***


Мастер Тычка даже для повседневной людской обыденности никогда не брался делать чего-либо зря, да еще из мыльного пузыря. Он делал только то, что ему приходилось по душе. Его изделия были всегда ясными и понятными и до восторга красивыми. Их повсюду принимали как за чудо русского искусства. Но со своими работами он никогда не выпячивался, как некоторые другие. Наоборот, старался всегда выставлять впереди себя своих учеников, которых умел так мягко направлять к тому неповторимому совершенству тульского мастерства для создания нового чуда в русском искусстве. Когда его ученикам приходило время для пробы собственных сил, они сразу не могли поверить, что то чудо, которое мог совершить их учитель, сотворили они.

Мастер Тычка очень любил смелых людей, не только в творчестве, но и в жизни. Их честь он не позволял осквернять никому, когда они даже были в могиле. По этому поводу мне хотелось рассказать одну удивительную историю, услышанную мною за тем столом, где в обыденные дни мои родители просто ели, по праздникам весело пели и где каждый вечер под влиянием своих невероятных рассказов они умели нас, малышей, уводить в сказочный мир своего ремесла. И мы каждый вечер перед сном дедовскими «волшебными» инструментами, подобно мастеру Тычке, под одобрительные возгласы взрослых пробовали оживить железо. Но... как говорили эти же взрослые, «даже лошадь плуг может с места сдвинуть не вдруг», и мы засыпали всегда с надеждой, что если не сегодня, так завтра обязательно услышим, как железо задышит. А потом и сами не замечали, как постигали тайны высокого мастерства, и ремесло на всю жизнь входило нам в душу. А потом, когда родителей спрашивали:

— Где так ловко и красиво научились мастерить ваши дети?

— Да кто их учил? И откуда у нас такие средства, чтобы учить их? Так, кое-чему только научились наглядом, - с наивным видом отвечали наши родители. Хотя за нашими руками следили самые знаменитейшие мастера нашего города. Да и взрослые, как и дети, жили под влиянием всяких невероятных рассказов и историй, считая, что каждый порядочный мастер должен быть сказочником и в любом возрасте не должен терять ощущения детства, чтобы сохранить непосредственность в своих творениях.

Тульские мастеровые чем отличались от других, они слов но жили не для себя, а для памяти людей. Они жили с постоянной надеждой сделать то, что еще никто не делал и никогда не сумеет сделать. Поэтому работали много, зная, что без большого труда себя выразить нельзя.

Днем они делали казенные вещи, к которым относились очень строго. Если из штыковой улицы штык передавался на Ствольную, то он точно должен приставляться к стволу. Но не дай бог, если одна ружейная деталь не совпадала с другой, то позор падал не только на того человека, который сделал брак, но и на всю улицу. Поэтому, пока не сдавались приемщикам готовые дневные работы, мастеровые не приступали к вечерним. Вечером они работали для души. Делали то, кому что хотелось. По ним и судили о способностях каждого человека. Сидя за вечерней работой, каждый мастеровой знал, что он сейчас не просто работает, а пишет свою поэтическую биографию, и к ней он относился очень осторожно, тем более только что начатой. А надо сказать, что тульские мастеровые за новые работы никогда не садились просто так. Прежде чем садиться, они сначала мирились с теми, с которыми ругались, рассчитывались с долгами, кому были должны. И обязательно ходили в баню смывать прежние грехи. Последнее, что они делали, - выходили на природу, как бы набираться новых сил для новой работы.

Говорят, в Кузнецкой слободе в каждые четыре года проводилась выставка работ тульских мастеров. Она была необыкновенна тем, что ее участниками и зрителями были только одни мастеровые, больше туда никого не пускали.и там мастеровые сами устанавливали до следующего состязания в Кузнецкой слободе лучшего мастера Тулы. Их решение являлось для всех законом, и никто его не мог оспорить. К этой выставке некоторые готовились не только по четыре года, но и по восемь и по двенадцать лет. Вот какой значительной ее считали наши мастеровые люди.

У мастера Тычки в одно время учились три парня, они обладали такой невероятной способностью, что могли передавать любому металлу и свое волнение, и боль, и радость. Мастеру Тычке так нравились их изделия, говорят, он просто не мог наглядеться на них. и удивительно для всех было то, что эти парни поодиночке не могли работать, а только, как говаривали они сами, - кучно. Их изделия даже в обыденное, внеконкурсное время для многих знатных мастеров составляли большую конкуренцию, и многие побаивались их участия на состязании в Кузнецкой слободе. Но запретить им тоже никто не мог. И вот перед началом одной из очередных выставок они принесли заявку для показа, не на изделия, как принято здесь называть работы мастеровых людей, а монумент, да еще под символом «Вечный огонь», о котором тогда не имели представления. Но среди одной ночи, когда эти парни уже заканчивали свою работу над незнаемым еще людьми монументом, тот дом, в котором они работали, вдруг вспыхнул, словно факел. Оттуда даже никто не мог и выскочить. Когда прибежал мастер Тычка, живший от этого места недалече, то дом уже пылал вовсю. Несмотря на это, он бросился туда, откуда через несколько минут вынес обгорелую вазу. И вдруг кто-то из толпы, стоящей у огня, разочарованно воскликнул:

— И это всего-то, что у них там было?

— Нет, - сказал мастер Тычка, — это не все.

И в день открытия выставки он принес ту же обгорелую вазу, но в этой вазе пылал несказанного цвета огонь, собранный из каких-то прозрачных пылинок. При колыхании человека от своего дыхания, казалось, этот огонь мерцал. А из середины пламени проглядывались фигуры тех трех парней, работающих за одним верстаком над этим монументом.

Мастер Тычка умел ощущать и радость, и боль других людей и удивляться добрым и оставаться всегда самим собой.



Загрузка...