Лощина Язычников. Книга Блэквелл

Глава 11

Фэллон

В течение нескольких часов я мерила шагами свою спальню, пока холодный ночной ветерок играл на моих щеках, что успокаивало мои и без того напряженные нервы. Я присела на край кровати, поговорила с Каспером, вытащила журнал из сумки, попыталась почитать, но ничто не могло успокоить мой беспокойный разум. Через несколько часов солнце взойдет без малейшего признака Джулиана.

Каспер растянулся в ногах кровати и наблюдал, как я расхаживаю по дощатому полу, скрипящему под моими босыми ногами. Один зеленый глаз и один голубой глаз по-прежнему следили за каждым моим движением, пока Каспер внимательно прислушивался, подергивая ушами к моему голосу.

— Это было по-настоящему, — сказала я со вздохом, затем села рядом с ним и запустила пальцы в его мягкую белую гриву. — Всё было бы проще, если б это был сон.

Каспер мяукнул, так мужественно, как только может мяукать кот, затем выгнул спину, прижимаясь к моей ладони.

— Нет, не было бы, — сказал голос, и моя голова повернулась на звук.

За тонкой завесой легких тканых занавесок Джулиан стоял на моем балконе, подальше от перил, глядя на океан. Хотя лунный свет освещал его, он не отбрасывал тени.

— Ты видела, как я убил всех этих птиц, и ты все равно вернулась в лес, чтобы найти меня.

Он повернулся, и сквозь ночные тени его холодные серебристые глаза атаковали меня. — Я же сказал тебе — чокнутая.

Выброс адреналина заставил мои мышцы дернуться под кожей, и Каспер спрыгнул с моей кровати на свое любимое место над шкафом. У меня пересохло в горле, когда он подошел ближе, и бурное желание охватило меня до кончиков пальцев ног.

Я прочистила горло.

— Я должна была убедиться, что то, что произошло, было реальным.

Джулиан стоял надо мной — ночное небо сквозь открытые французские двери за его спиной — и мои ладони начали потеть от того, что я вцепилась в край матраса, на котором сидела.

— Ты кому-нибудь рассказывала о том, что видела? Что я сделал?

Видны были только его глаза, две серебристые прорези над линией маски.

— Нет, я бы не стала, — отрезала я, и мои плечи опустились в знак поражения. — Но что же произошло прошлой ночью между нами? И почему ты убил этих птиц?

У меня было так много вопросов.

В комнате снова воцарилась тишина. Я начала терять терпение, но как только мой рот открылся, чтобы заговорить, Джулиан скрестил руки на груди, глядя на меня сверху вниз своими впалыми глазами, которые отливали серебром на фоне густых черных ресниц.

— Я сорвался, — сказал он решительно, вспоминая, как его взгляд оставался отстраненным. — Неважно, сколько я…

его слова оборвались на этом, и он покачал головой, — … их прилетает больше, они преследуют меня. Это не прекращается. Становится только хуже.

— Вороны, они что, своего рода предзнаменование смерти? — спросила я, вспомнив сказки Мариетты о воронах, черных жуках и белых мотыльках, предвестниках смерти. Джулиан опустил голову в мрачном кивке. Всплыл еще один вопрос, и у меня заныло в груди от одной мысли об этом, и я не могла понять почему. Я прикусила нижнюю губу зубами, но слова все равно вырвались, несмотря на мою борьбу. Я должна была знать.

— Ты умрешь?

Брови Джулиана сошлись вместе.

— Ты увидела, как я убиваю птиц из-за предзнаменования смерти, и ты спрашиваешь, не я ли умру?

Мои щеки вспыхнули, мне было стыдно за свою заботу о нем. Затем его слова поразили меня, и я почувствовала, как моя разгоряченная плоть превратилась в белый холод, как будто кровь отхлынула от моих ног. Я попыталась подавить тревожную панику.

— Это Бенни? Я?

— Когда-нибудь, да. Мы все медленно умираем.

Он был резок, быстрый удар в живот. Он провел рукой по своим черным волосам, вероятно, заметив ужас на моем лице.

— Я не знаю, для кого это, — наконец признался Джулиан, затем оглянулся через плечо и заерзал на месте, прежде чем снова перевести взгляд на меня:

— Это не имеет значения, это не причина, по которой я согласился прийти.

— Тогда зачем ты пришел?

Я обратила внимание на то, как Джулиан не торопился с ответом. Как будто я могла видеть слова, быстро мелькающие в щелях его осторожного разума через его глаза.

— Я не любитель делать предположения, пока ни в чем не буду уверен. Я точно так же отношусь к людям. Но, судя по твоим незваным визитам в последнее время, я вижу, что ты из тех, кто не остановится, пока не получит ответы на все вопросы, а в Воющей Лощине ответов нет. Реальность здесь изгибается. То же самое и со временем. В некоторые дни трудно отличить, что реально, а что нет. Этот город может свести тебя с ума, чем усерднее ты пытаешься в нем разобраться. Так что не надо. Ты должна держаться подальше от леса. Ты должна держаться от меня подальше.

— А если я не хочу?

Если я не смогу теперь?

Стальная буря вспыхнула в его напряженных глазах.

— Разве ты не видела достаточно? Я — тьма, проклятый незнакомец, о котором они все тебя предупреждали, — издевался он, его грудь тяжело поднималась и опускалась, и он хлопнул ладонью по груди. — Я мог бы убить тебя. Я должен был убить тебя, — сказал он с битвой в глазах. — Это то, кто я есть.

— Я не знаю, что именно произошло прошлой ночью, но что бы ни случилось, это не твоя вина…

Я начала говорить, и он опустил голову, качая ею, как будто отказывался это слышать.

— Я видела тебя. Ты был напуган, и это было почти как…

Джулиан вздернул подбородок и посмотрел на меня уголком глаза.

— Например, что?

У меня пересохло во рту.

— Я не знаю, как будто ты нуждался во мне…

Слова звучали странно вне моей головы.

— И что-то подсказывает мне, что ты никогда бы намеренно не причинил боль мне или кому-либо еще, и, возможно, я смогу помочь.

Я остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Я не вижу тебя таким же, как они, Джулиан. Я не боюсь, как все остальные.

— Не будь глупой. Ты чего-то боишься, и этого достаточно.

Джулиан поднял брови.

— У тебя есть какие-нибудь идеи, что я могу сделать? — спросил он, и я сжала челюсти. — Всякий раз, когда ты видишь мое лицо целиком, все, что ты сможешь увидеть, — это свои страхи. И когда ты посмотрела на меня прошлой ночью, я был там с тобой в том темном месте, которого ты так боишься. Я почувствовал твой ужас. Я слышал твои крики. Я почувствовал это в своем собственном горле! Что бы ни произошло между нами в лесу, — он наклонился, посмотрел мне в глаза, взяв мою голову в ладони, — Что бы это ни было, оно вырвалось, как только ты посмотрела на меня. Ты должна была умереть.

Кислород застыл в моих легких, и мое сердце забилось так, как будто все звезды умерли и пронеслись по небу моей груди.

В глазах Джулиана мелькнуло осознание того, насколько мы были близки, и он убрал руки и провел одной по волосам, схватившись за затылок.

Все, что Фэйбл и Мандэй рассказали мне о полых язычниках, было правдой. Они были прокляты, и я была свидетелем этого. Я взглянула на его лицо и была отброшена назад в колодец моего детства.

Реальность всего этого пробежала у меня по спине.

— Как я добралась домой? Я не помню, как после этого пошла домой.

— Ты потеряла сознание, и я привез тебя домой.

Джулиан тяжело вздохнул и наклонил голову.

— Я вижу разницу, и твой страх больше походил на воспоминание. Как ты оказалась в том месте? Так вот почему ты боишься темноты?

Мои брови сошлись вместе.

— Темноты?

В моих словах был непреднамеренный укус, и я не хотела, чтобы это так прозвучало. Я покачала головой.

— Я боюсь не темноты.

— Тогда в чем же дело?

— Разве это имеет значение?

— Да, — отрезал он.

— Почему?

Джулиан сел рядом со мной на край матраса, опустил локти на колени и втянул голову в плечи. Тяжелый выдох покинул его, когда я задержала свой, ожидая ответа.

Когда он поднял голову, его взгляд скользнул к моему из уголков его глаз.

— Ты единственный человек, который смотрел мне в лицо, которого я не убил. Ты выжила, и это не имеет смысла. Никто раньше не выживал.

По какой-то причине я доверяла незнакомцу в моей комнате, который обладал силой вернуть меня к моим страхам. У меня не было причин доверять ему, но я доверяла. Если все это было правдой, то Джулиан пережил ту ужасную ночь, когда я была ребенком, вместе со мной менее двадцати четырех часов назад, и он был единственным, кто мог это понять.

Мы были каким-то образом связаны.

Все мое тело переместилось на матрасе, чтобы повернуться к нему лицом.

— Заключение, — выпалила я, мои пальцы ерзали на коленях.

Я никогда никому раньше не рассказывала, и мне показалось, что с моего признания сняли тяжкое бремя. — Маленькие места, стены, заточение, у меня отняли свободу… Я оказалась в ловушке. Все это. Если я не смогу сбежать…

Я не могла закончить предложение. Я не могла больше думать об этом, поэтому позволила этому затихнуть, и это было так, как если бы мир замолчал после моего заявления. Даже холодный ветер, дувший внутрь, казалось, успокоился.

Джулиан тоже повернулся, уделяя мне все свое внимание.

— Расскажи мне, что случилось.

И его рука скользнула по моему обнаженному бедру. Это казалось таким новым и знакомым одновременно, и дрожь пробежала по моему позвоночнику. Он был здесь, заставляя покалывать места, к которым никто никогда не прикасался, глядя на меня с яростной нежностью. Он был здесь, заставляя меня чувствовать то, чего я никогда раньше не чувствовала.

Я оглядела комнату, задаваясь вопросом, проснулась ли я вообще. Может быть, я вообще никогда не просыпалась.

Реальность здесь изгибается.

— Это реально?

Я думаю, что спросила вслух, звук часов, стоявших на моей тумбочке, тикал, играя за тишиной.

Джулиан наклонил голову, поймав мой взгляд своим.

— Ты хочешь, чтобы это было так?

— Да.

Я сказала это так быстро, не задумываясь. Да, хотела.

— Расскажи мне, что случилось, — настаивал он.

Каспер мяукнул из шкафа, внимательно наблюдая за нашей перепалкой, и Джулиан убрал руку и откинулся на кровать, упершись ладонями по обе стороны от себя. Этот парень был нежным и настойчивым. Как это было возможно? Лунный свет отбросил на него тень, и его светлые глаза пробились сквозь слой тьмы, требуя продолжить. Так я и сделала.

— Мне было всего семь. Дети на моей улице постоянно дразнили и преследовали меня, следовали за мной всю дорогу домой от автобусной остановки. Они называли меня отродьем сатаны, злой ведьмой… фриком. Какую бы злую тварь ты ни мог вообразить, именно так они меня называли. «Не смотрите ей в глаза», — говорили они, — и мои слова трещали по швам моего детства.

Я сделала паузу, чтобы сдержать свои эмоции, спрятать их. Поза Джулиана стала напряженной, но его глаза не отрывались от меня, даже когда мне пришлось отвести взгляд.

— Однажды мы шли домой с автобусной остановки, а они не хотели останавливаться. Они дразнили меня. Забрали мой рюкзак. Дергали меня за волосы. Издевались надо мной. Они насмехались надо мной. Потом они втолкнули меня в колодец, потому что там место ведьмам. В Аду. И сначала я не могла встать. Весь мой бок так сильно болел… но в какой-то момент я это сделала. И всю ночь напролет я пыталась выбраться. Я так старалась, что мои ногти оторвались от пальцев. Я истекала кровью, мне было больно, я была одинока и убеждена, что умру. Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Я содрогнулась при одной мысли о том, чтобы вернуться туда. И я точно знала, что если я когда-нибудь увижу лицо Джулиана, я вернусь туда, в тот колодец, и моя грудь сжалась. Я продолжила, чтобы он не заметил:

— Моя няня, Мариетта, она нашла меня. Я была там тринадцать часов, — я покачала головой, — Джексон Дженкинс потерял зрение на следующий день. Брэди Мэтьюз онемел неделю спустя… и… после этого никто не подходил ко мне, не прикасался ко мне и не разговаривал со мной. Они были милыми, — слово было горьким на моем языке, — потому что они боялись меня и того, что я могла сделать.

— Орден был прав. Ничего не изменилось, — пробормотал Джулиан себе под нос, нахмурив брови в глубокой задумчивости. — Мир все еще тот же после всех этих лет.

Он наклонил голову и пристально посмотрел на меня.

— Но ты бы не сделала этого с теми детьми? После всего, что они с тобой сделали?

— Нет. Даже если бы я могла, я бы не стала, — я покачала головой и ущипнула край матраса. — Но теперь я думаю, что это на самом деле была Мариетта, она сделала бы что-то подобное только для того, чтобы защитить меня. Она не была злой.

Я посмотрела на Джулиана снизу вверх. — Я никогда никому этого раньше не говорила. Даже своему отцу.

Остекленевшие и измученные глаза Джулиана остановились на мне со всем своим безумием; я заметила, как морщинка между его бровями углубилась — понимание или печаль. Я заметила эти вещи, и это сделало что-то сумасшедшее с моим сердцем.

Тишина между нами была уютной, но в то же время громкой. Я не могла понять, о чем он думает, поэтому я разорвала тишину своим голосом.

— Но потом я приезжаю сюда, и все как будто хотят быть моими друзьями. Обычно я девушка, которую все боятся, та, кого все избегают, но не здесь. Здесь все по-другому.

— Потому что все они чего-то хотят от тебя, — ответил он. — Они хотят, чтобы ты была в их ковене.

— Кроме тебя, — отметила я, сосредоточившись на том, чтобы мой голос звучал ровно. — Тебе все равно. На самом деле, если мне не изменяет память, — начала я, вспомнив, что он сказал на собрании в мэрии, — у тебя определенный вкус. Возжелать кого-то вроде меня было бы абсурдом.

Его пристальный взгляд застыл на мне.

— Я был…

— Потому что я — фрик, верно?

Глаза Джулиана превратились в щелочки.

— Фэллон…

— Нет, я слышала вас, ребята, в лесу. Я слышала, что вы все говорили обо мне. Я слышала это всю свою жизнь. Я всегда слышу, что говорят обо мне, как будто меня там нет, как будто это не причиняет боли. Но мне действительно больно! Ты сам так сказал, ты видел мою память. Думаешь, мне понравилось то, что они со мной сделали? Что мне пришлось выслушать от твоих друзей? Ты думаешь, мне нравится быть ничьим вкусом? Боже упаси, чтобы кто-нибудь нашел время по-настоящему узнать меня.

Поза Джулиана напряглась, его взгляд стал холодным. Рычание прогремело внутри него, сдерживая то же самое смятение, которое он высвободил в Вуду. Он вскочил, схватил меня за руку и потащил через комнату к зеркалу в полный рост, стоящему в углу тусклой комнаты, пока я не столкнулась со своим отражением. Мое сердце бешено колотилось, когда он стоял позади меня. Его грудь ударилась о мою спину. Он посмотрел вниз на мое растерянное выражение лица. Мой взгляд упал на девушку в зеркале без макияжа, с ярко-белой кожей и еще более белыми волосами. Бесцветные, страшные стеклянные голубые глаза в зеркале уставились на меня в ответ, и я отвернула голову.

— Нет. Посмотри на себя, — приказал он голосом, похожим на наждачную бумагу. Джулиан обхватил пальцами мою челюсть и заставил мою голову наклониться вперед, пока мои глаза снова не встретились с моими собственными.

— Что ты делаешь?

Я попыталась высвободиться из его хватки, но его хватка усилилась, одна рука сомкнулась вокруг моей челюсти, другая — на тазовой кости.

— Ты фрик, — медленно сказал он мне на ухо. Я закрыла глаза, и он сжал мою челюсть, пока они не открылись. — Ты неуверенная в себе и ненормальная. Сибирская язва. Парниковая. Отродье сатаны. Привидение. Мутант. Чертовски странная штука. Посмотри на себя!

Его голос становился громче с каждым словом. Мое зрение затуманилось, когда я попыталась вырваться из его крепкой хватки. Он прижал меня к своей груди, чтобы я не двигалась.

— Неужели это слезы текут? Это… что?

Он наклонил голову, в его глазах была насмешка, и я пожалела, что не могу зажмуриться.

— Двадцать четыре года слушать их? О том, чтобы позволить им определять тебя? Потому что тебя так сильно волнует, что думают все остальные, верно?

— Прекрати, — процедила я сквозь стиснутые зубы, слезы скапливались и дрожали в уголках моих глаз. Я попыталась вырвать голову из его хватки. Джулиан превратился во что-то другое. Что-то кричащее. Что-то первобытное и жестокое. Форма страстной тени, цвет беспощадности. — Зачем ты это делаешь?

— Я? Ты делаешь это с собой, — настаивал он, тяжело дыша, его грудь врезалась в мою спину. — И это печально. Принятие — это тюрьма из восьми букв, в которой мы все хотим быть запертыми, — его глаза блестят, дикие и живые, — Ты позволяешь всем остальным говорить тебе, кто ты есть, и ты слушаешь. Ты позволяешь тому, что выходит из-под твоего контроля, контролировать тебя! И посмотри, во что ты превратилась — запертая в своем личном аду, окружённая решетками этих оскорблений. Это твоя вина. В конце концов, единственный человек, которого можно винить, — это ты. И теперь это все, что ты есть. Маленькая. Чертова. Фрик. Все еще оставленная в том колодце много лет назад. Ты никогда не выходила.

Мои глаза сузились, и я оттолкнулась от него. Джулиан снова наклонил мою голову вперед и обхватил рукой мою талию, прижимая меня к себе спереди, продолжая: — Держу пари, эти слова преследуют тебя. Ты носишь ту самую маску, которую эти лицемеры нацепили на тебя, и держу пари, что она тяжелее моей.

Тихие слезы скатились по моему онемевшему лицу и потекли по его пальцам.

Джулиан сделал паузу, его глаза остановились на них. Затем он поднял маску только для того, чтобы показать свой рот, свои яркие алые губы. Его язык высунулся и слизнул мои слезы с костяшек пальцев.

— На вкус тоже как маленький солёный фрик.

Его глаза метнулись к моим.

— Людям всегда будет что сказать, но это твоя вина, что ты стала такой. По крайней мере, ты можешь дать отпор. У некоторых из нас нет такой роскоши.

Я дернулась навстречу ему, и правая рука Джулиана сомкнулась на моем горле.

Я замерла.

Джулиан замер.

Мои испуганные глаза встретились с его глазами, которые метались в конфликте.

Затем конфликт оборвался, и все, что осталось, — это слабый и уязвимый человек, который не мог перевести дух. И время замедлилось. Его движения замедлились. Его прикосновение замедлилось. Его дыхание замедлилось.

Джулиан собрал мои волосы и убрал их с моего плеча, и хватка на моем горле стала нежной, когда он наклонил мою голову. И мое сердце! Оно билось так быстро, что я его больше не чувствовала. Я ничего не чувствовала, кроме его рук на мне и его пальца, погружающегося в край моего кардигана через плечо. Они задели мою обнаженную кожу, когда он снял материал с одной стороны, и мурашки побежали по моей плоти.

Затем он поцеловал меня в плечо так нежно, что это было похоже на крылья или шепот. Я не понимала, не могла согласиться ни с одной мыслью. Я смотрела на его рот, на его мягкие губы, скользящие по моей коже, и чувствовала, как я соскальзываю, нагреваюсь и падаю, когда мои ресницы затрепетали, понятия не имея, что происходит; как я перешла от злости к грусти к… этому. Но что это было? Это чувство, которое я никогда не хотела отпускать? Как оно называлось?

Его язык облизал мое плечо до изгиба шеи, прежде чем жар его рта накрыл мою плоть. Он сильно сосал, притягивая и проталкивая желание между нами. Мои колени ослабли, но его руки на мне, его рот на моей коже, все это держало меня привязанной к нему, и это было мучительно, но недостаточно, так как тот же жар распространился в пространстве между моими ногами. Его губы были такой формы, словно порезаны острым лезвием, но все же казались такими нежными на моей плоти, когда он в последний раз поцеловал меня в шею.

Джулиан поднял голову и обдал своим ледяным дыханием мою шею там, где только что был его рот. — Вот, — сказал он, наконец успокоенный и собранный, любуясь своей работой, прежде чем его серебристые глаза встретились с моими в зеркале. — На этот раз, когда ты проснешься утром, ты увидишь это и поймешь, что сегодняшняя ночь была настоящей. Он задрал мой кардиган через плечо и отпустил руку вокруг моего горла. — И ты будешь помнить, что нужно держаться подальше от леса.