Маньяки

6

Что за хуйня только что произошла?

Я сижу в своей комнате, в голове у меня все идет кругом от того, что я только что узнала внизу.

Первое. Джиа — лживый мешок дерьма, который сделает абсолютно все, что потребуется, чтобы получить то, что она хочет — обманет любого, ударит ножом в спину, предаст свою кровь. Она трусиха и дура, и в какой-то момент я собираюсь заставить ее заплатить за то, что я услышала в стенах ее офиса, но сейчас у меня проблемы посерьезнее.

Второе. Велика вероятность, что мои мальчики все еще дышат, и если это так, то ничто не помешает мне добраться до них.

Наблюдая через окно своей спальни, я замечаю охранников Джии и начинаю запоминать их расписание и лица. Их здесь около пятнадцати человек, они работают посменно каждый день и ночь. Я то и дело вижу их в тренировочном зале и по дому, но есть еще около десяти, которых я видела всего раз или два за последнюю неделю.

Я понимаю потребность Джии в том, чтобы в ее постоянном распоряжении были охранники, но это немного смущает. Мальчикам никогда не требовалась наемная сила, чтобы выполнять работу. Они были друг у друга, и это все, что им когда-либо было нужно. Я сомневаюсь, что Джиа чего-нибудь добилась бы без линии наемных мышц за спиной. Семья Моретти может быть больше и сильнее семьи ДеАнджелис, но, по крайней мере, семья ДеАнджелис может гордиться тем, что ее законными лидерами являются люди, которые готовы пролить кровь, чтобы защитить ее. Я не могу сказать того же о Джии.

Она бесхребетная сука, и я не могу дождаться, когда раздавлю ее.

Дверь моей спальни с грохотом распахивается, и я поднимаю голову, замечая Зика, стоящего в дверном проеме. Его пристальный взгляд скользит по моему телу, без сомнения, он удивлен, увидев меня одетой и готовой к сегодняшней тренировке.

— Ты готова, — заявляет он, выгибая бровь, и на его лице появляется тень удивления.

Я отталкиваюсь от подоконника, не нуждаясь в обычном десятиминутном предупреждении, проглатывая каждый дерьмовый комментарий о том, что я услышала внизу, который так и норовит слететь с моего языка.

— Вау, ты сегодня наблюдателен, — говорю я, проходя прямо мимо него, ненавидя мысль о том, что поворачиваюсь спиной к человеку, который, скорее всего, будет ответственен за мою смерть. Но пока они не знают, что я подслушала их разговор в кабинете Джии, я должна быть в безопасности. Я надеюсь.

Мои руки пульсируют по бокам, то сжимаясь в кулаки, то разжимаясь, и я делаю все возможное, чтобы расслабиться. С тех пор как я узнала, что мальчики могут быть живы, я не могу сосредоточиться. Отчаяние выбраться отсюда движет каждым моим шагом, и усидеть на месте просто невозможно.

Мне нужно бежать.

Мне нужно разработать план.

Я должна найти способ добраться до них.

Ничто другое не имеет для меня значения, больше нет.

Парни могут страдать; они могут лежать в грязных камерах в агонии, медленно истекая кровью. Возможно, я — их единственный шанс на выживание. Черт, даже если это означает покончить с моей собственной жизнью только для того, чтобы спасти их, я бы сделала это. Сейчас мне нужно подыграть Джие больше, чем когда-либо, потому что альтернатива… блядь, я даже думать об этом не хочу.

Сбегая по ступенькам, я опережаю Зика, но все время чувствую, как его тяжелый взгляд впивается мне в спину. Я хватаюсь за перила внизу и огибаю угол, направляясь к смехотворно дорогому лифту. Нажимая на кнопку, я терпеливо жду, когда он прибудет, и к тому времени, когда дверь открывается, Зик уже здесь и стоит рядом со мной. Мы вместе молча заходим в лифт, и когда дверь за нами закрывается, его подозрительный взгляд медленно поворачивается ко мне.

— Почему? — спрашивает он низким и любопытным тоном.

Я пожимаю плечами, избегая его пронзительного взгляда.

— Не могла уснуть. Решила начать день с чистого листа.

Я чувствую, как его глаза еще больше сужаются, но когда звон возвещает о нашем прибытии в тренировочный зал и дверь начинает открываться, напряжение в маленькой металлической коробке спадает, и он, наконец, отводит взгляд. Я вбегаю в зал, зорко следя за каждым мужчиной: где он стоит, с кем спаррингует и какое оружие у него в распоряжении.

Я не позволю устроить на меня засаду в этом доме. Я слишком много раз становилась добычей ублюдков этого мира, и это дерьмо уж точно больше не повторится.

— Где ты хочешь меня видеть? — Бормочу я, чувствуя, что Зик нависает слишком близко.

Он бросает взгляд на стрельбище, его губы сжимаются в тонкую линию, когда он обнаруживает, что все дорожки заполнены.

— Тренировочный мат, — бормочет он с ноткой разочарования в голосе. — Нам нужно поработать над твоей скоростью и ловкостью. С ними проблемы. Постреляем после обеда.

Раздражение пронзает меня, когда я поворачиваюсь на пятках и марширую через комнату. Не только из-за его замечаний о моих недостаточных навыках, но и потому, что я всей душой мечтала о стрельбе или, по крайней мере, о какой-то форме обучения владению оружием. Не поймите меня неправильно, я не любительница стрельбы, мне это не особенно нравится, но когда я лежу на тренировочных матах и мое тело начинает болеть, эта сучка становится слишком эмоциональной. Я не всегда уверена, что смогу прикусить язык.

В тренировках Зика есть особый огонь, он доводит меня до предела и продолжает до тех пор, пока я не сломаюсь. Он безжалостен, но сейчас я не могу доверять своим эмоциям, чтобы они не помешали мне. Это будет одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала, особенно потому, что несколько часов, которые я проведу здесь, — это еще несколько часов, которые будут страдать парни.

— Хорошо, на позицию, — говорит он, когда мы выходим на тренировочные маты. Он ненадолго замолкает, наблюдая, как я пересекаю мат и поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Мой взгляд быстро скользит через его плечо, когда я отмечаю свое новое положение в комнате, где теперь стоят охранники, как быстро они могут добраться до меня и от скольких мне нужно будет отбиваться, если до этого дойдет.

Зик замечает эти быстрые расчеты, и его взгляд чуть сужается, но он решает ничего не говорить об этом. Возможно, он считает, что я просто стала лучше разбираться в окружающей обстановке — этот урок он преподал мне сам, — а возможно, он думает, что я хитрая сучка и что-то замышляю. Этот засранец читает меня как открытую книгу, так что я не удивлюсь, если уже облажалась.

Я в заднице. В полной гребаной заднице.

Не сводя взгляда с Зика, я пытаюсь казаться разбитой, расстроенной девушкой, какой была до того, как подслушала его разговор с Джией, и хмуро жду его указаний. Его глаза остаются прищуренными.

— Я собираюсь напасть на тебя, — говорит он мне, не снимая своих подозрений, но определенно откладывая их в сторону, чтобы выполнить работу, которую от него потребовал его босс. — Я хочу, чтобы ты заблокировала меня. Тебе нужно будет следить за каждым моим движением. Следи за моими ногами, смотри, как я приближаюсь к тебе. Будь готова. Мои движения станут быстрее, точнее, и в тот момент, когда ты увидишь шанс, я хочу, чтобы ты нанесла ответный удар.

Тяжело сглатывая, я решительно киваю, не нуждаясь в дополнительных инструкциях, но я не понимаю, зачем он утруждает себя долгими, растянутыми объяснениями, когда он мог бы подвести итог простым: Я собираюсь надрать тебе задницу ради удовольствия, попробуй меня остановить.

Зик приближается ко мне, и я беру себя в руки, наблюдая за каждым его движением. За последнюю неделю я довольно хорошо поняла его стиль, но моя голова никогда не была такой ясной, как сегодня. Сегодня я готова ко всему.

Он переносит вес на правую ногу, и в этот момент его рука взлетает вверх, и я бросаю все, что у меня есть, в свою защиту. Его удар проходит прямо мимо моего лица, и без малейшего предупреждения моя рука, которая только что блокировала его удар, снова взлетает вверх, нанося резкий удар тыльной стороной ладони сбоку по его лицу.

Он быстро моргает, делая шаг назад, как будто никогда в жизни не был так сбит с толку. Он не ожидал, что я справлюсь, особенно когда все его внимание было приковано ко мне. Пока что единственные удары, которые мне удавалось нанести, это те, что происходили, когда он поворачивался спиной.

— Ты сегодня сосредоточенна, — говорит он, стараясь звучать так, будто кивает мне в знак одобрения, но в его тоне все еще сквозит подозрение.

Я нахмуриваю брови и внимательно наблюдаю за тем, как у него дергается челюсть. Наверняка этот засранец хочет потереть лицо, но в моем присутствии он не осмелится даже пальцем пошевелить и тем самым молча признать, что это действительно больно.

— Ты бы предпочел, чтобы я этого не делала? — Я бросаю в ответ, сохраняя свою боевую стойку, готовая к тому, что он нападет на меня с более жестким, сильным ударом. — Я и не знала, что выбивание дерьма из ничего не подозревающих молодых женщин — это то, что заводит тебя, но я буду иметь это в виду.

Он набрасывается на меня, его руки двигаются со скоростью молнии и доказывают, как многому мне еще предстоит научиться. Его большая рука смыкается на моем горле, крепко сжимая. — Не дави на меня, Шейн. Я сегодня не в настроении выслушивать твою чушь.

Я сохраняю спокойствие, поскольку поняла, что паника в подобных ситуациях никому не поможет. Поэтому вместо этого я вскидываю руку вверх, сжимая пальцы, и наношу коварный удар прямо ему в горло. Он немедленно ослабляет хватку на моей шее, и я делаю отчаянный вдох, когда он отшатывается, хватаясь за горло и пытаясь не закашляться. В его взгляде горит ярость, но я стою прямо.

— Ты задиристый боец, Зик, обученный подонками Моретти, — говорю я, подражая словам, которые он использовал по отношению ко мне во время нашей первой тренировки. — Ты не думал, что я приду готовой к удушающему? Я оскорблена.

Я обхожу его, все время не сводя с него своего пристального взгляда, наблюдая за неподвижностью его тела и ожидая, когда он нанесет удар. Его глаза не отрываются от моих, и его подозрение только растет, пока что-то, наконец, не встает на свои места. Что бы он ни думал, что знает, он не произносит ни слова, и я на мгновение задумываюсь, в какое дерьмо я себя втянула, но он снова бросается на меня, наваливаясь всем телом.

Я широко распахиваю глаза и слежу за каждым его движением, но он слишком быстр и продолжает наносить сокрушительные удары, но я не сдаюсь. За последнюю неделю я поняла, что значит сдаваться, и это не то, через что я хочу пройти снова, поэтому я продолжаю бороться, продолжаю блокировать, даже когда мои измученные легкие кричат, чтобы это прекратилось.

Зик приближается ко мне, каждый его шаг приближает его все ближе и ближе. Он пытается заставить меня отступить, загнать меня в ловушку между ним и стеной, когда некуда будет бежать, но я слишком много раз попадала в ловушки, чтобы позволить подобному дерьму случится снова. Поэтому с каждым шагом, который он делает ко мне, я отступаю в сторону, перемещая себя через мат и заставляя его поворачиваться, пока он не оказывается спиной к стене.

Он наносит мне удар за ударом, я блокирую его жестокие выпады предплечьями, но когда он преодолевает мою защиту и врезается своим сильным кулаком мне в ребра, я падаю, как мешок с дерьмом. Откатившись от него, я поднимаюсь на ноги, а Зик устремляется за мной, но я слишком медлю, и чувствую как его крепкая хватка обвивается вокруг меня. Если бы парни не научили меня, что именно нужно делать в такой позе, мне бы точно пришел пиздец, но, к несчастью для Зика, я не позволяю мудакам хватать меня сзади, больше не позволяю.

Я врезаюсь локтем ему в живот, изматывая его, как учил меня Роман, и прежде чем мудак успевает понять, что происходит, я ударяю задницей ему в пах, а затем сгибаюсь и использую инерцию от этого действия в своих интересах. Схватив его за руку, я резко дергаю его вперед, опрокидывая его тело прямо через голову, пока его спина не ударяется о тренировочный мат с тяжелым стуком.

Я падаю на него сверху, прижимая колено к его горлу, одновременно складывая пальцы пистолетом и прижимая их прямо к его виску.

— БАХ! Ты мертв, — говорю я ему, выгибая бровь. Несмотря на то, что эта тренировка ничем не отличается от всех остальных, он не знает, почему я так зла и взвинчена. Однако он знает, что я превзошла его, а такого определенно раньше не случалось.

Он снова прищуривает свой острый взгляд, и, прежде чем я успеваю опомниться, его рука обхватывает мое колено, сдавливающее его трахею, и с впечатляющей силой отбрасывает меня от себя. Я едва успеваю поймать себя, спотыкаюсь на мгновение, прежде чем балансирую на двух ногах, и к тому времени, как я набираюсь сил, Зик уже стоит передо мной.

Что-то привлекает мое внимание на полу между нами, и я рискую опустить взгляд, чтобы увидеть связку ключей. Должно быть, они выпали у него из кармана, когда я перекинула его через голову. Он не смотрит на них, но такой человек, как Зик, всегда осознает, что происходит вокруг.

Он не следит за ними, даже не комментирует, просто смотрит на меня, зная, что я знаю, что они там, зная, что я знаю, что он знает, что я знаю… черт. Я говорю как в старом эпизоде "Друзей".

Никто из нас не делает ни шагу.

— Ты знаешь, — говорит он, наблюдая за мной, как ястреб, и начинает медленно кружить вокруг меня. Я двигаюсь вместе с ним, не позволяя ему оказаться у меня за спиной.

Из моего горла вырывается ехидный смешок, и я выгибаю бровь, давая ему понять, насколько нелепым я считаю его комментарий.

— Что ты уронил ключи на пол и теперь пытаешься использовать их как приманку. Да, я, блядь, знаю. Они прямо у меня перед носом.

— Нет, — говорит он, его тон мрачнеет, заставляя меня сглотнуть от беспокойства. — Это не то, о чем я говорю, и ты это знаешь. — Зик продолжает кружить вокруг меня, и я внимательно наблюдаю за ним, мне это совсем не нравится. Напряжение в комнате меняется. Я больше не его ученица — я его добыча. Он понижает голос, сохраняя наш разговор в секрете от других охранников, тренирующихся здесь. — Ты сосредоточена. Ты насторожена, прощупываешь свое окружение. Твои рефлексы стали острее, чем были с момента прибытия сюда. Ты пересчитала мужчин в этой комнате пять раз с тех пор, как мы начали, и ты была больше заинтересована в том, чтобы защитить себя, а не набрасываться, как будто ты не хочешь рисковать получить травму. К тому же, ты смотришь на меня так, словно я в любой момент могу решить нажать на чертов курок. — Зик возвращается к тому месту, с которого начал, глядя мне прямо в глаза, расположившись прямо перед камерой наблюдения. — Ты знаешь.

Я качаю головой, мои глаза сузились на нем, в то время как мое тело кричит от беспокойства, не понимая, куда, блядь, двигаться дальше. Мое сердце бешено колотится, все остальные звуки в тренировочном зале исчезают.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Зик усмехается.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты дерьмовая лгунья?

В уголках моих губ появляется дерзкая усмешка.

— Все время, блядь.

Взгляд Зика опускается к ключам на коврике, затем медленно возвращается к моему, и тут же его мышцы напрягаются, и я готовлюсь к новой атаке. Он мчится ко мне, и я встречаю его в центре, его удары становятся сильнее, мощнее и обрушиваются на меня со скоростью миллион миль в час. Я стону и хриплю, пытаясь не отстать от его продвинутого уровня, но он быстро хватает меня за руки и валит на пол.

Он наваливается на меня сверху, его тяжелое тело врезается в мое и выталкивает воздух из моих легких с быстрым толчком. Я вскрикиваю, боль становится слишком реальной, а глаза расширяются от страха. Может, я и не призналась, что знаю о парнях, но он слишком ясно дал понять, что знает, что я пришла сюда готовая к бою. Он знает, что я готова сбежать отсюда, и он знает, что я готова сжечь ублюдка дотла, чтобы это произошло.

Мне пиздец.

Зик отступает, переворачивая мое тело и швыряя меня обратно на мягкие маты, прижимая мое лицо к коврику — ключи прямо перед моими глазами. Его колено опускается на мой позвоночник, а рука обвивается вокруг моей шеи сзади, прижимая меня еще сильнее. И хотя я вжата в мягкий тренировочный мат, могу заверить любого, кто будет слушать — в этом дерьме нет ничего комфортного.

Зик наклоняется, его движения усиливают давление на мой позвоночник. Он не останавливается, пока не оказывается прямо у моего уха, его большое тело загораживает и меня, и ключи от камеры наблюдения у лифта.

— Беги, — бормочет он так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать его. — Забирай гребаные ключи и беги. Никогда не возвращайся сюда, разве что для того, чтобы всадить пулю в ее гребаную башку.

Мои глаза расширились, дыхание стало резким и болезненным, и не успел он опустить меня на мат, как уже отстранился.

— Мы здесь закончили, — рявкает он, прежде чем повернуться спиной и уйти. Он не оглядывается на меня, и я задаюсь вопросом: точно ли я услышала то, что думаю.

Не желая рисковать, я молниеносно протягиваю руку, хватая ключи, оставленные на мате.