

Как и в Бармене, Фридрих совершает далекие пешие прогулки и путешествия. Он часто бывает в окрестностях гавани, наблюдает за кораблями, интересуется техническими новшествами и сообщает о них в прессе. В Бремерхафене он с волнением наблюдает за тем, как неделю за неделей сотни эмигрантов – безземельных крестьянских сыновей, разорившихся ремесленников, задавленных нуждой поденщиков – на кораблях покидают родину, скучившись на темной и душной средней палубе.

Многое из увиденного Энгельс запечатлевает в карандашных рисунках. Размашистые рисунки и карикатуры украшают многие из его тогдашних писем. Фридрих пробовал также писать музыку, но вскоре признался своей сестре: «Однако это чрезвычайно трудно: такты, диезы и аккорды доставляют много хлопот»[28]. С тем большей охотой он наслаждается оперой и концертами. Энгельсу особенно нравилась «Волшебная флейта» Моцарта, а прослушав пятую симфонию Бетховена, он восторженно писал: «Вот это симфония была вчера вечером! Если ты не знаешь этой великолепной вещи, то ты в своей жизни вообще еще ничего не слышала»[29].

Фридрих постоянно изучал иностранные языки, отчасти потому, что знание современных языков было необходимо для его профессии, отчасти потому, что они ему легко давались. С помощью словаря он бегло читал английские, испанские, итальянские и голландские газеты, покупал себе соответствующие учебники грамматики и вскоре был в состоянии, как он об этом с гордостью сообщал сестре, понимать многие языки. Несомненно, Энгельс обладал способностью быстро схватывать и выдающимся интеллектом, однако без напряжения воли и строгой дисциплины он вряд ли смог бы добиться столь поразительных результатов.

Наконец, Фридрих страстно увлекался плаванием и верховой ездой. «На днях я купался и попросил одного парня плыть за мной в лодке; я без остановки четыре раза переплыл Везер. По-моему, вряд ли кто-нибудь в Бремене сможет подражать мне в этом»[30], – писал он сестре Марии. Зимой он катался по Везеру на коньках. Как только представлялась возможность, Фридрих совершал с друзьями поездки верхом, естественно на наемных лошадях. Этому виду спорта он оставался верен до глубокой старости. Энгельс занимался также фехтованием. Незадолго до своего отъезда из Бремена он даже бился на дуэли. Одному из своих друзей он сообщал: «…со вторым я дрался вчера и сделал ему знатную насечку на лбу, ровнехонько сверху вниз…»[31]

Весной 1841 г. пришло время военной службы Фридриха Энгельса. Многие сынки из состоятельных классов, используя «хорошие» отношения, а иногда и просто с помощью взяток, добивались освобождения от военной службы. Фридрих Энгельс отказался от такого рода уловок. Он с презрением относился к молодежи, которая «подобно бешеной собаке, боится холодной воды» и «считает для себя честью освободиться… от военной службы!»[32].

В конце марта 1841 г. Энгельс возвратился в Бармен. Вскоре он обнаружил, что там все «осталось по-старому»[33]. Фридрих помогает отцу в делах фирмы, погружается в чтение книг, учит итальянский язык, совершает пешие прогулки и обучает своих братьев фехтованию.

Это однообразное существование было нарушено в начале лета 1841 г. путешествием, которое он совершил вместе с отцом через Базель и Цюрих в Милан. Для отца это была одна из многих деловых поездок, для сына – путешествие, которое обещало открыть ему много нового. Фридрих ожидал его с тем большим нетерпением, что оно отвлекало его от горьких мыслей, – в Бармене он влюбился, но не нашел ответного чувства. После того как с горы Ютлиберг ему открылась чудесная панорама Цюрихского озера, Энгельс восторженно писал: «И какая скорбь имеет большее право излиться перед лицом прекрасной природы, как не самое благородное, самое возвышенное из всех личных страданий – страдание любви?»[34]