Только из двух скупых замечаний Маркса и Энгельса известно о том, что весной 1844 г. они вступили в постоянную переписку друг с другом. Поводом для этого послужил выпуск «Немецко-французского ежегодника», в первом и единственном номере которого каждый из них опубликовал статьи, вызвавшие взаимный интерес. К сожалению, до нас не дошло ни одного письма, которыми они обменивались в ту пору. Письменный обмен мыслями должен был пробудить у них стремление продолжить его устно. Поэтому, когда примерно 20 августа 1844 г. Энгельс завершил – очевидно, по воле отца – свое пребывание в Манчестере, он избрал для возвращения окольный путь через Париж.
Это могло произойти 23 или 24 августа 1844 г. На площади Французского театра в Париже толпятся люди. Кафе и рестораны переполнены. За одним из столиков кафе де ла Режанс сидит Карл Маркс. Он немного нервничает, очевидно, поджидая кого-то. В данный момент он соломенный вдовец: Женни вместе с маленькой дочкой уехала в Трир, чтобы показать внучку своей матери, которая тем временем снова переселилась в этот город.
Маркс ждет Фридриха Энгельса, который находится на пути из Манчестера в Бармен. И вот Энгельс входит в кафе.
Теперь они снова стояли друг против друга. Ведь в ноябре 1842 г. они уже встречались в помещении редакции «Рейнской газеты» и обменялись тогда несколькими фразами. На этот раз два молодых революционера встретились как единомышленники. Об этом свидетельствуют их публикации в «Немецко-французском ежегоднике», а также статьи, которые они помещали в «Vorwärts!» («Вперед!») – прогрессивной парижской газете, выходившей на немецком языке.
Независимо друг от друга, различными путями, но почти одновременно они пришли к одним и тем же научным выводам, открывающим новые горизонты:
к выводу о всемирно-исторической миссии рабочего класса, призванного стать творцом нового, свободного от эксплуатации общества;
к пониманию того, что «анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии»[66];
к констатации, что «глубочайшее унижение человечества, его зависимость от условий конкуренции» могут быть устранены лишь «путем уничтожения частной собственности, конкуренции и противоположности интересов»[67].
Наконец-то им представилась возможность подробно обменяться взглядами, поспорить, уточнить их, познакомиться с пока еще не опубликованными соображениями друг друга. Вскоре разговор был продолжен уже на квартире Маркса. Часы превратились в дни и ночи. Как радостно было находить у собеседника именно то, о чем думал сам, в ходе обсуждения, через тезис и антитезис продвигаться к новому синтезу, к новым выводам!
А сколько было общих знакомых, товарищей по борьбе и противников, действительно умных и всего лишь надменных, людей, которых следовало принимать всерьез, и просто смешных! И вообще, как прекрасно смеяться вдвоем, издеваясь над ренегатами и теми, кто цепляется за вчерашний день!
Велика радость, вызванная общностью взглядов, таким полным единодушием, которого трудно было ожидать. Ни единой мысли о том, что когда-нибудь они могли бы превратиться в конкурентов! Отныне каждый из них знает: он не одинок со своими революционными идеями. В будущей теоретической и политической борьбе против превосходящих сил открытых и скрытых врагов, против защитников старого мира рядом всегда будет находиться соратник. А что такая борьба предстоит – в этом они не сомневались.
В дни этой встречи обнаружилось нечто большее, чем полное единство взглядов и устремлений, нечто такое, что трудно выразить словами: не только их мысли движутся в одном направлении, они сами удивительно гармонируют друг с другом. Каждый из них хотел бы стать другом другому и хотел бы иметь другого другом. Маркс и Энгельс становятся друзьями, друзьями и соратниками по борьбе на всю жизнь, и они остались верными ей во времена тяжелейших испытаний и невзгод.
Десять дней продолжалась эта встреча, заложившая краеугольный камень их сорокалетней совместной работы. Маркс знакомит Энгельса со своими парижскими друзьями, водит его на совместные встречи французских и немецких революционных рабочих. Энгельс находит здесь подтверждение тому, что он уже испытал в ходе общения с английскими рабочими. Рабочие являются интернационалистами и «свободны от национальных предрассудков и национального тщеславия, этих пагубных чувств, которые являются в конце концов лишь эгоизмом в крупном масштабе»[68]. Энгельс сообщает другу о классовых боях английского пролетариата, об «импонирующем впечатлении», которое произвели на него руководители Союза справедливых в Лондоне.
Они оба едины в следующем: при всем уважении к большим успехам, которых удалось добиться организациям английских, французских и немецких рабочих, они не разделяют господствующих в этих организациях воззрений. Чартизм и утопизм, уравнительный коммунизм и путчизм не выдерживают научной критики, не указывают путей к необходимому самоосвобождению пролетариата. Для своей борьбы рабочий класс нуждается в научно обоснованной теории. Такую теорию еще предстоит создать. И они намерены ее создать.
Еще во время остановки Энгельса в Париже оба друга принялись за совместную работу. Они писали книгу «Святое семейство, или Критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании». Этой работой они хотели, как выразился позднее Энгельс, открыто продемонстрировать «наше полное согласие во всех теоретических областях…»[69].
«Святое семейство» – ироническое прозвище философов-идеалистов братьев Бауэров и их сторонников. «Эти господа, – так писал позже Ленин, – проповедовали критику, которая стоит выше всякой действительности, выше партий и политики, отрицает всякую практическую деятельность и лишь „критически“ созерцает окружающий мир и происходящие в нем события. Господа Бауэры свысока судили о пролетариате, как о некритической массе. Против этого вздорного и вредного направления решительно восстали Маркс и Энгельс. Во имя действительной человеческой личности – рабочего, попираемого господствующими классами и государством, они требуют не созерцания, а борьбы за лучшее устройство общества. Силу, способную вести такую борьбу и заинтересованную в ней, они видят, конечно, в пролетариате»[70].
Таким образом, книга «Святое семейство» уже содержит первые указания о том, почему борьба против бесчеловечной эксплуатации, за достойное человека, свободное от угнетения общественное устройство не может проходить под руководством интеллигенции, почему ею должен руководить рабочий класс.
Маркс и Энгельс выступают также против идеалистического представления, будто «историю творят» сверхъестественные силы, или только «герой», или представители так называемых элит. Они доказывают в своей книге, что развитие человеческого общества вызывают своим трудом и политической борьбой трудящиеся массы, что народ является истинным творцом истории. Естественно, это обстоятельство не приуменьшает значение роли личности в истории, особенно таких личностей, которые выступают выразителями интересов народа.
В противоположность тем философам-идеалистам, которые рассматривали человеческое сознание в качестве движущей силы истории, Маркс и Энгельс писали: «Идеи никогда не могут выводить за пределы старого мирового порядка: во всех случаях они могут выводить только за пределы идей старого мирового порядка. Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу»[71]. И в другом месте:
«Если характер человека создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными»[72].
Это были основополагающие принципы нового подхода к истории, разработанные Марксом и Энгельсом, подхода, который мы именуем историческим материализмом.
Многие буржуазные мыслители и политики иронизировали тогда – а некоторые новоявленные умники продолжают усмехаться и в наши дни – над доверием Карла Маркса и Фридриха Энгельса к силе пролетариата, их уверенностью в той роли, которую он призван играть в общественном развитии. При этом они ссылались на слабость молодого рабочего класса, его невежественность и полное отсутствие или крайне слабое развитие едва нарождавшегося тогда пролетарского классового самосознания. Таким сомневающимся или слишком скептически настроенным людям Маркс и Энгельс адресовали следующие слова:
«Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, чтó такое пролетариат на самом деле и чтó он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества»[73].
Данное положение представляет собой новый шаг вперед в дальнейшем развитии учения о всемирно-исторической освободительной миссии рабочего класса. С тех пор верность этого учения постоянно подтверждалась всем ходом истории.