Маленький содом

СТРАНСТВУЮЩИЕ РЫЦАРИ

Равнодушно глядя на все окружающее, Роза Лучева пересекла площадь и прошла мимо громадных пестрых афиш, лишь мельком взглянув на свое имя, напечатанное крупными буквами.

Не обращая внимания на провинциальных «вегетарианцев», провожавших ее плотоядными глазами, она скрылась в темном подъезде местного театра.

Роза открыла дверь своей уборной. Это была холодная, запущенная комната с высоким потолком.

Потрескавшаяся железная печка, кое-как набитая дровами, топилась, но не грела.

Вот так же было и на душе у Розы — беспорядочно нагроможденные воспоминания о жизни, прожитой в спешке, не грели сердца.

Было еще рано. В театре — ни души. Потому она и пришла сюда.

Ей надоели и гостиницы и труппа, состоявшая из молодых нищих актеров; в этой среде она была самой удачливой.

Товарищи завидовали ей, особенно женщины, первый любовник ее боготворил, директор оберегал как зеницу ока.

А она сама чувствовала себя несчастной. Жизнь ее текла без мечты, омраченная тяжкими воспоминаниями.

Роза села за столик и открыла изящную пудреницу с зеркальцем. И зеркало, словно в насмешку, отразило ее прекрасное лицо ка фоне безобразной обстановки.

Облокотившись на стол, Роза мысленно перенеслась в свое прошлое.

В юности, когда она еще училась в гимназии, театр казался ей миром волшебных грез; теперь это была грубая действительность.

Бывало, с каким болезненным нетерпением ожидала она афиш, которые возвещали о гастролях артистов, приехавших в приморский городок, где она тогда жила.

В дни спектаклей Роза не ужинала — боялась, что опоздает и ее не впустят в зал. Всякий раз, как поднимался занавес, она замирала: ей чудилось, что сейчас, сию минуту, пред нею откроются все тайны жизни.

Она влюблялась то в того, то в другого артиста; точнее — в те роли, которые они исполняли.

Она завидовала артисткам, потому что на сцене они чувствовали себя как дома.

Детские ее мечты сбылись, и она получила даже больше, чем ожидала.

Всякий раз, как она появлялась на сцене, гремели овации, в последнем действии ей преподносили букеты цветов, после спектакля ее приглашали на банкет; и хотя считалось, что его устраивают местные богачи для всей труппы, на самом деле все делалось только ради нее.

А затем любой облысевший мошенник, обладатель фальшивых зубов и неподдельных банкнотов, считал, что он окажет честь Розе Лучевой, если пригласит ее в гостиницу.

Она вспомнила тучного старика, с которым встретилась в городе, где труппа играла перед тем, как приехать сюда.

Старик просто и откровенно предложил ей бросить сцену и сделаться его содержанкой.

Она тогда даже не рассердилась, только рассмеялась презрительно.

Подлость мужчин ее не удивляла. Все они считали Розу товаром, который имеет определенную цену и может быть куплен.

Что такое артистка? Это только талант — иногда,— но не человек.

Роза вспомнила свое замужество.

Однажды она познакомилась в театре с красивым молодым офицером и полюбила его так же страстно как раньше любила сцену. Дома она подняла бунт, из гимназии ушла, хотела было броситься в море, но бросилась в объятия молодого поручика и... погибла.

Несколько лет она чувствовала себя наверху блаженства, жила, как в раю.

Но вот как-то раз она пробудилась от сладкого сна, застав своего «райского сожителя» в постели прислуги.

Роза тогда обезумела: забыла, что у нее ребенок от мужа, убежала из дома, кинулась к морю и упала на берегу.

Не муж казался ей омерзительным, а она сама — потому что была его женой. Если б ее раздели на улице среди бела дня, она не испытала бы такого стыда,

— Муж!.. Любовь!..— вскрикивала она и билась головой о песок.

Но усталость взяла свое, слезы иссякли, и Роза успокоилась.

Она поднялась, загляделась на безбрежное море, которое где-то далеко сливалось с небом, и почувствовала себя песчинкой.

— Туда!..— шепнула она, но не пошевельнулась.

Послышались чьи-то приближающиеся шаги, и Роза

испугалась.

К ней подошел незнакомый человек.

— Что с тобой, милое дитя? — участливо спросил он.

— Оставьте меня...

И она заплакала.

— Успокойтесь, милая моя. Пока человек жив, ему не надо ничего бояться.

— Оставьте меня,— повторила она, понимая, однако, что незнакомец от нее не уйдет.

И он действительно сел возле нее на большой камень.

Его отеческий взгляд, кроткий голос, седая голова — все в нем внушало доверие.

Стало смеркаться. Из морских глубин выплыл месяц.

Ее волосы, усеянные блестящими песчинками, рассыпались по плечам, и она походила на морскую сирену, вышедшую на берег, чтобы подстеречь какого-нибудь мечтателя.

— Не отчаивайтесь, что бы с вами ни случилось. В жизни несчастий нет, это мы сами их выдумываем. Поглядите, как прекрасно вокруг,— широко, величественно, покойно! Что такое наши страдания в сравнении с этим бескрайным простором! Благодарите творца за то, что он вас создал.

— Я не хочу жить!

— Полвека я скитаюсь неприкаянным, и все-таки жить хочется.

— Вы — не женщина и не знаете, как ужасна жизнь.

— Идите к нам в труппу — все в вас перекипит.

И он в конце концов уговорил ее встать и проводил до дома, где жила ее мать.

Спустя некоторое время Роза поступила в «Новый театр», оставив своего ребенка у матери.

И вот теперь опять ничто ее не радует, все опротивело.

Разве она живет? Что она такое? Красивая странствующая кукла, развлекающая публику.

Артисты! Артисты обвиняют общество в том, что оно не любит искусства. А они-то сами любят его?

Мерилом успеха у них считается не уровень исполнения, но кассовый сбор.

Неужели так будет всегда?

Вот они объедут еще несколько городов, переночуют еще в нескольких заплеванных гостиницах, будут есть, что подадут, и то лишь в том случае, если им откроют кредит.

В перспективе ничего — ни искусства, ни хлеба, только старость и нищета.

Никто не беспокоится о них, каждый должен идти своим путем к общей Голгофе.

Начали появляться артисты.

Они, кто почтительно, кто с затаенной злостью, заглядывали в ее уборную и торопливо проходили дальше,— она не любила водить компанию с ними.

И Роза снова углубилась в свои печальные размышления.

А может, они подвижники, эти люди? Бросили службу, университет... Неужели место для них нашлось только в театре? Кто они — бездарности, лентяи? Легко ли быть артистом, даже самым маленьким?.. Бесконечные жертвы, тяготы, а что в итоге?.. Борются за искусство, а где оно? Публика приходит в театр только тогда, когда нет свадеб и еще не началась уборка винограда, а для артистов зрители не люди, но проданные билеты.

Критика их не знает, да они и не нуждаются в ней.

Они сами ценители своего мастерства. Каждый берется играть Карла Моора, Отелло, Гамлета... да мало ли кого еще.

А она? У нее нет соперниц, она — единственная!

Она играла в стольких пьесах, что уже не помнит их названий. Но душа ее по-прежнему пуста, и даже самолюбие осталось неудовлетворенным.

В минуты вдохновенной игры ее охлаждал рассудок. Кто видит ее искусство? Понимают ли зрители, как она играет? Может быть, только двое, трое... Значит, это им она посвятила свою молодость?

«К черту такую жизнь!.. Но куда деваться? Уехать за границу? А кто меня туда пошлет? Государство? Вряд ли меня примут даже в Народный театр. Они правы: нас губят скитальческая жизнь и беспрерывные выступления... Когда-нибудь мы надоедим и провинции, а тогда будем кричать: «Искусство погибло. Болгария — мачеха для артистов». Придется тогда в поисках куска хлеба бродить по медвежьим углам и ставить военные или патриотические пьески... Не могу! Уеду домой, продам все, что у меня есть, стану простой работницей, займусь воспитанием ребенка. Довольно играть роль! Ведь что получается: на сцене я — нежная мать, а в жизни — женщина, покинувшая свое дитя. Хочу стать человеком. Уеду сегодня же.— Роза отшвырнула коробку с гримом.— Даже с мужем помирюсь. Он не хуже других... А я-то, глупая, воображала, будто он один такой».

Жизнь многому ее научила.

Мужчина! Это животное, зверь! Одинаково жадный, грязный, жестокий — и в модном сюртуке и в домотканном кафтане, кем бы он ни был — интеллигентом с университетским дипломом или полуграмотным мужиком.

Порой она жалела, что родилась женщиной, была сама себе противна.

Как оскорбляли ее циничные взгляды прохожих на улицах! А в гостиницах? Стоило ей поселиться в гостинице, как подозрительные типы принимались шмыгать по коридору, стараясь дать ей понять, что она им понравилась. И они смотрели на номер над ее дверью с таким видом, словно боялись только, как бы не перепутать ночью и не толкнуться в другую дверь, а все остальное для них нипочем.

«Подлые твари!»

Но вот в памяти ее возник светлый образ.

Однажды ею увлекся молодой, красивый, элегантный магистр. И она полюбила его; полюбила во второй раз в жизни, со всей силой женщины, жаждущей прочного счастья.

Роза воскресла духом и уже подумывала, а не бросить ли театр.

Но вот как-то раз вечером влюбленные сидели на диване в его квартире, и магистр, осмелев, обнял ее.

Она не рассердилась, только нежно сказала ему:

— Не спеши, милый... после...

— Когда же?

— Когда я стану твоей женушкой...

Таких слов он от нее не ожидал. С тех пор она его больше ни разу не видела.

Это оскорбило ее больше, чем гнусное предложение богатого старика.

«И на сцене и в жизни мы существуем только для развлечения других».

В уборную ее вошло несколько сослуживцев.

— Много ли публики?

— Чудо что такое! Зал переполнен, ставят приставные стулья.

Появился антрепренер.

— Лучева, почему вы не одеваетесь? — В его голосе звучал укор.

Роза ничего ему не ответила.

— Чего вы ждете?

— Я не буду одеваться.

— Что это значит? Почему?

— Не буду играть.

Артисты уставились на нее в изумлении.

«Что с ней? Сошла с ума или шутит?»—думали они.

— То есть как не будете играть?

— Надоело мне все!

— А полный сбор? Половину его мы уже съели,— ведь я роздал авансы; вы тоже получили деньги.

— Я их верну.

— Вы их уже истратили... Да и наконец — это же скандал! Вы подписали контракт!

— Подавайте на меня в суд, но играть я больше не могу! Мы глумимся и над публикой и над собой. Мы не артисты, а голодные паяцы.

— Если так, мне придется застрелиться в кассе. Ведь мы задолжали в гостинице, в столовой, в магазинах.

Антрепренер в отчаянии убежал на сцену, где уже стояли декорации первого действия, и опустился в кресло.

Он всегда боялся, как бы Лучева не полюбила кого - нибудь по-настоящему или не убежала с каким-нибудь богатым стариком.

В последнее время она сделалась какой-то странной.

Первый любовник робко вошел в уборную Розы:

— Госпожа Роза, вы от нас уходите?

— А вам что до этого?

— Вы хорошо знаете, что...

— Я ничего не хочу знать. Оставьте меня в покое!

Молодой человек смутился и вышел.

К Лучевой подошел старейший артист труппы:

— Нельзя так! Если вы нас покинете — театр погиб. Зачем обманывать себя? Без вас мы — ничто.

Вместо того чтобы утешить старика, она рассердилась:

— Что такое я? Уж не хотите ли вы сказать, будто публика приходит в театр только ради меня? А? Театр это или...

Она дрожала от гнева.

Ее окружили сослуживцы.

— Успокойтесь...

— Так нельзя. Что же мы будем делать?

— Я только что собралась послать матери деньги,— зима, а старушка сидит без дров.

— А я собирался купить себе пальто.

— Мы с голоду умрем!

Нищенские костюмы, изможденные лица, умоляющие голоса — все это ее растрогало. Ей стало больно от мысли, что из-за нее пострадает столько людей...

— Хорошо, сегодня я буду играть. А теперь уходите.

Обрадованные артисты пошли к антрепренеру.

Одна из артисток, взбешенная поведением Лучевой, пыталась ворваться к ней, но ее не пропустили.

— Слишком много воображает о себе! — кричала артистка.— Играть, видите ли, не желает!.. Все ясно — бежит к тому толстяку!

— Замолчи! — уговаривала ее другая.— Ей что — захочет и уедет к нему; а нас с тобой кто примет?.

Лучева осталась одна.

«Несчастные! Они думают, что я остаюсь ради них! Куда же мне деваться? Продам все свое добро, а надолго ли его хватит? Муж не любил меня даже в те годы, когда я была молода, так неужели полюбит теперь? Ни на какую другую работу я не способна. Поздно менять жизнь... Нет для нас нигде пристанища!»

Она вспомнила богатого старика, и дрожь омерзения пробежала по ее телу.

Роза Лучева открыла коробку с гримом, взглянула на себя в зеркало и начала готовиться к выходу на сцену.