Легенды европейских народов

Введение

Первые христиане, следуя апостолу Павлу[1], почти совершенно отреклись от светской науки, находя единственное успокоение в религии. Но со II века в христианство переходят люди, жаждущие знания, не желающие коснеть в невежестве; религия к этому времени теряет уже в некоторой степени свою первобытную чистоту, и среди христиан появляются сомневающиеся, вероотступники и просто индифферентные. Тогда церковь, чтобы поддержать свой престиж, позволяет людям образованным комментировать Евангелие. С этого момента философия на вечные времена становится спутницей теологической колесницы. Науке позволяют проникать в тайны религии, освещать темные места Священного Писания, но лишь под тем условием, чтобы разум держался строго христианских принципов; для острастки же с церковной кафедры не перестают предавать науку анафеме.

Таким образом разум и наука поступили на службу религии. В служебном отношении к религии находилась наука более шести веков. За этот период Священное Писание служило отцам церкви и всем верующим единственным неисчерпаемым источником мудрости, кладезем, в котором они находили ответы на все сомнения и запросы времени.

Для обыкновенного мирянина Старый и Новый Заветы в большинстве случаев были недоступны, так как переводились лишь на мертвые языки, и для таких людей составлялись на народном языке жизнеописания святых мучеников, апостолов и других угодников, которые прочитывались в церквах в известные праздники.

Этим благочестивым чтением духовенство старалось поддержать в народе религиозный дух, и жития святых обыкновенно составлялись с описанием чудес.

Христианская религия, как известно, не ограничивается одними поучениями и наставлениями, заключающимися в богословских тезисах или, подобно древней языческой философии, в холодных теоретических уроках, но требует от человека практических доказательств веры. Самым характерным в христианской религии является концепция нравственного типа, совершенного существа. Тип этот — Иисус Христос, то есть Евангелие. Стараться быть безгрешным, приблизиться, так сказать, к Божеству, стремиться к нравственному совершенству — таков главный принцип христианства. Для поддержания и развития этого принципа была написана Фомой Аквинским замечательная книга — «Подражание Христу».

Грубые умы первых веков христианской эры, когда царила большая путаница в понятиях, не в силах были отличить аллегорию от прямого смысла, и подражание Христу понимали в буквальном смысле, то есть что человек, достигший известной нравственной чистоты, должен был, по мнению Средневековья, подобно Христу, совершать чудеса в доказательство благодати, лежащей на нем.

Представим себе теперь монаха, так как именно монахи занимались этим делом, составляющего жизнеописание избранного им святого. На основании каких данных приходилось составлять ему житие? Если он был современником святого, он писал то, что ему диктовала память; если же это было в давно прошедшие времена, то ему приходилось верить устным преданиям, ходившим в народе о его герое, так как письменных достоверных источников в то время еще не было.

Даже и в наше время немногие биографии замечательных людей могут похвастаться полной беспристрастностью и правильным освещением фактов, несмотря на то что к услугам современного составителя биографии имеется громадный рукописный и печатный материалы. Нельзя поэтому укорять средневекового монаха-аскета, доводившего себя постом и молитвой до галлюцинаций, и говорить, что он, сам слепо веруя и желая других подкрепить в вере, сгущает иногда краски, приводя в доказательство нравственной чистоты святого два или три чуда, совершенные якобы этим святым.

Подобные жизнеописания, сочиненные в уединении монастырской кельи, повествующие о тех или других чудесах, совершенных тем или другим святым, прочитывались, как мы уже сказали, всенародно в церкви в день празднования памяти святого. Чтения эти носили общее название «легенда» — название, происходящее от латинского слова legenda, что значит: «то, что должно читать». Впоследствии словом «легенда» стали обозначать всякий рассказ, в котором играют роль сверхъестественные силы.

Слышанные в церкви рассказы о чудесах проповедников разносились по домам, передавались из уст в уста, причем, конечно, одни части забывались, другие измышлялись вновь, и весь рассказ нередко коренным образом изменялся, теряя свою основную идею, так что впоследствии сама церковь отвергала его как совершенно вымышленный.

Попытки собрать воедино легенды о святых, рассеянные по всему христианскому миру, предпринимались не раз, но никому не удалось сделать это в таком количестве, как архиепископу генуэзскому Джакопо де Вораджине (умер в 1299 году). Им составлен огромный сборник легенд, носящий общее заглавие «Legenda aurea» — «Золотая легенда».

Этот сборник считается самым первым по времени; в нем собраны почти все легенды с их бесконечными вариациями за первые десять веков нашей эры.

Перелистывая этот сборник, прежде всего нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство, а именно: большинство чудес, рассказываемых в этих легендах, являются вариациями тех, о которых нам повествует Евангелие. Так, в одном месте мы наталкиваемся на вариацию Благовещения. Ангел возвещает матери, что от нее родится дочь, которая озарит своим светом всю землю. В другой легенде отец, не верующий, что у него родится сын, слепнет и прозревает лишь в тот момент, когда исполняется пророчество. Эта легенда является легким изменением рассказа Священного Писания о немоте Захария. В третьей ребенок питается молоком девственницы и т. д.

Все собрание легенд состоит из небольшого пролога, в котором автор объясняет систему своего сборника (вся жизнь человеческая делится на четыре периода: первый — Совращение с пути от Адама до Моисея; второй — Обновление — от Моисея до Рождества Христова; третий — Примирение, когда Христос примирил нас с Господом, и четвертый — Странствования — современная жизнь наша), и ста восьмидесяти двух глав, кроме прибавлений.

В этом же сборнике мы находим легенды, относящиеся к последним часам жизни Иисуса Христа. Народная фантазия, не довольствуясь драмой, описанной евангелистами, разукрасила отдельные моменты крестной смерти Спасителя полными поэзии легендами. Эта фантазия развила второстепенные истории некоторых лиц, принадлежащих к драме, как, например, историю о Пилате, о двух разбойниках, об Иосифе Аримафейском; она создала причудливые эпизоды о Веронике, которая получила отпечаток божественного лика на полотне; о Лонгине слепорожденном, прободевшем копьем бок Христа и получившем зрение после того, как он помазал глаза кровью, потекшей из раны. Все подробности, указанные евангелистами, становятся точками отправления более или менее поэтических легенд.

Гораздо сложнее по идее легенды, созданные после IX века и носящие светский отпечаток.

В IX веке в жизни народов замечается новое течение: в обществе вдруг просыпается жажда жизни. Оно, как юноша, уверовавший в свои силы, захотело применить их к живому делу. Общество жаждало живой деятельности и земных удовольствий. Теология же, застывшая в своем холодном величии, продолжала оберегать паству от всего светского, неустанно проклинала мирскую суету и утешала человечество лишь обещаниями блаженства в загробной жизни. Понятно, что науке, обещавшей человечеству все земные блага, нетрудно было отодвинуть на задний план безжизненную теологию.

Особенную лихорадочную деятельность и жажду к просвещению обнаружило общество при Карле Великом. Так как своей науки христианство еще не создало, то искавшие знания обратились к античным народам и к испанским маврам, культура которых тогда стояла очень высоко. Из древних философов христианское общество больше всего поразил Аристотель, наиболее синтетический ум Эллады. В погоне за знаниями философия Аристотеля принималась на веру без всякой проверки или критики со стороны изучавших его. Аристотель стал вторым Евангелием, откровением высшей мудрости, которому следовало верить, даже если читавший и не понимал его. Кроме того, как мы уже сказали, многие ездили в Испанию и слушали там философию у мусульманских и еврейских светил науки. Это умственное движение в XVI столетии привело германские народы к Реформации и к ожесточенным религиозным войнам, а романские народы — к блестящей эпохе Возрождения.

За этот период, то есть с IX по XVI столетие, были созданы народным воображением самые величественные легенды, которые вследствие своего общечеловеческого характера сделались достоянием всего цивилизованного мира и не раз служили сюжетами для поэтических произведений гениальных писателей всех эпох и народов. К этому же времени надо отнести создание рыцарских легенд, благородных, возвышающих душу преданий. Народная память и народное воображение не устают работать; все великое, значительное, все, что так или иначе поразило воображение, надолго остается в людской памяти и украшается пестрыми цветами фантазии. Народ окружает излюбленных своих героев целыми облаками легенд, за которыми трудно разглядеть действительный образ. Нет ни одного выдающегося события, вокруг которого не наслоился бы ряд легенд, созданных народной фантазией.

Кто-то сказал, что поэзия процветает только там, куда не проникла культура и где неизвестны законы природы, по которым движется и живет весь мир. Эта мысль яснее всего подтверждается легендами, и особенно светскими, не связанными никаким догматом. Чем древнее легенда по своему происхождению, тем сильнее дышит она истинной поэзией, и наоборот, чем позже создалась легенда, тем яснее проглядывает в ней тенденция.

Кроме самобытных европейских легенд, сложенных европейскими народами в воздаяние уважения к тому или другому герою и основанных либо на чистой фантазии, либо на уцелевших остатках языческих верований, либо на неверно понятых евангельских текстах, в Средние века в Европу были занесены еще легенды других народов, преимущественно азиатских, а также перерабатывались в легенды мифы греков и римлян, знакомство с которыми после IX века пошло быстрыми шагами вперед.

Заимствованными легендами Европа обязана главным образом Индии. Индийские легенды, благодаря своей чудовищной фантазии, яркости и выпуклости образов, пользовались большой популярностью у соседних народов. Легенды Индии переплывали моря и забрасывались в Египет и там, ассимилировавшись с египетскими мифами, переходили через горы и попадали в Персию, где обрабатывались в поэмы персидскими поэтами, как, например, знаменитым Фирдуси.

Когда европейцы в погоне за образованием обратились к мусульманам и евреям, они вместе с греческой философией и отрывками Гомера занесли в Европу и некоторые индийские легенды, записанные в «Ведийских гимнах».

Что индийские легенды могли поразить европейцев своей новизной и силой фантазии, в этом не может быть никакого сомнения. Для образца мы приведем здесь одну из кратких, но вместе с тем оригинальнейших ведийских легенд.

«В Ягурведе чудовищный полет фантазии особенно проявляется в изображении действия жертв и жертвенных изречений, а также в легендах этой части вед. Из немногих осмысленных между ними следующая может служить примером всей фантастичности индийских воззрений на природу: “Горы обладали сначала крыльями; они летали в разных направлениях и садились, где только хотели; но земля качалась от этого в разные стороны. Индра отрезал у гор крылья и этим сделал землю неподвижной. Крылья превратились в грозовые тучи. Потому-то тучи постоянно и стремятся к горам”» (Л. Шредер).

Не только буддийские легенды и притчи заносились в Европу, но и сама легендарная жизнь Будды была описана в знаменитом греческом романе «Варлаам и Иоасаф», который поистине можно назвать любопытнейшим произведением византийской литературы. В этом романе под именем принца Иоасафа автор рассказывает легендарную историю Будды, превратившегося под его пером в христианского аскета, обращенного из язычества в христианство неким Варлаамом. Этот роман пользовался в свое время таким шумным успехом, что историю о царевиче Иоасафе стали считать не вымышленной, а истинной. В этой же истории помещены некоторые притчи и легенды буддийской религии, которые с более или менее значительными вариантами перешли в народ, приняли местный колорит и даже не раз служили сюжетами для французских фаблио и chansons des gestes[2].

В легендах чисто национальных, которые имеются в каждой стране и у каждого народа, мы встречаем тоже стремление к прославлению своих героев, к фантастическим прикрасам. В таких чисто народных легендах можно встретить указания на народные обычаи и нравы, намеки на языческие обряды и яркие черты народного характера.

В легендах кельтского народа, сочиненных бардами, чувствуется туманный мистицизм Альбиона, слышатся горькие сетования об утраченной свободе и самостоятельности, вспоминаются фантастические подвиги мифического Мерлина и рассказывается о блестящем периоде правления короля Артура в Кардигане, личность которого служила центром средневековой романтики и окутана густым туманом разных легенд и преданий. Позднейшие английские легенды носят более жизнерадостный характер: они воспевают Old merry England[3], Зеленую Ирландию и народных героев вроде Робина Гуда.

Легенды германского народа носят более ясный характер и лишены расплывчивости кельтских сказаний. В этих легендах о великанах и гномах отражается спокойная уравновешенность германского характера, вся их несложная фантазия, смелая и прямодушная натура. Впоследствии во время крестовых походов, которые дали европейским народам возможность к частым сношениям друг с другом, германцы заимствовали у французов дух их рыцарских учреждений и рыцарский взгляд на женщин. Наряду с этим германцы обрабатывают по французским источникам церковные и античные легенды. Они заимствовали у французов тон, приемы и форму. Особенно распространились в это время легенды, представляющие собою сплетения всевозможных чудесных происшествий, которые как нельзя больше подходили к характеру того времени. Однако надо отдать справедливость немецким составителям легенд в том, что они умели самым фривольным французским темам придать приличный характер. Основным фоном этих легенд постоянно служила одна и та же тема — борьба христиан с миром ислама.

В легендах романских народов отличительной чертой являются мистицизм и мрачность фантазии. Кроме того, каждый из романских народов имеет еще свои собственные легенды, отличающиеся от других не только сюжетами, но и основными идеями. В испанских легендах, например, чувствуется влияние арабов; в них рассказывается о рыцарской доблести, о беззаветной храбрости и отваге. В итальянских легендах слышатся отзвуки погибшего античного мира, воспеваются любовь, любовная верность. Во французских наряду с ультракатолическими легендами существуют такие, в которых чувствуются чисто галльская веселость, беззаботный жизнерадостный юмор. Французские фаблио, в которые, как мы уже говорили, нередко обрабатывались разные легенды, напоминают несколько наши русские легенды.

Просматривая народные русские легенды, собранные Афанасьевым, нельзя не заметить, что они проникнуты юмором. С особенным комизмом обрисован в них нечистый дух, получивший образное имя Потаньки. Личность черта рисуется самыми смелыми штрихами: народ награждает его черной рожей, рогами и хвостом. Но роль, которую он играет во всех рассказах, очень незавидная. Самый последний мужик, простая баба изобличают его козни и одерживают над ним верх. В русской легенде, как и в средневековой драме, дьявол теряет свое могущественное страшное обаяние и играет незавидную роль шута. Мужик обращается с ним чуть не запанибрата и вовсе не боится его.

При всей запутанности содержания легенды сохраняют поэтическую истину. Постоянная же борьба добра со злом и победа добра придает русским легендам поучительный характер. Мы еще вернемся к ним и тогда будем говорить о них подробнее; теперь же скажем лишь, что источником для них послужили «Прологи», как отреченный, так и принятый церковью.

Резюмируя в кратких словах все сказанное, следует заметить, что христианская легенда зародилась в церкви и оттуда попала в народ. Затем народ, не довольствуясь одними преданиями о святых, создал собственные легенды о национальных героях и выдающихся событиях. Впоследствии в народ перешли индийские легенды, которые, ассимилировавшись, потеряли свой местный колорит и сделались полною собственностью европейцев. Эпохи великих умственных движений породили великие мировые легенды, до сих пор не потерявшие своей яркости и красоты. Расцвет рыцарства и крестовые походы также оставили потомкам память о себе в виде громадного цикла рыцарских легенд.

Установить точно или хотя бы только приблизительно порядок появления легенд нет никакой возможности; не претендуя поэтому на хронологический порядок, мы начнем свою монографию с легенд наиболее интересных, известных всему образованному миру и не раз подвергавшихся литературной обработке под пером писателей разных эпох и разных народов.

Прежде чем говорить о национальных легендах разных стран, считаем уместным выделить небольшую группу легенд, которые вследствие своей популярности можно считать собственностью всего мира.