10


– Погоди, Пенелопа.

Я останавливаюсь и снимаю со спины рюкзак, достаю купленное на всякий случай средство самообороны, перекладываю его в карман и закидываю поклажу обратно на родной хребет.

– Если вдруг мама скажет тебе бежать, Печенька, то беги. Хорошо?

– А ты? – пугливо звучит вопрос ребенка.

– Мама будет бежать прямо за тобой, не бойся, – обнадеживающе звучит мой голос без единого намека на ложь.

Мы подходим к источнику огней ближе. С такого расстояния становиться возможным различить силуэты деревенских домиков.

Поселок. Лают собаки, доносятся обрывки человеческой речи. В остальном, все довольно спокойно.

Я выдыхаю, но расслабляться пока рано. И почему на карте не значится это место, люди же здесь живут? Странно. Это чья-то оплошность или такой хитроумный ход? Но зачем?

Продолжаем идти по полевой дороге. Дома все ближе и ближе. Рука, сжимающая пальцы Печеньки уже мокрая от пота.

– Лука, Левиса домой! – зовет женский голос.

– Пять минут, мам! – молит в ответ ребенок.

– Кому сказала – домой!? Не злите отца!

В крайнем доме горят огни, с их двора и доносятся крики. Мы подходим ближе. В проливающемся наружу из жилища свете с трудом различимы силуэты его обитателей.

– Простите, – обращаюсь к хозяйке дома, которая ждет пока дети зайдут в дом.

Женщина в проеме двери подпрыгивает на месте и от неожиданности прижимает руку к груди. Не могу разглядеть ее лица. На улице окончательно стемнело. Но не время любоваться ночным небом и хороводом звезд, который возглавляет полная луна.

– Хоспаде! Кто там? Ты, Агата?

Я не отвечаю. Что-то скрипит, раздается звук шагов – сначала стихает, затем снова становится громче.

Тяну Печеньку вперед, останавливаемся мы у деревянной калитки, за которой начинается двор и территория матери Луки и Левисы, которые до сих пор не зашли домой по зову матери.

В лицо ударяет свет направленного на нас фонаря. Несколько раз моргаю, прежде чем привыкнуть. Брюнетка с толстой косой в голубом платье округляет глаза, смерив взглядом сначала меня, потом застывшую рядом Пенелопу.

– Кого это принесло? – из дома слышится мужской бас.

У меня в груди сердце набатом колотится. Люди своими делами занимаются, так неудобно тревожить.

– Простите, не можете подсказать… – робко начинаю, но меня бесцеремонным образом перебивают.

– Алик, здесь какая-то неместная с дитем, – кричит в дом женщина. Двое ребятишек лет десяти – мальчик и девочка – стоят рядом с матерью на крыльце и с любопытством разглядывают меня и Пенни. Лука и Левиса можно полагать.

– Неместная? – мужчина выходит наружу.

Здоровый какой, и бородатый. На вид раза в два старше меня.

Я сглатываю и пытаюсь улыбнуться потревоженным мной незнакомцам:

– Здрасьте. Меня Эрин зовут, это моя дочь. Я не думала, что тут есть поселение, на карте не обозначено…Вы не могли бы мне помочь подсказать… – есть ли здесь трактир или постоялый двор?

Мне снова не дают договорить:

– Мама, уже нужно бежать?

Печенька тянет меня за рукав и, как ей кажется, шепчет, чтобы слышала только я.

Немая сцена. У потревоженного семейства одинаково округляются глаза.

– Одно дите породило другое дите! – мужчина сгибается пополам и хохочет.

Я убираю свое «орудие» индивидуальной обороны в карман. Интуиция подсказывает, что эти люди не причинят нам вреда. К тому же, это мы сюда пришли, нас силой не тащили, да и кто будет в таком глухом и богом и картами забытом месте устраивать западню? За весь день пути по дороге не встретилось ни одного путника – настоящая глухомань.

– Не гоже детям по ночам шастать. В дом! Все в дом! – женщина отмирает, суетливо сбегает с крыльца, открывает калитку и показывает нам жестом проходить внутрь.

Я колеблюсь только поначалу. Вроде бы семья приличная, радушная. Хорошо, так и поступим. Нам идти все равно некуда.

В доме тепло и светло, уютная простая обстановка, везде чисто, а еще вкусно тянет с кухни горячим ужином. Что это…картошка с мясом? Слышу, как у Печеньки в животике урчит. Вяленое мясо вкусное конечно, и бутерброды с сыром тоже, но вот полноценно приготовленная пища — это совсем другое дело.

Нам предлагают сесть, семейство из четверых человек тоже занимает свои места за широким столом.

Алик, так кажется, женщина, назвала своего мужа, улыбается дружелюбно и чешет бороду. Улыбка у него такая же заразительная, как и смех, волей-неволей улыбаешься неловко в ответ.

– Ой, у меня там мясо! – хозяйка встает и спешно исчезает в кухне.

– Дети, идите мыть руки, – слово отца здесь закон, мальчик с девочкой, которые продолжали с таким любопытством разглядывать гостий, энергично вскакивают и исчезают в дверном проеме.

– Чего сидим? Хочешь сказать, на дите, а? – обращается ко мне мужчина и снова хохочет.

Я тушуюсь.

Не привыкла к такой доброте. В двадцать первом веке же жила, на Земле. Там даже соседей своих не знаешь и не здороваешься, а тут, чужие люди в дом свой пустили, кормить собираются. Странно это для меня, новый опыт можно сказать. А шуточки у этого бородача прямо как у моего дядюшки – самосмейки – сам придумал, сам посмеялся.

– Мама не дите! – Печенька сердито смотрит исподлобья на хозяина дома.

Защитница моя! Ситуация забавная, но в душе разливается приятное тепло. Боится же, мелкая, а все равно упрямо перечит.

– Значит, дите у нас ты? – бородач подмигивает.

Пенелопа надувает губы.

– Я…скоро я вырасту, поэтому…

Но дальше фраза так и повисает неоконченной в воздухе.

Да, малышка моя к таким шуткам не привыкшая. Или просто правда Печеньке не нравится, но так и есть, дите – вынесен приговор и оспариванию не подлежит.

– Лука! Поди сюда, покажи гостям, где ванная да проследи, чтобы руки перед едой помыли! – распоряжается Алик, когда в комнату возвращаются дети.

Ребенок кивает и улыбается отцовской улыбкой. Градусы моей подозрительности падают ниже, стремясь упорно к нулю. Какой бандит или убийца будет нести в массы заветы соблюдения чистоты и гигиены?

– Идем, Печенька, – беру за руку дочку и следую за провожатым.

Ванная похожа на ту, что была в нашем доме в Кельне. Только водопровода нет. Но есть полная лохань воды и ведро с ковшом. В целом обстановка мало чем отличается.

Когда возвращаемся, на стол уже накрыто. Пенелопа гулко сглатывает. У меня аппетит тоже просыпается, несмотря на позднее время. Опять же, зачем нас кормить и переводить еду, если потом собираешься убить?

Эх, Аринка, насмотрелась ты ужастиков, да и в новостях ничего хорошего не показывают, вот и пуганная всякими страшилками. Хотя…лучше так, чем святая простота и наивняк. Меньше ножей в спину вонзят, в прямом и переносном смысле. Доверием мы, люди современной Земли, увы, не избалованы.

Хозяин воздает короткую молитву богине Анастасии – местному божеству-покровителю – и первым начинает трапезу, остальные тоже не сидят, шустро орудуют вилками. При звуке имени моей подруги, бесстыдно возведшей себя в местные идолы, у меня – хвала самообладанию – даже глаз не дергается, просто я уже в курсе ее «святости», да и Настино чувство юмора мне тоже не в новинку.

Печенька словно маленький зверь вгрызается жадно зубками в куриное крылышко, поданное ей внимательной хозяйкой по имени Мариса.

– Ох, голодные какие, и куда только путь-дорога вас позвала? – причитает хозяйка, и не дожидаясь ответа, продолжает подкладывать нам в тарелки картофельный гарнир.

Ночевка и вовсе не подлежит обсуждения, словно само собой разумеющееся. Добрые люди. Не знаю, поступила бы я на их месте так же, смогла бы незнакомца принять словно своего родственника.

Нам постелили на полу в столовой-гостиной, стол и деревянные лавки отправились в дальний угол комнаты. Целый слой из одеял мягкий, вполне себе удобно и тепло, не кровать, но вполне сносно. Я прижимаю уснувшую Пенелопу к себе и твердо убеждаю себя не спать, мало ли…Но, увы, затея провалилась. Усталость взяла свое.

Утром будит щекочущий нос аромат блинчиков. Мама такие мне готовила, когда я на каникулы приезжала. Пока не открываю глаза даже чудится, что я в родительской квартире в многоэтажке. Вот папа встал, шумит водой в ванной, из телевизора детские голоса – показывают передачу для малышей.

– Мама, – зовет Печенька и я разлепляю веки.

– Доброе утро, – шепчу ей.

Она улыбается. Что за чудесная улыбка, и эти ямочки с румяными щечками! С каждым днем я люблю ее все больше и больше. Даже страшно становится.

– Выспались? – на голоса приходит Мариса. – Завтракать будете?

Я сейчас готова рассмеяться из-за собственной подозрительности. Это обычная семья, нужно быть благодарной, что они любезно предложили нам ночлег и делят свой хлеб с незнакомками. С точки зрения Марисы и ее супруга я могу быть таким же опасным элементом, каким представились по первой они мне. Смысл вообще жить, если никому не верить?

Отпускаю свою недоверчивость и спрашиваю в перерывах между поеданием блинчиков и чаепитием почему поселение не указано на карте, сколько примерно идти до разрушенного поместья Синклер и замечали ли они что-либо необычное в тех местах, где располагаются мои земли.

Однако же про то, что я и есть наследница давно разоренного рода, некогда господствовавшего в этой округе, решаю умолчать. Кто знает, что случится в будущем: добрые хозяева могут легко изменить свое отношение. Да и потом, это не только для нашей с Пенелопой безопасности, но и для блага самого радушного семейства.

Меньше знаешь, крепче спишь – гласит народная мудрость. Если кто через десяток с лишним лет будет идти по нашему следу, то никто обо мне и Пенелопе и не вспомнит. Подумаешь, две сиротки-скиталицы! А вот наследницы с фамилией рода, о судьбе которого здесь и сейчас толки ходят, так просто из памяти точно не сотрутся.

Спрашивая нечто подобное – про подозрительные происшествия – я и представить не могла, что ткну наугад и сразу в цель.

Мариса с Аликом переглядываются, не сразу решаясь говорить, но их опережает десятилетний Лука, восторженно округляя глаза и открывая широко рот, чтобы набрать побольше воздуха и быстро выпалить.



Загрузка...