Мама для будущей злодейки

39

Большая ладонь накрывает обе моих, которыми я вожусь, чтобы освободить его от грязной одежды.

– Поженимся?

– …Я вас и в первый раз услышала, не стоило повторять.

Альтан улыбается.

– И где же тогда ответ?

– Неужто лекарство так скоро подействовало?

Мужчина хихикает. Не смеется, а хихикает, прямо как девица! Вот и ответ. Трезвость нам пока только снится.

– Станешь…моей женой?

Я прекрасно понимаю, что он это не серьезно. С чего бы, будь даже между нами чувства, или находись мы в серьезных отношениях, так скоро предлагать брак? Это совершенно лишено смысла.

Мы мало знакомы, не посторонние, но и не близкие друг другу люди. Понимаю, в этом мире подобные вещи как брак происходят быстрее, порой достаточно симпатии и если положения молодых в обществе подходят друг другу, то свадьба это вопрос переговоров меж их семьями, но…

Я о замужестве даже не задумывалась. Честно. У меня есть Пенелопа и средства к существованию, и как для современной девушки, такое быстрое изменения статуса несколько претит идеалам и ценностям.

– Нет.

Заканчиваю возиться с пуговицами и помогаю мужчине снять рубашку. Освещения из коридора и от тусклой лампы на прикроватном столике хватает, что рассмотреть мускулистый торс. Прилично у него шрамов, отмечаю про себя и стараюсь не отвлекаться на посторонние мысли.

– Почему? – в голосе Альтана явная обида.

– Потому что.

– Не хочешь.

Отодвигаюсь от внезапно наклонившегося вперед господина Легранда и отвожу взгляд.

– Да.

– Почему?

Кто спорит с пьяным, тот воюет с отсутствующим.

– Потому что. Ложитесь спать. Утром поговорим.

– Почему?

Вот заладил, словно попугай! Может, конечно, он мне и нравится, но просто так на брак я не соглашусь. Уж точно не после пары месяцев знакомства.

Встаю, выключаю лампу и ухожу прочь, притворив немного дверь спальни.

– Если станет плохо, зовите.

Кажись, микстура и впрямь подействовала, Альтан спорить дальше не стал, разместился с комфортом в постели и прикрыл глаза.

– Спокойной ночи, – шепчу себе под нос и ухожу к Пенелопе.

Солнце начала нового дня приветствует меня поздно. Даже и не утро уже, считай. Время за девять перевалило. Не важно, когда я проснулась, тогда и утро. Прошлая ночь не прошла спокойно.

Зеваю, но заметив, что половина кровати пустует и в комнате я одна, в душе растет беспокойство. Запахиваю на ходу халат поверх ночнушки и выбегаю из спальни, только чтобы в коридоре, прислушавшись к голосам, немного успокоиться.

Печенька и вчерашний пьяница мирно беседует, взвешивая все за и против.

– Это поможет ей привить ответственность.

– Но, сама посуди, ей же может не понравится. Или ее мама с папой будут против. А если она ненавидит кошек?

– Ну…тогда собаку можно.

– Она и их может не любить. Что тогда будешь делать, куда щенка денешь?

– Оставлю себе? – неуверенно пищит моя дочь.

Что они там такое обсуждают? Домашние питомцы? К ним Пенелопа до этих пор была совершенно равнодушна.

– А если твоя мама будет против? Что тогда? Эй, и не смотри так на меня, мне животное не нужно.

– Почему? – наивно звучит детский вопрос с нескрываемым укором.

– Ну…– в голосе протрезвевшего Альтана неуверенность. Тихо смеюсь, шестеренки в его голове, должно быть, так и крутятся в поиске оправданий. Вот и настигла карма вчерашнего почемучку.

– Потому что, – выхожу в гостиную.

Взгляд Альтана меняется.

– Мамочка! – Пенелопа семенит ко мне через комнату и обнимает за руку.

– Что вы обсуждали?

– Подарок для Эрики, – отвечает с улыбкой дочь.

– Зубы почистила?

Этого вопроса достаточно, чтобы ребенок скуксился и вяло поплелся в сторону ванной.

– Как себя чувствуете? – интересуюсь у мужчины, продолжающего меня оценивать нечитаемым взглядом.

Наконец, Альтан улыбается. А с него все как с гуся вода, даже завидно.

– Сносно. Спасибо за вчерашнее.

Отвожу взгляд. Голый торс мужчины довольно отвлекающий фактор.

– Ваша рубашка и ботинки снаружи на веранде сушатся, – замечаю холоднее, чем планировала.

Пожелав спокойной ночи мужчине, я сама спать не пошла. Сначала занялась его ботинками, потом принялась за стирку рубашки, а потом, когда с этим было покончено, пришлось у постели спящего посидеть, судя по стонам и бормотанию незваного гостя, его беспокойному бессознательному поведению, снилось ему не особо приятные вещи. Но стоило за руку взять, и все прошло. Правда, отпусти я ее, и он снова начинал тревожится. Вот так я и просидела с ним до глубокой ночи. Неудивительно, что, даже встав в позднее для себя время, ощущала себя разбитой и невыспавшейся.

Альтан уходит, но скоро возвращается в рубашке, и с ботинками в руках.

– Я все! – выбегает из ванной Пенелопа, наглядно демонстрируя все свои зубы. – Чистые.

Да уж, мы и в садик не пошли. Сегодня пятница, последний день на неделе перед выходными. Ладно, один раз пропустить не страшно. И Пенелопа, на удивление, даже не вспоминает о прогуле.

Мужчина идет в прихожую. Слежу за ним взглядом хмуро. Вот так вот? Простой уйдет?

Но мое предположение не сбывается. Оставив обувь у порога, Альтан возвращается и садится как ни в чем не бывало на диван. Ведет себя как хозяин, честно слово!

– Чай горячий. Я яйца с помидором пожарил, мы с дочкой уже поели.

Медленно киваю. Ладно. И на кухне моей похозяйничал, но в животе давно уже урчит, из-за всего переполоха прошлым вечером я так и не поужинала, поэтому примем как данность.

А яичница неплохая получилась. Довольно жую, пока Пенелопа занята рисованием в соседней гостиной. Альтан же наливает мне кружку чая, опускает кубик сахара – какой он наблюдательный – и садится напротив.

Я проглатываю последний кусочек помидора и делаю большой глоток, глядя прямо на мужчину все это время. Этими ухаживаниями меня не задобришь.

– Прости.

Ну, извинений я ожидала, киваю.

– Мне не стоило в таком состоянии заявляться и доставлять проблем. Еще и ребенка вот напугал, и бардак развел, – искренне кается Альтан, заглядывая мне виновато в лицо словно напортачивший пес.

Значит, помнит, что вчера натворил. Не отшибло память, а притворяться, что внезапно амнезия развилась из-за стыда тоже не наш вариант.

– Накануне я узнал кое-что, чего никак не ожидал. В алкоголе нет правды, мне не стоило глушить чувства бутылкой.

Молчу, но продолжения не следует. И все? Это вся причина? Нет, я думала, что когда бесцеремонно вторгаются в твое личное пространство в неадекватном состоянии опьянения, что приходится ухаживать полночи, то секреты на следующее утро хранить смысла уже нет.

– Какая же такая великая это тайна, что сам господин Легранд оказался в столь плачевном положении? – вздергиваю бровь и снова делаю большой глоток из кружки. Он едва на ногах держался, топить в вине печали – пожалуйста – но до такой крайней степени доходить, это уже для меня что-то запредельное. Ладно, если бы я не знала и не видела, но он же заявился ко мне домой!

Альтан сглатывает и молчит, плотно стиснув зубы.

– А у тебя, Эрин, как с переносимостью спиртного?

Неожиданный вопрос сбивает с толку.

– А я тут при чем?

С тех пор, как в этот мир попала, губы мои безгрешны, ни разу не притронулась к чему-то крепче чая. Во многом, конечно, виновато мое обостренное чувство ответственности – я же мать – и негативный пример прошлой Эрин сыграл свою роль. Она в ту ночь напилась, а я теперь пытаюсь отыскать отца Пенелопы, разгребая последствия.

– Да так, – качает головой мужчина.

Поди его пойми, что он там себе думает. Рассматриваю исподтишка лицо напротив.

Вся припухлость спала, глаза тоже вернулись в норму, прошла краснота и отечность. Щетина, правда, стала гуще и темнее. И даже в таком помятом и отдающем серостью облике трудно найти изъяны. До чего красив, зараза такой. Это нам, девочкам, надо тратить тонну времени на косметические процедуры, и все равно что-то да не устраивает в отражении, а этот – встал, водой лицо умыл и красавчик.

– Кстати, – Альтан вдруг мягко улыбается. – Я давно хотел спросить, но никак не решался.

Сердце пропускает удар. Он же не будет мне опять свое сердце и руку предлагать? Начинаю нервно дергать ногой под столом.

– Вы же с Печенькой вдвоем здесь живете?

– Да…

Он же не с намерение подселится интересуется? Понравилось, что за ним поухаживали? Не стоит обольщаться, второго такого раза как вчера точно не будет. Я полна различных подозрений, но следующие слова мужчины возвращают меня в реальность.

– А…ты не замужем, это я знаю. Если отец Пенелопы с вами не живет, тогда… где он?

Признаю, весьма нетактично, но довольно прямо и без нанесения обиды, Альтан пытается выведать у меня совершенно не касающуюся его информацию. Должно быть, наши необычные обстоятельства вызывают у окружающих любопытство и беспокойство. Как так – молодая женщина одна воспитывает такого уже взрослого ребенка. Она должна была родить в совсем юном возрасте, но семьи или близких, не говоря уже о супруге рядом нет. Что же тогда скрывается за всем этим фасадом? Те, кто в курсе нашей с Печенькой семейной ситуации так же думает?

– Я… – не могу подобрать слов.

Сказать ему правду или соврать? Или вообще отрезать резко, что не его это дело и сменить тему. Даже Кайл и Анвен меня не спрашивали о том, кто отец Пенелопы. Наверняка им интересно, но это знание для них не столь важно, чтобы рисковать хорошими отношениями, что сложились между нами. Из-за этого я не могу понять, как лучше поступить, лоб в лоб никто еще не интересовался.

– А папы нет, – отвечает Печенька, вынырнув из-за широкой спины Альтана, закрывающей обзор на дверной проем. – Он на небо улетел. Давно.

Я давлюсь слюной, Альтан округляет глаза, в которых как будто бы скользит обида, а Пенелопа продолжает, заглядывая в глаза гостю с легкой знающей улыбкой:

– Он был рыцарем. Так мама сказала.

– Когда…кхм…когда я тебе это говорила?

Не припомню подобного. Я бы так просто словами бросаться на ветер не стала, а прошлая Эрин вообще эту тему терпеть не могла, и сразу же затыкала дочку, она была твердо уверена, что отец Пенелопы – Ник.

Печенька хлопает глазами.

– В деревне. Когда мы у тети Марисы были. Ты сказала, что папа был стражником, а потом погиб. Я спросила после у Рокси, что бывает, когда умирают, и она сказала, что тогда человек переезжает жить на небо. С концами, то есть, назад он не вернется.

Дочка заканчивает с умным видом просвещение, и переводит взгляд нашего гостя на меня и обратно. Мол, есть у нас к ней еще какие вопросы.

Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, и действительно, в Эклерке было такое, что я придумала на ходу безобидную ложь, чтобы Мариса со спокойной душой отпустила свои переживания и не уговаривала меня остаться жить в деревне. Тогда, Пенелопа, кажись, была неподалеку. Не думала, что она все услышит и запомнит, да еще спросит потом о смерти у Рокси, дочки Кайла. А мне ни слова, ни вопроса не обронила и не задала. Не прошло бесследно образование прошлой нерадивой Эрин. С мамой о папе говорить нельзя – засела четкая установка. Но, если другие начали, то можно. Вот Пенелопа и не поскупилась. Да так, что я теперь в полной расстерянности. Присутствие в этот момент постороннего делает только хуже.

– Рыцарь, значит? – улыбка на лице Альтана мне как-то не по душе. – На небе живет?