«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Глава 9. Самурай в роли кардинала…серого

Крейсеры «Идзумо», «Ивате» и «Ниссин» шли в кильватер. Каждую треть часа крейсеры меняли курс на 15 градусов, совершая противолодочный маневр… Вроде бы и открытый океан, и опасаться особо нечего, но слишком уж свежа в памяти трагическая судьба крейсеров «Абукир», «Хог» и «Кресси», которые английский флот потерял всего лишь в течение полутора часов от действий одной германской подводной лодки[819].

Адмирал, почувствовав сквозь сон изменение курса больше интуитивно, чем это ощущалось на самом деле корпусом корабля, открыл глаза. Окинув взглядом, чтобы стряхнуть остатки дремоты, каюту флагмана отряда, в который раз для себя отметил, что она весьма просторная и уютная по масштабам боевого корабля этого класса, к тому же отделана, следует признать, с большим вкусом. Во всем чувствовались британская изысканная простота и рациональность.

В свои неполных 47 лет контр-адмирал японского Императорского флота Исаму Такэсита сохранял прекрасную физическую форму. Стройный и подтянутый; ни малейшего намека на брюшко, или, как иногда иронично говорили в русской армии, штабную грудь. Все выдавало в нем превосходного спортсмена: великолепная осанка, прямая спина, отлично развитая мускулатура. Это был человек долга и дела, который никогда не забывал о своей главной задаче в жизни — служить императору и Японии. Вот и сейчас, едва отойдя от короткого, но глубокого сна, он незамедлительно мобилизовался для работы. Его ждала масса дел.

Взгляд адмирала остановился на двух больших кожаных фельдъегерских сумках. Только вчера, когда отряд под его командованием в составе крейсеров «Идзумо», «Ивате» и «Ниссин» уже собирался выйти из военной гавани базы Майдзуру к берегам Канады, на борт флагмана с вооруженным конвоем доставили несколько объемистых фельдъегерских сумок, опечатанных, как и надлежало для сохранности конфиденциальных документов. Здесь были собраны многочисленные справки и секретные сообщения резидентур японской военной разведки за границей. Следуя своему хорошо отработанному правилу анализа материалов, адмирал начал с сортировки документов по их значимости. А что может быть важнее, чем хорошее знание своих, скажем, оппонентов: противниками русских ему именовать как-то неловко, ведь Россия и Япония в этой войне, в отличие от предыдущей, союзники. И все же…

^{Крейсер «Ивате». [Из открытых источников]}

Адмирал начал систематизировать справки на всех, кто попадал в круг его интересов на данном этапе. Справа складывал персональные объективки на тех, кого знал персонально, слева — на лиц, ранее ему лично не известных. Соответствующий список он заранее подготовил собственноручно. Сотрудники японской военно-морской разведки, исходя уже из его указаний, направили запросы в резидентуры, а сами обратились к архивам и открытым источникам.

Итак, в стопке справа оказались досье на Шипова, Русина, Коростовца[820]… Слева — на Барка и Коковцова. Этих двоих он никогда не встречал, хотя, впрочем, личность Петра Львовича Барка занимала его куда больше, чем Коковцова. Тем более что последний к тому времени демонстративно самоустранился от политической жизни, однако продолжал поддерживать контакты с иностранными дипломатами, которые частенько ссылались на его мнение в своих донесениях[821]. Вместе с тем Такэсита как опытный разведчик прекрасно понимал, что многие люди, обязанные своей карьерой Коковцову, который к тому же регулярно виделся с японским послом в Петрограде, остаются важными фигурами в структурах российской власти.

^{Исаму Такэсита. [Из открытых источников]}

И все же одну справку Такэсита невольно подольше задержал в руках, задумавшись, в какую стопку ее отправить. А затем отложил отдельно. Это была объективка на Сергея Юльевича Витте. Человека ему лично хорошо знакомого, но на тот момент — и Такэсита подумал об этом с некоторым облегчением — уже пребывавшего в лучшем мире. Хотя японец не был склонен переоценивать роль этого человека в российской политике последних лет, ибо пик его государственной карьеры уже миновал, но все же признавал в нем оппонента весьма сильного, и главное — опытного. К тому же в российском государственном аппарате оставалось еще немало людей, ему лично в прошлом весьма близких, как, например, управляющий Государственным банком Российской империи Шипов[822]. Такэсита припомнил свое первое знакомство с этим банкиром, будущим министром финансов России, в Портсмуте 5 августа 1905 г. на борту американской президентской яхты «Мэйфлауэр». Тогда лично президент США Теодор Рузвельт познакомил их, членов делегаций Японии и России[823]. Уж кого-кого, а Рузвельта военно-морской атташе капитан Такэсита к тому моменту изучил прекрасно и очень хорошо знал, на чьей стороне его симпатии: Япония не могла бы найти лучшего адвоката[824]. Исаму Такэсита просто очаровал Рузвельта-президента. И это влияние сохранилось на десятилетия[825].

Такэсита откинулся на спинку кресла. Он даже зажмурился от удовольствия, вспомнив те золотые денечки в Америке, когда в октябре 1902 г. он был назначен военно-морским атташе в США. Он никогда не мыслил тривиально, стараясь уходить от стандартных подходов в агентурной работе. А замахнулся он тогда высоко, так высоко, что выше не бывает. Узнав через вспомогательную прислугу Белого дома из числа филиппинцев, которые за умеренную плату с удовольствием делились со своими соседями японцами сведениями о «белых господах», о пристрастиях президента Соединенных Штатов, Исаму Такэсита понял: вот оно, счастливое звено, потянув за которое можно достичь цели. Теодор Рузвельт до фанатизма увлекался единоборствами и боксом. И добрый японский проповедник спорта решил познакомить президента США с чем-то новым, необычным, пришедшим с Востока, а потому неимоверно таинственным и привлекательным, доступным только узкому кругу избранных. Он вознамерился сделать доброе дело и посвятить Теодора Рузвельта в таинства дзюдо. Последний был известен своей слабостью ко всему японскому.

В один из мартовских вечеров 1904 г. к резиденции президента США подкатил скромный экипаж. Из него вышли два хорошо, но строго одетых господина и проследовали к боковой калитке. Здесь их уже ждали. Когда они вошли в приемную, лицо встречавшего их секретаря расплылось в широчайшей улыбке.

— Рад, очень рад видеть вас, господин Такэсита, — просто излучал любезность Уильям Лёб[826]. Этот еще вполне молодой господин — личный секретарь и наиболее доверенное лицо президента США — умел, когда необходимо, быть очень приветливым.

Да, это пришел именно военно-морской атташе посольства Японии в Вашингтоне Исаму Такэсита. Не скупясь на превосходные степени, он представил своего спутника — известного всей Японии тренера по дзюдо Ёсицугу Ямаситу[827]. Лёб-младший протянул гостю руку, продемонстрировал отличную американскую улыбку, но от комплиментов воздержался и, выдержав многозначительную паузу, дабы подчеркнуть важность момента, торжественно провозгласил:

— Президент Рузвельт вскоре примет вас.

Полагаю, именно так могло произойти появление в ближайшем окружении американского президента популяризатора дзюдо Ёсицугу Ямаситы. Такэсита, всячески превознося достоинства этого, безусловно, талантливого спортсмена и тренера, конечно, забыл упомянуть еще об одном его уникальном качестве — к тому времени Ямасита являлся проверенным агентом японской военно-морской разведки и особо доверенным лицом самого военно-морского атташе.

Такэсита вполне обоснованно мог гордиться этой оперативной комбинацией, ведь именно ему пришло в голову использовать такой нестандартный подход к проникновению в ближайший круг высшего руководителя страны. Именно он обратил внимание на Ямаситу, когда тот обучал искусству дзюдо курсантов Императорской военно-морской академии Японии, и сообразил, какой уникальный потенциал для оперативной работы скрывается в этом, на первый взгляд, столь далеком от политики и военных ухищрений спортсмене. Ёсицугу Ямасите, истинному патриоту Японии и своего императора, не требовалось что-то долго объяснять. Он был готов к высокой миссии. И вскоре ступил на американскую землю. А дальше все пошло, как и замышлял Такэсита. Японский тренер быстро приобрел невероятную популярность среди местных богачей, наперегонки приводивших к нему сыновей для обучения новому виду боевого искусства. Это стало очень престижно и даже модно.

Действуя через Ямаситу, который прекрасно сознавал, в чем состоит его миссия во имя блага империи, Такэсита приобрел широкий круг знакомств в самом верхнем эшелоне делового сообщества США, включая крупнейших железнодорожных магнатов. И вот теперь новый этап — Белый дом. Дело дошло до того, что тренировки по дзюдо проводились не только для самого президента и членов его семьи, но и для персонала Белого дома. Причем партнером Такэситы в спарринге был именно Уильям Лёб-младший, человек, от которого Рузвельт не имел секретов.

С января 1905 г. по личному поручению Рузвельта курс дзюдо ввели для кадетов Военно-морской академии США. Тренируя кадетов, Ёсицугу Ямасита зарабатывал 1666 долл. за семестр. Деньги по тем временам громадные. Ну и главное, через него Такэсита, т. е. японская разведка, получал точные данные о курсантах — будущих командирах и флотоводцах США. Когда же командование академии попыталось избавиться от назойливого внимания японца к своим воспитанникам под предлогом нехватки средств для оплаты услуг тренера, президент лично распорядился продолжить занятия и платить ему за урок по 33 доллара 33 цента за каждый час. Адмиралам пришлось нехотя подчиниться. Конечно, сегодня вы ничего не прочитаете про сотрудничество японской иконы спорта со шпионским ведомством. Но так было. Такэсита виртуозно умел вести агентурную работу. И очень этим гордился. Недаром президент Рузвельт в июне 1905 г. писал одному из своих британских друзей: «Какие замечательные люди эти японцы!» Уж не Такэситу ли он имел в виду?

^{Портсмутская мирная конференция, прием у губернатора Джона Маклейна. 8 августа 1905. [Из открытых источников]}

Адмирал Такэсита с явным удовольствием взглянул на коллективный фотоснимок того памятного приема 8 августа 1905 г. в Портсмуте у губернатора Джона Маклейна[828], который стоял у него в рамочке на столе[829]. Это свидетельство триумфа Японии теперь сопровождало его во всех путешествиях. Неоспоримое доказательство его личной причастности к Великому, к тому, о чем японцы будут помнить и через века. Вот министр иностранных дел Дзютаро Комура[830], вот посол Когоро Такахира[831], посланник Аимаро Сато[832], а вот и он сам, молодой капитан 1-го ранга Императорского флота. Вот Витте, барон Розен[833], Русин, Шипов… А это Эмиль Диллон, тот самый Диллон, корреспондент «Дейли телеграф», ближайший и доверенный друг Витте. И еще больший друг его, Такэситы: уж больно жаден оказался до золотых долларов. У Витте не было секретов от Эмиля, а у того — от Такэситы. И все были довольны, по крайней мере с японской стороны переговорного стола. Вот… да разве всех упомнишь! Ах, если б кто знал, если б кто знал… Но этих-то он запомнил прекрасно.

Ну, кто такой Шипов, Такэсита к тому моменту уже неплохо усвоил — по многочисленным агентурным донесениям из Порт-Артура. Японцы внимательно следили за деятельностью учрежденной по высочайшему указанию Комиссии по выработке правил управления портом Дальним, во главе которой стоял член правления Русско-Китайского банка, действительный статский советник И. П. Шипов[834]. Но вот пожать руку ему и лично Витте японскому военно-морскому разведчику тогда довелось впервые.

Адмирал вспомнил и телеграммы японских резидентур в Лондоне и Париже, в которых описывался едва ли не восторг, охвативший лидеров западных союзников по поводу получения из Петрограда сообщений о смерти Сергея Юльевича[835]. Именно его они рассматривали в качестве главной угрозы своим интересам, в силу, как считали в столицах Великобритании и Франции, прогерманской ориентации Витте[836].

Адмирал слегка откинулся на спинку вращающегося командирского кресла, и его взгляд невольно упал на карту острова Сахалин, которая в нарушение всех правил пожарной безопасности на боевом корабле занимала всю стену каюты над рабочим столом. Он везде возил ее с собой с тех памятных дней в 1905 г. в Портсмуте. Это не была привычная для военного штабная секретная карта. Такэсита купил ее в американском книжном магазине, когда узнал, какие задачи поставил Токио своим представителям на переговорах с российской делегацией. Он сам лично обозначил границу на этой карте, когда южную половину Сахалина еще до окончания мирных переговоров оккупировал японский десант, высадившийся на острове в нарушение всех договоренностей и международных правил ведения войны. И пусть пока на карте все обозначения на английском языке, вскоре, в этом Такэсита абсолютно уверен, весь остров будет принадлежать Японии, и эти названия сменятся на японские. А он, адмирал Такэсита, сын бедного, хотя и родовитого самурая, купит себе новую карту острова, где все географические обозначения будут на японском языке. Ради этого он боролся все эти годы, терпел, когда его, как офицера разведки, обходили званием, отдавая предпочтение тем, кто постоянно служил на кораблях, терпел, когда к нему относились свысока те, кто не признавал в нем полноценного моряка, а видел только чиновника в морской форме. Его время скоро настанет. И в этом он больше не сомневался.

Ведь восторжествовала же справедливость в Азии! Такэсита вспомнил, как в августе 1914 г. обсуждался вопрос о вступлении Японии в войну, и тогда он твердо высказался за необходимость начать боевые действия без промедления, нацелив японский флот и армию на захват немецких колоний в Азии, в первую очередь на главный форпост Германии — великолепную военно-морскую базу в Циндао. 15 августа Токио, не объявляя формально войны, предъявил Берлину ультиматум, а уже через семь дней Япония перешла к активным действиям, начав подготовку к захвату Циндао, а также Маршалловых, Марианских и Каролинских островов[837]. Но и тогда японцы, учитывая тяжелый опыт боев за Порт-Артур, действовали крайне осторожно. Более месяца продолжалась высадка японских войск на территории тогда еще формально нейтрального Китая, и только 25 сентября они перешли границу колонии. А сам штурм укреплений Циндао начался и того позже — 7 ноября. Шансов удержать крепость у немногочисленного немецкого гарнизона и мобилизованных на месте фольксштурмистов из числа бизнесменов, банковских клерков и парикмахеров при столь огромном перевесе в силах со стороны противника не было[838].

И такая же судьба неизбежно ждет Сахалин! Вот как еще в 1891 г. характеризовал состояние российско-японских отношений в своей книге, изданной в США, гуру японских интеллектуалов, экономист, историк и дипломат Инадзо Нитобэ[839]: «Русским правительством предприняты многочисленные попытки утвердиться на японской земле, но все они провалились… У японцев никогда не было причин испытывать очень уж доброжелательные чувства по отношению к России. Курильские острова, принадлежавшие Японии, постепенно и в полной тишине отторгнуты от нашей территории, или, попросту говоря, „отточены молью“. Постоянные пограничные конфликты на Сахалине, которые продемонстрировали всю полноту агрессивной сущности политики России, прекратились только после 1875 г., когда этот остров был обменен на относительно бесполезную группу Курильских островов»[840]. Да, тогда так считали, в том числе и в Японии…[841]

Такэсита усмехнулся, и не без повода: ему импонировало сознание, что на борту «Идзумо» не только досье на русских, но и сами русские, а самое важное — груз, к накоплению которого именно Витте приложил массу усилий. В пороховых погребах японского крейсера лежало русское золото, много золота, а именно наличие его огромной массы в хранилищах русского Государственного банка и рассматривал Витте как основу могущества и стабильности Российской империи. И вот теперь десятки тонн этого русского золота плывут на японском корабле в Канаду, чтобы отправиться оттуда в подвалы банков США. Не об этом ли мечтал Такэсита все эти годы, с тех пор как впервые увидел знаменитого министра финансов за столом переговоров в Портсмуте. И вот историческое кольцо замкнулось: стали таять запасы российского золота, что подтачивало финансовый фундамент Российской империи, и эта громадина тут же опасно закачалась. А именно ради этого столько лет служил Такэсита. Ему припомнился недавний обстоятельный разговор «по душам» с давним коллегой по разведке, опытным агентуристом контр-адмиралом Кэндзи Иде, который в ходе предыдущей операции по вывозу русского золота был во Владивостоке в качестве командира отряда крейсеров. Он тогда не терял времени даром и активно поработал с хорошо законспирированной японской нелегальной резидентурой в этом важнейшем российском порту и военно-морской базе.

Такэсита вновь и вновь перебирал в памяти прием, а точнее инструктаж, перед выходом в море у министра иностранных дел Мотоно, который буквально только что сел в это кресло после прибытия из России. Особенно министру врезались в память впечатления от прощальной беседы с Николаем II накануне отъезда из Петрограда.

«Я вновь обратил внимание на то, — заявил Мотоно, — как плохо император информирован и насколько ему безразличны государственные дела… Он ни словом не обмолвился о возлагаемых на меня задачах; он не задал мне ни одного вопроса. Но его замечания не были бы более общими и расплывчатыми, если бы я просто пришел к нему сказать, что меня перевели в Вашингтон или Мадрид»[842].

Чувствовалось, что Мотоно крайне уязвлен подобным пренебрежительным отношением со стороны царя. И, судя по тому, как он излагал суть происшедшего, адмирал понял, что он не первый, кому министр это рассказывает. Но именно тот разговор во многом укрепил Такэситу в убеждении, что время действовать для Японии наступает. И действовать надо решительно. Без промедления. Осталось только договориться с американцами.

О чем точно шла речь в тот памятный для Мотоно день, я, конечно же, не знаю. Император только и пометил в своем дневнике: «Принял до завтрака Мотоно, кот[орый] назначен мин[истром] иностр[анных] дел Японии»[843]. Наверное, Николай II проголодался и спешил закончить пустяшный, с его точки зрения, разговор с еще одним дежурным посетителем. Но новую должность посла все же указал точно.

Надо будет купить в Америке новую карту России, привычно поставил сам себе задачу на будущее Такэсита, где-нибудь так по Байкал, чтобы помещалась на стене адмиральской каюты, но очень подробную. Не помешает. А в том, что она вскоре понадобится, адмирал больше не сомневался. Именно в этом и заключалась главная цель его тайной миссии, а уж точно не в командовании скромным отрядом крейсеров.

Такэсита не был сентиментальным человеком. Поэтому он прервал плавный ход воспоминаний, пусть и льстивших его самолюбию, и вернулся к бумагам. Он внимательно перечитал некоторые документы, особо его интересовали сообщения разведывательного пункта, действовавшего под прикрытием японской миссии связи при ставке верховного главнокомандующего русской армией в Могилеве. Здесь сосредоточивались наиболее важные для оценки ситуации на Восточном фронте и в самой стране данные. И именно в окружении самого главнокомандующего — императора Николая II — имела наиболее ценную агентуру японская разведка[844]. К тому же здесь служил и давний знакомый Исаму адмирал Русин, занимавший к тому времени должность начальника Морского штаба верховного главнокомандующего[845], чем, в сущности, и являлся Морской генеральный штаб.

Такэсита откинулся на спинку кресла. Следуя своему годами выработанному порядку, он подводил итоги прочитанному и обдуманному. Для себя. Намечал план на перспективу, исходя из своего видения ситуации, даже если никто ему прямо таких указаний не давал. Да он в этом и не нуждался… Итак, участь Николая II предрешена. Но японцам мало того, что готовы дать им в России англичане. Надо договариваться с американцами, как поделить Сибирь. Лондон здесь не в счет. Хватит им Севера России. Янки спят и видят, чтобы получить под свой полный контроль Транссиб. Да и заявочку на господство в мировом океане они сделали уже давненько. Такэсита невольно улыбнулся, вспомнив, как Рузвельт под занавес своего срока в Белом доме вдруг отправил в кругосветное плавание «Великий белый флот» — 16 линкоров, чтобы ни у кого не возникало сомнений, кто теперь лидер в мире[846]. Кто-кто, а он-то точно понял, кому предназначалось это дружеское предостережение от попыток соперничать с США — Японии. Токио определенно давали сигнал, что не стоит рассчитывать на господство в мировом океане после победы над Россией. Что ж, посмотрим.

Адмирал ловким, словно заранее отрепетированным движением безошибочно выхватил из стопки бумаг донесение из Вашингтона. Он невольно улыбнулся, представив себе своего друга, военно-морского атташе Китисабуро Номуру[847], который, несомненно, готовил это разведывательное донесение для Токио. По данным, полученным резидентурой японской военно-морской разведки в США, там по поручению президента Вильсона организуется специальная миссия, которая будет направлена в Россию в «помощь» царскому правительству для организации работы железных дорог, где возникли крупные перебои в перевозке грузов, в том числе и военных. Однако очевидно, что главной задачей американцев будет взять под контроль Транссиб.

Возглавит миссию Джон Стивенс[848], известный американский инженер, принимавший участие в строительстве наиболее протяженных железнодорожных магистралей в США и Панамского канала, куда его нанял главным инженером лично президент США Теодор Рузвельт.

Такэсита даже потер ладони от удовольствия. «Вот с этого, с Транссиба, и начнем», — почему-то вслух произнес он. Теперь тактика переговоров была ему ясна. И начнет он с племянника Теодора Рузвельта, заместителя военно-морского министра США Ф. Д. Рузвельта[849]. Да, именно того великого ФДР, который пока еще мало кому известен. И это есть хорошо, подумалось адмиралу, ибо так удобнее будет Номуре разрабатывать очень перспективного кандидата.

Токио нужна территория вплоть до Байкала. И решить этот вопрос могут только американцы. А заодно Такэсита через свои связи в окружении президента Вудро Вильсона, в частности адмирала Уильяма Бенсона[850], должен подготовить переговоры с США на самом высоком уровне, чтобы гарантировать согласие Вашингтона на интервенцию в Россию. И ему это удается. В июне 1917 г. уже в звании вице-адмирала Исаму Такэсита сопровождает в поездке в США бывшего министра иностранных дел Кикудзиро Исии, на которого возложена деликатная миссия объяснить в неформальном общении «специальную позицию Японии по Китаю», где Токио в одностороннем порядке определил себе особые полномочия. В одной из секретных телеграмм в адрес главы Государственного департамента от временного поверенного в делах США в Токио Поста Уилера[851] от 27 июня 1917 г. вице-адмирал Исаму Такэсита упоминается как «один из наиболее важных членов японской делегации»[852].

Кстати, Пост Уилер прекрасно знал Россию, где проработал в качестве журналиста несколько лет. В 1912 г. в Лондоне с иллюстрациями Ивана Билибина вышла его книга «Русские сказки» («Russian Wonder Tales. With a Foreword on the Russian Skazki»), пользующаяся известностью и сегодня. Естественно, выдержавшая с тех пор множество переизданий. Я видел издание 2010 г.

Как заявлял впоследствии заместитель министра ВМФ США Франклин Рузвельт, американский флот приветствовал приезд Исаму Такэситы как «возможность установить отношения между военно-морскими силами США и Японии на дружеской основе»[853]. На самом деле Такэсита фактически является ключевой фигурой со стороны Японии на переговорах в Вашингтоне об условиях вступления США в войну в Европе. Более того, из-за слишком большой вовлеченности американских ВМС совместно с Великобританией и Францией в боевые действия в Атлантике Ф. Д. Рузвельт фактически сам предложил японскому флоту «взять на себя ответственность за тихоокеанский театр военных действий». А пока, надо признать, Китисабуро Номура потрудился на славу. Его встречи с молодым заместителем министра ВМФ (оба предпочитали проводить их в неформальной обстановке в клубе «Метрополитен») с каждым разом становились все доверительнее. А вскоре японский военно-морской атташе стал частенько заглядывать и в дом своего американского друга в Вашингтоне. Номура в донесениях в Токио нахваливал американца за его «находчивость», «открытость» и «полную осведомленность в морских делах»[854]. Интересно, в чем же проявлялась «находчивость» будущего 32-го президента США? Не в изобретении ли новых предлогов, чтобы получше зашифровать их уже столь тесный контакт с Номурой перед окружающими?

Американцы еще не понимают, какого кровожадного хищника выращивают себе на погибель. До трагедии в Пёрл-Харборе пока далеко. Да и там, если приглядеться, все не так чисто. А пока лично президент США награждает Такэситу медалью флота США «За выдающиеся заслуги по службе». Сам ФДР превращается в его близкого друга.

На Парижской мирной конференции в 1919 г. именно он, адмирал Исаму Такэсита, по признанию многих современников, действуя из-за кулис, принимал главные решения. Его полностью поддерживал Китисабуро Номура, помогая продавливать выгодные ВМФ Японии решения. Здесь японская делегация проявила верх лицемерия. Ко времени открытия конференции в Париже японцы, опираясь на собственную военную мощь, не затронутую боевыми действиями в Европе, в первую очередь на окрепший военно-морской флот, были настроены весьма агрессивно в отношении укрепления своих позиций в Азии и на Дальнем Востоке. Заметно возросло влияние военных моряков на центры принятия решений и в политической системе самой Японии, где флот явно потеснил своего давнего конкурента армию.

ВМФ Японии активно поддерживала и национальная буржуазия, видя в строительстве флота прекрасный источник собственного благополучия и расширения возможностей выхода на зарубежные рынки. «Вознаграждение для Японии за участие в Первой мировой войне было невероятным: больше, чем мог представить себе любой оппортунист с горящими от жадности глазами, — отмечает британский историк Чарльз Шенкинг. — За время войны выделяемые для флота ассигнования увеличивались намного быстрее, чем когда-либо прежде в истории Японии, и составляли в 1921 г. 32 % национального бюджета. Ни один другой институт в стране не получал больше денег, чем флот»[855]. Это означало огромные доходы и для национальной буржуазии, поскольку 37 % боевых кораблей строились на частных верфях и только 32 % на государственных (остальные закупали за границей). К тому же успешные действия японской эскадры в Средиземном море значительно повысили авторитет национальных судостроительных компаний, что привело к получению новых заказов. В 1917 г. всего за пять месяцев на японских верфях построены 12 эсминцев для Франции. Их передали французским силам в Средиземном море.

А по мере усиления роли военного флота в политике Японии росло и влияние Исаму Такэситы. Одержимый идеей мести России, именно он настоял в Париже, чтобы «японцы согласились сотрудничать с союзниками в поддержании порядка в Сибири», приняв положение, что «ни одна из стран коалиции не может присвоить себе определяющий голос в вопросе получения концессий и других интересов в этом регионе»[856]. Поэтому, называя нас «ненасытной Россией», министр иностранных дел Японии Кикудзиро Исии явно перепутал страны[857].

Но это все еще впереди…

Завершив первичный просмотр и сортировку документов, Такэсита, верный своему незыблемому правилу все контролировать лично, выключил настольную лампу, накинул плащ и хорошо памятными ему переходами крейсера «Идзумо» поднялся наверх. Войдя на главный командный пост и выслушав рапорт дежурного, взглянул на часы и понял, что наступили вторые сутки похода. В вахтенном журнале уже была проставлена новая дата — 11 января 1917 г. — и отмечено, что командир отряда поднялся на командный пост.

Услышав на мостике команду вахтенного офицера рулевому об очередной смене курса, адмирал как бы про себя слегка ухмыльнулся, считая эту предосторожность в данной ситуации уже излишней. Кто-кто, а он точно знал, что у германского флота в этом районе мирового океана нет подводных лодок. Все они сосредоточены куда ближе к европейскому театру военных действий и у атлантического побережья США. Но порядок есть порядок, и следовать ему надлежит неукоснительно: все же корабли выполняют боевую задачу.

Контр-адмирал Исаму Такэсита прекрасно представлял предстоящий маршрут похода. Ему уже доводилось здесь ходить. Он вышел из боевой рубки на открытую часть мостика. Сразу в грудь ударил мощный поток ветра, отбросив полы плаща. Море было неспокойным, но волна и ветер вполне умеренными. Такэсита хорошо знал и любил этот крейсер. Здесь ему знакомо почти все, хотя и прошло столько лет с тех пор, как он впервые поднялся на мостик «Идзумо» в качестве командира[858]. Ведь именно ему тогда, в 1909 г., поручили нанести визит вежливости в США, приняв участие в военно-морском фестивале по случаю 140-летия Калифорнии. В тот раз «Идзумо», помимо Сан-Франциско, посетил еще несколько портов, где на его борт поднимались многочисленные любопытные американские обыватели и политики. Каждому тогда хотелось посмотреть, как же выглядит и что собой представляет грозный японский военно-морской флот, совсем недавно одержавший столь ошеломляющие победы над многовымпельными российскими эскадрами[859].

А команде было что порассказать сгорающим от нетерпения узнать подробности американцам, ведь броненосный крейсер «Идзумо» непосредственно и активно участвовал в боевых действиях на море в ходе русско-японской войны, в частности, в нападении на Порт-Артур, в боестолкновении у Ульсана 14 августа 1904 г. и даже в печально памятном для нас Цусимском сражении[860]. Конечно, японцы не рассказывали восторженным экскурсантам, что в ходе обстрела Владивостока 6–7 марта 1904 г. отрядом из семи крейсеров, в состав которого входили, в частности, «Идзумо», «Ивате», «Якумо»[861], были выпущены по жилым кварталам города сотни снарядов крупных калибров. И первый залп в качестве флагмана дал именно «Идзумо». Единственной подтвержденной жертвой обстрела стала беременная женщина — мать четверых детей: ее убило осколком снаряда главного калибра с «Идзумо».

Для американской же праздной публики крейсер сам по себе являлся как бы свидетелем тех грозных сражений: боевые отметины от русских снарядов хорошо просматривались даже после ремонта и тщательной покраски. Но они в глазах восхищенных американцев, для которых вершиной броненосного сражения на море была перестрелка между «Монитором» и «Виргинией» в марте 1862 г., в ходе гражданской войны между Севером и Югом, скорее были украшением боевого корабля, как шрамы на лице у опытного солдата, чем изъяном в его сверкающем по случаю торжественной миссии виде[862]. Именно тогда произошло знакомство Такэситы с лейтенантом американского флота Алленом Ридом[863], оказавшим ему впоследствии столько услуг.

Такэситу ждала масса дел. Именно по этой причине плановый срок похода в месяц, который ему предстояло провести на борту крейсера в открытом море, Исаму совершенно не раздражал, а, скорее, успокаивал: у него был запас времени, чтобы тщательно изучить все имеющиеся документы и хорошенько обдумать детали предстоящей ему миссии в США. Но сначала следовало прийти в Ванкувер.

Но оставим пока японского адмирала наедине с его мыслями. И перейдем от авторской фантазии к конкретным фактам и документам. Однако я твердо уверен в одном: Такэсита мог так думать, ибо перед ним стояла задача договориться с американскими политиками и адмиралами о том, что делать с тяжело больной Россией. И японцы были непоколебимо убеждены: это их исторический шанс установить контроль над Сибирью. Упускать его никак нельзя. А помешать им могут только американцы. И тут самураи допустили главную ошибку, ибо никак не могли поверить, что не даст им это сделать русский народ, а не Вашингтон. А пока в Токио готовились к большой поживе за счет временного пока еще союзника. И одним из важных элементов, двигавших всю систему, служил Исаму Такэсита…

И вот наконец-то 10 февраля 1917 г. контр-адмирал Такэсита доложил морскому министру о прибытии в Эскуаймолт. 12 февраля груз благополучно был передан официальным представителям канадских властей[864]. Вскоре эту информацию подтвердили в Банке Англии и Казначействе, а правительству Японии, хотя и не сразу, а после продолжительных препирательств между британскими ведомствами, все же перевели 65 тыс. ф. ст. на покрытие расходов по доставке золота в Канаду[865].

Пожелало получить причитающиеся ему деньги и правительство Канады, выставив Банку Англии счет на 299 086 долларов и 73 цента за обработку и транспортировку золота, поступившего в интересах метрополии[866].

По признанию министра финансов Канады сэра Томаса Уайта[867], которое он сделал, сохраняя конфиденциальность, через несколько лет после проведения данной операции, «это была самая большая партия золота, когда-либо доставленная в страну». Еще бы: 14 000 слитков, или около 128 т чистого драгоценного металла, для транспортировки которых в Оттаву потребовались 12 специальных вагонов. Выходит, что только за одну ходку из страны вывезли такое количество золота, которое добывалось во всей России накануне Первой мировой войны примерно в течение трех с половиной лет! Так как же не любить Барка англичанам после этого? Ведь уже всем на Западе стало ясно, что Россия стоит накануне нового революционного взрыва.

А что Исаму Такэсита, как сложилась дальнейшая жизнь человека, который всего себя без остатка посвятил борьбе с Россией? В целом — вполне удачно. В Японии Такэсита приобрел огромную власть: именно он решал все за японскую сторону на Парижской мирной конференции 1919 г. Достиг высшего поста для моряка, став главнокомандующим Объединенным флотом Японии.

Сбылась и давняя главная мечта адмирала: Северный Сахалин стал японским (хотя бы при части его жизни). Японская армия дошла до Байкала. Еще много русского золота притекло в японские закрома в период смуты в Сибири. Признанием его военных заслуг явилось избрание президентом ассоциации по изготовлению японских мечей, символов самурайского духа.

Повезло ему и еще раз: Такэсита пережил самого Ф. Д. Рузвельта и Вторую мировую войну, ковровые бомбардировки Токио американской авиацией. Правда, он был свидетелем того, как американские торпедоносцы безжалостно топили те крейсеры, на которых прошла его офицерская служба и на которых он вывозил в Канаду русское золото. Он не сделал харакири, как многие другие военные после поражения в войне императорской армии, ибо понимал, что США в итоге будут союзником Японии. Так оно и вышло. Только вот русские (опять!) отравили его последние годы на этом свете: весь Сахалин и Курилы стали советскими. И остались… Но его помнят в Японии, даже известная торговая улица в Токио носит его имя — имя мальчика-сироты Исаму из бедной семьи, из милости усыновленного самурайским родом Такэсита.

Но это совсем другая история. Возможно, я ее вам еще расскажу. Она того заслуживает: имя Исаму Такэситы навечно связано с судьбой России.