ДОН ЖУАН[12]

За величавым образом Фауста как-то невольно приходит на ум изящная фигура Дон Жуана. На первый взгляд между Дон Жуаном и Фаустом, по-видимому, лежит целая бездна, но, изучая характер того и другого, замечаешь много общего в них, несмотря на то что точки отправления у каждого совершенно различны. Фауст весь погружен в науку, борется с судьбой при помощи могущественной мысли и лишь изредка в виде реакции отдается чувственному удовольствию; Дон Жуан, наоборот, ненасытно стремится все к новым и новым земным удовольствиям, игнорируя все остальное. Но постоянное стремление к бесконечному, страстные порывы мятежного чувства против судьбы, постоянное напряжение фантазии и воли сближают его с Фаустом. Когда же Фауст сам отдается любви и уверяет в ней Елену или Маргариту, оба образа сливаются воедино и сходство достигает полной тождественности. Дон Жуан, однако, стоит ниже своего сверстника, в нем нет могучей работы мысли и цель его жизни всегда одна и та же: он все время не перестает стремиться к земным наслаждениям, к любовным утехам и в быстрой калейдоскопической смене любовниц видит главнейшее наслаждение жизни. Чтобы испытать безграничные наслаждения, чтобы изведать новые, неизвестные смертному ощущения, он не остановился бы ни перед чем и, как Фауст, с радостью продал бы душу черту.

Народ так и понял этот характер, и в легендах о Дон Жуане нечистой силе отводится довольно видная роль. Участием дьявола легенда объясняет удивительные любовные удачи Дон Жуана, участием дьявола объясняет она его ловкость, с которой он взбегал наказания как Божеского, так и человеческого, его смелость, отвагу и даже самую ненасытность страсти, бившую ключом в его жилах.

В подтверждение этого про Дон Жуана рассказывается такой случай. Однажды вечером он вышел прогуляться по Севилье. Идя правым берегом Гвадалквивира, он заметил на другой стороне реки господина, курившего сигару. Недолго думая, Дон Жуан вынимает тоже сигару и кричит тому через реку, чтобы он дал закурить. Незнакомец протягивает руку, рука удлиняется, достигает противоположного берега и подносит сигару Дон Жуану. Дон Жуан нисколько не смущается этим странным фактом, смело закуривает и продолжает свою прогулку.

Народная молва рассказывала про этот случай, считая его доказательством сношения Дон Жуана с нечистой силой. За эти сношения Дон Жуан должен был и поплатиться, как поплатился за них Фауст, которого, как мы знаем, при конце его жизни растерзал сатана.

С начала прошлого XIX столетия внутреннее родство Фауста с Дон Жуаном разбиралось не только в поэтических произведениях, но и в научных трактатах. Это родство характеров первым отметил Розенкранц в своем этюде «О трагедии Кальдерона “Чудотворный маг”». Разбирая характер кальдероновского героя, он невольно сравнивает его с Дон Жуаном и Фаустом: «Рядом с Фаустом, оторванным от жизни и веры своими стремлениями к познанию и высшему наслаждению, стоит полумифический образ Жуана, примиренного с жизнью, но лишенного веры, способного довести легкомысленные поиски за житейскими утехами до преступных размеров».

После этой параллели обобщения Дон Жуана с Фаустом посыпались как из мешка. Одни видели в Фаусте трагедию духа, а в Дон Жуане трагедию чувственности, другие — символическое изображение идеализма и реализма, и т. д.

Отличительные черты характеров обоих народных героев не раз подвергались поэтической обработке, то сливаясь в одно лицо, то действуя как два разных человека, живущих в одну и ту же эпоху. В последнем роде разработана трагедия Граббе «Дон Жуан и Фауст», дающаяся и поныне на некоторых немецких сценах.

Содержание пьесы следующее. Дон Жуан и Фауст встречаются в Риме, где оба влюбляются в донну Анну, которая со своей стороны симпатично относится к Дон Жуану. Фауст повелевает подвластным ему духам построить среди дикой местности на вершине Монблана замок и при помощи магической силы переносит в этот замок донну Анну, где всякими ласками и развлечениями старается добиться ее любви. К замку в сопровождении Лепорелло проникает Дон Жуан, намереваясь похитить донну Анну; однако они узнаны Фаустом, который перебрасывает их на крыльях волшебного вихря снова в Рим. Между тем Анна умирает в замке, и Фауст спускается с горы; он хочет поделиться с Дон Жуаном горем, но противник вместо всякого сожаления вызывает его на дуэль. Фаусту не суждено умереть от руки Дон Жуана, так как его мгновенно душит таинственный спутник, «рыцарь», как именуется он в драме. После этого Жуан оскорбляет статую, которая зовет к себе стоящих поодаль демонов, и тот же рыцарь завладевает Дон Жуаном, насмехаясь над ним.

Вильгельм Шерер, один из лучших историков литературы, находит эту пьесу Граббе просто «смешной» и не удостаивает ее даже отзыва, к немалому ужасу поклонников немецкого писателя. И действительно, герои пьесы своим поддельным пафосом, фальшивостью положения и бессмысленной напыщенностью речей не только не трогают души зрителя, но, наоборот, вызывают один лишь смех.

Для каждого здравомыслящего человека невольно является неразрешимый вопрос: зачем немецкому поэту понадобилось сводить двух героев вместе, когда они разделены, по крайней мере, двумя столетиями, хотя и имеют много общего между собой. Бертольд Ауэрбах говорил, что «обе легенды взаимно дополняют друг друга и являются двумя ветвями — германской и романской — одного и того же дерева и лишь рассажены в разных местах, в силу чего и разрослись совершенно разнообразно».

Теперь обратимся к первоисточнику легенды о Дон Жуане, а затем постепенно проследим ее развитие и изменение основной идеи.

Своим зарождением легенда о Дон Жуане, как и многие другие легенды, обязана духовенству. В севильской хронике рассказывается о Дон Жуане следующее: «Дон Жуан Тенорио, отпрыск одной из двадцати четырех знатнейших фамилий Севильи, убил однажды ночью командора Гонзало Уллоа и затем похитил его дочь. Командор был погребен в фамильном склепе в монастыре святого Франциска, а над могилой была поставлена статуя. Склеп этот и статуя командора впоследствии погибли от пожара. Францисканские монахи, а также родственники покойного решили отомстить Дон Жуану за поругание чести командора, но, боясь преследований со стороны правительства за убийство такого знатного лица, как Дон Жуан, пользовавшегося личной симпатией и покровительством короля, решили прибегнуть к хитрости. Они заманили его ночью к себе в монастырь и там убили, а затем распустили слух, будто Жуан забрался ночью в склеп, где оскорбил статую, которая вдруг ожила и, схватив его в объятия, унесла в ад».

Д ля того суеверного времени рассказ этот пришелся по вкусу народу, да и не только народу, но, по-видимому, и правительству, так как оно, насколько нам известно, не произвело никакого расследования относительно непонятного исчезновения севильского обольстителя.

Из других исторических источников мы узнаем, что Дон Жуан жил в XIV столетии, в царствование короля кастильского Педро Жестокого, в просторечии называемого Дон Педро. Следовательно, Дон Жуан жил на два столетия раньше Фауста.

Дон Жуан родился в Севилье. Его отец Алонзо Тенорио при короле Альфонсе XII прославился как боевой адмирал, не раз одерживавший громкие победы в сражениях с маврами. Он пал как герой во время одного из морских сражений близ Трафальгара с мечом в одной и со знаменем в другой руке. После смерти он оставил вдову Эльвиру с несколькими детьми, из которых младший, Жуан, был сверстником и другом детства короля Педро Жестокого.

Когда в 1350 году Педро Жестокий занял кастильский трон, то назначил старшего брата Дон Жуана, Алонзо, альгвазилом в Толедо; второй брат, Гарсия, стал на сторону Генриха, другого брата короля, и был впоследствии казнен. Тереза, сестра Дон Жуана, жила в Севилье в родовом дворце, который Тенорио взяли себе как военную добычу после изгнания мавров из Севильи. Дон Жуан по своему необузданному характеру имел много сходства с королем Доном Педро, вследствие чего был с ним в самых дружеских отношениях, чему в известной степени способствовало и то обстоятельство, что знаменитая Мария Падилла, любовница короля, приходилась близкой родственницей Дон Жуану.

Дон Педро произвел своего любимца Дон Жуана в звание оберкеллермейстера[13]. Похождения короля и его друга служили предметом бесчисленных рассказов, и имя Дон Жуана, как и имя короля, произносилось с трепетом в народе. Впоследствии был даже составлен список жертв необузданной страсти Дон Жуана.

Однажды ночью Дон Жуан задумал похитить дочь командора Гонзало Уллоа. Но в то время как он находился в комнате донны Анны, туда вошел командор; между Дон Жуаном и им произошла дуэль, командор был убит, а Дон Жуан бежал на некоторое время из Севильи. Командора похоронили в монастыре святого Франциска в фамильном склепе. Родственники убитого, несмотря на всю ненависть к Дон Жуану, не осмелились привлечь его к суду и даже пожаловаться на него, так как наперед знали, что король будет не на их стороне. Они затаили в себе обиду и решили ждать более удобного момента для мести. Неизвестно, сколько времени пришлось бы им ждать, если б не помогли францисканские монахи; они написали Дон Жуану любовное письмо от имени какой-то красавицы и назначили ему свидание ночью в монастыре. Отважный Дон Жуан отлично, вероятно, знал, какой подвергался опасности в этом монастыре, и тем не менее отправился туда в назначенный час и уже больше не возвращался назад.

Монахи обрызгали кровью статую командора, воздвигнутую на его могиле, и распустили слух, что Дон Жуан ночью прокрался в капеллу с намерением оскорбить мраморную статую, но та вдруг ожила, схватила его в свои мраморные объятия и бросила дерзкого в ад. Ни один благочестивый испанец не посмел сомневаться в истинности того рассказа, и дело на том кончилось.

Капелла со статуей командора погибла во время пожара в середине XVIII столетия. Еще до сих пор в Севилье близ Alameda Viega находится полуразрушенная статуя, которую, по рассказам, хотел оскорбить Дон Жуан. Испанцы называют ее Каменным гостем.

Дворец Тенорио, в котором жила сестра Дон Жуана Тереза, в 1370 году был обращен в женский монастырь святого Леандра, существующий и поныне. Вот почти все исторические данные, которые можно найти в севильских хрониках о роде Дон Жуана Тенорио.

Кроме этого, в Испании сохранились еще до сих пор разные предания и обычаи, имеющие отношение к Дон Жуану. Еще и теперь жители Севильи показывают иностранцам дом Дон Жуана, где он предавался разврату и где его, наконец, задушил черт. На улицах Севильи даже в наши дни можно купить летучие листки, в которых рассказывается легенда о Дон Жуане в форме испанских романсов.

Дом, который показывают иностранцам как принадлежавший некогда Дон Жуану, находится в уединенном уголке Plaza de la Feria; он довольно поместительный и принадлежит в настоящее время графскому роду Монтихо и Теба.

Люди, побывавшие в Испании, уверяют, что легенда о Дон Жуане настолько укоренилась в народе, что вызвала даже некоторые обычаи. Так, Левальдс в своих мадридских письмах рассказывает следующее: «Известно, что Дон Жуан Моцарта, Мольера и Байрона происходит из Испании, но, может быть, немногим известию, что на родине его еще очень хорошо помнят и память о его делах до сих пор живет в народе. Каждый год на масленице во вторник устраивается процессия, во время которой несут Дон Жуана, с головы до ног одетого во все белое, коленопреклоненного на белой подушке; сперва его обносят вокруг площади, где происходит бой быков, а затем на Прадо. По-видимому, это должно означать, что знаменитый севильский грешник при жизни не успел покаяться в полной мере и доканчивает покаяние всенародно теперь».

Другая, еще менее понятная церемония происходит в среду на первой неделе Великого поста. Дон Жуан, одетый во все черное, со связанными ногами кладется на спину на носилки, и в таком положении его несут по улицам. В сложенные накрест руки ему вставляют сардинку; за носилками следует целая толпа духовных и мирян с зажженными свечами. Процессия с большой пышностью двигается по направлению к довольно отдаленному от Мадрида каналу. Здесь мертвый снова воскресает, и остальное время дня проводится в веселом кутеже. Эта церемония называется Enterrar la sardina (погребение сардинки). «Я, — пишет Левальдс, — осведомлялся, что означает этот обычай, и получил следующий ответ: “Это у нас такое обыкновение”; и когда я спросил, почему, мне ответили: “Потому!” После такого ответа я ничего не мог больше требовать и предоставляю читателям самим разбираться в значении этого обычая. Быть может, для духовных этот обычай послужит впоследствии мотивом для новой легенды».

Мы со своей стороны можем добавить, что, несмотря на все старания, нигде не нашли объяснения «таинственной сардинки» и можем предположить лишь одно, что обычай этот относится не к Дон Жуану Тенорио, а к другому народному герою, к Дон Жуану де Марана. Он, как и Тенорио, в свое время прославился также любовными приключениями, наводил страх на добродетельных мужей и отцов семейств, но кончил несколько иначе, чем его знаменитый предшественник. Пробираясь однажды ночью на любовное свиданье, Дон Жуан де Марана встретил в одном из глухих переулков погребальную процессию. Молчаливые монахи с закрытыми капюшонами лицами с зажженными свечами несли роскошный гроб. Неурочное для погребения время, мрачность и торжественность процессии невольно привлекли внимание Дон Жуана, и он обратился с вопросом к монаху: «Кого хоронят?» — «Великого грешника и распутника Дон Жуана де Марана», — был ответ. Это так подействовало на молодого человека, что он тут же повернул назад и, не заходя домой, отправился в монастырь и там строгим постом и молитвой искупил свои бесчисленные грехи.

Долгое время легенда о Дон Жуане Тенорио находилась как бы в забвении. Конечно, в народе не переставали рассказываться его отдельные любовные приключения, его ужасный конец, но в литературе этот интересный характер совсем не обрабатывался. Популярностью он обязан опять-таки духовному лицу.

Габриель Тельес, более известный под именем Тирсо де Молина, монах и писатель, первый взял характер Дон Жуана для своей драмы «El burlador de Sevilla» («Севильский обольститель»). Одна из поездок, предпринятая им по делам братства, завела его в Севилью во францисканский монастырь, где ему пришлось услышать из первого источника предание о Дон Жуане Тенорио. Под сильным впечатлением Тирсо написал затем свою драму, которая появилась в печати около 1630 года. Впоследствии она не раз переделывалась и искажалась разными издателями, но и до сих пор не утратила своих свежести и силы.

Тирсо де Молина принадлежит к современникам Лопе де Вега и считается одним из талантливейших предшественников Кальдерона. Испанская драма эпохи Возрождения имеет много сходства с английской, но в то время, как английские предшественники Шекспира у нас в России пользуются уважением и популярностью, в то время как их изучают и переводят, — испанские драматурги едва известны по имени. Между тем многие из них заслуживают лучшей участи. Тот же Тирсо де Молина нисколько не уступает лучшим из предшественников Шекспира. Несмотря на то что нас отделяет от него целых три столетия, если мы преодолеем предубеждение и возьмемся за его драмы, то будем поражены, какое глубокое понимание жизни и людей, сколько художественности и сколько мыслей, имеющих отношение к вашему времени, кроется в старомодных пьесах Тирсо. Он не только был талантливым драматургом, но и чутким здравомыслящим критиком. Он упорно боролся против аристотелевских правил о трех единствах, провозглашал свободу поэзии и доказывал необходимость наблюдать жизнь во всех ее проявлениях. Конечно, монастырь отразился на его пьесах, но все же большинство из них так жизненны и с такой яркостью описывают страсти и земные влечения, что даже не верится, что они написаны монахом почтенного ордена de la Merced.

Драма «Севильский обольститель» открывается сценой Дон Жуана с его отцом. Отец недоволен поведением сына и в мягкой форме старается отклонить его от беспутной жизни, на что сын отвечает насмешками. Чтобы хоть на время лишить его возможности вести такой образ жизни, отец отправляет Дон Жуана в Неаполь к дяде, посланнику при неаполитанском дворе. Но это только придает разнообразие похождениям Жуана и увеличивает длинный ряд его побед, приобретающих после этого до некоторой степени интернациональный характер. Вскоре после прибытия в Неаполь Дон Жуан влюбляется в герцогиню Изабеллу, невесту Октавио. Ночью, переодетый в плащ Октавио, он пробирается в покои Изабеллы, но та узнает его по голосу, поднимает крик, на который прибегают король и Октавио. Разгневанный король приказывает отдать Жуана дяде с тем, чтобы примерно наказать его. Но Дон Жуан спасается от когтей правосудия и бежит в Испанию. Его сопровождает неразлучный спутник Каталинон; это смышленый, трусливый лукавец, всеми способами увертывающийся от рискованных поручений и читающий мораль своему господину, одним словом, это будущий Сганарель и Лепорелло.

Около берегов Испании корабль терпит крушение невдалеке от рыбачьей деревни. Обоих путников спасают, и Тисбея, один из грациознейших образов Тирсо, тут же влюбляется в Дон Жуана. Пока Дон Жуан находится без чувств, молодая рыбачка не спускает с него глаз и предается девичьим грезам о счастье в длинном красивом монологе. Впоследствии этот образ еще с большим талантом был обработан Байроном во второй и третьей песнях его поэмы под видом Гайде. Едва придя в себя, Жуан, забыв о благодарности, восхищается красотой девушки, говорит ей о своей любви, быстро ею овладевает и затем бежит в Севилью. Бедная девушка с отчаяния бросается в море, но ее спасают.

Встретившись с прежним товарищем по романическим похождениям, маркизом де ла Мота, Дон Жуан вспоминает с ним о разных любовницах и женщинах полусвета, которых когда-то знавал в Севилье. Мота хвастает перед ним любовью донны Анны, и Дон Жуан решает тут же отбить у него невесту. Случайно в руки Дон Жуана попадает письмо, которым она назначает свидание болтливому маркизу; он идет туда, встречается с командором, ранит его насмерть, и когда его хотят схватить, сваливает всю вину на Моту, которого одного застали перед домом убитого.

Действие быстро развертывается, безостановочно двигается вперед и десять раз меняет место, что одно уже доказывает, как мало обращал внимания Тирсо на аристотелевский закон. Наконец, следы преступлений Дон Жуана начинают открываться, и обманутые им жертвы решают действовать против него сообща. Сначала в Севилью приезжает Изабелла, и испанский король для восстановления ее чести предлагает Дон Жуану жениться на ней. Дон Жуан снова встречается с Изабеллой, снова влюбляется в нее и почти соглашается закончить бурную жизнь законным браком; но прежде чем идти в церковь венчаться, Дон Жуан отправляется в ту часовню, где похоронен Дон Гонзало. Накануне Гонзало был у него на пиру и взял с него слово, что Жуан в свою очередь придет к нему. Каталинон за ужином занимал командора и, трепеща всем телом, но не смея ослушаться приказания господина, задавал ему комические вопросы о том, как живется ему на том свете, ровная или гористая там местность, холодно ли там или жарко, есть ли корчмы, пьют ли вино, поют ли песни, и страшный гость на все отвечал лишь кивками головы. Итак, в назначенную ночь Жуан приходит в церковь, ощупью пробирается вперед, пока не наталкивается на статую, которая идет ему навстречу. Из-под могильного камня поднимается накрытый черной скатертью стол, черные пажи молчаливо прислуживают гостям, откуда-то издали доносятся печальные песни, вместо вина подаются уксус и желчь, вместо кушаний — ядовитые скорпионы. После ужина, до которого никто не дотрагивался, настала расплата. Каменный хозяин берет в свою каменную десницу руку Дон Жуана и вместе с ним отправляется в ад. Но Дон Жуан не из робкого десятка: в бешенстве он выхватывает шпагу, чтобы заколоть вторично командора, но поражает лишь воздух. Тогда он вдруг обращается к Богу, клянется, что честь донны Анны не запятнана, зовет духовника, но все поздно — земля разверзается и оба проваливаются в преисподнюю.

Пьеса этим, однако, не заканчивается. Следующая сцена происходит во дворце: к королю являются оскорбленные и погубленные жертвы Дон Жуана и требуют для него самой жестокой кары; но в это время является неожиданно Каталинон и рассказывает об ужасной гибели своего господина.

Тирсо де Молина как нельзя более удачно воспользовался смутными очертаниями рассказа о Дон Жуане. После его пьесы образ Дон Жуана встает ясным и цельным перед очами. Главные черты, подмеченные Тирсо: блеск и красота, смелость, доходящая до дерзости, чувство безнаказанности, вера в свою счастливую звезду, презрение к людям и ненасытная жажда наслаждений — сделали то, что герой народной легенды стал излюбленнейшим характером поэтов. Самый конец его — гибель в объятиях каменной статуи — как нельзя более соответствовал народному суеверию.

Вмешательство в людские дела каменных изваяний, в которые на время воплощался дух умершего или какое-нибудь божество, известны в самые отдаленные эпохи. Подобные рассказы можно найти еще у Плутарха; в жизнеописании Камилла статуя Фортуны ясно говорит «да» и высказывает свое согласие наклонением головы. В другом месте статуя Фортуны дважды одобряет римских женщин. В Средние века рассказывалось предание, будто Вергилием для охраны спокойствия Рима были воздвигнуты две статуи, сами собой звонившие во время опасности; рассказывалось также про статуи, бросавшие друг другу мячи в начале каждой недели; статуя Правды сама собой сжимала уста и не выпускала руки ложноприсягнувшего. Гастон Пари в своих римских легендах говорит, что статуям приписывались не одни только несложные поступки, но также и разные человеческие страсти. Взгляд этот зародился в то время, когда новообращенные христиане еще не совсем отрешились от язычества и втайне побаивались мщения богов.

В XII столетии рассказывалось, как один молодой человек, проходя мимо статуи Венеры, в шутку надел ей на память обручальное кольцо; когда же он захотел снять его, бронзовый палец с кольцом сам собой согнулся: Венера шутку приняла всерьез и отстаивала свои права на юношу даже перед своим супругом. Почти то же самое рассказывается и о женщине. Покинутая своим мужем женщина, идя ночью по площади мирно спавшего города, увидела статую какого-то бога в несколько легкомысленной позе; вспомнив о своем неверном муже, женщина поднялась по ступеням к изваянию и поцеловала его, но статуя вдруг оживилась, заключила ее в свои объятия и так продержала до утра, пока не пришел народ.

Когда христианское вероучение окончательно пересиливает язычество, вера в античных богов тускнеет. В преданиях о христианских образах слышится нота сострадания, кротости и любви. Начиная с этого времени, изваяния посвящают себя спасению других, и их вмешательства служат не ко злу, а к благу. Так, в мистерии Жана Боделя статуя святого Николая раскрывает тайное воровство. В другой старинной французской пьесе Мадонна сходит со своего места в церкви и преграждает путь монахине, которая хочет тайно уйти на любовное свидание; по другой же версии Мадонна каждый раз, когда монахиня уходит на свидания, становится на ее место, чтобы скрыть ее отсутствие.

Но мало-помалу эти чудеса со святых переходят на надгробные памятники и принимают более прозаический оттенок. В большинстве случаев в надгробные памятники на время переселяется личность умершего и мстит кому-нибудь из живущих за нанесенную ему на земле обиду. Тут уже мы имеем дело с самым грубым народным суеверием о возвращении умерших на землю. Суеверие это распространено у всех европейских народов. В Испании оживления надгробных памятников встречаются не только в народных легендах, но и в литературных произведениях. В комедии Лопе де Вега «Dineros son calidad» («Деньги — главное достоинство человека») молодой человек, испытав все средства к достижению богатства, отправляется к гробнице короля, для поддержания которого отец молодого человека истратил все свое состояние, и в порыве злобы хочет разрушить ее. Но вдруг сами собой зажигаются факелы, и из-под обломков мавзолея появляется статуя. Она зовет оскорбителя внутрь склепа, осыпает его укоризнами, но Октавио, герой пьесы, выхватывает меч и старается поразить статую; его меч, однако, так же как и меч Дон Жуана, рассекает лишь воздух.

Несмотря на всю порочность своей натуры, на ветреность и безграничный эгоизм, Дон Жуан до сих пор остается любимцем человечества. Почти три века тому назад его имя прозвучало впервые в пьесе благочестивого монаха и с тех пор не перестает действовать на умы и давно уже стало нарицательным. Никто уже не драпируется в «Гарольдов плащ», никто не хочет казаться ни Вертером, ни Печориным, но типические черты Дон Жуана, как и в былые дни, продолжают привлекать толпу. И даже чем больше человечество становится малокровным, бессильным и слабовольным, тем привлекательнее кажется ему далекий образ Дон Жуана, непобедимого, полного энергии и здоровья, полного веры в себя, безумно смелого и уж ни в каком случае не неврастеника. Арман Гайен замечает совершенно правильно, что нервный Дон Жуан быстро сошел бы со сцены. XIX век выдвинул длинный ряд Дон Жуанов, «его сыновей», «дочерей» и т. д. Народные сцены Германии и Италии, драмы и роман, скульптура и живопись не перестают изображать этого общего любимца.

Необыкновенная популярность не могла выпасть на долю обыкновенного сластолюбца, и оправдание его бессмертия имеет другие глубокие причины. Здесь не случайная удача крепко полюбившегося людям поэтического образа, но настойчивая и последовательная попытка или, вернее, ряд попыток объяснить одну из самых загадочных сторон человеческой натуры. Однородных с Дон Жуаном характеров история и поэзия могут привести длинный список. Все они друг с другом братья по крови, но Дон Жуан покрывает их всех своей репутацией. Однако все эти Гамильтоны, Ловеласы, Альмавивы и прочие «всесветные женихи», как называет Дон Жуана мольеровский Сганарель, неспособны подняться выше обыкновенной чувственности; Дон Жуан же, наоборот, из века в век изменяет свой характер и является чуть ли не идеалистом, бесплодно ищущим свой идеал.

В глубине Средних веков можно отыскать не один прообраз Дон Жуана. В народных пениях и фаблио, в духовной драме и в светском фарсе, там и сям встречаются отрывочные робкие намеки о распущенных, сластолюбивых рыцарях. Из таких развратников выделяется уже в XII столетии удалой Обри Бургундец. В XIII столетии Адам де ла Галль, талантливый трубадур, составил из народных песен грациозный водевиль, в котором в смешном виде выводятся развратник рыцарь и его неудачные похождения в деревне. Довольно популярно было также и предание о Роберте-Дьяволе, похождения которого мы расскажем позднее.

Теперь же обратимся снова к Дон Жуану, личность и характер которого обрабатывались всеми европейскими поэтами. Постепенное распространение популярности Дон Жуана и кочевание типа по Европе уже само по себе имеет большой интерес. Распространение это шло самыми затейливыми зигзагами: из Испании легенда о Дон Жуане перекинулась в Италию, поднялась к северу во Францию, переплыла Ла-Манш и проникла в Англию, пустила глубокие корни в Германии, забралась на далекий север — в Россию, Швецию и Данию.

Прошло каких-нибудь двадцать лет, а пьеса Тирсо де Молина не только обошла все испанские сцены, но уже стала известной в Италии. В Испании «Дон Жуан» вскоре стал излюбленной народной пьесой. Она в одно и то же время исполнялась в разных театрах, как пьеса правильно литературная и как commedia dell’arte. Для последних комедий составлялся только сценарий, а весь диалог актеры должны были придумывать самостоятельно. На этой новой почве пьеса сразу выиграла в одном отношении: исчезли ее наставительность, трагизм и удвоились веселость и оживление, которыми не только была проникнута роль слуги, но и роль самого Дон Жуана; забавнее и живее стали и второстепенные лица комедии, холодное презрение к людям сменилось бойкой шуткой, так что все вместе превратилось в смесь комических сцен с редкими мрачными промежутками для контраста.

В народных комических аранжировках Дон Жуана было много простора для всевозможных выдумок. В некоторых из этих пьес шутки и буффонады слуги были так многочисленны, что отодвигали самую роль Дон Жуана на второй план. Слуга, носивший в итальянских комедиях dell’arte имя Арлекина, буквально царил на сцене; он острит и гримасничает по поводу всевозможных событий: убивают командора, Арлекин мечется по сцене и обещает десять тысяч червонцев тому, кто найдет убийцу; во время крушения на море, устав бороться с волнами, Арлекин кричит: «Не нужно больше воды, слишком много воды, дайте лучше вина!» В последнем действии он читает Дон Жуану мораль, подражая его отцу, и рассказывает ему басню о двух ослах, из которых один был нагружен солью, а другой — губками. Дон Жуан прикидывается покаявшимся, падает перед ним на колени, а затем вскакивает и бьет его. Арлекин ведет список жертв Дон Жуана, развертывает его в виде ленты перед глазами зрителя, объясняет и острит по этому поводу.

Как известно, итальянские актеры странствовали по белу свету, заходили и в Испанию, и во Францию. Особенно прочно основывались они в Париже; многие из итальянских комиков составили себе славу в Париже и оставались там всю жизнь. Ими же впервые была занесена и пьеса «Дон Жуан», которая настолько понравилась публике, что французские актеры захотели иметь своего «Дон Жуана», и Мольер в угоду им обработал сюжет наново.

Гениальный драматург воспользовался для своей пьесы итальянской обработкой Чиканьини, где очень удачно была обрисована комическая личность слуги. 15 февраля 1675 года мольеровский «Дон Жуан» был впервые поставлен на сцене. Однако публике пьеса не понравилась, во-первых, потому, что была написана в прозе, а во-вторых, тем, что автор, как и в «Тартюфе», задел ханжей, которые в то время давали тон обществу. Публика и критика с такой яростью обрушились на пьесу Мольера, что автор уже при втором представлении счел благоразумным сделать в пьесе разные урезки и даже выкинуть целые сцены. Зато в настоящее время «Дон Жуан» считается одной из лучших пьес Мольера и почитается первой романтической драмой в Европе. Перемена взгляда зависит, конечно, не от того, что за это время произошло какое-нибудь значительное изменение в нравственных принципах человечества, а от того, что к Дон Жуанам и их похождениям на сцене мы в настоящее время относимся благодушнее, хотя редко прощаем Дон Жуанов в жизни.

Мольер совершенно отрешился от легенды, которой так строго придерживался Тельес. Драма благочестивого монаха передает лишь содержание легенды. Ее герой — нечестивец и великий грешник, сознающий в конце все свои злодеяния, и, как верующий католик, хочет покаяться перед смертью. Французский же Дон Жуан — веселый, беспечный атеист, насмехающийся над небом и адом. Кроме того, Мольером впервые была нарушена национальность героя: его Дон Жуан — настоящий французский маркиз, остроумный, изящный, без малейшего оттенка мрачности. Даже само действие перенесено из Испании в Сицилию.

Что касается донжуановского Сганареля, то его веселость не уступает веселости лучших итальянских актеров; он прямой потомок Санчо Пансы, трусливый, лукавый и эгоистичный. После гибели своего господина Сганарель главным образом жалеет, что ему не удалось извлечь никакой пользы из этого события. «Вот смерть, удовлетворяющая все и всех, — комически важно говорит Сганарель в конце пьесы. — Оскорбленное небо, поруганные законы, обольщенные девушки, обольщенные семьи, опозоренные родители, развращенные жены, осмеянные мужья — все должны быть довольны. Только мне, несчастному, после стольких лет службы ничего не перепало, кроме одного утешения: собственными глазами увидеть, какая страшная кара постигла моего господина за безбожие».

Мы не станем перечислять и разбирать остальные многочисленные литературные обработки легенды о Дон Жуане, достаточно будет, если мы скажем, что испанскому гидальго выпала на долю завидная участь, свойственная немногим избранникам. Несмотря на всю несложность первоначального рассказа о севильском обольстителе, он не переставал волновать человечество и могущественно возбуждать художественное творчество. От монастырской драмы и народных арлекинад до комедии Мольера, оперы Моцарта, поэмы Байрона и меланхолической исповеди Ленау развитие легенды о Дон Жуане отразило на себе все стадии изменений, происшедших в народном сознании.

В то время как легенда о Фаусте одной своей могучей идеей протеста настраивала возвышенно воображение, грешный и земной Дон Жуан, казалось, вряд ли кого мог прельстить и дождаться просветления и идеализации. Но не знавший неудач в любви Дон Жуан и здесь достиг своей цели. Сначала его бичует монах в своей уединенной келье, обличает и громит его греховность и эгоизм; затем в последующих произведениях нравственные качества Дон Жуана, сначала казавшиеся второстепенными, по мере изучения его характера выдвигаются на первый план, и из первобытного образа жреца чувственности перед вами вырисовывается смелый рыцарь, обладающий недюжинным умом, всепобеждающим красноречием, ловкий, изящный гидальго, протестующий против католического аскетизма. Еще позже он воплощает социальный протест, мечтает о лучшем общественном строе и гибнет как вольнодумец и атеист. В основе его характера все же еще остается главная цель личного самоуслаждения.

Наконец, в позднейших произведениях Дон Жуан раскрывается перед нами весь со всеми своими великими качествами и ошибками. Мы видим в нем идеалиста, беспокойно, неустанно гоняющегося за призрачным идеалом, сменяющего одну женщину на другую, и не обвиняем, потому что видим его нравственные страдания и искренность. Он расстается с любимыми женщинами с болью в сердце, неудовлетворенный, и мы понимаем, что не его вина, если никто не сумел заронить ему в душу истинное чувство. И вот, наконец, наступает развязка: Дон Жуан гибнет ввиду обетованной земли или уходит в монастырь, где в одиночестве отдается своим невеселым думам. И вместо омерзения читатель испытывает чувства сострадания и жалости к этому ненасытному сластолюбцу.

Так, у Пушкина Дон Жуан в последнюю минуту гибели вспоминает донну Анну, идеал, встреченный им после долгой бурной жизни, а у Алексея Толстого герой преклоняется перед зовом умирающей донны Анны, духовно возрождается и кончает свою жизнь в тихой монастырской обители.

Загрузка...