Навстречу Клоду поднялся косматый сморчок лет шестидесяти с неестественно большими глазами за сильно увеличивающими линзами модных каплевидных очков.
— Профессор Синклер, руководитель отдела «ФР», — протянул руку. — Чувствуйте себя, как дома.
Сильная близорукость заставляла его изо всех сил всматриваться в собеседника, как ворону — в кусок сыра.
— Подойдите, пожалуйста! — Синклер, ловко лавируя между хитросплетениями тонюсеньких, как дождевые черви, разноцветных проводов и проводков, толстых, как черенок лопаты, шлангов, светящихся и темных экранов, всевозможных пультов, пультиков, пультяшек и одному богу известного предназначения штуковин, подвел посетителя к сооружению, напоминающему одновременно и циклопических размеров скафандр (для Гулливера, что ли?), и миниатюрную барокамеру. При известной доле воображения в устройстве можно было увидеть и неподвижный глазной зрачок существа внеземного происхождения.
— Сюда, будьте любезны! Чуточку правее! Вот так, в самый раз!
Клод осторожно опустился в огромных размеров кресло, из подлокотников и спинки которого торчали всевозможные зажимы, клеммы и прочая дребедень явно исследовательского назначения.
И началось то, ради чего, собственно, он здесь появился. С помощью Синклера Клоду предстояло составить фоторобот. Не дельца наркоджунглей, не воротилы игорного бизнеса, не сутенера, загубившего не одну молодую девушку, не шпиона, нагло укравшего государственный секрет невероятной важности. И даже не неуловимого угонщика автомобилей, навязшего в зубах полицейским от Рабата до Йоханнесбурга. К концу сеанса на экране должен был появиться, как ни дико это звучит, портрет …женщины его мечты.
Происходящее напоминало банальный детективный сюжет. Таинственный и от этого тревожный полумрак. Диапроектор. Бесконечное чередование кадров: брови, губы, носы, лбы, уши, глаза, ресницы, прически, улыбки, прищуры, гримасы. Клод чувствовал себя, как минимум, нелепо. С одной стороны, если он заплатил кровные, значит, психологически к затее был готов. В любом, так сказать, ее проявлении. С другой, что-то внутри противилось начавшейся процедуре, а сама она неожиданно показалась в некоторой степени унизительной.
Сознание как бы раздваивалось. Его составляющие тут же вступали в яростную полемику.
«Ну, дружище, ты и допрыгался! — подзуживала критикующая сторона. — В конце второго тысячелетия удариться в нео-шаманство. К психиатру следовало обратиться, а не к компьютерной свахе».
«Нечего передергивать! — отбивалась группа оппонирующих извилин. — Ни о каком шаманстве, пусть и с приставкой «нео», тем более, о сватовстве, и речи не может быть. Происходящее — чистейшей воды передовая наука. Причем в случае, если возникнут малейшие сомнения, всегда можно выйти из игры».
«В самом деле, чем я рискую? — вопрошал себя Клод. — Только энной суммой наличных. Ну, так, утверждают знающие люди, — не в ассигнациях счастье. И даже якобы не в их количестве».
— Вы меня слышите? — прервал внутренние терзания голос извне.
— Да-да! Конечно! Извините, задумался.
— Тогда обратите внимание на этот разрез глаз. Даже пребывая в глубокой задумчивости, вы подсознательно, что подтверждают датчики, отреагировали на кадр.
Синклер скомандовал невидимому в темноте ассистенту:
— Вернитесь назад!
И вновь обратился к Клоду:
— Ну, что скажете?
— По поводу чего? — невпопад переспросил тот. Определенная фантастичность ситуации по-прежнему сбивала с толку.
— По поводу разреза. Вам, судя по проведенным тестам, должны нравиться миндалевидные глаза именно такой формы.
— Безусловно, вы правы!
От невероятного обилия существующих порознь частей женских лиц рябило в глазах, и он терялся. Вот и те, действительно понравившиеся ему глаза восточного типа, едва на экране их дополнили губы, сразу утратили неповторимость и прелесть. А когда ассистент «бросил» для «наполнения» нос, Клод мгновенно потерял к портрету всяческий интерес. Ибо в «комплекте» идеальные, по его меркам, «детали», увы, даже отдаленно не напоминали оригиналы. Их привлекательность непостижимым образом исчезала. Уши казались слишком оттопыренными, глаза — чересчур навыкате, а губы — до неприличия узкими. Или, наоборот, толстыми.
Откровенно говоря, Клод поражался долготерпению и хладнокровию занимающихся с ним людей. Сам бы он уже давно взорвался от негодования. И, не исключено, послал все и всех, как минимум, к чертовой матери. Если не дальше…
Изматывающая силы и нервы процедура общими усилиями уже приближалась к логическому завершению, когда Клода в очередной раз «заклинило»: он никак не мог выбрать овал губ той, которой предстояло именоваться его идеалом.
— С моей точки зрения, данному типу лица больше всего подходит этот! — раздался в тишине вкрадчивый голос Синклера.
— Почему вы уверены, будто мои вкусы вам известны лучше, чем мне самому? Это же абсурд!
— Знаете ли, профессор Синклер здесь совершенно ни при чем. Как сказали бы русские, возводившие плотину Асуан в Египте, — пятая телега к колесу. Верный ответ подсказало ваше подсознание.
— Вы что — ясновидящий в третьем поколении?
— Увольте! Сигналы, посылаемые мозгом, в том числе и неконтролируемые сознанием, наша умная машина раскладывает по полочкам.
— В таком случае не совсем понятно, зачем я убил столько времени, если решать все равно будет бездушный кусок металла?
— Вы заставляете меня отступить от действующих правил…
— Разве я не имею права на хотя бы относительную полноту информации? Пришел сюда по собственной воле. Да еще выложил за, не исключено, сомнительное удовольствие сумму со многими нулями. Как известно, кто платит деньги, тот и заказывает музыку.
— Увы, инструкции и предписания сочиняю не я…
— Однако ничто не мешает о них на какое-то время …забыть.
— Ну, вы и хитрец! Хотя, вне всякого сомнения, наделены превалирующе положительными эмоциями.
— Это дает какое-то преимущество в нашем разговоре? Замечу только: вы можете мне смело доверять.
— Я знаю!
И поймав несколько недоумевающий взгляд Клода, добавил:
— Нет, я не наивный простачок и сказать что-либо, могущее нанести хотя бы малейший вред фирме, не собираюсь. Но вы мне симпатичны. А главное, симпатичны моей …установке. Поэтому в общих чертах происходящее, как одному из наиболее уважаемых клиентов, объясню.
Чтобы фоторобот максимально точно соответствовал желанному образу заказчика, одинаково важны и холодный голос разума, и горячий порыв души. В их теснейшей взаимосвязи — гарантия успеха. Думаю, вы отдаете отчет в том, что нередко оценка одного и того же события или объекта, продиктованная мозгом и сердцем, разительно отличаются друг от друга. Более того, иногда они — диаметрально противоположны. Речь, заметьте, не о нескольких личностях с различными типами нервной системы, а о конкретном индивиде, никогда не страдавшем психическими отклонениями. Таково, сказал бы философ-материалист, проявление объективной реальности.
Так вправе ли мы, профессионалы высокого класса, исходить лишь из результатов компьютерной обработки? Ведь машина, какой бы умной она ни казалась, того, что мы называем душой, не имеет. В свою очередь, неверно полагаться исключительно на импульсы, посылаемые духовной субстанцией. Нужно сочетание разумного с вечным.
Но и тут нужна «доводка». Вот почему из нашего отдела черновой фоторобот попадает к специалистам, которых за глаза мы величаем амурологами. Они-то и определяют золотую середину между рациональным и чувственным.
«В одном Синклер, пожалуй, прав, — примирить разум и чувства порою не в состоянии даже самый волевой человек, — размышлял Клод. — Сколько драм и трагедий принес этот извечный антагонизм! Не зря древние мудрецы утверждали: мировая история пошла бы иначе, будь нос Клеопатры несколько короче. И как часто его Величество Разум — казалось бы, самое совершенное из творений природы — оказывается посрамленным в поединке с несовершенной душой. Одному Богу, если он, конечно, существует, это известно».
За первым визитом в «КупиДОН» последовала череда других. В известной степени его интриговала и брошенная кем-то вскользь фраза: клиент-де обладает некими феноменальными способностями.
Или ему просто морочили голову?
Но с какой, в таком случае, целью?!