Мама для сирот

Глава двадцать вторая. «Путешествие. Часть вторая».

Таверна представляла собой широкое помещение с множеством деревянных столов. Посетителей было довольно много. Между ними бегала и суетилась рыжеволосая девушка, с пышными формами. Она была в фартуке, сером платье, из которого виднелись старенькие лапти. Волосы были собраны в косу, а сверху был надет платок, узлом на затылке.

Меня потащили не к ней, а к мужчине, который стоял недалеко от широкого стола. Это было что-то вроде барной стойки. Только позади стола стояли бочки с пивом. И вот от них-то и несло алкоголем. Тошнота начала подниматься вверх по гортани. Главное, чтобы не стошнило.

— Добрый день, господин, — расплылся в улыбке мужчина, стоило нам подойти поближе. — Чего изволите?

— Стол. Отдельный, — коротко сказал Глеб, бросив на меня взгляд.

Я никак не отреагировала. Глова кружилась от неприятного запаха. Я сглатывала горькую слюну и сдержалась изо всех сил. Совсем не хотелось злить муженька еще сильнее. Я уверена, что он мог и ударить меня в таком случае.

— Как пожелаете, Господин, — мужчина улыбнулся еще шире.

Только тут я обратила внимание на его внешность — высокий, полноватый, с тонкими жиденькими волосами и усами. Зубы слегка пожелтевшие. И маленькие глазки, которые бегали туда-сюда, словно он что-то задумал. Не понравился мне этот тип. Очень не понравился. Мой опыт говорил, что такие люди не ведут честный образ жизни.

— Настасья, дорогая! — гаркнул мужчина. — Проводи гостей до отельного столика.

Рядом с нами тут же появилась та рыжеволосая девушка. Она кивнула, опустив взгляд. На мужчину девушка не смотрела.

— Следуйте за моей женой.

Женой?!

Однако сказать ничего не успела. Глеб пошел вслед за девушкой, а меня поволокли следом. И никого не смущало такое поведение мужчины. Будь это в моем мире, на такое бы уже хоть кто-то бы обратил внимание. Да и...

Жена?! Серьезно? Ей на вид лет пятнадцать! А ему явно уже за сорок! Да она ему в дочки годиться. Бедная девочка. Как она вообще попала в лапы этому скользкому старику? Если она была не сиротой, то родители ее точно не любили.

Нас провели по левую сторону здания, и только сейчас я заметила, что в стене есть комнаты с небольшими столиками. Они укрывались коричневой тканью и буквально сливались со стеной. Однако было интересно, как людям пришла в голову такая интересная мысль?

— Чем изволите отобедать, господин? — тихо спросила Настя, не поднимая взгляда.

Я бросила на нее сочувственный взгляд. Совсем запугали девочку. А еще, если мне не кажется, она была беременна. Возможно, третий месяц. Или это просто комплекция тела у нее такая. Но я подозреваю, что первый вариант более вероятен.

— Запеченную утку... — произнес Глеб, затем внезапно передумал. — Мужа своего позови. Не доверяю я девке.

— Хорошо, господин.

Девушка слегка поклонилась и бесшумно исчезла. Шторки она опустила, поэтому мы с Глебом снова остались наедине. Я не стала ничего говорить. Даже если Глеб сейчас и сказал резкие слова, девушке это было на пользу. Не стоило ей таскать тяжелую еду еще и нам. Пусть этот старик побегает вместо нее.

Через минуту к нам подошел владелец таверны. Он любезно улыбался и кланялся Глебу. На меня мужчина не обращал внимания. И я впервые подумала, что это даже удобно. Мне совсем не хотелось разговаривать с этим человеком.

— Щи на двоих. Запеченную утку с картошкой, — сказал Глеб, смотря в глаза хозяина. — Квас. Моей жене морс.

— Еще что-нибудь?

— Нет.

— Все будет готово в считанные секунды, господин!

Мужчина умчался. Я снова осталась с Глебом наедине. К счастью, тошнота прошла, и я могла вздохнуть чуть свободнее. Голод вернулся. Я бы еще выпила травяного чая. Но кто меня спрашивал? Тут к женщинам уже не относились, как ко второму сорту. Но считалось, что они должны подчиняться мужчинам. Сначала отцу, а затем мужу. Разумеется, если они у них были. А если нет, то женщина могла стать полноправной хозяйкой дома. И вот с такой женщиной уже было принято считаться. Еще были женщины, которых очень любили мужья. И именно мужья ставил свою супругу рядом с собой, а не позади. Любящего мужа у меня нет. Воспоминаний Нади у меня тоже нет, поэтому можно сказать, что я росла одна. И никогда никому не подчинялась. Однако менять устои целого мира — это дело не одного человека. Если я начну перечить, меня просто накажут розгами или плетями. Вот и все.

«Надо бежать от мужа и его семьи», — подумала я, когда шторка в очередной раз отодвинулась.

Нам принесли еду. Щи пахли очень даже вкусно. Утка была большой, с яблоками и картофелем. ЕЕ явно было много для двух людей. Квас и морс принесли в огромных, литровых кружках. Владелец, поставив последнюю тарелку, пожелал нам приятного аппетита и испарился.

Еда была приличной. Можно сказать даже вкусной. Разве что суп оказался слегка пересоленым. Но я с удовольствием его съела. И даже немного поклевала мясо утку. Больше в меня не влезло, поэтому я просто сидела, пила морс и наблюдала за Глебом.

В помещении было светло из-за окна. А еще мы сидели ближе друг к другу, чем в карете. Поэтому я смогла разглядеть его светлые ресницы, которые были неприлично длинными. Его суровому лицу они совершенно не шли. Я невольно улыбнулась.

— Нашла что-то смешное?

Ледяные глаза уставились на меня. Таково поведения не позволяли себе даже близнецы Максима. Они были еще теми шалопаями, но никогда не разговаривали грубо просто потому что так хотели.

— Ничего, — коротко ответила я, но взгляд не отвела. — Смотрю на вас и пытаюсь найти хоть одно воспоминание.

— И как успехи? — Глеб усмехнулся, поднял кружку и сделал глоток кваса.

— Пусто, — честно сказала я, пожимая плечами. — Мне все больше кажется, что вы вовсе не мой муж.

Мужчина долго смотрел на меня, словно пытаясь что-то решить или сделать. Затем внезапно встал, потянулся вперед через стол, схвати меня за плечо и дернул платья вниз. Я вздрогнула, невольно прикрыла руками груди и попыталась отпрянуть, но не смогла.

— Откуда бы я тогда знал, что тут у тебя родинка в виде цветка? — усмехнулся Глеб, отпуская меня и садясь на место. — Мне раздвинуть твои ноги? Или ты уже убедилась в моей правоте?

На плече действительно была родинка. Она была маленькой, в форме то ли солнца, то ли ромашки. Сначала я тоже удивилась, увидев ее в зеркале в предбаннике. Но не предала этому никакого значения. Ну, есть родинка и есть. Что в этом такого?

— Это был отвратительный поступок, — холодно заявила я, поправляя платье на плече. — В следующий раз я...

— Что? Ты моя жена. Я могу делать то, что захочу, — Глеб пожал плечами. — Ты сама давала клятву в церкви Света. А она нерушима.

— Впервые кого-то так сильно ненавижу.

Мой голос звучал ровно. Бушевавшие эмоции внутри я сдерживала. Глеб опустил кружку и посмотрел мне в глаза. В этот раз что-то изменилось в его взгляде. Но что именно я не поняла. Да и мне было плевать. Во мне клокотала ярость и ненависть. Мне хотелось взять тарелку и ударить ею по самовлюбленному лицу этого человека.

Глеб ничего не ответил. Дальнейший обед прошел в молчании. Остатки утки нам упаковали в небольшую плетеную корзину. Кувшин морса и кваса Глеб купил в дорогу. Все это время я молчаливой тенью стояла его спиной.

В карете мы тоже сидели в тишине. Я, откинувшись на спинку сиденья, смотрела в окно и молчала. Говорить что-либо этому человеку совсем не хотелось. Я так устала. Сил чтобы спорить или пререкаться не было.

Карета мирно покачивалась. Живот был приятно полным. Тошнота практически не чувствовалась. Я прикрыла глаза буквально на мгновение и не заметила, как погрузилась в сон.

***

Мне снились дети. Я словно видела их со стороны. Слышала, как плачет Варя и зовет маму. Как Сонечка жмется к Еве и все повторяет, что меня украли. Видела хмурое лицо Сашки, который не знал, как быть дальше. Рядом с ним стоял Кузьма и что-то говорил. Но я не слышала, что именно. Стало так невыносимо тоскливо, что я протянула руки, словно бы пытаясь дотянуться до ребят. Мне этого сделать, никак не удавалось. Только в последний миг, когда я почти коснулась руки домового, он вздрогнул и резко посмотрел в мою сторону.

Я открыла глаза. В карете было очень темно. Глеб все так же сидел напротив, только без камзола. Я пошевелилась, и с плеч сползло что-то теплое. Все еще сонная, я подняла это и не сразу осознала, что своим камзолом меня укрыл именно Глеб.

Я поджала губы. Спасибо, конечно, но его никто не просил этого делать. Я спокойно положила верхнюю одежду мужа рядом и потянулась. Хотелось в туалет, поэтому и задержала взгляд на Глебе.

Он, заметив, что я проснулась, не отрывал от меня своих красивых голубых глаз. Такая внешность и такой характер. Мне еще Татьяна, моя подруга из прошлой жизни, говорила, что красивые люди часто становятся плохими людьми. И почему-то именно сейчас я была с ней согласна.

— Выспалась? — первым нарушил тишину Глеб.

— Да. Можно остановиться ненадолго?

— Через десять минут будет река. Там устроим привал.

Я кивнула. Терпеть десять минут было сложно, поэтому, как только карета остановилась я первый выбежала на улицу и ринулась к кустам, но меня грубо схватили за руку.

— Что...

— Сбежать удумала?

Пальцы Глеба больно впились в кожу. Я обернулась и зло сощурилась.

— Я иди по нужде. Сопроводите меня в кусты?

— Конечно, — мужчина усмехнулся и действительно поволок меня к кустам.

Интересно, если бы Надя не украла печать, он бы так переживал о моем побеге? Думаю, нет. Он бы и не искал меня. Объявил бы мертвой и женился бы на другой. И зачем только Надя крала эту проклятую печать? Хотела запечатать какого-то духа? Зачем?

К счастью, Глеб не стал подсматривать, поэтому я спокойно сделала свои дела, поправила платье и направилась обратно в карету. Прежде чем снова быть запертой, успела разглядеть гладь реки, яркую луну и поляну, где суетились стражники — разводили огонь, ставили котелок, поили лошадей. Все выглядело мирно.

— Захочешь выйти — позови меня или кого-то из моих людей, — на прощание сказал Глеб и закрыл дверь кареты.

Я вздохнула. В карете было душно. Но сидеть вместе с Глебом мне не хотелось, поэтому я стянула с ног лапти, подложила под голову камзол, который забыл мой муж, и легла на сиденье. Было не особо удобно, так как сиденье было узким. Но мне хватило, чтобы задремать.

Я вроде как спала, но слышала все, что происходило вокруг. Слышала голоса стражников, слышала, как один из них ходит вокруг кареты, как Глеб отдает приказы и даже как по карете ходит белка. Или мышка.

Через какое-то время, когда я практически погрузилась в сон, дверь кареты распахнулась. Я услышала запах костра, раздался веселый смех стражник, а затем дверь снова закрылась. Напротив меня кто-то тяжело опустился. По запаху древесины и каких-то духов, я сразу поняла, что это был Глеб. Спать сразу расхотелось.

— И что мне с тобой делать? — устало произнес мужчина.

Я открыла глаза. Он сидел напротив меня, прижав ладони к лицу и, кажется, не подозревал, что я проснулась.

— Отпустить и отправить обратно, — мрачно сказал я, вынуждая мужчину вздрогнуть и оторвать руки от лица.

— Ты не спала?

— Почти.

Я села, поправила платье и посмотрела на мужа. Я все еще не могла считать его хорошим или просто приятным человеком. Но он казался мне достаточно адекватным, чтобы поговорить. Во всяком случае, сейчас, когда его лицо не было скрыто маской холодной отчужденности. Глеб, в свете луны, выглядел слегка растерянным.

— Зачем я вам нужна? Даже если я и украла печать, я совсем ничего не помню, — хмуро сказала я, продолжая рассматривать лицо Глеба.

— Волхвы могут попытаться вернуть тебе память. Если ты не врешь.

— А если не получится?

Глеб вздохнул и прикрыл на мгновение глаза. Через какое-то время на его лицо снова вернулась холодная маска. Я мысленно скривилась. Договориться не успела.

— Ты являешься дочерью семьи первосвященника, — тихо сказал мужчина, наклонившись вперед и заглянув мне в глаза. — Думаешь, я могу опустить тебя? Ты хоть представляешь, кем могут быть дети рожденные тобой? Пусть сама ты и медяка не стоишь, но твоя родословная говорит, что ты можешь родить великого чародея или святого.

Я вздрогнула. Все оказалось куда хуже, чем я думала. Если бы причина его женитьбы на мне были только деньги и власть, договориться было бы просто. Но...

Я не отдам ему своего ребенка. По взгляду сразу понятно, что его семье просто нужен инструмент, который они будет использовать. Они хотели ребенка с силой, чтобы иметь вес в обществе. И мой малыш был таким сильным не потому, что его отец был особенным. Нет! Особенной была Надя!

Все внезапно начало становится на свои места. Даже кража печати! Скорее всего, Надя узнала о беременности. И догадывалась, что ее ребенок будет особенным. Она хотела запечатать его силу? А такое возможно? Не знаю. Возможно дело совсем в другом. Но... говорить о беременности теперь точно нельзя.

— Я не хотела рождаться в такой семье, — тихо сказал я, отвернувшись к окну.

— Ты уже говорила мне это. В первую браную ночь, — усмехнулся Глеб. — А я ответил тебе, что родителей не выбирают.

— Зато мы можем выбрать свою судьбу, — я решительно повернулась к мужу. — Отпусти меня! Я тихо буду жить в той деревне с другими детьми. Ты их видел! Они хорошие дети...

— Нет, — резко прервал мен Глеб. — Даже если бы я хотел тебя отпустить, я не смог бы этого сделать.

— Почему? Разве власть и сила стоит того, чтобы делать несчастными столько людей?

Глеб смотрел на меня некоторое время. На минуту с его лица снова слетела маска, и я увидела лицо молодого, но уставшего от жизни человека. Я увидела россыпь морщинок около глаз, болезненно сжатые губы и горечь в голубых глазах.

— Стоит, — тихо ответил мужчина. — Волковы семья полководцев. Мы идем первыми в бой. Мы возглавляем армии. Мы видим море крови. Мы спасаем товарищей и приносим трупы погибших отцам и матерям. Война с Северянами не прекратиться, пока их не уничтожить. Но простыми силами этого сделать нельзя.

— Поэтом ты хочешь обречь своего ребенка на такое? — шепот сорвался с моих губ помимо воли. — И когда ты отправишь его на войну? В десять лет? А может в шесть?

— Я начал служить в пятнадцать, — спокойно ответил Глеб.

— И каково тебе? Понравилось? — едко спросила я, непроизвольно обнимая свой живот. — Хочешь того же самого для своего ребенка?

— По-другому нельзя.

— Почему?! Можно! Мы должны стараться, чтобы наши дети жили лучше нас!

Я понимала, что сейчас звучу, как истеричная женщина. И понимала, что во мне бушуют гормоны. Я даже осознавала, что выбор Глеба был верным. Одна сломанная жизнь ребенка ради спасения тысячи – разве это того не стоило? Нет. Потому что это был мой ребенок! И мои эгоистичные чувства вырывались наружу.

— Хватит.

Глеб взял меня за руку. Его пальцы оказались неожиданно горячими. Разумеется, это меня не успокоило, но я замолчала. Бессмысленно что-то говорить. Пусть он был и прав. Пусть все вокруг кричат о том, что отдать на растерзание одного малыша правильно. Но я его мама и я буду защищать его всеми силами, что у меня есть. Его и тех малышей, что остались ждать меня в нашем доме.

Больше я ничего не сказала. Отпустила руку, привалилась к стенке кареты и уставилась в окно.

На рассвете мы двинулись в путь. Мы останавливались каждый раз, когда я требовала. Исправно кушали и пили. Но никакой лазейки на побег не было. И с каждой минутой я осознавала, что мне придется столкнуться нос к носу с лекарем, который объявит о моей беременности всем, включая Глеба.

***

К имению мы подъехали в сумерках. Это был большой, двухэтажный дом с множеством комнат. Построен дом был из камня, окна были красиво украшены наличниками, двор был невероятных размеров. Тут было много прислуги, цветов и деревьев.

Мы въехали за ворота, и я смогла разглядеть красивое, переплетенное виноградом, крыльцо. По нему спешно спускалась пожилая дама в белой длинной сорочке и накинутом на плече платке. Она что-то кричала слугам, махала руками и выглядела взволнованно. Ее седые волосы были растрепаны.

Она выглядела безобидно, но мой опыт говорил о том, что не все так просто. В чем я убедилась вскоре после того, как карета остановилась.