Маньяки

13

Тяжелый удар разносится по моей комнате, настолько громкий, что я чувствую вибрацию в груди и распахиваю глаза. С моих губ срывается вздох, когда я в точности вспоминаю, что произошло, и через несколько мгновений эмоции захлестывают меня с головой.

Чувство вины. За то, что позволила этому случиться.

Злость. За то, что не смогла бороться.

Печаль. Из-за того, что не смогла сохранить себя для мужчин, которых люблю.

Стыд. За то, что этот мерзкий человек использовал мое тело в своих порочных играх.

Я не знаю, что произошло после того, как он вырубил меня. Я не знаю, продолжил ли он трахать меня, стал ли его вялый член каким-то образом снова твердым, хватило ли у него вообще сил продолжить. Но не имеет значения, заставил он себя кончить или нет, важно только то, что это произошло против моей воли и что этот ублюдок заплатит за это.

Я касаюсь виска, и морщусь от острой боли. Там определенно есть убийственная шишка, которая серьезно испортит мне день, но, по крайней мере, я восстановила какой-то контроль над своими конечностями.

Еще один громкий удар доносится из глубины замка, и я поворачиваю голову к двери, уверенная, что кто-то снова придет за мной, но когда дверь остается закрытой, я даю себе возможность вздохнуть.

Поднимаясь с запачканного матраса, я прислоняюсь спиной к изголовью и подтягиваю колени к груди, прижимая их к себе, как будто свернувшись в клубок, я могла бы обеспечить себе какое-то подобие безопасности. Проходят минуты, и я опускаю лоб на колени, а слезы свободно текут по моему лицу.

Он изнасиловал меня.

Он завладел моим телом, надругался надо мной, удерживал меня и силой вошел в меня без моего согласия. Как я вообще могу быть в порядке после этого? Я знаю, что заморочила ему голову, лишила его власти надо мной, но это не меняет того факта, что это все равно произошло. Не облегчает боль между ног, не помогает синякам быстрее сойти.

Джованни погубил меня, и за это я уничтожу его и всю его чертову армию, но для этого я должна оставить все это позади. Я не могу рыдать каждый раз, когда это бросают мне в лицо, каждый раз, когда воспоминания возвращаются, чтобы преследовать меня. По крайней мере, пока с ним не покончат. После этого я смогу сломаться, когда у меня будут парни, на которых я смогу опереться. Они помогут мне вернуть мою гордость, как делали это в прошлом. Они — моя опора, и я не смогу сделать это без них.

С ними должно быть все в порядке.

Маркус… он… у нас недостаточно времени.

Черт.

Поднимая голову с колен, я поспешно вытираю слезы. Я и так потратила столько времени впустую. Мальчики заперты на подземной игровой площадке без еды и воды, без возможности помочь друг другу. Роману и Леви приходится просто сидеть в своих камерах, наблюдая, как Маркус медленно угасает. Черт, со свадьбы прошло несколько часов, с тех пор, как я увидела запись в прямом эфире, он уже может быть… Нет. Я не могу так думать. Я должна верить, что у них все получится, потому что без них я этого не переживу. Они занимают три равные части моего сердца, и без них я никогда снова не буду целой.

Они для меня все, даже задумчивая задница Романа.

Быстро осмотрев свое тело, я проверяю свои травмы. Я вся в крови и синяках. Никто не потрудился зайти и обработать зияющую рану на моей руке, но на каком-то уровне я рада. Не думаю, что смогу вынести, если кто-то еще войдет сюда без приглашения. Что касается остального, я в основном невредима. Полосы крови украшают мою кожу и волосы спутались, а синяки в основном на бедрах. Моя челюсть ноет от столкновения с охранником, который набросился на меня, как гребаный полузащитник. Мой мизинец распух, но я не чувствую, что он сломан, как я думала изначально.

Со мной все будет в порядке. Я могу с этим справиться.

Схватив разорванную материю свадебного платья, разбросанную по кровати, я туго обматываю ею руку, где раньше был мой противозачаточный имплант, чтобы остановить кровотечение, прежде чем неуверенно поднимаюсь на ноги. Я такая же голая, как в день своего рождения, только теперь на мне столько дерьмовых шрамов и синяков, сколько ни одной женщине не пристало носить.

Я не зацикливаюсь на этом. Вместо этого я ношу их с гордостью, потому что это знаки того, кто выжил.

Остановившись у массивной встроенной гардеробной, я беру кое-что из одежды и свежее нижнее белье, стараясь не думать о том, что произошло в этой комнате. Я даже не оглядываюсь на кровать. С этого момента все остается в прошлом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы покончить с этим. У меня было несколько минут, чтобы поплакать, оплакать свою потерянную гордость. Когда эти маленькие напоминания придут, чтобы уничтожить меня, я буду готова и буду ждать, чтобы уничтожить их всех до единого.

Джованни ДеАнджелис не будет определять меня. Только у меня есть на это право.

Голова кружится, тело все еще кажется тяжелым, но я отказываюсь зацикливаться на этом. Я могу сломаться и разбиться, как только выберусь отсюда, но до тех пор мне нужно оставаться сильной, оставаться той женщиной, которой хотела меня видеть моя мать, той, которую она боится. В конце концов, есть трое мужчин, которым нужно восстать из мертвых, и они не смогут этого сделать, пока кто-то не даст им силы для этого.

Их воинственные сердца все еще бьются, просто они погребены под кучей дерьма, боли и мучений. Но это ненадолго. Мои воины вырвутся на свободу, и это будет чертовски впечатляюще.

Черт, я не могу дождаться, когда увижу, как они восстанут. Они сожгут всю эту гребаную семью дотла.

С новой смелостью и решимостью, горящими в моих венах, я направляюсь в ванную. Я закрываю за собой дверь и, чтобы создать иллюзию уединения, щелкаю маленьким замком с обратной стороны двери, прежде чем залезть в душ.

Горячая вода каскадом льется на меня, и я быстро моюсь, особенно тщательно между ног. Когда я впервые встала, из меня не потекла жидкость, так что я могу только предположить, что он не кончил, но я должна быть осторожна. Забеременеть от Джованни было бы худшей вещью в мире. Есть много вещей, с которыми я могу справиться в этой жизни, но это не было бы одной из них. Есть риск, что Джованни может убить меня в любой момент, но быть беременной его ребенком означает, что он никогда не отпустит меня, никогда не перестанет приходить за мной или моим ребенком. Я скорее умру, чем устрою такой ад ребенку. Вот почему мне так важно найти этого ребенка и освободить его от этого дерьма. Не говоря уже о том, что я пообещала Фелисити защищать его ценой своей жизни.

Закончив принимать душ, я быстро одеваюсь и проверяю, полностью ли я прикрыта. В моей комнате нет ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия, но мне нужно быть уверенной, что если он придет снова, ему будет чертовски трудно получить какое-либо преимущество надо мной. Меня больше не накачают наркотиками, и я чертовски уверена, что не стану его игрушкой, но если он каким-то образом снова преодолеет мою защиту, я буду более чем готова. Кроме того, он чертовски ясно дал понять, что его маленькое драгоценное эго легко уязвить. Не должно быть слишком сложно забить последний гвоздь в этот конкретный гроб.

Не могу винить парня. У меня бы тоже был комплекс маленького члена, если бы мне пришлось соревноваться с такими мужчинами, как Роман, Леви и Маркус. Так вот, они настоящие гребаные мужики. Высокие, широкоплечие, с пронзительными глазами, которые пленяют женщину. Не говоря уже об их твердых, как скала, телах, острых челюстях и темноте, которая кричит о грязном альфа — плохом мальчике, который будет трахать тебя, пока ты не назовешь его папочкой. Они заботятся о своем бизнесе и защищают то, что принадлежит им, с животным чувством собственности и яростной преданностью, которые делают со мной такое, чего я никогда раньше не испытывала.

Они — моя семья. Все очень просто.

Черт. Мне нужно вернуть их домой.

В голове у меня стучит, когда я выхожу из ванной и направляюсь к двери. Если у меня есть хоть какая-то надежда выбраться из этой поганой маленькой тюрьмы, я должна знать, с чем работаю. Подойдя вплотную к дверной ручке, я разглядываю замок, размышляя, насколько сложно будет его взломать, или же мне стоит просто сломать всю эту чертову штуку.

Надавливая на ручку, я проверяю, насколько прочен замок. Я ожидаю сопротивления, но его не оказывается. Ручка продолжает вращаться, и мои глаза расширяются все больше и больше по мере того, как она опускается.

Пресвятая богородица всего милого и сексуального. Этого не может быть. Конечно, мне мерещится. Должно быть, у меня такой пиздец в голове, что у меня галлюцинации.

Я судорожно хватаю ртом воздух, мое сердце выпрыгивает прямо из моей гребаной груди, когда я в шоке смотрю на ручку. Самый тихий щелчок разносится по комнате, поражая мои барабанные перепонки сладчайшим звуком.

Дверь открыта. Она, блядь, открыта.

Джованни, должно быть, выбежал отсюда в таком гневе, что забыл запереть за собой дверь.

Он облажался. Он трахнул меня, подставил меня, а потом облажался так, что это будет означать конец его жалкой жизни.

Срань господня.

Позвольте мне сказать это еще раз для придурков сзади.

СРАНЬ ГОСПОДНЯ.

Почему я не попробовала открыть дверь раньше? Почему я потратила столько гребаного времени, принимая душ и рыдая о том, что Джованни сделал со мной? Я могла бы убраться отсюда давным-давно, к этому времени мальчики уже были бы на полпути сквозь густые деревья.

Злая ухмылка расползается по моему лицу, когда мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, надежда разрастается внутри меня, как гребаный рак, заражая каждую клеточку моего тела. Миллионы мыслей и планов проносятся в моей голове, как гребаный ураган, каждая из которых требует внимания. Возможности безграничны, и все они сосредоточены на том, чтобы найти этого гребаного ублюдка и вонзить кинжал прямо ему в грудь, прежде чем его люди притащат меня сюда, брыкающуюся и кричащую.

Я качаю головой. Я не могу потерять себя из-за этого. Моя единственная задача — найти этого ребенка и увезти отсюда мальчиков. С Джованни мы разберемся позже. Черт, я могла бы даже настроить Джию против него и позволить ей самой расхлебывать свой гребаный бардак.

Успокаивая бешено колотящееся сердце, я медленно приоткрываю дверь чуть шире и задерживаю дыхание, в ужасе от того, что это может оказаться какой-то больной, извращенной шуткой. Возможно, они затаились в засаде, готовые снова схватить меня. Возможно, Джованни наблюдает за мной через камеры, предугадывая каждый мой шаг.

Черт возьми, это риск, но я готова на него пойти.

Я осматриваю все слева направо, а затем снова поворачивает налево. Кто-то был здесь, издавая громкие, тяжелые удары, и кто бы это ни был, мне нужно держаться от этого как можно дальше. Никого не видно, но я не собираюсь рисковать. Все это может обернуться самыми абсурдными и отвратительными последствиями, и я не хочу оставаться здесь, чтобы узнать, какими они могут быть.

Подавляя страх, я напоминаю себе, что меня тренировала не только правая рука Джии Моретти, но и трое мрачных жнецов, печально известные сыновья ДеАнджелиса. Если я смогла зайти так далеко, я, черт возьми, уверена, что смогу продолжать. Я прожила в этом самом замке несколько месяцев. Я знаю все его входы и выходы, его маленькие секреты… секреты, которые, возможно, Джованни еще не раскрыл. Здесь у меня преимущество.

Не желая терять время, я выхожу в пустой коридор, двигаясь как можно медленнее и пытаясь вспомнить, где находится каждая скрипучая половица. Мое сердце колотится так громко, что, клянусь, я слышу его снаружи своего тела, но если что-то и выдает меня, так это учащенное, тяжелое дыхание, похожее на то, как какая-то старая стерва пускает слюни на артистов живого шоу “Супер Майк”, за которыми я, возможно, слежу или не слежу в “Instagram”. Я должна прекратить это.

Подкрадываясь к комнате прямо рядом со своей, я тяжело сглатываю, прежде чем взяться за ручку. У меня есть один гребаный шанс.

Взять ребенка. Захватить пару подгузников. И валить отсюда на хрен. Об остальном мы можем побеспокоиться позже.

Нажав на ручку, я врываюсь в комнату, более чем готовая уложить какую-нибудь старую суку на задницу, но тут меня настигает худший вид дежавю — я врываюсь в комнату только для того, чтобы найти пустую кроватку.

— Нет, — выдыхаю я, мои глаза расширяются, когда я оглядываю комнату, мой острый взгляд мечется из угла в угол. Где он, черт возьми?

— Ребенка нет.

Я разворачиваюсь на пятках и тут же поднимаю руки, чтобы защититься. В дверях стоит пожилая женщина, ее глаза сужены, и она неуверенна. В ней есть что-то знакомое, и, когда она делает нерешительный шаг в комнату, я понимаю, что это одна из многих сотрудниц, которые работали на кухне замка, ухаживая за мальчиками последние десять лет, — ее было видно, но не слышно. Она здесь не для того, чтобы причинить мне вред, но кто знает, какие приказы ей отданы.

Я тяжело сглатываю и медленно опускаю руки, неуверенная в том, что она собирается делать.

— Где он? — Рявкаю я, выпрямляясь во весь свой рост несмотря на то, что надо мной возвышается пожилая женщина.

Она смотрит на меня острым взглядом, который она на протяжении многих лет не сводила с сыновей Джованни, постоянно опасаясь, что они могут сорваться в любой момент. Черт возьми, тех гостей, которых они приглашали, было бы достаточно, чтобы напугать кого угодно.

— Хозяин повез его кататься тридцать минут назад, — говорит она, настороженно глядя на меня, пока медленно проходит вглубь комнаты. — Тебе не удастся заполучить этого ребенка, — добавляет она, как будто может прочитать каждую мысль, проносящуюся в моей голове. — Он находится под усиленной охраной в любое время суток. Неясно, когда вернется Хозяин. Так что, если ты собираешься бежать, сейчас твой единственный шанс. Он считает, что ты будешь… нездорова еще несколько часов.

Я шокирована, но прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово, она выходит из дверного проема.

— А теперь беги, дитя.

Я осмотрю снова на пустую кроватку, мое сердце разрывается при мысли о том, что я оставлю его здесь.

— Я…

— Не будь глупой, девочка, — кипит она. — Забудь о ребенке. Ты не сможешь спасти его. Уходи, пока он…

Я слышу ее невысказанные слова громко и ясно.

Уходи, пока он снова тебя не изнасиловал.

Меня снова охватывает стыд от осознания того, что каждый человек в этом гребаном замке точно знает, что произошло в той комнате, но я отбрасываю это в сторону. Она права. Если этот ребенок сейчас с Джованни, у меня нет ни единого гребаного шанса. Я должна вернуться за ним, и я сделаю это с гребаной армией за спиной, а до тех пор — пришло время забрать моих мальчиков.