Маньяки

15

— Роман? — Кричу я, бросаясь к его камере и тут же падая на колени, не обращая внимания на то, что это открывает старые раны. Пистолеты вываливаются передо мной волной патронов и глушителей, прежде чем я успеваю взглянуть в это ангельское лицо.

Я тяжело сглатываю, ища его в темноте, но он прямо здесь, на коленях передо мной, его рука накрывает мою, когда я хватаюсь за металлический прут.

— Императрица, — говорит он, измученность в его тоне убивает что-то глубоко внутри меня. — Я знал, что ты вернешься.

— Как будто могло быть по-другому, — плачу я, крупные слезы текут по моим щекам.

Роман протягивает руку через решетку и обхватывает ладонью мое лицо, и я мгновенно прижимаюсь к ней.

— Ты гребаный воин, Шейн, — говорит он мне, его большой палец ловит падающую слезу и нежно стирает ее, и через мгновение, всего один взгляд в мои глаза, и он видит меня насквозь. Он точно знает, через какой ад я прошла по вине его отца. — Шейн…

Я качаю головой и протягиваю ему пистолеты с глушителями.

— Не надо, — отрезаю я, отказываясь встречаться с ним взглядом.

Он кивает один раз, молчаливо подтверждая, что сейчас мы не будем говорить об этом, но со временем он будет ждать, что я приду к нему, расскажу, что именно произошло и что я собираюсь с этим делать. И я смогу сделать это с гордо поднятой головой, потому что, несмотря ни на что, он и его братья будут прикрывать меня на каждом шагу.

Роман немедленно приступает к работе, перебирая оружие, подбирая то, что я бросала, и прикидывая, какие части и детали могут нам пригодиться.

Оглядываясь через плечо, я вижу едва заметные очертания Леви и Маркуса сквозь их камеры. Они сидят вместе, каждый из них ссутулился от изнеможения. Их камеры разделены решеткой, и меня убивает видеть, как Леви прижимается прямо к ней, держась за Маркуса всем, что у него есть, желая, чтобы его брат продержался еще немного.

Я не могу разглядеть его лицо, но знаю, что он смотрит на меня, знаю, что по его венам разливается чувство огромного облегчения, потому что я чувствую его так же сильно, как и он.

— Маркус….

— Все еще держится, — говорит мне Роман, его голос повышается за моей спиной, он встает во весь рост, чтобы нанести разрушительный удар по замку, удерживающему его в камере. — Ты действительно думаешь, что этот ублюдок умрет, прежде чем у него появится шанс еще разок полакомиться твоей маленькой тугой киской? Это все, о чем он был в состоянии говорить с тех пор, как ты ворвалась сюда прошлой ночью.

Не имея сил смеяться, я просто отхожу в сторону, позволяя Роману делать свое дело. Он не колеблется и не теряет ни секунды, нажимая на курок и выпуская пулю. По камерам разносится негромкий хлопок, эхом отдающийся по длинной игровой площадке, прежде чем тяжелый замок с грохотом падает на пол.

Он хватается за дверь камеры и открывает ее, прежде чем выбежать и упасть в мои объятия, позволяя своим братьям подождать еще немного.

— Я, блядь, знал, что ты придешь за нами, — бормочет он, его пальцы сжимают мою ноющую челюсть. Слезы продолжают стекать по моему лицу, и он ненадолго прижимается губами к моим, прежде чем опустить. Он делает успокаивающий вдох, прижимая меня к себе, и я ненавижу то, каким чертовски слабым он ощущается в моих объятиях — вялым и разбитым. Я уже видела, как он восстанавливался от пулевых ранений, как будто это были не более чем порезы бумагой, но в этот раз все по-другому. Прошло чуть больше недели, и хотя его ножевая рана начала потихоньку затягиваться, она еще не достигла того уровня, который должен быть, чтобы он был в порядке, даже близко.

Едва мы перевели дух, как Роман отпускает меня, зная, что нам предстоит выполнить гребаную работу, прежде чем мы получим шанс отпраздновать. Он бежит к камере Леви, и прежде, чем я успеваю догнать его, он уже прицеливается и делает быстрый выстрел, чтобы освободить своего младшего брата.

Его прицел идеален даже в этой ужасающей темноте, и когда я приближаюсь, чтобы схватиться за металл и сдвинуть решетчатую дверь, Роман уже движется к камере Маркуса.

Леви смотрит на меня широко раскрытыми глазами, отказываясь вставать и оставить Маркуса, поэтому я бросаюсь к нему, падаю перед ним, когда Роман делает свой последний выстрел и бросается в сторону своего брата.

Я опускаюсь перед Леви, стараясь не поранить его, и руками обхватываю его лицо.

— Ты в порядке? — Я вздыхаю, и слез становится больше с каждой секундой.

— Великолепно, — лжет он, мягкость его тона выдает, насколько сильно он на самом деле страдает. Он протягивает руку и хватает меня за подбородок, заставляя оторвать взгляд от сканирования его тела и встретиться с его темными глазами. Он притягивает меня ближе, его дыхание касается моей покрытой синяками кожи. — Он прикасался к тебе? — требовательно спрашивает он, с трудом сглатывая, как будто одна мысль о том, что произошло в замке, может убить его.

Я качаю головой.

— Нет, — бормочу я, эта ложь разбивает что-то глубоко внутри меня, но мне нужно, чтобы он сосредоточился на выздоровлении. Если я признаю это прямо сейчас, Леви может настоять на том, чтобы остаться здесь, просто чтобы он мог наложить руки на своего отца, но сначала ему нужно исцелиться. Нет ничего важнее, чем увидеть, как парням станет лучше. После этого они могут обрушить ад на кого угодно, черт возьми. Подходящее время придет, и когда это произойдет — я скажу ему правду, но сейчас, в темном углу этой камеры, он не может прочитать меня так же ясно, как Роман. — Я в порядке. Я просто хочу вытащить тебя отсюда. Ты можешь идти?

Леви стонет, перемещая свое тело, а я встречаю взгляд Романа через решетку, и оба мы думаем об одном и том же — как, черт возьми, мы должны вытащить их обоих отсюда?

Протягивая руку сквозь решетку, я нахожу руку Маркуса и крепко сжимаю ее.

— С тобой все будет в порядке, — шепчу я, задаваясь вопросом, действительно ли так будет. Прямо сейчас уверенность в моем тоне даже близко не соответствует страху, который я чувствую внутри.

Дыхание срывается с губ Маркуса.

— Шейн? — бормочет он, его голос едва слышен в гробовой тишине темных камер. — Это ты, детка?

— Да, Маркус, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул, когда страх начинает сковывать меня. Видеть его таким… это то, что всегда будет преследовать меня, это в миллион раз ужаснее, чем насилие, которому я подверглась от рук Джованни. — Я здесь. Все будет хорошо. Клянусь, я вытащу тебя отсюда. Ты не умрешь у меня на глазах.

Роман наклоняется перед Марком и просовывает руки под безжизненное тело брата.

— Давай, брат, — бормочет Роман, стискивая челюсти и поднимая Маркуса с пола. — Пора идти.

Леви стонет, когда вес Маркуса снимается с него, и я наклоняюсь, обнимаю его сзади за ребра и перекидываю его руку себе через плечо. Он хватается за металлические прутья и поднимается с пола, наваливаясь на меня всем своим весом.

Мы выходим из камеры Леви, и я останавливаюсь возле камеры Романа.

— Дай мне секунду, — предупреждаю я Леви, убедившись, что он удерживает равновесие, прежде чем опуститься на грязный пол, распихивая кинжалы в ножнах и патроны по карманам, и засовывая пистолет за пояс. Вскакивая на ноги, я снова хватаю Леви и пристраиваюсь за Романом.

Мы на финишной прямой, но нам предстоит долбаный пеший путь обратно к украденной Королле и еще двухчасовая поездка обратно к цивилизации за помощью. Я пытаюсь взять себя в руки и думать позитивно о ребятах, но мы даже близко не подошли к тому, чтобы выйти из затруднительного положения.

Мы проходим только половину длинного ряда камер, когда кожа Романа начинает покрываться легкой испариной.

— Какой у нас план? — говорит он, уже задыхаясь.

Мое сердце разбивается вдребезги. Маркус — тяжелый ублюдок и просить Романа нести его всю дорогу, когда у него открывая колотая рана и он неделю был без воды и еды, медленно истекая кровью — просто жестоко. Он слаб, все трое стучатся в дверь смерти, только Маркуса уже пригласили войти. Проделать весь этот путь через лес до машины было бы… блядь.

— У меня есть машина, — говорю я ему, тяжело дыша и пытаясь выдержать вес Леви, в ужасе от того, насколько сильно он похудел со вчерашнего вечера. — Она в лесу, где вы, ребята, вырыли тот туннель для побега.

— Черт, — ворчит Леви. — Если бы мы могли вернуться через замок и воспользоваться туннелем, мы могли бы спрятаться, сделать перерыв.

Роман замолкает, прислоняясь спиной к решетке и поправляя Маркуса на руках.

— Не можем, — ворчит он, усталость уже видна на его лице. — Слишком рискованно. Они нас поймают. У нас нет другого выбора, кроме как рвануть через эту гребаную лужайку и надеяться, что мы успеем добраться до леса до того, как начнут свистеть пули.

Я встречаю обеспокоенный взгляд Романа, моя грудь тяжело вздымается.

— Джованни не знает, что я ускользнула. Охрана меня пока не ищет, но пройдет совсем немного времени, и кто-нибудь поймет, что я сбежала. Это наш единственный шанс. Другого шанса сделать это у нас не будет.

Он откидывает голову назад, прислоняясь к решетке, а Леви хватается за одну из них позади нас, давая мне время перевести дыхание.

— Мы понесем его по очереди, — предлагает Леви. — Ты не можешь пронести его через всю гребаную территорию, не упав при этом в обморок.

— Посмотри на себя, — выплевывает Роман. — Ты едва можешь стоять. Тебе с ним не справиться. Не обманывай себя.

Я начинаю расхаживать, прижимая руки к вискам, когда боль пронзает меня насквозь, и я вспоминаю, как меня ударили по голове всего несколько коротких часов назад. Я поднимаю взгляд на Романа, у меня начинает формироваться идея.

— Нам нужно что-то, что выдержит вес Маркуса, — говорю я ему, шестеренки в моему мозгу отчаянно крутятся, пытаясь заставить это сработать. — Если бы я могла… не знаю… толкать его, как на тележке для покупок, или что-то в этом роде, тогда ты сможешь поддерживать Леви, и тогда, может быть… просто, может быть, у нас появится реальный шанс выбраться отсюда.

Роман смотрит на Леви, ведя молчаливый разговор, который я часто нахожу восхитительным, но только не сейчас, черт возьми. Мне нужно знать, о чем они думают, нужно знать, как это сработает… Если это сработает.

— Нет, — наконец говорит Роман. — Это, блядь, слишком рискованно.

— А у тебя есть идея получше? — Леви огрызается в ответ. Губы Романа сжимаются в жесткую линию, прежде чем он переводит дыхание и отталкивается от прутьев камеры, готовый пройти еще немного. Леви снова обнимает меня за плечи, но на этот раз ему не нужна такая большая помощь. — Я так и думал.

Роман бормочет что-то себе под нос, очень похожее на:

— Если бы ты уже не был мертв, я бы сам тебя убил.

— Хорошо, — вмешиваюсь я, прежде чем это зайдет еще дальше. — Просто скажи мне все, что ты, блядь, отказываешься мне сказать, и я все сделаю.

Роман сжимает челюсть, искоса поглядывая на брата, прежде чем болезненно выругаться.

— У нас был один большой парень, Большой Тони. Весил около 450 фунтов. Нам нужна была тележка, чтобы возить его задницу по территории. Она спрятана в сарае на заднем дворе, его не видно из замка. Но тебе пришлось бы пересечь всю гребаную территорию, подвергая себя риску, а я с этим не согласен.

Я усмехаюсь.

— А ты думаешь, я была согласна, когда тебя пырнули ножом прямо у меня на глазах? Думаешь, я была согласна смотреть, как ты падаешь на колени, и слушать, как ты кричишь мне бежать? Нет, это, блядь, убило меня, но иногда у нас нет гребаного выбора. Так что пошел ты со своей потребностью быть слишком заботливым мудаком. Я заберу гребаную тележку. Я единственная, у кого хватит сил сделать это прямо сейчас. Я достану эту гребаную штуку, а потом мы увезем отсюда этого большого ублюдка. Понял?

Роман сердито смотрит на меня, ему ни капельки не нравится эта идея, но у него не хватает духу спорить. Он знает, что это наш единственный шанс, и какой бы глупой ни была эта идея, в ней есть смысл.

Нам требуется почти двадцать минут мучительных шагов, чтобы, наконец, увидеть дневной свет, и к тому времени, когда послеполуденное солнце осветило наши лица, на рубашке Романа уже начала скапливаться кровь, но упрямый ублюдок не произнес ни слова.

Мальчики быстро находят место, где можно спрятаться, и, не оглядываясь назад и даже не попрощавшись, я уношусь, как разъяренный бык, чертовски хорошо зная, что время на исходе. Джованни наверняка уже заметил мое отсутствие. Я уязвила его самолюбие, а такие люди, как он, не могут с этим справиться. Он будет полон решимости уничтожить меня, что-то доказать, и он будет делать это столько раз, сколько потребуется, чтобы заставить меня либо передумать, либо пострадать настолько, что я просто никогда не захочу упоминать об этом снова.

Держась в тени, я бегу изо всех сил по периметру замка, вырываясь на открытое пространство лишь в самый последний момент. Сердце колотится не только от напряженного бега, и к тому времени, как я добегаю до скрытого садового сарая на заднем дворе, я уже уверена, что меня заметили.

Я прижимаюсь спиной к сараю и прислушиваюсь, пытаясь прояснить свой разум и сосредоточиться, как учили меня парни, и когда, кажется, в мою сторону не летят ни крики, ни пули, я возвращаюсь к работе. На то, чтобы найти тележку, уходит всего мгновение, и на всякий случай я прихватываю веревку. На выходе мне бросается в глаза небольшой холодильник, и я почти вздыхаю с облегчением, когда обнаруживаю, что он наполнен водой для садовников.

Я загружаю все, что там есть в тележку, и быстро ищу аптечку первой помощи. Сомнительно, что такой человек, как Джованни, или даже парни, будут соблюдать требования “OSHA” в отношении средств безопасности для своих работников, но где-то должны быть хоть какие-то гребаные бинты. Найдя небольшой набор у входа, я бросаю его туда же вместе с другими своими припасами. Этого будет недостаточно для того, что нужно мальчикам, но это должно хотя бы дать им лучик надежды.

Не желая, чтобы им пришлось ждать еще секунду, я хватаю тележку и мчусь через территорию, как чертова летучая мышь из ада. Я смотрю на замок, ненавидя то, как далеко мне еще предстоит идти, и зная, что достаточно одному охраннику пройти у одного окна, чтобы увидеть, как я мчусь по двору.

Бег занимает у меня всего мгновение, но кажется, что прошла целая жизнь, прежде чем я смогла снова нырнуть в тень замка. Мальчикам удалось пройти немного дальше, чтобы встретить меня посередине, и Роман, ни секунды не колеблясь, закидывает тяжелое тело Маркуса на тележку, обменивая его на бутылку воды.

Леви делает то же самое, и каждый из них пьет маленькими глотками, несмотря на то, что им нужно выпить все до дна. Пока они это делают, я не могу удержаться и не перехватить взгляд Маркуса. Он выглядит абсолютно побежденным, и это убивает меня. Наклонившись над тележкой, я нежно прижимаюсь губами к его губам.

— У нас все получится, — бормочу я, давая ребятам секунду отдышаться.

Маркус захватывает мои губы в свои, его кожа липкая и бледная. —

Спорим на эту сладкую попку, что так и будет.

Я улыбаюсь на это высказывание, и прежде чем успеваю ответить, его голова снова откидывается назад, он слишком измучен, чтобы держать ее прямо. Парни ополаскивают лицо водой, освежаясь, готовясь к тому, к чему никто из нас не готов: ни морально, ни физически. Они промывают свои открытые ножевые раны, очищая их от грязи, и прежде чем у меня появляется шанс по-настоящему задуматься о том, насколько это будет тяжело, я поднимаю глаза на двух величайших мужчин, в которых я когда-либо имела удовольствие влюбиться.

— Давайте, — говорю я им. — Нам нужно добраться до леса, пока они не начали нас искать. У нас мало времени.

Роман кивает, и маленькая искорка надежды начинает разгораться глубоко в моем животе, когда я вижу, насколько лучше он выглядит после этого небольшого перерыва и глотка воды. Черт, в его обсидиановых глазах даже появился этот знакомый блеск жестокой решимости. Он выдерживает мой пристальный взгляд на мгновение, прежде чем снова повернуться к Леви, хлопнув его по спине.

— Ты в порядке?

Леви кивает, сжимая челюсти и глядя на лес, словно прикидывая каждый шаг, который ему предстоит сделать, представляя, как он пересечет участок и войдет в густой кустарник, как футболист представляет себе, как его команда забьет победный тачдаун прямо под звуковой сигнал.

— Сейчас или никогда, — говорит он, его плечи подрагивают в предвкушении. — Давайте, блядь, сделаем это.

И вот так просто Роман мягко отталкивает меня в сторону, берется за ручки тележки и уносится через территорию. Мы с Леви следуем за ним по пятам, и даже с их травмами их широкие шаги переносят их через участок в миллион раз быстрее, чем я могла когда-либо мечтать.

Леви хватает меня за руку, увлекая за собой, удерживая нас четверых в тесной группе, не позволяя ни одному из нас отстать ни на секунду.

Моя кожа покрыта потом, и я могу только представить, какой ад сейчас испытывают парни, но мы продвигаемся вперед, доводя себя до пределов, о которых и не подозревали.

На то, чтобы пересечь широкий ухоженный газон, уходит целая вечность, и я более чем осознаю, что на траве остался след от колеса тележки. Я уверена, что бег не такой долгий, как кажется, но по густому лесу нельзя идти достаточно быстро.

Как только мы, наконец, врываемся в лес, мы продолжаем бежать ровно настолько, чтобы полностью скрыться в кустах, и только тогда Роман падает на твердую землю. Я опускаюсь рядом с ним, хватаю бутылку с водой из-под задницы Маркуса и открываю крышку.

Роман жадно глотает воду, а Леви падает на землю рядом с нами, его колени врезаются в покрытую мхом землю, и он хватается за живот, его руки мгновенно окрашиваются кровью.

— Дерьмо, — задыхаюсь я, когда обвиваю рукой вокруг головы Романа, прижимая его к своей груди, пока он закрывает глаза — его отчаянная попытка спасти меня и своих братьев чуть не стоила ему жизни. Потянувшись к Леви, я убираю его руку с живота и поднимаю рубашку, чтобы хорошенько рассмотреть рану. — Похоже, там инфекция.

Леви кивает, бросая на меня мрачный взгляд. Он давно знал, что рана заражена, но просто ничего не говорил.

— Почему? — Спрашиваю я, зная, что он точно знает, о чем я спрашиваю.

Он пожимает плечами и забирает бутылку с водой прямо из рук Романа.

— У нас есть причины для беспокойства поважнее, — говорит он мне. — Маркус — наш приоритет. Как только мы узнаем, что он выкарабкается, тогда мы сможем позаботиться об этом дерьме.

Я киваю, зная, что он прав. Мальчикам, может быть, и больно, и они едва держатся, но они справятся с этим, а вот чего они не смогут вынести, так это потери своего брата, а этого не произойдет при мне.

Отдышавшись, я поднимаюсь на ноги и сосредотачиваюсь на Марке. Он выглядит ужасно. Тряска от бега и неровная почва в лесу не пошли ему на пользу. Я прижимаю бутылку с водой к его губам, и он едва приоткрывает рот, чтобы я могла налить в него воды.

— Я слышала, моя волшебная киска — единственным, что поддерживало тебя на плаву? — Я поддразниваю его, не чувствуя этого, но желая улучшить ему настроение.

Он качает головой, когда я кладу бутылку с водой на место и меняю ее на аптечку.

— Не бывает волшебных кисок, — бормочет он так тихо, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать его. — Магия — для детей.

— Ах да? — Я ухмыляюсь, нахожу несколько антисептических салфеток, прежде чем задрать его рубашку и уставиться на инфекцию, разъедающую его колотую рану. — И как бы ты ее назвал?

— Назову ее тем, чем она является, — говорит он, тяжело сглатывая и стараясь не морщиться, когда я начинаю промывать его рану. — Чертовски тугой киской.

Я вскидываю бровь и на мгновение замираю, чтобы встретиться с ним взглядом и обнаружить, что он следит за каждым моим движением, словно все еще не может поверить, что я стою прямо здесь, перед ним. — Тугая киска, да?

— Совершенство, созданное для самых грязных мужчин, — говорит он мне, заставляя мои бедра сжаться, что только напоминает мне о том, что произошло в том замке. Я вздрагиваю от этой мысли, и если бы Маркусу не было так хреново, он мог бы даже заметить это движение, поэтому я сосредотачиваюсь на его ране и позволяю ему продолжать, зная, что разговоры о моей киске — верный способ разжечь тот огонь, который горит внутри него.

— Ни одна другая киска не смогла бы сжать мой член так, как это делает твоя, — продолжает он. — Это настоящий пиздец, Шейн. Ни один ублюдок без гребаных волос на груди даже не знал бы, как обращаться с этой сладкой киской, не знал бы, как трахнуть ее как следует, как заставить ее развалиться на части одним-единственным пальцем. Но ничто, ничто не сравнится со сладким вкусом твоего возбуждения на моем языке. Это то, что помогает мне оставаться на плаву, детка. Попомни мои гребаные слова, и в тот момент, когда я смогу раздвинуть эти красивые бедра и зарыться лицом в эту тугую киску — я сделаю это.

Я наклоняюсь ближе к нему, опираясь на борта тележки.

— Я ловлю тебя слове, — предупреждаю я его, серьезность наполняет мой взгляд, когда я смотрю глубоко в его стеклянные глаза, игнорируя тот факт, что половина его бессвязной речи не имеет смысла, в то время как остальная часть кажется невнятной. — И если ты не сделаешь этого для меня, если ты, блядь, умрешь у меня на глазах и не дашь мне в точности то, что обещал, я буду в бешенстве. Ты это понял, Маркус ДеАнджелис?

Маркус поднимает руку, используя все свои силы, чтобы отдать мне честь, прежде чем его рука тяжело опускается обратно на борт тележки.

— Твое желание для меня, блядь, закон, — говорит он мне. — А теперь увези меня отсюда на хрен.

С этими словами Роман и Леви поднимаются на ноги, и, поскольку мальчики едва держатся на ногах, после по меньшей мере часового пути по густому лесу я беру на себя управление Маркусом, делая все, что в моих силах, чтобы отвлечь их от жгучей агонии, разрывающей их ослабленные тела.