«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Глава 16. Роковая красотка: Клэр и Каменев

К счастью, история сохранила для нас немало фотографий Клэр Шеридан, поэтому я не буду описывать ее внешность. Отмечу только: она обожала фотографироваться, меняя изысканные по моде тех времен наряды, определенно предпочитая роскошные сибирские меха, и, насколько я могу судить, действительно была весьма привлекательна.

К моменту изучаемых нами событий это уже зрелая женщина, которой не так давно исполнилось 35 лет, мать двоих детей и вдова — ее муж Вилфред[1299], офицер британской армии, героически погиб в 1915 г. на полях Франции[1300]. Не менее интересно и то, что она приходилась кузиной У. Черчиллю. Последний, кстати, совсем не возражал против того, чтобы занять скучающую, хорошо (благодаря наследству мужа) материально обеспеченную сестричку полезным делом в интересах Британии, разумеется. К тому же Клэр недавно вновь пережила трагедию: ее новый возлюбленный лорд Александр Тинн[1301], оправившись после ранения, полученного в битве на Сомме, отправился на фронт во Францию, где и сложил голову в сентябре 1918 г. Ей необходимо было встряхнуться и понять, что жизнь продолжается.

Ллойд-Джордж хорошо знал Клэр — они неоднократно встречались до тех памятных событий. Он прекрасно понимал, что лучшего исполнителя на роль коварной искусительницы не стоит и искать.

Клэр пользовалась большим успехом у мужчин и, обладая особым аристократическим шармом, могла вскружить голову практически любому. К тому же это была весьма деятельная, преисполненная творческой энергии особа, к окончанию войны уже неплохо известная в кругах лондонской богемы. Первоначальную популярность Клэр Шеридан приобрела, занимаясь журналистикой. Но со временем ее все больше увлекала скульптура. Она специализировалась на известных личностях. Поэтому основа для знакомства и общения существовала реальная и хорошо мотивированная: просьба позировать, чтобы оставить о себе память в веках, запечатлев свой светлый образ в виде бюста.

^{Клэр Шеридан. [Из открытых источников]}

По первоначальному замыслу Ллойд-Джорджа и отобранного им для руководства операцией сотрудника контрразведки МИ-5 Сиднея Кука[1302], объектом интереса Шеридан служил, естественно, Красин. Последний без колебаний согласился позировать. И художник, и объект ее творчества почти сразу прониклись взаимной симпатией, буквально с первого сеанса. Клэр была в восторге. «Он очаровательная личность, — вспоминала скульптор. — Никогда в жизни мне не приходилось ваять человеческую голову, которую бы я так обожала. Он выглядит сильным духовно, преисполненным твердости. Он спокоен, искренен, полон чувства собственного достоинства и гордости, без излишней застенчивости и суетливости. Его рассуждения о людях и событиях логичны и научно обоснованы. Взгляд у него мужественный и ошеломляюще прямой, ноздри расширенные и чувствительные, рот выглядит строгим, пока он не начинает улыбаться, подбородок преисполнен решимости»[1303].

Даже делая поправку на творческую натуру Клэр, совершенно очевидно, что она увлеклась Красиным. Вообще-то Клэр уже давненько интересовалась всем, что связано с Россией. Ее чем-то завораживали русские мужчины, точнее, не русские, а вообще выходцы из этой таинственной огромной северной страны. Она всегда с томным удовольствием вспоминала свой бурный, пусть и краткосрочный роман с Яшей. О, это был захватывающий эпизод в ее жизни. Ее кипучая, неугомонная, творческая натура требовала приключений. Душа изнемогала в поисках испепеляющей страсти и жгучей, всепоглощающей любви. Ей было всего 17 лет, когда она познакомилась со своим будущим мужем. Но Клэр вскоре поняла, что размеренная жизнь супруги брокера из лондонского Сити не для нее. А жизнь с Вилфредом грозила быть именно такой, удручающе однообразной. И хотя ее воздыхатель — человек чести и истинный джентльмен — продолжал терпеливо добиваться права жениться на ней, Клэр это не очень смущало. Вилфред всегда рядом, и, она уверена, будет рядом. А здесь ОН — человек словно из другого мира, неведомого и привлекательного. И потому особо желанного…

^{Леонид Борисович Красин. [Из открытых источников]}

Вообще, Яша, Яшенька — а Клэр вскоре выучилась выговаривать это имя — очень необычный персонаж, таинственный объект лондонских пересудов. Тогда он только что вышел из тюрьмы, куда попал на несколько месяцев якобы за соучастие в ограблении. Тогда погибли несколько полицейских. Случай для Англии тех лет из ряда вон выходящий! Этот загадочный латыш (теперь-то Клэр знала, что в России живут люди многих национальностей) вроде бы оказался непричастен к убийствам. Но все же это так волнительно, так по-революционному романтично и так сексуально-привлекательно. Однако Яша недолго утешался в объятиях Клэр. Он очень заинтересовался совсем юной дочерью одного лондонского банкира, кажется, с еврейскими корнями. И вскоре женился на ней. А далее налет романтизма с него быстро слетел, проявив всю мелкобуржуазную сущность Яши. И вот, пожалуйста, он уже занял позицию ведущего менеджера в крупной торговой фирме. Но Клэр это стало уже неинтересно: в октябре 1910 г. она, не имевшая ни пенни за душой, наконец-то вышла замуж за Вилфреда, владельца поместья в 6000 акров и скаковых лошадей. На их свадьбе присутствовали премьер-министр империи и четыре члена кабинета.

«Неинтересен» персонаж бурного, но короткого романа для Клэр оставался до тех пор, пока Яша внезапно не вернулся в Россию, оставив жену с дочерью-малышкой в Лондоне. И сегодня его имя известно всем, не только в России. Газеты пишут о нем удивительные вещи. Теперь он знаменитый и всесильный Яков Петерс из таинственного и страшного «CheKa» — заместитель самого Феликса Дзержинского. А его «CheKa» стала мировым брендом. Ах, это так романтично! Не знаю, упоминала ли она о своем знакомстве с Петерсом, беседуя во время сеансов с моделью, но о том, что они знакомы, Шеридан уж точно знала… Однако Яша далеко, да и в прошлом. А Красин здесь и рядом. И Клэр снова на подъеме, творчески-охотничий азарт захлестывает ее.

Похоже, и Леонид Борисович не остался равнодушным к очаровательной англичанке. Зная неугасимый интерес Леонида Борисовича к прекрасному полу, это и не удивительно. Но тут беда пришла с той стороны, откуда никто не ожидал: по-видимому, почувствовав инстинктами матери и женщины какие-то едва уловимые изменения в поведении мужа, в ход разработки английских спецслужб вмешалась законная супруга Красина. Не будем забывать, что для нее это третий брак, так что семейного опыта Любови Васильевне не занимать. Возможно, ей каким-то образом также стало известно о тех огромных букетах роз, которые Красин регулярно отсылал в мастерскую скульптора.

В итоге на один из сеансов у Клэр Красин был вынужден захватить с собой супругу и детей. Шеридан нашла его девочек очаровательными, в то время как жена, по ее словам, выглядела «обеспокоенной»[1304]. В своих воспоминаниях Клэр не объясняет, что именно взволновало женщину, однако, полагаю, Любовь Васильевна, зная слабость супруга к хорошеньким барышням, особенно более юным, скорее всего, была озабочена тем, как бы ее муж чрезмерно не увлекся Шеридан. И ей самой понадобилось увидеть потенциальную соперницу и убедиться, что та не представляет опасности.

К тому же появление Каменева заставило Ллойд-Джорджа изменить первоначальный план: теперь Клэр предстояло осчастливить именно Льва Борисовича. И хотя, судя по воспоминаниям Клэр, знакомство с обоими мужчинами состоялось в резиденции советской торговой делегации[1305] в один день, дело с Каменевым заладилось у нее сразу[1306]. Сеансы в мастерской скульптора зачастую заканчивались далеко за полночь. Бутылка хорошего вина и приятная беседа очень помогали создать атмосферу особого доверия между художником и моделью.

А дальше… Театры, картинные галереи, кафе «Ройяль», дорогие рестораны (чего стоят одни интимные обеды вдвоем в столь популярном среди элиты королевских кровей «Кларидже» или знаменитом «Митр-отеле»), дурманящие ночные поездки вместе в кабриолетах и на лодке по реке, когда Клэр гребла, а Каменев во весь голос пел о Волге, длительные загородные прогулки по лесу, сидение рядышком на траве под лунным светом на берегу загородного озера… Что могло быть романтичнее для известного революционера, пламенного трибуна, но, не будем забывать, мужчины в расцвете сил, чем находиться в такой обстановке рядом с молодой и образованной женщиной, прекрасно говорящей по-французски (а это их очень сближало)! Когда сегодня мы смотрим на бюст Каменева работы Шеридан, то перед нами предстает солидный, даже пожилой мужчина. Однако впечатление обманчиво, ибо это художественный образ, именно так его увидела автор. Но будем снисходительны и не будем забывать, что Льву Борисовичу тогда исполнилось всего лишь 37 лет. Он имел право любить, и он увлекся.

Даже куратора Клэр от английской контрразведки Сиднея Кука[1307], который, как допускают некоторые исследователи, являлся до этого ее любовником, поразило «столь стремительное развитие флирта». Допускаю, это уязвляло его самолюбие, но служба есть служба. Сегодня британские историки прямо признают, что рядом с «влюбляющимися» постоянно находились сотрудники британских спецслужб[1308]. Понимал ли это Каменев? Безусловно, но ему, полагаю, было попросту плевать: страсть переполняла все его существо. Вполне возможно, это даже забавляло Льва Борисовича. Может быть, именно таким он видел тогда свой посильный дополнительный вклад в дело борьбы с империализмом.

А что Клэр? Не знаю, но вполне вероятно, что и ей самой со временем стало более комфортно присутствие рядом Каменева, нежели Красина. Невольно сравнивая двух Борисовичей, она вспоминала: «Позируя, своей прекрасной головою он [Красин. — С. Т.] напоминал сфинкса. Такой же суровый и лишенный экспрессии большую часть сеанса… Он сидит прямо, с высоко поднятой головой, его подбородок, окаймленный заостренной бородкой, выдается вперед под углом, его губы твердо сжаты. В отличие от Каменева, он не улыбается. Его пронзительные глаза смотрят на меня во время работы безучастно. И это довольно жутко»[1309]. Так что Любовь Васильевна могла быть совершенно спокойна: у «разлучницы» ярко заполыхал роман с Каменевым. Возможно, Клэр даже искренне влюбилась, ведь она уже тогда прекрасно сознавала, что у нее не рядовая интрижка, одна в ряду многих, а роман с исторической личностью, какой, безусловно, являлся Лев Борисович.

А пока в интимной и расковывающей атмосфере летнего Лондона кипели страсти. Беседы влюбленных продолжались иногда в разной обстановке целыми днями и затягивались до поздней ночи. Каменев много говорил… Говорил, не переставая и в основном слыша и слушая только себя, — о революции, свободе, которую она принесла народу России, о тех людях, с кем ему приходилось иметь дело в Лондоне, в первую очередь о Ллойд-Джордже. Ну и о трудностях переговоров, разумеется. В общем, говорил много, вдохновленно, предельно откровенно и с полным доверием к своей очаровательной слушательнице, иногда просто пересказывая содержание шифротелеграмм, приходивших ему от Чичерина. И, конечно, наговаривал, а точнее, выбалтывал много интересного. Каменеву очень хотелось понравиться прелестной Клэр, и он, безусловно, преуспел… Она сама признавалась: при встречах с Каменевым «испытывала возбуждение, которого ей не приходилось переживать до этого», до дрожи в руках. Что это, как не признание в любви? Каменев же не стал мелочиться и объяснился Клэр в любви в стихах, запечатлев навеки излияния своих чувств на банкноте в 5 английских фунтов стерлингов, благо тогда печать на этих купюрах стояла только с одной стороны, оставляя достаточно пространства для творчества влюбленным поэтам. Пять фунтов по тем временам, заметим, сумма не маленькая — простому работяге за эти деньги надо пахать пару недель, но для борца за счастье мирового пролетариата — так себе, мелочь[1310].

Но британскому премьеру было не до сантиментов: Ллойд-Джордж спешил. Хотя он и так имел возможность читать депеши Чичерина и с момента знакомства наших голубков, а оно состоялось 14 августа 1920 г., прошло совсем немного времени, перед Клэр поставили задачу создать ситуацию, которая позволила бы достоверно зафиксировать факт, способствующий обоснованному обвинению Каменева в участии в публичной коммунистической акции или пропаганде. Ллойд-Джордж умело расставил ловушку для пламенного революционера, лично предупредив и Каменева, и Красина на встрече 4 августа о недопустимости ведения ими в Англии и колониях политико-пропагандистской деятельности. С этим советским представителям пришлось согласиться. Но, хорошо зная характер и особенности личности Льва Борисовича, а также содержание указаний, которые поступали ему из Москвы от Ленина, британский премьер не сомневался — Каменев не удержится и нарушит запрет. Весь вопрос состоял только в том, когда это случится. Требовался толчок, чтобы глава советской делегации сделал этот роковой для себя шаг. И здесь, повторю, главная роль отводилась Клэр. Для закрепления отношений Кук на правах «старого друга» пригласил Каменева и Шеридан провести уик-энд в его загородном особняке на острове Уайт[1311]. Отдых прошел великолепно: влюбленные под бдительным надзором оперативника купались в море, нежились на теплом песочке, резвились на лужайке и… беседовали. Каменев был в ударе: его речи лились бесконечно.

И хотя Каменеву, по самой логике вещей, стоило бы воздерживаться от каких-либо поступков, которые могут быть истолкованы британскими властями как вмешательство во внутренние дела страны, Шеридан сумела во время невинной прогулки вдвоем втянуть вконец обалдевшего от влюбленности большевистского деятеля в явно политическую акцию. Каменев, бродивший с дамой сердца по улицам Лондона, как бы невзначай, ведомый Клэр, оказался на Трафальгарской площади, где бушевал антиправительственный митинг рабочих. Еще бы, в стране пылали политические страсти. Кульминацией стала 13 августа совместная общенациональная конференция тред-юнионов и Лейбористской партии, где правительству были выдвинуты жесткие требования, в том числе не допустить новой войны с Советской Россией. И вот в этот кипящий пролетарским энтузиазмом политический котел, с которого услужливо сняли крышку, бросился очумевший от любви и волнующей близости желанной женщины Каменев.

А далее, подзуживаемый сверхактивной леди, которая буквально потащила его за руку, он внезапно для себя очутился рядом с трибуной, с которой ораторы гневно клеймили позором министров-империалистов, хотя перед этим Лев Борисович прямо заявил Клэр, что «обещал правительству не участвовать в политических демонстрациях и не заниматься пропагандой». К тому же проходу Каменева через толпу в самый центр митинга, как бы исподволь, посодействовала полиция. Конечно же, его узнали, и весть об этом разнеслась по площади «словно лесной пожар»[1312]. И что бы он там потом ни говорил, уже одного этого факта было достаточно, дабы обвинить советского представителя в действиях, не совсем подходящих его официальному статусу главы делегации. Клэр сработала на «отлично». Ллойд-Джордж мог быть доволен: агентесса не подвела. Да и сама Клэр, явно в восторге от самой себя, пометила в дневнике, что в тот день у нее выдался «очень успешный вечер».

Теперь англичане имели все основания указать Каменеву на выход. Но об этом чуть позже. А пока только отмечу, что и в будущем этот случай сработает против Каменева, хотя не совсем понятно, кто воспользовался им, чтобы предотвратить назначение Льва Борисовича в 1929 г. послом в Лондон, — англичане или его противники в Кремле? Дело запутанное, но кандидатура Сокольникова на пост полпреда в Великобритании показалась предпочтительней: Каменеву как-то очень вовремя припомнили, что в 1920 г. ему пришлось ускорить свой отъезд из Лондона, якобы по личному пожеланию Ллойд-Джорджа. Особенно англичан раздражал тот факт, что Каменев, несмотря на инструкции Ленина, упирал на развенчание британской восточной политики «от Турции до Китая»[1313], к чему в Лондоне относились особенно трепетно.

В советских газетах тогда появилось скандальное сообщение «корреспондента ТАСС из Лондона», в котором без обиняков утверждалось, что Лев Борисович не воспринимается здесь в качестве персоны грата. Сомнения в достоверности того, что указанная, необычайно смелая для советского журналиста в суждениях, корреспонденция действительно поступила из Лондона, возникли незамедлительно и не развеяны до сих пор. Скорее всего, все негативные высказывания неназванных британских парламентариев о Каменеве, якобы допущенные ими в ходе интервью «корреспонденту ТАСС», — плод фонтанирующей фантазии и безудержного творчества сотрудников НКИД, которые даже не покидали своих кабинетов в Москве.

Но, по моему глубокому убеждению, в тот момент для Ллойд-Джорджа самым важным было вывести Каменева из нормального рабочего состояния, отстранить его от непосредственного процесса переговоров и выработки решений, дабы иметь дело исключительно с более понятным для него и прогнозируемым Красиным, а не с его глубоко зараженным идеологией революционного большевизма коллегой-доктринером.

Прежде чем мы вернемся к англо-советским переговорам, полагаю необходимым сказать еще несколько слов о Шеридан. У меня нет сомнений, что эта весьма одаренная, но авантюрная дама помимо британской работала и на американскую разведку. Забегая вперед, отмечу: она с ведома Черчилля приняла приглашение Каменева и поехала вместе с ним через Швецию и Эстонию в революционную Россию. Конечно, вся драматургия этого события была тщательно продумана Ллойд-Джорджем и обставлена почти трагическими деталями. У. Черчилль, как военный министр и инициатор интервенции в России, весьма бурно выражал недовольство поступком кузины, посмевшей публично проявить симпатию к большевикам. В своем «праведном гневе» он дошел до того, что на вопрос о готовности обменяться рукопожатием с большевиком заявил журналисту: «А вам приходилось пожимать руку волосатому бабуину?»[1314] Давайте запомним это выражение британского политика, которому, когда приспичит, придется не только пожимать руки сотням большевиков, но и трапезничать с их вождями, опустошая бесчисленные бокалы «за здравие» коммунистов.

Но на самом деле эта притворная драматичность и тогда мало кого вводила в заблуждение: Шеридан действовала с ведома и в интересах официального Лондона, которому были нужны свои глаза и уши в самом сердце верхушки коммунистического движения. И Клэр вместе с Каменевым отправилась в революционную Москву.

Об этом периоде ее жизни вполне можно написать увлекательный роман, но я только отмечу, что в России из лидеров революции, помимо Каменева и Красина, ей также позировали для бюстов Ленин, Троцкий, Дзержинский. Несмотря на все опасности, Клэр много ездила по стране, посещала Троцкого на фронте, не преминув закрутить с ним роман. Пикантности этому факту добавляет то обстоятельство, что Каменев был женат на родной сестре Льва Давидовича.

^{Яков Петерс и Феликс Дзержинский. 1919. [РГАСПИ. Ф. 413. Оп. 1. Ж. 45. Л. 1]}

Написал этот абзац и невольно задумался. А вот, когда Феликс Эдмундович позировал Клэр, не мог ли случайно заглянуть в комнату, где проходил сеанс, его боевой заместитель Яков Христофорович? Ведь так бывает в жизни. Мы знаем, подобный случай не так давно имел место с президентом одной соседней страны, когда тот посещал Белый дом в Вашингтоне. Президент США совершенно неожиданно для себя ошибся дверью и столкнулся со своим коллегой из одной из бывших советских республик. Ба, какая встреча…

Могло подобное произойти и тогда. Очень спешит Яков Христофорович, влетает в кабинет Феликса Эдмундовича, а там… Клэр. И вот уже Яков Христофорович просто Яша, Яшечка Петерс, едва ли не первая любовь юной Клэр. Ну, а дальше — это как старая школьная привязанность. Вздохи, воспоминания, нежные поглаживания по ручке. И скромная просьба Яшечки о… Даже не знаю, о чем мог попросить даму со столь разнообразными и внушающими уважение контактами один из руководителей советской разведки. Но это все фантазии автора.

Не менее загадочным является и возвращение Шеридан из России. Она прибыла 14 ноября 1920 г. в Стокгольм на пароходе в компании Ашберга и «американского миллиардера» Вандерлипа[1315], совершившего, по сообщению газеты «Дагенс нюхетер»[1316], «довольно таинственную поездку в Советскую Россию». Причем корреспондентам удалось подтвердить факт, что упомянутая троица действительно путешествовала одной компанией и ее появление на борту не было простым стечением обстоятельств. Оставим в стороне высказывание Вандерлипа о получении возглавляемым им синдикатом концессий в России на угольные и нефтяные месторождения, а также рыбные промыслы, оцениваемые в 3 млрд долларов, хотя оно и выглядят сомнительным, поскольку декрет СНК РСФСР о допуске иностранного капитала в страну, позволявший создание иностранных концессий, вышел только 23 ноября 1920 г.[1317] Но это так, к слову. Обратим внимание на другое, весьма любопытное заявление «американского миллиардера». В интервью газете Вандерлип опроверг «сообщения о восстании и беспорядках в России и выразил предположение, что эти сообщения выпускаются французами и англичанами с целью препятствовать установлению торговых сношений между Россией и Америкой». И далее добавил: «Мои экономические принципы диаметрально противоположны теориям советских лидеров, но их идеализм и честность на меня произвели сильное впечатление, и я вполне верю, что они сумеют сдержать взятые на себя обязательства. Положение Сов. Правительства очень прочно, и, по-моему, все европейские правительства вместе не смогут свергнуть его». А еще он везет огромный список советских заказов для размещения на предприятиях США, и объемы просто фантастические. Одних железнодорожных рельсов предполагается заказать 2 млн тонн, а уж паровозов — целых 5 тысяч! И это не считая печатных машин, сельхозоборудования, обуви, хлопка, резины, 6 млн тонн угля и 500 млн банок сгущенного молока. И далее, далее, далее…

Едва ли меньше внимания газета уделила «творческой» поездке в Россию Шеридан, не преминув указать, что та «близко знакома с членами шведской королевской семьи» и сумела за короткий срок сделать бюсты ряда советских лидеров «с целью увековечить Ленина и Троцкого в бронзе». Причем Ленин и Троцкий уже готовы в гипсе, а бюсты Дзержинского и Зиновьева в набросках[1318].

Безусловно, подобные демонстративные заявления «американского магната», тем более сделанные в Швеции, не могли не напрягать Лондон, которому теперь приходилось учитывать и фактор конкуренции за российские рынки со стороны США. Для нас же особо интересно появление в этой незаурядной компании рядом с людьми, тесно связанными с Красиным, Шеридан.

А дальше случился скандал. Оказалось, что широко разрекламированный Вандерлип совсем не «американский миллиардер», а всего лишь однофамилец магната Фрэнка Артура Вандерлипа[1319], точнее, его двоюродный брат, горный инженер из Лос-Анджелеса. Не могу точно утверждать, что к появлению этой информации во влиятельной шведской газете были причастны советские представители, но вполне похоже, судя по расставленным журналистами акцентам. Главное, что эта «информация» успела разойтись по мировым СМИ, а там уж не так важно, от кого она исходила. Прочитав подобные откровения, многие в Лондоне и Париже вздрогнули. Отлично сработано[1320].

Надо сказать, в Москве ни на минуту не заблуждались насчет личности Вандерлипа. С самого начала прекрасно знали, с кем имеют дело и каковы мотивы действий этого человека, явно мечтавшего повторить вариант покупки Русской Аляски[1321]. Прибыл в Россию Вандерлип по рекомендации Литвинова, с которым вошел в контакт в Копенгагене. Литвинов, озабоченный поиском денег для продолжения экспансии мировой революции, видел в нем своего рода денежный мешок и в своем донесении в НКИД расписывал американца в первую очередь как «представителя синдиката банков». Вандерлип — «кузен известного банкира Вандерлипа», писал он, «имеет рекомендательное письмо от Гардинга[1322], будущего президента, который знает и одобряет цель его поездки».

Идею приглашения Вандерлипа поддержал Чичерин. Ленин поначалу был не склонен этого делать, предложив, чтобы предварительно за границей с ним встретился Красин. И такая беседа, как утверждает Литвинов, имела место в Стокгольме. Далее Литвинов и Чичерин настояли, и 21 августа 1920 г. Ленин поддался. Вандерлип прибыл в Москву 17 сентября. Комиссия из представителей ВСНХ, НКИД и НКВТ по итогам переговоров 1 ноября согласилась предоставить синдикату Вандерлипа концессию сроком на 60 лет на эксплуатацию нефти, угля и рыболовства Приморской области и Камчатки, причем на весьма заманчивых для американцев условиях: синдикат после проведения изысканий и начала работ «отчисляет — натурой или в долларах — в пользу советского правительства 2,5 % всех вывозимых им продуктов нефтяных и угольных промыслов и 5 % всех рыбных продуктов»[1323]. Безусловно, для такой сговорчивости Москвы существовала своя причина. Главную идею всей комбинации сформулировал Литвинов, кратко подведя итог: «…иными словами, мы должны одной этой концессией купить дружбу Америки». Еще определеннее выразился Владимир Ильич, который, раздумывая, как соблазнить американцев, указал: «Не добавить ли к товарам oil?»[1324] Так и написал — «OIL». Вот оно, волшебное слово: Сезам откройся! Что тогда, что сейчас. Куда уж конкретней? Однако при этом Москвой выдвигалось одно весьма важное условие: договор вступает в силу лишь по восстановлении в срок до 1 июля 1921 г. между Россией и США «нормальных отношений де-факто».

Для советской дипломатии не составляло секрета, что на самом деле синдикат выступает лишь в роли посредника, ибо подразумевалось, что получаемая им концессия будет передана за комиссию правительству США. Как утверждал Вандерлип, синдикат (читай: правительство США) хотел бы «по примеру Аляски» купить у России Камчатку, все близлежащие острова и много чего другого, предлагая… 20 млн долларов. При этом предполагалось создание там базы ВМС США! Как видим, Вашингтон явно жадничал: за Аляску было заплачено 7,2 млн долларов, а здесь и доллар уже не тот, и сумма не очень-то привлекательная. Но, по-видимому, американцы считали, что Россия куда в более тяжелом положении, чем во времена Александра II.Так что и церемониться нечего. Поскольку наше исследование о золоте, то для лучшего понимания отмечу, что 20 млн долларов стоило тогда, по текущим котировкам рынка, немногим более 35 тонн чистого золота. Запомним эту цифру: 35 тонн. Нам будет с чем сравнить.

Однако именно это условие о восстановлении «нормальных отношений де-факто» США не выполнили в срок, соответственно и концессионный договор с Вандерлипом не был окончательно оформлен и не вступил в силу. Не помогло и специальное обращение ВЦИК к конгрессу и президенту США с предложением дружбы и сотрудничества. Официальный Вашингтон остался глух. «Мы нарвались на отказ Гардинга», — написал по этому поводу Ленин[1325]. Но Вандерлипа это не смутило. Он не сдавался. Американец полагал, что не все потеряно, и определенно считал: Красин — единственный человек в советском руководстве, способный взглянуть на его деловое предложение глазами бизнесмена, тем более что тот поддерживал идею внедрения концессий в России. И в марте 1923 г. Вандерлип выходит в Берлине на Красина с просьбой помочь сохранить за ним концессию, обязавшись увеличить отчисления от доходов до 4 %. Но после внезапной смерти Уоррена Гардинга стало ясно, что администрация США более не заинтересована в проекте. И он остался на бумаге.

Я же только добавлю, что надежды «двойника» Вандерлипа хорошо поживиться на концессиях в России выглядели уж очень романтическими, реальность оказалась более суровой. Но, судя по всему, в Лондоне, где вынашивали собственные планы освоения богатств России, были несколько озадачены результатами работы Шеридан в Москве. С одной стороны, они великолепны. С другой — ее кураторов в спецслужбах терзали сомнения: а не инфицировалась ли она вирусом в России большевизма? Однозначного ответа на этот вопрос не мог дать никто, а брать на себя ответственность также никому не хотелось. К тому же весьма нервно повел себя в отношении родственницы Черчилль, которому в подобной ситуации совершенно не улыбалось принимать на себя политические риски. Ведь так легко одному из журналистов указать на Уинстона пальцем с воплем: «Смотрите, его кузина „красная“ — пособница большевиков!»

И тогда боссы английской разведки поступили так, как привыкли действовать столетиями: решили переложить ответственность на других. На этот раз на американских партнеров. Смотрите, мы настолько довольны итогами ее работы в России, что согласны помочь и вам, слегка наступить на горло тем, кого уж очень увлекают идеи большевизма. Янки, не почувствовав подвоха, заинтересовались, благо мать Шеридан — американка. Путь за океан был ей открыт. И здесь в жизни Клэр появляется еще один весьма любопытный персонаж — очередной любовник: неприлично богатый и якобы свободный от обязательств янки Хьюго Кёлер[1326]. Но обязательства, а точнее, обязанности он имел вполне конкретные, ибо по совместительству с ролью героя-любовника являлся офицером военно-морской разведки США. И хотя в западных источниках утверждается, будто они познакомились только на пароходе во время морского путешествия из Англии в США, куда, по официальной версии, Клэр пришлось уехать с сыном, дабы избежать на родине обструкции из-за своих симпатий к большевикам, есть веские основания полагать, что это знакомство произошло значительно раньше, а именно в Советской России. И пусть оно состоялось заочно, но Кёлер точно знал об успехах своей партнерши по разведывательному бизнесу в Москве. Находясь при штабе Врангеля в Крыму, он вел там активную агентурную работу. Недаром его величают «нашим человеком в Крыму», а его отчеты по ситуации в белом движении до сих пор считаются наиболее ценными из всего потока информации, поступавшей на эту тематику по линии спецслужб США. Именно ему, отлично знавшему обстановку Гражданской войны в России, и поручили взять на связь агента британской разведки и, как мы уже знаем, по жизни талантливого скульптора Клэр Шеридан. Она еще далеко не исчерпала свой потенциал в работе против Советской России, американские спецслужбы видели перспективу. И оказались правы: кто-кто, а Клэр всегда могла найти подход к советским вельможам, будь то в Москве или Лондоне. Перед ее чарами не устояли многие, в том числе и Литвинов в бытность свою советским полпредом в Англии.

Под стать ей был и ее новый куратор Хьюго Кёлер, к слову, в 1920-е гг. — богатейший из офицеров, служивших в американском военно-морском флоте. Якобы своим благосостоянием он обязан секретному трастовому фонду, созданному для его содержания Габсбургами. Ведь, по некоторым сведениям, он являлся внебрачным сыном одного из членов австрийской императорской семьи (а точнее, скандально покончившего жизнь самоубийством вместе со своей любовницей кронпринца Рудольфа[1327] — третьего ребенка и единственного сына императора Франца-Иосифа I).

Успехи Клэр в России столь впечатлили британскую и американскую разведки, что в 1923 г. она со своим братом Освальдом Фрюэном[1328] — уволенным в резерв офицером британского флота (поверим) и новоиспеченным журналистом «Дейли телеграф» — снова отправляется в Россию, точнее, теперь в СССР. Для легендирования этой операции создается история о длительном путешествии на мотоцикле по Европе. Отважные искатели приключений пересекают Нидерланды, Германию, Чехословакию и Польшу. И вот они уже на Советской Украине. Кто же мог теперь усомниться в их намерениях? Сестра с братом много пишут, снимают фото. Позади остаются Житомир, Киев, Одесса, и вот Крым. Место совершенно особенное для англичан и потому сакральное. Вскоре у Клэр выходит и книга. Ну, а разведывательные отчеты из той поездки мы вряд ли когда прочитаем. Ведь в Британии очень хотели убедиться, что советская власть прочно укрепилась на местах. Вопрос о дипломатическом признании СССР становился для Лондона все острее: дольше игнорировать столь огромную державу опасно. Агенты Москвы вновь активизировались в Афганистане, Персии, а главное в Индии. И все бы ладно в этой истории, если бы не одно маленькое сомнение, которое мне никак не удается вытравить из мыслей. А не организована ли эта поездка Клэр по Советской Украине самими чекистами? В ГПУ тогда вошли в моду различные оперативные игры с противником, а товарищ Петерс был в этом плане ба-а-льшой мастак. Да и вся дальнейшая история с последующим якобы почти что выдворением братика с сестричкой из СССР уж больно смахивает на дымовую завесу для дополнительной зашифровки подлинного характера операции. Кто его знает… Оставим эти вопросы без ответа. Они не в приоритете нашего исследования.

В любом случае, эта удивительная женщина сумела задать своей бурной и нестандартной жизнью столько загадок! Она оставила заметный след и в других, не менее интересных событиях. Но все их объединяет одно — связь с Россией. Она действительно была не только обворожительна, но и чрезвычайно талантлива. К тому же любила риск и удовольствия. Идеальные для разведки качества… Но об этом как-нибудь в другой раз.