Легенды о мастере Тычке

***

Иные мастера бывают не лучше той тетки Матрены, которая говаривала своему мужу:

— Хоть бы ты украл где пшеничной мучицы на колобы!

А муж отвечал:

— Дура, ведь все знают, что у нас пшеничной-то нет.

— Ничего, — успокаивала его тетка Матрена, — я так испеку, что ото ржаной не отличат.

А хуже того бывает, когда мастер сажает в печь хлебы, как пышки, а оттуда вынимает их, как для горшков крышки, да еще начинает доказывать, что он с самого изначала так измышлял свое творение сделать.

Мастер Тычка никогда не защищал своих творений. Каждое его творение защищало само себя. И этим он всегда удивлял людей, как удивляют те крестьяне, которые даже в недородные годы со своих полей снимают хорошие хлеба. Недаром его царь Петр полюбил с первой встречи и до самой смерти не забывал великого тульского мастера. Много раз Тычку вызывал в Питер по разным работным делам. Петр с большой отрадой относился к людям дальнего и хитрого ума и очень недолюбливал тех, кто горазд был много спать, на работе сапоги ломать и свои чулки грязью марать. Да Петр и сам, как все работные простолюдины на Руси, вставал рано. В четыре часа уже был на ногах, а в шесть — начинал прием нужных ему чиновников. Ежели кому предстояло идти к царю на прием, то он не спал всю ночь. А далее, как сказывают люди слуга складывал для царя в сумку пищу: хлеб, кусок холодной говядины — и вместе с ним шел осматривать новостройки. Петр всю свою жизнь занимался стройками, даже самые незаметные ручейки хотел заставить работать на заводы — на пользу людей. И так он широко развил свои помыслы, что до конца жизни ему так и не удалось посмотреть на все свои стройки. А в то время, когда еще Петр владел бодростью и в нем кипела сила, где бы его ни заставал обеденный час — там и обедал. Таков был Петр. По слухам, дошедшим до нас, в личной жизни он был тоже скромным. И не только скромным, а даже жадноватым. Говорят, что его жена Екатерина не всегда решалась обращаться к нему с устной просьбой, когда ей, как царице, на свои нужды требовались какие-то средства. Однажды она в письменной форме обратилась к Петру, прося его о том, чтобы ее любимой фрейлине бесплатно выдавали из дворцовых припасов чай и сахар. Царь Петр, разбрызгав чернила, наложил резолюцию: "Она чая не знает, сахара не ведает и приучать не надобно". Но если речь заходила о престиже России, он не жалел ни себя, ни других, ни денег.

Как известно, Петру хотелось новую столицу России построить так хорошо и красиво, чтобы она была самой лучшей столицей на земле. Для ее строительства он согнал чуть ли не всех знаменитых мастеров со всего русского государства. Но этого ему показалось мало. По его указу было привезено морем из Италии, Англии, Голландии и, наверное, из других государств много статуй, готовых колонн, из Венеции доставили даже целую беседку из алебастра и мрамора. Петру хотелось со сказочной быстротой воздвигнуть город на краю русской земли, глядевший на запад.

И вот, когда на стыке полноводной реки Невы и безымянного ерика, названного потом рекою Фонтанкой, к небу поднялись высокие дома, в украшении и отделке которых принимал участие и мастер Тычка, вдруг Петр получил от своего посланника в Риме письмо примерно такого толка: "Милостивый государь! Прошу принять мое письмо с горячен душой, но не спокойной. Я не хочу указывать тебе, но знай, что покой пьет только воду, а беспокойство мед. Я не всегда был счастлив, но вдруг мне привалило такое счастье и высказать все сразу не сумею. По редкой случайности мне удалось приобрести несравненной красоты статую мраморовую Венуса — богини любви Венеры, очень старинной работы, для украшения нашей столицы. Как мог хоронился от известного охотника, но он у меня отнял.

Теперь я как разбитый лежу в постели..."

А этим охотником был не кто иной, как папа римский — Климент XI. И далее, в последних строках, посланник грозился, что если Петр ему не поможет вернуть богиню любви, то он умрет от горя.

Насколько достоверно дошли до меня слова этого посланника, сказать не могу. Может быть, этот доподлинный случай жизни того времени уже превратился в сказ, а может быть, кто-то сделал ошибку или прибавил чего, но в сказах ошибки в фальшь не ставятся. А потому, позволите мне свое повествование со спокойной душой продолжать дальше.

Вслед за этим письмом, как ни странно покажется вам. хочу поведать историю одной святой дамы, которая потом при соперничестве за овладение мраморовой Венерой нежданно для Петра I стала козырной картой, а для папы римского печальным уроком.

Итак, когда-то в Швеции жила женщина по имени Бригитта. Родила она восьмерых детей. Славиться бы ей да славиться своими сыновьями и вновь среди них расцвести по-иному. Но этот жизненный мир ей показался слишком обыкновенным, и выбрала она иной. Вступила во францисканский монашеский орден, перебралась в Рим, где прославилась своей аскетической жизнью и духовными мистическими сочинениями, которые она писала до самой кончины. После смерти Ватикан эту женщину причислил к лику святых. В ее честь у города Ревеля построили монастырь, и иэ Рима останки Бригитты перевезли туда. Когда Петр I у шведов отбил Ревель, то мощи этой канонизированной дамы оказались на завоеванной русскими солдатами стороне. Тогда по многим городам Руси среди православных ходила молва, что наши солдаты взяли у шведов не только сам город Ревель, а даже мощи ихней пресвятой девы. Солдаты вскоре позабыли об этих мощах, царь Петр с самого начала и думу думать о них не хотел. Да, может быть, и все позабыли об этом. Но лет через семь после того в окрестностях Рима рабочие, роя котлован для фундамента жилого дома, вдруг наткнулись на мраморную статую изумительной красоты. Ею оказалась языческая богиня любви Венера. Посланник Петра I, понимающий толк в произведениях искусства, не раздумывая, тут же купил эту статую и увез в свой посольский дом, чтобы немедля ее отправить в Петербург. Когда папа римский узнал об этом, то так разгневался, что в тот момент, если он мог, то, наверное бы, от злости разорвал небо на клочки. Папа тут же вызвал губернатора города и приказал немедля изъять статую у русского посланника и поставить ее в открытом месте Капитолийского сада — папского музея древней скульптуры. Тогда-то посланник и написал то самое горькое письмо Петру I. Петр, зная хорошо посланника и то, что он пустяшных писем не будет писать, не хуже папы римского разволновался, немедля созвал совет в одном из залов новопостроенного казенного дома, в коем отделочники еще доделывали свои самые тончайшие работы, которых, войдя в этот зал, сразу можно и не узреть.

Посреди зала стоял единственный стол со множеством стульев да возле одной из торцовых стен — музыкальный ящик, высотою почти в два человеческих роста, на котором возвышался громаднейший белый ангел, сделанный из обыкновенного дерева, но покрытый очень хорошей краской. Кто-то из наших мастеров из любопытства уже успел от пальца его ноги и задних булок отколупнуть краску, полагая, что это останется незамеченным. Русские люди везде, до самой своей кончины остаются детьми. Покуда они на зуб не попробуют твердость железа или то, что от них закрыто, не откроют, до тех пор не успокоятся. Ангел пока стоял в бездействии. А по замыслу он должен под музыкальный звон трепетать перьями, воткнутыми в деревянные крылья. Это и создавало бы такое впечатление, будто звучание музыки исходило не из ящика, а от перьев. Но, видимо, механическую душу ангела сотрясли во время перевозки на корабле или тут, на берегу, и теперь никто не знал, что нужно было с ангелом делать. Немец, привезший его, вместо инструкций оставил в Петербурге только несколько слов: "Он внизу зад должен играйт и вверху зад должен играйт". С тем и уехал.

Петр не любил безделушек. Несколько раз он пытался вынести ангела из этого дома, который должен стать его приемной, но его отговаривали, доказывая, что, во-первых, ангел был подарен от души, а во-вторых, надо послушать, под какую музыку он будет махать крыльями.

Пришедшие на совет сначала щупали стены — высохли ли? — а затем, оставляя следы на паркете, подходили к ангелу и восклицали:

— Ба! Как живой, только что не говорит.

Петр, косо поглядывая то на ангела, то на своих приближенных, наконец, со злостью сказал:

— Как же он может заговорить, ежели у него во рту даже разреза нет.

— Ну, мало ли чего на свете не бывает, а может быть, он и заговорит, — кто-то ответил ему.

Петр посоветовал лучше внимательно смотреть на того, кто будет говорить о насущных делах, а не на безмолвного ангела. Посадил всех за стол и начал читать письмо русского посланника в Риме. И когда прочитал, задал всем вопрос:

— Так что будем делать?

Все молчали.

Действительно, что было делать?

Что можно было отдать папе римскому взамен статуи? Деньги? Ему они не нужны. Он их собирает почти со всего света. Медь? Россия сама вынуждена колокола переливать на пушки. Пеньку? Дерево? Воск? Папа римский не будет мараться торговыми делами.

— Так что же мы можем дать взамен мраморовой богини? — снова спросил Петр.

— Не знаем, — был дан ему ответ.

— А кто же знает?

— Бог знает.

— А может быть, еще кого-нибудь позовем на совет? — оглядывая всех, с укором сказал Петр.

Все молчали.

Окружение Петра было очень пестрое: иностранцы разных мастей; худородные россияне, выбившись из курных изб в знатные благодаря своим талантам после указа Петра, в котором говорилось: "Отныне знатность по годности считать"; и люди из богатых родовитых семей, у которых сходились замыслы с далекими замыслами Петра. Некоторые из них служили Петру по нужде, как они сами говорили: "Пока деваться некуда". Держались высокомерно и в присутствии худородных старались показать себя на равных с царем, И вот один из таких на упрек царя ответил:

— Но не звать же на совет, допустим, вот этих мужиков в самотканых портках? — и указал на окно, за которым с лопатами и кирками сновали работные люди.

— А почему бы и нет, — ответил ему Петр.

У Петра был такой характер: при деловых разговорах он не мог терпеть не только громкого смеха, а даже и улыбок, считал, что для этого есть другое время. Но все же некоторые улыбнулись. И тут...

Действительно, каких только на свете чудес не бывает... К изумлению присутствующих, вдруг из-под ног белого ангела, с шипением часовых шестеренок, зазвучала церковная музыка. На деревянных крыльях ангела затрепетали приставные перья. От неожиданности все встали и, пока не смолкла музыка, стояли, как на иголках. А когда она смолкла, показалось советникам, что ангел глубоко вздохнул и тихо прошептал: "Ах, матушка-рожь, за что кормишь дураков". Тут у советников ножки, как лучинки, хрустнули, и все они как один от страха шлепнулись на стулья, даже не почувствовали, на какую часть тела упали. Некоторым не помогла устоять и бутылочная храбрость. Говорят, среди советников имел честь присутствовать адмирал, бывший морской бродяга, повидавший на своем веку таких ужасов, каких не сравнить и с котлами с горящей смолой в преисподней, и тот изрядно струхнул. А потом ангел, не имеющий во рту даже разреза, кашлянул, словно в кулак, и громко вымолвил:

— Знатные люди Руси и ее новой столицы! Стоит ли вам так долго ломать головы? Премудрость одна, а мудростей много и каждая имеет свою ловкость. Я не пророк Наум, но вас наставлю на ум. Отдайте за мраморного Венуса римскому папе то, из чего нельзя сделать ни шила и ни мыла. И вы будете довольны, и от вашего подношения папа не откажется.

В зале стояла такая тишина, что было слышно, как на другом берегу Невы мухи летали. Один из советников, наконец, набрался смелости и спросил:

— А что именно отдать-то?

Тут на две стороны распахнулись дверцы музыкального ящика, оттуда вышел мужик в самотканых портках и сказал:

— То, что не надо для России.

Это был мастер Тычка.

Но его никто из советников не понял. А Петр понял. Он, как и в первый раз в Туле, подошел к самопальному мастеру, обнял его и воскликнул:

— Чадо моего отечества, спасибо тебе за совет. И смешно и мудро.

Если захочешь еще что-то сказать, говори всегда мне прямо. Ты более чем достоин быть ангелом. Если бы у меня была такая сила, чтобы вознести тебя ввысь, я бы не сделал этого. Ты мне нужен на земле. И не только мне, но и всей Руси. Она на таких людях вечно должна держаться.

В этот же день Петр дал указание своим доверенным лицам направиться в Рим.

Весть о желании русских посланников посетить Ватикан папа Климент XI воспринял с большим любопытством и назначил им свидание между двумя воскресными днями в середу. Принял их осторожно, с тихой ласковостью. Ну, конечно, для начала пошел такой разговор, что осемнадцать это есть не что иное как без двух двадцать, а по латыни два алтына все равно, что по-русски шесть копеек. Чужой человек, как соборный колокол, всегда незнамые вести приносит, его готовы послушать даже те, которые давно лежат на погосте. А папе римскому уж тем более, да еще русских людей. Нет-нет кому-нибудь из речующнх, как девка, тишком на ногу ступает, ума-разума пытает, чтобы потом на коленки поставить, а сам все ведет разговор, что и горою в лес, и под горою в лес, и лесом в лес, да все тот же блин подносит, только на другом блюде. А наши, как известно, все Ивановичи Ивановы дети, терпеливы только до задора. А как придет задор, они ахнут шапкой оземь и скажут: "Ах, была не была! Либо добыть, либо назад не быть. Где одна вода лед проложит, там другая снесет. Смелому горох хлебать, а несмелому и щей не видать". Так наши русские посланники и поступили. Сначала они мяли, мяли свою мятку, а потом ее комом и бросили: мол, так и так, премилейший папа римский, ты там как хочешь живи, а нам богиню любви отдай. Она нам очень нужна.

Когда папа римский услышал это, он даже от смеха закачался в своем кресле. Папа смеялся молча, по-кошачьи, видя под своею лапою мышонка, который еще на что-то надеется. Но наши посланники тоже видели мир не только из своего окошка. Слышали, как где дубравы шумят, и по лисьим следам не раз хаживали.

— Больше ничего не говорил ваш государь? — спросил папа, продолжая еще смеяться нутром.

— Говорил, — отвечали ему.

— И что же?

— Кому весело в среду, тому может быть грустно в четверг.

— Тогда приходите в четверг.

А в четверг, уже не скрывая своей улыбки, папа римский снова спросил у русских посланников:

— Не просил ли ваш государь еще чего-нибудь, кроме Венеры?

— Нет, — ответствовали ему, — он только просил, чтобы вы поменяли Венеру на мощи святой Бригитты.

У папы римского от этих слов сразу лицо вытянулось почти по шестую пуговицу. Глядит на русских посланников, будто глотком подавился. И так побелел, что стал похожим на мраморную статую.

Кто-то из русских посланников тихо сказал:

— Вот и все дела.

Папа Климент XI был обезоружен. Не отдать статую — это значило бы публично предпочесть языческую богиню любви мощам святой Бригитты, столь чтимой в кругах набожных католиков.

В Рим доставили останки Бригитты, а в Питер увезли Венеру. И поныне она находится там.

Вот и сказка вся. Больше сказывать нельзя. Добрый конец — всему делу венец.