Лощина Язычников. Книга Блэквелл

Глава 2

Фэллон

Гулкий и грандиозный глубокий звук разнесся по всему старому дому.

«Это ваши Новости Лощины воскресного утра. Счастливого третьего августа. Берегите себя и помните, что никто не в безопасности после трёх часов ночи». Затем последовала песня «Сердце, терзаемое духами» Кристины Агилеры, которая вяло вытащила меня из скрипучей железной кровати.

За французскими дверями моей новой спальни облака пыльных оттенков серого лениво плыли по росистому небу. Я потёрла глаза и спустилась по лестнице в том же темпе, что и облака, следуя за соблазнительным голосом Кристины, как будто ее духи зовут меня.

Хриплый кашель разнесся по всему дому и дальше по коридору, прежде чем я завернула за угол. Дедушка сидел за маленьким столиком для завтрака, уютно устроившимся посреди масляно-желтой кухни, рядом с дымящейся чашкой кофе, перед ним на столе была разбросана газета. Он уже был полностью одет, на нем была мятая рубашка цвета слоновой кости на пуговицах под подтяжками и брюки цвета хаки. Зелено-коричневые носки с узором ромбиков покрывали его ноги в паре тапочек.

Внучке следовало бы поцеловать его в щеку, обнять его размягченные мышцы и пролить несколько слез, наконец-то впервые встретившись с дедушкой. Но я читала письма. Бенни Гримальди был угрюмым и не самым ласковым.

— Тебе не следует вставать и расхаживать. Тебе нужно отдохнуть, — небрежно сказала я, входя в полутемную кухню с видом на море. Скрипучие мелодии сменили голос Кристины из старого радиоприемника, стоявшего рядом с ним на столе. У него была форма ланчбокса с большими серебряными циферблатами.

Дедушка вздрогнул, вскинул голову и бросил салфетку с потрескавшихся губ, как будто я его напугала. Он долго смотрел на меня из-под края своей коричневой фетровой шляпы, несомненно, находя в моей внешности частички моей матери — его единственной дочери. Его стеклянные карие глаза застыли, как будто он перенесся на двадцать четыре года назад. Как будто он увидел привидение.

Затем они вернулись к тому, что было перед ним.

— Шесть букв, ни живой, ни мёртвый? — проворчал он, поправляя свои гигантские круглые бифокальные очки и возвращаясь к своему кроссворду.

Глупо было полагать, что он спросит о моей поездке или поблагодарит меня за то, что я приехала. В своих письмах он жаловался на разносчика газет, бросающего последний номер «Дейли Холлоу» рядом с почтовым ящиком, а не у входной двери, или на безрассудных подростков, оставляющих разбитые бутылки из-под спиртного на скалах за его домом, или на Джаспера Эбботта, впадающего в ярость во время ночи бинго в здании мэрии. Дедушка высмеивал абсурдные суеверия и традиции города и его жителей, и каждую неделю я с нетерпением ждала его писем. Каким-то образом его предрассудки заполнили мои серые дни.

Я развернулась на каблуках и повернулась лицом к кафельной столешнице, на которой хранилась заброшенная посуда, кухонная утварь и старинные приборы, и коснулась края кофейника, примостившегося в укромном уголке, чтобы проверить, тёплый ли он ещё.

Слово из шести букв, означающее ни живой, ни мёртвый. «Нежить». Я открыла желтые шкафчики в поисках кружек.

— Этот кофе — дерьмо, — предупредил он, после еще нескольких влажных кашлей, исходящих из его груди. — Да уж, лучше сходи в город. Только не ходи в эту забегаловку, они там что-то кладут в кофе. Иди в Бобы. Но возьми свою кружку. Они не любят людей издалека. Закажи чего-нибудь поесть. Не блевони. Такая костлявая.

Моя голова дернулась в его сторону.

— Я не…

— Что-о-о-о ты здесь делаешь, лунное дитя? Я не просил тебя приходить! — огрызнулся он, прерывая меня резкими словами. Кашель покинул его, и он снова прикрыл рот салфеткой, прежде чем продолжить:

— Я не хочу тебя здесь!

Мои брови поднялись — удар в живот.

Старик сказал мне, что у него не все хорошо, оставил карту Воющей Лощины и положил ключ в почтовый ящик для меня. Если это не было просьбой прийти, тогда зачем проходить через все эти хлопоты? Может быть, он забыл о последнем письме, которое отправил. Может быть, он вообще пожалел, что отправил его. Может, он был хуже, чем я себе представляла, как будто впадал в маразм.

— Ну, теперь я здесь, и я не оставлю тебя. Здесь только мы вдвоём. Мы — единственная оставшаяся семья, так что давай воспользуемся этим по максимуму, хорошо?

Дедушка пробормотал что-то сквозь очередной приступ кашля.

— Как долго? Я позвоню Джону, устрою тебя на работу в похоронное бюро, чтобы ты не лезла мне в голову. Не знаю, почему тебя тянет к мертвецам… Больная, если спросить меня… Тебе нужно чем-то себя занять… Джон найдет тебе работу… — продолжал он бессвязно.

План всегда был заняться косметологией, но как только Мариетта умерла, план изменился. Похороны Мариетты были в открытом гробу, и хотя я была единственной, кто присутствовал на приватной церемонии, она была там со мной. Ее дух стоял прямо рядом со мной, когда мы смотрели на ее труп, который выглядел как кто-то совершенно иначе. Макияж был совершенно неправильным. Это был первый раз, когда я увидела мертвое тело, и единственное, что я хотела сделать, это стереть ярко-красный цвет губ подушечкой большого пальца, достать матовую помаду Mac из моей сумочки из змеиной кожи и нарисовать оттенок Дель Рио на ее губах в форме сердца. Именно тогда я поняла, что мне следует делать со своей жизнью.

Быть гробовщиком было призванием. И была красота после смерти, как увядшая роза, с жесткими и хрупкими лепестками. Неподвластная времени и чарующая. Наложенное заклинание и древнейшая сказка. Истории, застывшие во времени в руинах.

Совсем как в тех историях, которые Мариетта рассказывала о Воющей Лощине.

— Скажи ему, что я не имею дела с семьями.

Моя неловкость перед горем заставляла меня казаться неискренней. Это было ужасно для бизнеса и лучше всего так для обеих вовлеченных сторон.

— Да, да. Ты должна решить это с Джоном, — ответил дедушка.

В глубине захламленного шкафа я наконец нашла чашку и взяла ее с полки. — Спасибо, дедуля.

Старик покачал головой и проворчал:

— Зови меня Бенни. Все тут вокруг зовут меня Бенни.

Я ухмыльнулась.

— Я буду звать тебя Бенни, когда ты перестанешь называть меня «лунное дитя».

Густые брови дедушки сошлись вместе.

— Я буду называть тебя так, как, черт возьми, я хочу называть тебя.

В его словах был намек на улыбку, дополнительная морщинка возле его губ. Хотя я все еще пыталась понять и прочувствовать этого человека, может быть, он все-таки был рад меня видеть.

— Я поговорю с директором похоронного бюро. А теперь скажи мне, что сказал доктор о твоем кашле?

Я налила свой кофе в кружку с надписью «НАСТОЯЩИЕ ЖЕНЩИНЫ ВЫХОДЯТ ЗАМУЖ ЗА ПРИДУРКОВ». Должно быть, она принадлежала моей покойной бабушке.

Дедушка схватил карандаш со стола и склонился над газетой, заполняя черно-белые клетчатые поля. Мой копчик упёрся о стойку, и я скрестила лодыжки, поднося дымящийся горячий кофе к губам.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты ходил к врачу… — сказала я, мой властный тон пролился в кружку. Он несколько раз постучал ластиком по деревянному столу, избегая вопроса, как сделал бы ребенок. Когда он взглянул на меня краем глаза, я пожала плечами.

— Отлично. Я просто позвоню ему сама.

Дедушка откинулся на спинку деревянного стула, указывая на меня кончиком карандаша.

— Ты должна кое-что знать о нас, лунное дитя. Мы делаем все по-другому тут. Мы поступаем по-своему. Этот вирус, он вышел из-под контроля доктора. Они ничего не могут сделать. Хочешь совет? Думай о себе. Просто сделай это, — он махнул морщинистой рукой перед собой, — как в похоронном бюро. Ты будешь занята всеми этими смертями, которые происходят вокруг.

— Думать о себе?

Я рассмеялась.

— Ты думаешь, что просто дашь мне эту работу, чтобы я держалась от тебя подальше? Что я просто буду стоять в стороне и не помогать?

Дедуля опустил локоть на стол и вернулся к своей головоломке.

— Супер. Я выпью кофе на улице и полюбуюсь видом.

Я оттолкнулась от стойки и прошла мимо него.

— О, и я собираюсь в город позже. Постарайся не умереть, пока меня не будет.

Он проворчал что-то себе под нос.

— Если ты поедешь в город, не едь на машине. Только твердолобые снобы и хулиганы ездят здесь на машинах. В гараже есть скутер.

Я кивнула, сдерживая улыбку, и, прежде чем выйти через боковую дверь, ведущую наружу, я схватила шерстяное одеяло с дивана и завернулась в него.

Заднего двора было не так уж много. Я прошла мимо отдельно стоящего гаража и поднялась по каменным ступеням к краю обрыва. Темно-синие воды Атлантики простирались далеко и широко, исчезая в небе. Соленый морской туман коснулся моих щек, и мои глаза закрылись под мрачную песню моря, воздух закружился в моих волосах, когда я сделала еще один глоток кофе.

Дедушка был прав. Кофе был дерьмовый.

Когда я снова открыла глаза, внизу, там, где волны встречались со скалами, был парень. Он был один, одетый в черное пальто с капюшоном, натянутым на голову, и смотрел на темно-синий океан под серым облачным небом. Довольный и умиротворенный, он свесил одну руку с согнутого колена, а другую ногу вытянул перед собой. Он уставился на горизонт, как будто видел что-то намного большее, чем море, как будто хотел быть его частью.

Волны разбивались о скалы, и пена цвета слоновой кости шипела у его ног, вода переливалась через край, но не касалась его. Ничто не могло его тронуть. Я посмотрела налево, потом направо, гадая, вышел ли кто-нибудь еще в этот час. Солнце только что взошло. Но были только мы двое, смотревшие в один и тот же бескрайний океан, под одним и тем же размытым небом, на небольшом расстоянии друг от друга.

Он поднял маленький камешек, лежавший рядом с ним, осмотрел его между пальцами, а затем бросил далеко за волны. Я сделала шаг ближе на вершине утеса, когда свободные камни покатились вниз по крутому обрыву позади него. Парень посмотрел на меня через плечо.

Черная маска закрывала его лицо, только глаза — того же цвета, что и серебристые небеса, — падали на меня, как снег холодной зимней ночью. Легкий и нежный. Дрожь пробежала по моей коже. Ни один из нас не пошевелил ни единым мускулом и не произнес ни слова. Он смотрел на меня так, как будто я застала его в интимный момент, как будто он занимался любовью с утром. Отвести глаза было бы правильным поступком, но это казалось невозможным. Мне следовало отвернуться и дать ему пространство, за которым он сюда пришел. Возможно, нормальная девушка так бы и сделала.

Но вместо этого я окликнул его.

— Что ты там делаешь внизу?

Рука, свисавшая с его согнутого колена, поднялась в воздух. Если он и ответил, то его слова были смыты грохочущими волнами. Маска, закрывавшая его лицо, не позволяла мне видеть, как шевелятся его губы. Но его взгляд не дрогнул.

У меня пересохло во рту, и я попыталась сглотнуть.

— Я Фэллон. Фэллон Морган, — крикнула я через скалу, надеясь, что он услышит меня, а не нервы, просачивающиеся в мой голос.

Он на мгновение опустил голову, прежде чем снова посмотреть на меня. Прошло несколько секунд, пока мы бесстыдно смотрели друг другу в глаза, и мои пальцы скользнули по моим улыбающимся губам. Мне стало интересно, улыбается ли он под маской. Мне нужно было подойти ближе.

Мои глаза следили за краем скалистого утеса, ища путь вниз, пока я не заметила его.

Одеяло упало с меня. Одной рукой сжимая горячую кружку в руке, мой кофе лился через край, я балансировала другой на острых краях, спускаясь босиком.

Когда я добралась до того же нижнего уровня, что и он, он наблюдал за мной, приподняв брови под тенью своего капюшона, когда я балансировала на камнях. Нервы пробежали по моему позвоночнику до затылка, когда он выпрямился, потирая камень между двумя пальцами. Его тело дернулось, как будто он мог в любой момент сбежать со сцены, но что-то удерживало его на месте.

Я обошла его и поднялась на более высокую сторону скалы.

— Я тебя не расслышала.

— И ты восприняла это как приглашение?

Он повернулся, не сводя с меня глаз, наблюдая за каждым моим движением.

Когда мои босые ноги обрели равновесие, я посмотрела на него, и его холодные глаза заморозили все теплое, что осталось во мне. Холод пробежал от моей головы до кончиков пальцев, вероятно, охлаждая и мой кофе тоже. Его пристальный взгляд был прикован ко мне, вероятно, пытаясь понять эту странную девушку, которая нарушила его мирное утро.

— Как тебя зовут?

Спросила я. Его глаза метнулись к небу, затем вниз, когда он снова посмотрел на воду, качая головой. — Окееей…

Я глотнула кофе, и тут налетела волна, плеснула на скалу и на мои босые ноги. Ледяная температура уколола мою кожу, как тысяча иголок, но я не отпрыгнула назад. Мои глаза устремились к нему, заметив, как его взгляд был отстраненным, незаинтересованным, устремленным на горизонт черных вод под стальным небом.

— Ты всегда приходишь сюда по утрам?

— Не всегда.

Он наклонился и поднял пригоршню камней. Они прыгнули ему на ладонь, и один скользнул между указательным и большим пальцами.

— Тебе нравится вода?

На его шее вздулась вена. Он швырнул камень далеко за волны, и тот заскользил по гладкой поверхности, мимо неспокойных гребней волн.

— Я ненавижу океан.

— Тогда зачем ты пришел?

Его плечи приподнялись, и мой взгляд скользнул по его профилю. Он был высоким, возможно, шесть футов два дюйма. Он бросил еще один камень на поверхность воды боковым броском.

— Если я скажу тебе, ты уйдешь?

— Зависит от того, что ты скажешь. Будешь ли ты со мной честным?

Его подбородок опустился, а грудь расширилась, прежде чем он снова посмотрел на воду сквозь густые ресницы.

— Ты бы не заметила разницы.

— Верно. Но я здесь чужая. У тебя нет причин мне лгать.

Он наклонил голову и, наконец, посмотрел на меня — действительно посмотрел на меня. Мы были всего в нескольких футах друг от друга, но мне все равно удалось перевести дыхание одним движением его взгляда. Его глаза, бесстрастные, как пули, прошлись по моим чертам с пугающей тщательностью, выискивая меня, изучая.

Затем он отпустил меня, как будто выпустил из своих объятий, и снова уставился на океан.

— Ладно. Если бы я сказал, что когда я бросаю камни, они создают рябь, и что эта рябь похожа на звуковые волны. И, — он бросил еще один камень, — эти звуковые волны могут перейти на другую сторону и послать сообщение, ты бы поверила?

— Да.

Еще одна волна плеснула на нашу скалу, и пена зашипела у носков его ботинок.

— Я могу помочь?

Камни снова выскочили у него на ладони.

— Это работа для одного человека.

— Ну, — начала я говорить, глядя вниз и вокруг на скалу, на которой мы стояли, в поисках места, где можно было бы поставить мою кружку. Моя нога сделала один неуверенный шаг, когда я наклонилась, ставя ее позади нас. — Может быть, вдвоём мы быстрее отправим сообщение. Плюс, — продолжила я, снова балансируя рядом с ним, — я довольно крутой каменный шкипер.

Я улыбнулась и протянула ему ладонь. Я не могла сказать, улыбался он или нет. Его глаза оставались отстраненными и такими же безжизненными, как тела, которые проходили над моим столом в морге в Техасе.

— Хорошо, — он бросил мне в руку один камень, — Давай посмотрим.

— Всего один?

— Сделай так, чтобы он засчитался.

— Ого, какое давление. Ладно.

Я подбросила камень в воздух, и моя нога потеряла равновесие, когда я попыталась поймать его. Парень схватил меня за руку, удерживая от падения в океан.

— Камни — не игрушки, — упрекнул он. Его глаза метнулись к его руке на моей руке, и он прочистил горло, ослабляя хватку так же быстро, как если бы он коснулся чего-то, что обожгло его.

Я успокоила его противоречивую реакцию и прошептала:

— Моя вина.

Он расправил плечи.

— Ошибка новичка.

Впереди пронзительно кричали чайки. Я потерла камень между пальцами, ощущая гладкую поверхность, чувствуя, как его глаза наблюдают за мной, его леденящий взгляд скользит по моему телу, как одеяло из чего-то холодного, жестокого и знакомого, как дом. От этого по моей коже побежали мурашки. Я попыталась стряхнуть это и, взмахнув запястьем, бросила камень.

Он прошел всего несколько футов, плюхнулся в воду и затонул.

— Ты права. Это было… круто, — сухо заявил он.

— Эй! — крикнул кто-то вдалеке. Я обернулась и увидела женщину в халате и непромокаемых ботинках, с бигуди в волосах, размахивающую газетой высоко в воздухе с высоты нескольких домов.

— Я думала, что сказала тебе держаться подальше от нашей земли!

Следуя по краю обрыва, она направилась к нам, глядя вниз через скалы и выкрикивая угрозы о том, что доложит о его нарушении границы на следующем собрании в мэрии.

Я перевела взгляд на парня. Он наклонил голову, в уголках его глаз появились морщинки, прежде чем он повернулся и быстро пошел по камням. Леди снова закричала. Мой взгляд метнулся к ней, а когда я снова посмотрела на парня, его уже не было.

Я приняла прохладный душ и провела остаток утра, распаковывая вещи, затем застелила кровать с балдахином, на которой спала прошлой ночью. Моя большая спальня находилась на втором этаже с собственной ванной комнатой и видом на побережье. Потолок был обшит дубовыми досками, а сверху шли низкие балки.

Через французские двери на балкон, выходящий к морю, лестница, изогнутая, спускалась на землю внизу. Я спустилась по лестнице и прошла через заросший кустарник к гаражу, где, по словам дедушки, должен был стоять скутер.

После нескольких попыток дверь гаража поднялась, и облака пыли вскружили, когда она сложилась наверху. Коробки, сложенные одна на другую, выстроились вдоль внутренних стен. Я прошла мимо крытой машины, за ней был белый скутер.

Он выглядел так, как будто им не пользовались уже довольно давно, ключ все еще торчал в замке зажигания. Я провела своим белым ногтем по рамке. Под тонким слоем пыли на боку виднелись остатки выцветшей серебряной эмблемы. Та же эмблема, выбитая на потрескавшейся коже фотоальбомов, которые я нашла на чердаке в Техасе.

Пятиконечная звезда с пятью символами внутри круга.

Я включила двигатель, и маленькая штучка щелкнула, прежде чем он с ревом ожил. В кожаных штанах и с волосами, заправленными под шлем, я каталась на белом скутере вверх и вниз по окрестным улицам, прежде чем отправиться в город.

Ночью на улицах Воющей Лощины бродило больше людей, чем днем. Обогнув беседку, я увидела крошечные магазинчики; книжный магазин под названием «Странный и необычный», почтовое отделение, Бакалея Хобба, кабинет врача, Магазин на углу и кофейня «Бобы», о которой упоминал Дедушка. Мрачный город был украшен тусклыми оранжевыми, желтыми и коричневыми цветами, как будто сейчас не лето. Как будто город попал в ловушку осени, даже в начале августа. Искусственные осенние листья обвивали веретена беседки, а тюки сена и тыквы украшали витрины магазинов. Удручающий запах умирающих листьев примешивался к каждому сильному ветерку, в отличие от чувственных и игривых ветров в Техасе.

Я припарковала скутер на горизонтальном месте перед закусочной Мина Мэй и положила ключ в карман. Внутри атмосфера резко изменилась по сравнению с мрачностью, царившей прямо за дверями. Мягкие барные стулья выстроились вдоль длинной стойки, протянувшейся от одного конца до другого, а перед жадно ожидающими посетителями — кухня. Персонал и официанты, одетые в черно — белые рубашки в тонкую полоску с забрызганными едой фартуками, быстро двигались, чтобы приспособиться к спешке во время обеда, не поднимая глаз, чтобы посмотреть, куда они идут. Каким-то образом никто не столкнулся друг с другом в суете.

При моем появлении все остановились и уставились в мою сторону. Но так же быстро, как они посмотрели в мою сторону, они отвернулись, продолжив заниматься своей работой, едой или компанией, как будто понимая, что во мне нет ничего особенного.

Я вытащила меню из кармашка стоящей таблички с надписью «Присаживаетесь» и заметила свободное местечко у окна. Мой взгляд блуждал по закусочной, пока я скользнула на стул.

«Мина Мэй», казалось, была плавильным котлом для степфордских жен, оценивающих глаз и постоянных посетителей, которые, скорее всего, приходили сюда каждый день в течение последних пятидесяти с лишним лет. Три пожилые дамы в причудливых шляпках уставились на меня и понизили голоса до шепота, когда я снова обратила внимание на меню, чувствуя, как их взгляды переместились мне на затылок.

— Дай угадаю, — произнес голос, заставив мою голову вскинуться. — Фэллон Морган.

Перед моим столиком стоял парень лет двадцати пяти, одетый в бежевые брюки и шляпу газетчика.

— Да, — подтвердила я, оглядываясь, чтобы убедиться, что он обращается ко мне, хотя он и назвал мое имя. — Я Фэллон Морган, а ты одет точно так же, как мой дедушка.

— Капризный старина Бенни?

Он сел напротив меня и бросил стопку книг и бумаг между нами, положив локти на стол. Кивнув, я откинулась на спинку стула, думая, что он принял меня за другую Фэллон Морган. Никто никогда добровольно не садился со мной раньше.

— Я приму это как комплимент. Видите ли, — он наклонил голову и поднял палец, — этот человек — легенда.

Моя бровь изогнулась.

— Правда? — спросила я, и парень кивнул. — Откуда ты знаешь мое имя?

— Слухи распространяются повсюду. Кстати, меня зовут Майло. Откуда ты приехала? Нью-Йорк?

Он снял свою шляпу газетчика, обнажив мягко-каштановые, зачесанные набок волосы, естественно вьющиеся на концах. Парень был стройным, с медово-карими, проникновенными глазами и миллионом историй, которые можно было рассказать в его улыбке.

Я чуть приподняла голову.

— Почему именно Нью-Йорк?

— Ты выделяешься как белая ворона, — его палец описал круг в воздухе над моей одеждой, — со всем этим модным прикидом.

Я прикусила губу, глядя на свою шелковую блузку в клеточку, которая была самой дешевой вещью, которая у меня есть, и внезапно почувствовала себя неловко.

— Нет, Сан-Антонио, — поправила я, оглядываясь на него.

— Ммм… Никогда бы не подумал.

К нашей кабинке подошла пожилая дама с длинной косой седых волос, свисающей с одного плеча. Она вскрикнула, зажав рот рукой. Еще мгновение она смотрела на меня с огоньком в глазах.

— О-мой-бок. Внучка Бенни.

Официантка с милым лицом рассмеялась, не веря своим ушам.

— Я бы обняла тебя, но я не хочу тебя пугать.

Ее взгляд остановился на Майло.

— Майло Эндрюс, дай этой девушке немного личного пространства, хорошо? Может ли она побыть здесь больше пяти секунд без толпы папарацци?

Ухмыляясь, я отмахнулась от вторжения.

— Он не мешает. Это приятная перемена в кои-то веки — поговорить с кем-то, кто не заноза в заднице.

— О, Бенни?

Она прищелкнула языком.

— Не позволяй этому человеку дурачить тебя, у него где-то должно быть сердце… Глубоко, глубоко, там.

Майло бросил на меня косой взгляд и криво улыбнулся.

— Мина Мэй и Бенни давно знакомы, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Он пошевелил бровями.

Мина шлепнула Майло по голове.

— Не распускай слухи, мальчик.

— Эй, вообще-то… хороший репортер только излагает факты, — сказал Майло в защиту, подняв ладони перед собой.

Мина покачала головой, переводя взгляд на меня и прижимая ручку к блокноту.

— Что будешь есть, дорогая?

Майло быстро заговорил:

— Две субмарины и два кофе. Позвольте мне угостить пришлую.

Мина закрыла блокнот и бросила его вместе с карандашом в свой фартук.

— Фэллон Морган не пришлая.

С уверенностью и одним кивком она двинулась в противоположном направлении.

— Эта леди иногда пугает меня, — признался Майло, глядя, как она уходит. — Но она делает неплохую субмарину.

После обеда Майло убедил меня пойти с ним на прогулку по городской площади, которая как ни странно имела форму круга. Бок о бок мы шли по брусчатке в елочку, Майло высотой в шесть футов нес стопку книг между рукой и бедром. Я поспевала за его широкими шагами, пока он рассказывал о Воющей Лощине и здешних жителях.

— У нас не так много жителей равнин. Ну, знаешь, люди издалека. И забудь о попытках получить информацию о внешнем мире. Этот город застрял во времени. Основатели сделали это таким образом, отрезав нас, защитив от социальных манипуляций. Мы знаем только то, что знаем от жителей равнин, и если каким-то чудом ты найдёшь подключение к Интернету.

Когда мы дошли до перекрестка, он остановился, чтобы посмотреть мне в лицо. — Нет смысла пытаться воспользоваться твоим мобильным. Твоя единственная надежда — в «Бобах», но будь осторожна с тем, что ты ищешь, потому что кто-то всегда наблюдает.

Майло отвел глаза и продолжил свой путь. — Воющая Лощина отключена от сети и управляется двумя ковенами. А ты Морган и Гримальди, так что это делает тебя чрезвычайно важной здесь. Это только вопрос времени…

Не глядя, Майло сошел с тротуара и перешел улицу на другую сторону. Я посмотрела в обе стороны, прежде чем догнать его так быстро, как только могла в своих черных ботильонах.

— Вопрос времени для чего?

Он остановился и резко развернулся лицом ко мне посреди дороги.

— Для твоего посвящения, конечно.

Он сказал это как ни в чем не бывало, как будто это был глупый вопрос, и я должна была знать это с самого начала. Его брови сошлись вместе, когда он осмотрел мое смущенное выражение лица.

— Ты не знаешь?

Я вскинула ладони по бокам.

— Знаю что?

Майло продолжил свой шаг, его улыбка была озадаченной, он потряс указательным пальцем в воздухе.

— Все это имеет смысл, причина, по которой Тобиас Морган забрал тебя.

Он больше разговаривал сам с собой, чем со мной, но упоминание о моем отце привлекло все мое внимание.

— Два ковена ведьм, запутавшиеся в паутине, Гримальди и Морганы.

— Ведьм?

Подушечки моих ног горели в ботинках, и я схватила его за бицепс, чтобы замедлить.

— Говори по-английски.

Он сделал паузу, повернувшись ко мне всем телом, его твидовая кепка отбрасывала тень на половину его лица.

— Да, твоя мать, Фрейя Гримальди, из Ковена Норвежских лесов.

Он указал в сторону леса.

— Норвежские леса похожи на пустоши, откуда родом низший класс. А твой отец?

Палец Майло указывал в сторону моря.

— Он был из Клана Священного Моря. Это высший класс, который контролирует восток, вплоть до Кресент-Бич. Ты въехала в городскую вражду, которую твой отец начал перед отъездом, — Майло погладил меня по макушке. — Рано или поздно тебе придется присоединиться к Священному Морю, где тебе и место.

Ведьмы. Майло продолжал идти по тротуару, оставив меня позади с пустым взглядом.

Его упоминание о ведьмах вернуло меня к необычному поведению Мариетты, например, когда она запиралась на чердаке в самые странные времена, шепот, льющийся по крутым деревянным ступеням, ее осязаемый рассказ о богах и богинях Воющей Лощины. Я думала, что все это просто сказки на ночь — полуночные сказки.

Норвежские леса и Священное Море — я так давно не слышала этих названий.

Но папа никак не мог быть частью шабаша. Тобиас Морган служил в ВВС, человек, который служил Божьей стране, храбрый и верный, пока не погиб на войне после того, как мне исполнилось пятнадцать.

И все же Воющая Лощина была реальной. Могут ли все эти истории тоже быть реальными? Неужели папа выбрал Мариетту, мою няню, и привез ее из этого города в Техас, чтобы она заботилась обо мне по какой-то причине?

— Эй, — крикнула я, догоняя Майло, который был в десяти футах впереди. — Но я не ведьма. Я здесь только для того, чтобы позаботиться о Бенни, проследить, чтобы ему стало лучше. Что, если я не хочу быть частью всего этого… этого?

Майло замедлил шаг, но так и не встретился со мной взглядом. Затем он пожал плечами.

— Я не знаю, но ничего хорошего из этого не выйдет. Ты принадлежишь Священному Морю. — Карие глаза Майло опустились на мои настороженные, затем черты его лица смягчились.

— Это слишком много, чтобы принять. Давай пока просто забудем, что я что-то сказал. Я знаю место, где помогут от кашля Бенни.

Плотные облака, серые и нефритовые, скользили по небу над городской площадью, когда мы остановились перед украшенной осенью витриной магазина. «Аптека Блэквелл» было написано на покачивающейся черной вывеске, торчащей из кирпича над нами. Поднимаясь по потрескавшимся ступеням к двери, старинные фонари, тыквы, и сосновые шишки выстроились вдоль дорожки и веером развернулись перед окнами с сеткой с каждой стороны.

Майло открыл дверь и прижал ее каблуком своего коричневого кожаного ботинка, чтобы махнуть мне внутрь. Дверь за нами закрылась, и я окинула маленький магазинчик любопытным и нетерпеливым взглядом. Свисающие с потолка живые растения ползли по старым стеллажам, на которых стояли банки с написанными от руки этикетками. Травы, цветы, специи и эфирные масла заполняли аптекарские баночки, стоявшие вдоль стен. Майло позвонил в колокольчик у стойки, когда я подошла к маслам и начала нюхать каждое из них, от сандалового дерева до ромашки и ладана.

— Это невероятно, — промурлыкала я, закрывая глаза, когда теплый и древесный аромат поглотил мои чувства.

— Это моя успокаивающая смесь, — ответил спокойный женский голос. — Еловый лист, лист дерева хо, ладан, цветок голубой ромашки и…

Отчётливый щелчок пронзил воздух, и я быстро навинтила колпачок на роллер:

— О! Да, голубой цветок пижмы. Приносит гармонию в разум и тело.

Я повернула голову. У женщины были иссиня-черные волосы с прямыми седыми прядями, обрамлявшими ее тонкие черты лица. Миниатюрная женщина, лет сорока-пятидесяти, но это можно было определить только по морщинам и пигментным пятнам на ее руках, которые несли банки.

Ее удивленные глаза скользнули по мне.

— Этого не может быть, — прошептала она, задыхаясь, затем быстро переложила предметы из рук рядом с кассовым аппаратом, прежде чем подойти ближе. Ее нежные пальцы запутались в моих длинных белых волосах. — Фрейя?

Я замерла под ее полным надежды взглядом, когда она изучала мое лицо. — Фрейя была моей матерью.

— Конечно, — ее рука опустилась, и на лице появилось смущение, — Мне так жаль, дорогая. Это как будто… заглядывать в прошлое.

Она слабо улыбнулась, пронизанная прошлыми воспоминаниями.

— Вы знали мою мать?

Было странно находиться здесь. Женщина, которая родила меня, скорее всего, ела в закусочной Мины Мэй, посещала эту аптеку и ходила по этим улицам. Люди Воющей Лощины всегда знали ее, в то время как я, ее плоть и кровь, не знала. У них было то, чего у меня никогда не будет — воспоминания, — и я внезапно позавидовала городу, отрезанному от общества, потому что в какой-то момент они не были отрезаны от моей матери.

Леди кивнула.

— Она была мне как сестра. Мы были неразлучны, не разлей вода, пока… — она сделала паузу, покачала головой, — Ну, ты знаешь… но ты не могла разлучить нас, свою маму и меня, — сказала она с беззаботным смешком. И ее смех быстро угас, когда ее глаза заблестели. — Я думаю о ней каждый день. И ты, Фэллон, она очень любила тебя.

Она вытерла глаза и глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— В любом случае, ты здесь из-за Бенни? Я могу собрать кое-что, чтобы помочь ему справиться с этим кашлем.

— Да, мэм, — перебил Майло. — Каждый раз, когда этот старик кашляет, весь город сотрясается. У нас у всех кружится голова.

В моей голове крутилось так много вопросов, когда мои ноги приклеились к полу, и я могла только наблюдать, как она ходит взад и вперед по магазину, чтобы собрать банки с полок. Дама вернулась к прилавку и начала открывать каждую крышку, высыпая смесь в мраморную чашу, прежде чем измельчить листья в смесь.

— Этот чай успокоит его горло. Вкус сладкий, как мед, но послевкусие будет ощущаться как горечь на языке. Бенни — упрямый человек, так что ты должна настоять, чтобы он выпил.

Майло оперся локтем о стойку и повернулся ко мне лицом. — Ты слышишь это, Фэллон? Мисс Агата знает, что делает. Лучше, чем этот скучный и тупой доктор Морли.

Я оторвала ноги от пола и подошла к Майло, пока Агата Блэквелл скрывала свое веселье за натянутой улыбкой.

— Вы знаете, что я прав, — Майло поднял ладонь в сторону Агаты, — Нет причин быть любезным, когда дело доходит до правды.

— Ты единственный в своем роде, Майло, — пропела Агата, качая головой, просеивая новую смесь в отдельную банку из-под масона, затем сунула банку в подарочный пакет.

— Сколько я должна? — спросила я, наконец-то обретя дар речи.

Агата посмотрела на меня милыми глазами.

— Первый раз за счет магазина. Я просто так счастлива, что после всего этого времени я наконец-то снова тебя увидела. В последний раз, когда я тебя видела, ты была совсем крошкой…Я просто никогда не думала, что этот день настанет, честно говоря. Ты надолго останешься?

— Спасибо, и нет, только пока Бенни не встанет на ноги.

Я не знала, что еще сказать.

На этот раз ее улыбка казалась более натянутой, и она скрестила руки на прилавке. — В любом случае, мы рады, что ты вернулась. Дай мне знать, помогла ли смесь Бенни.

Попрощавшись, мы с Майло вышли из аптеки и вышли на мощеный тротуар. Туман только сгустился, заволакивая скользкие улицы, когда мы направились обратно в противоположном направлении, к моему скутеру. Хотя был только полдень, солнце уже выгорело, как будто оно потратило весь день, пытаясь пробиться сквозь облака, но не смогло этого сделать.

Когда мы дошли до пешеходного перехода, Майло остановился, что-то привлекло его внимание. Я проследила за его взглядом вдоль улицы, и дорога исчезла в тумане, черные очертания леса вдалеке.

Пробираясь сквозь влажный туман, четыре силуэта шли сквозь мрак. Один за другим они постепенно появлялись. Четверо парней, все в темных пальто, поношенных брюках или джинсах и ботинках. Их лица, были скрыты от окружающего мира. На одном была бандана, на другом — маска кролика на Хэллоуин, а на другом — простая черная маска. Но у одного спереди и в центре был череп импалы, длинные пепельно-коричневые рога указывали в затянутое облаками небо.

— Кто они такие?

Это прозвучало почти шепотом, когда я наблюдала, как стая парней приближается.

Майло положил руку мне на плечо и притянул меня ближе к себе. — Бэк, Зефир и Феникс. Это последние четверо из пяти первоначальных потомков клана Скандинавских лесов.

— Кто четвертый?

Менее чем в пятнадцати футах от нас человек в зверином черепе замедлил шаг. Знакомые серебристые глаза поразили меня, пристальные и привязывающие, удерживающие мое дыхание в своих тисках, мой взгляд в его хватке. Только на мгновение, прежде чем он отвернул голову, отпуская меня.

— Тот, что посередине? Это Джулиан Блэквелл. Сын Агаты.

Джулиан. Парень со скал.

Они прошли мимо нас, ни один из трех других не заметил нас и не обратил на нас никакого внимания. Они шли с определенной целью. Они шли уверенно. Они носили щит, жёсткий и непробиваемый.

Майло крепче сжал мое плечо.

— Они Полые Язычники.