Маньяки

27

Мне бросается в глаза случайный бриллиант, и я подбираю его из-под обломков, полностью загипнотизированная тем, как он сверкает, но в то же время крича о мести, когда с его острого края стекает единственная капля крови.

Пыль едва оседает, когда Роман и Маркус направляются ко мне, под их ногами хрустят осколки бриллиантовой люстры. Зик — или агент Дэвидсон — стоит в стороне, скрестив руки на широкой груди, и смотрит сверху вниз на женщину, с которой он делил постель черт знает сколько времени. Выражение его лица непроницаемо, но я уверена, что миллион мыслей проносится сейчас у него в голове, и, вероятно, он также раздражен тем, что все эти годы напряженной работы пошли на смарку. Бьюсь об заклад, в понедельник утром ему предстоит заполнить адский отчет.

Маркус добирается до меня первым, и он мгновенно обхватывает мое горло, притягивая меня к себе, а его жесткий взгляд впивается в мой. Он не отводит взгляд, не моргает, просто продолжает смотреть, в его взгляде сквозят дикие эмоции. Я никогда не видела его таким несдержанным, и, черт возьми, думаю, мне это нравится. Мне всегда нравилось это дикое опьянение Маркуса. Он непредсказуем и безжалостен. Я никогда не знаю, чего от него ожидать, но добавьте к этому опасное отчаяние, и мое сердце забьется так же быстро, как и его.

Роман подходит к Леви, видя, что Маркусу нужно время, чтобы успокоиться. Он выводит его из окровавленных руин, и Зик следует за ними из комнаты, оставляя меня с человеком, который первым пленил мою душу.

— Я в порядке, — выдыхаю я.

Его подбородок опускается, а глаза устремляются глубоко в мою душу, даря мне тот самый дикий взгляд, которым он смотрел на меня, когда я только приехала в замок и он не знал, что за притяжение было между нами, когда он понятия не имел, почему, черт возьми, его сердце так сильно билось каждый раз, когда он был рядом со мной.

— Ты думаешь, что можешь надеть на меня наручники, а потом хлопать своими гребаными ресницами, как будто сама мысль о том, что ты сбежала от меня, не уничтожила меня? — рычит он, его голос такой низкий, что я чувствую его вибрацию у себя в груди.

Он тянет руку вверх, чуть сильнее сжимая мое горло.

— Не делай вид, что ты не знаешь, почему я так поступила, — выплевываю я в ответ, выдерживая его взгляд так же пристально, как и он мой, отказываясь сломаться. Ни сейчас, никогда-либо еще.

Глубокое рычание вырывается из его груди, а мои легкие начинают кричать, но я не осмеливаюсь сделать вдох. Маркус знает мои пределы, и хотя он наверняка раздвинет их, он никогда их не переступит.

Жар заливает меня, моя киска пульсирует от желания этого дикого мужчины, и, видя отчаяние и желание, горящие в моем распаленном взгляде, его рот припадает к моему горлу, он отпускает руку и скользит на мою задницу. Кусает меня в шею, недостаточно сильно, чтобы пошла кровь, но достаточно, чтобы заставить меня задохнуться.

Боль вспыхивает у основания моего горла, немедленно сменяясь ошеломляющим удовольствием, когда он целует меня там, его язык с отработанным мастерством скользит по моей коже. Его рука крепко сжимает мою задницу, и я упираюсь в нее, желая большего. Прошло слишком много времени с тех пор, как я чувствовала его в последний раз. Он нужен мне больше, чем дыхание.

Он разворачивает меня, прижимая спиной к своей широкой груди, пока я хватаю ртом воздух, уже скучая по ощущению его губ на своей шее, но почти сразу, я чувствую, как его бушующая эрекция трется о мою задницу. Маркус хватает меня за подбородок и заставляет запрокинуть голову, и, прежде чем я успеваю потребовать, чтобы он взял от меня все, что ему нужно, его рот накрывает мой.

Его язык проникает в мой рот, и я таю в нем, а его рука обвивается вокруг моего тела, скользя вверх по тонкому материалу майки и сжимая мою грудь. Он потирает мой сосок между пальцами, прежде чем резко ущипнуть его, и я ахаю ему в рот, когда потребность дико нарастает у меня между ног.

Если он в ближайшее время не прикоснется ко мне… Черт.

Словно читая каждую мою потребность, его вторая рука скользит вниз по моему телу и проникает между ног, обхватывает мою киску и крепко сжимает ее, ослабляя давление лишь на малую часть, пока он не использует ладонь, чтобы растереть меня.

Я стону ему в рот, уже задыхаясь и отчаянно желая большего, но в то же время боясь, что он будет снисходителен ко мне из-за того, что случилось с его отцом. Я не знаю, что это. Не знаю, удалось ли мне вдруг забыть о травме или я просто отложила ее на время, но все, что я знаю, — это то, что мне нужно почувствовать его внутри себя, нужно ощутить его прикосновения, нужно, чтобы он снова заставил меня ожить.

Прелесть Маркуса ДеАнджелиса в том, что он возьмет все, что я отдам, и, черт возьми, я отдам все, что у меня есть. Мое тело принадлежит ему, я — его спасение, как и он — мое.

Он разрывает наш поцелуй, и я задыхаюсь, когда его рот возвращается к моему горлу, а мой взгляд останавливается на месиве из крови и бриллиантов, разбросанных у моих ног.

— Я, черт возьми, люблю тебя, Шейн, — рычит он, как будто в этот самый момент мысль о том, что он любит меня, сеет хаос в его душе. Он отпускает мою киску, и я вскрикиваю, но слишком скоро его рука проскальзывает мне в штаны и касается моего клитора. — Никогда больше так со мной не поступай.

— Ты же знаешь, я не могу давать подобных обещаний, — предупреждаю я его, говоря ему то, что он уже знает.

Свирепый рык снова вырывается из него, и без предупреждения два толстых пальца проникают в меня, глубоко и грубо. Я задыхаюсь и немедленно начинаю тереться об него, прежде чем его большой палец находит мой клитор и потирает его маленькими тугими кругами, именно так, как мне это нравится.

— Ты сделаешь то, о чем я, блядь, тебя попрошу.

Моя рука врезается в его член, и он стонет от боли, прежде чем потереться о мою ладонь и позволить мне вытащить его из штанов. Его тяжелый член ложится в мою руку, и я крепко сжимаю его, останавливаясь у самой головки и ухмыляясь тому, как у него перехватывает дыхание, не зависящее ни от чего, кроме моей хватки.

— И стать твоей маленькой, на все согласной, сучкой? — Я усмехаюсь. — Да брось, тебе это наскучит через несколько секунд.

Он рычит в мою шею, и я начинаю двигать рукой вверх и вниз по его толстому, покрытому венами стволу, давая ему именно то, чего он хочет. Его интенсивность возрастает, он входит в меня все быстрее и жестче, а я кричу от потребности.

— Трахни меня, Марк, — тяжело дышу я.

Его пальцы изгибаются под идеальным углом, касаясь той единственной точки глубоко внутри меня, которая сводит меня с ума.

— Нет, — резко отвечает он, его тон предполагает, что это какая-то форма наказания, когда он снова ударяет по тому самому месту, и его пальцы, как самая смертоносная темная магия, движутся внутри меня.

я сжимаю основание его толстого члена.

— Трахни меня, или это сделает один из твоих братьев.

Его глаза горят поразительным количеством потребности и желания, и через несколько секунд его пальцы вырываются из моей киски, а мои штаны спущены ровно настолько, чтобы Маркус мог получить именно то, что он хочет, когда он нагибает меня, и его рука прижимается к моей спине, чтобы удержать меня.

Он глубоко входит в мое влагалище, и я вскрикиваю, когда удовольствие разливается по моему телу и наполняет меня.

— О, черт, — кричу я, снова поднимая взгляд на Марка и обнаруживая, что его глаза уже смотрят на меня, пылающие, как расплавленная лава, и он стонет от глубокого удовольствия. Он выдерживает мой пристальный взгляд, поднося пальцы ко рту и обсасывая их досуха, прежде чем медленно выйти.

Мое тело дрожит, предвкушение нарастает, когда он выдерживает мой голодный взгляд.

— Черт, Марк. Дай мне это.

Он снова врезается в меня, и каждый из нас стонет, — мы оба нуждались в этом больше, чем могли себе представить. Он трахает меня жестко, быстро и дико, растягивая мои стенки и погружаясь в меня очень глубоко. Его пальцы опускаются на мои бедра, больно впиваясь в кожу, и я кричу о большем.

Мой оргазм нарастает и нарастает, становясь интенсивнее с каждой секундой, и слишком скоро он сотрясает меня, наполняя мое тело неоспоримым удовольствием, обжигая каждое маленькое нервное окончание и заставляя меня ожить.

— МАРК, — кричу я, протягивая руку и хватаясь за его пальцы на моем бедре.

Моя киска сжимается вокруг его толстого члена, содрогаясь в спазмах, когда он трахает меня сильнее, отказываясь останавливаться, пока я испытываю кайф. Я тяжело дышу, пытаясь отдышаться, когда мои колени угрожают подогнуться подо мной, но он удерживает меня, входя при этом еще глубже, а его яйца упираются в мой клитор и посылают резкие толчки электризующего удовольствия, пронзающие мою сердцевину, пока, наконец, он не кончает жестко, изливая свое горячее семя глубоко в меня.

— Блядь, Шейн, — выдыхает он, ослабляя пальцы на моих бедрах и медленно двигая ими вперед-назад, пытаясь размять мою покрытую синяками кожу. Я приподнимаюсь, прижимаясь спиной к его широкой груди, пока он остается глубоко в моей киске. — Я не знаю, что, черт возьми, такого в том, чтобы видеть тебя покрытой смертью, но это каждый раз, блядь, ставит меня на колени.

Поворачивая голову, я поднимаю подбородок и ловлю его губы своими.

— Ты знаешь, что, нет ничего, чего бы я не сделала для тебя, — бормочу я. — Для тебя и твоих братьев, — теперь вы мой дом. Я принадлежу вам. Если кто-то из вас попадет в беду, я буду рядом, сражаясь на вашей стороне. Не пытайся снова заставить меня стоять в стороне, Марк, потому что так это будет заканчиваться каждый гребаный раз. Ты меня слышишь?

Он делает глубокий вдох, его рука обвивается вокруг моего тела и прижимает меня к своей груди.

— Я слышу тебя, детка. Мы были неправы, требуя, чтобы ты осталась. Мы видели безрассудную жажду крови в глазах Джии, и она не собиралась останавливаться, пока твое сердце не забьется у нее на ладони. Я не мог видеть дальше этого. Я уверен, что у Романа есть свои причины держать тебя подальше от всего этого, но когда дело касается тебя, я не вижу других причин.

Его лоб прижимается к моему, и я вдыхаю его, а мои колени начинают дрожать подо мной.

— Я знаю, — бормочу я, прежде чем неловко отстраняюсь от него и застегиваю брюки на талии.

Маркус засовывает свой член обратно в брюки и застегивает ширинку, когда я возвращаюсь к нему и снова завладеваю его губами.

— Пойдем, — шепчу я, с ужасом ожидая того, что последует дальше, прежде чем указываю на тело Джии, лежащее под тяжелым каркасом разбитой люстры, — ее глаза широко раскрыты и смотрят прямо на меня. — Нам нужно выяснить, что, блядь, все это значит для нас.

Марк кивает и просовывает свою руку в мою, а затем вытаскивает одинокий бриллиант из моей ладони.

— Что это? — спрашивает он, разглядывая его, пятна крови уже давно исчезли.

Я качаю головой, пожимая плечами.

— Не знаю, — бормочу я, пока он ведет меня через обломки. — Он просто искрился, и по какой-то причине я почувствовала необходимость взять его в руки. Не знаю, считай, что это первое, что появится на моей полке с трофеями.

У него отвисает челюсть, и он смотрит на меня так, словно только что увидел привидение.

— Не-а. Ты получаешь трофей только в том случае, если несешь ответственность за смерть, и, насколько я помню, именно мой нож застрял у нее в позвоночнике.

Я смотрю на него в ответ.

— Нет, — говорю я, выхватывая одинокий бриллиант из его руки. — Это чушь собачья, и ты это знаешь. Моя пуля сбросила люстру и раздавила ее. Все, что ты сделал, это парализовал эту сучку. Кроме того, если бы это было правилом, то, по этим правилам, я могла бы забрать язык твоего кузена с твоей полки.

Маркус наблюдает за мной, прищурившись.

— Я знал, что ты играешь грязно, но не знал, что ты настолько безжалостна, — говорит он мне. — Я честно заработал этот язык.

— Тебя там даже не было, — бормочу я себе под нос, пока он ведет меня на кухню, где агент Дэвидсон прислонился спиной к столешнице с кружкой дымящегося кофе в руках и аптечкой первой помощи, рассыпанной по дорогому граниту.

Роман нависает над Леви, чьи раны были очищены и перевязаны, и впивается пальцами в плечо Леви, ощупывая повреждения, в то время как лицо Леви искажается от боли.

— Черт, ладно, — выплевывает Леви, отстраняясь от Романа. — Это ни хрена не помогает.

— За то мне становится лучше, — бормочет Роман себе под нос, прежде чем замечает, что мы с Маркусом входим в комнату.

Все трое поднимают головы, в их глазах появляется странная нерешительность.

— Что? — Требую я, останавливаясь у входа. За последние несколько месяцев я видела этот взгляд более чем достаточно раз, чтобы понять, что он не означает ничего хорошего. — Выкладывайте. Я не спала, кажется, целую вечность. Давайте просто покончим с этим.

Роман собирается заговорить, когда агент Дэвидсон отталкивается от стойки и встает, между нами, привлекая внимание к себе.

— Поздравляю, — говорит он тоном, который наполняет меня тревогой. — Теперь ты самая могущественная женщина в стране.

Я смотрю на Романа и Леви, пока крепче сжимаю руку Маркуса.

— Подробнее.

Роман тяжело вздыхает и выглядит так, словно собирается окунуться в кислоту.

— Джиа мертва, императрица. Ты ее наследница.

Я качаю головой, понимая, на что они намекают, но мне это не нравится. Весь смысл этого был в том, что я не хотела иметь ничего общего с ней или ее империей, а теперь они пытаются сказать мне…

— Скажи эти слова, — умоляю я его, в груди поселилась непонятная тяжесть. — Мне нужно это услышать. Мне нужно точно знать, что ты мне говоришь.

— Шейн, — говорит Роман. — Ты наследница Джии. Ты глава семьи Моретти.

Маркус усмехается рядом со мной, качая головой.

— У каждой империи должна быть своя императрица.

— Нет, нет, нет, нет, — говорю я, качая головой, чувствуя, как к горлу подступает желчь. — Это дурацкая шутка, да? Я не могу править империей Моретти. Это… это чертовски смешно. Мне двадцать два, и у меня связь с вами, ребята. На моей голове будет красоваться огромная мишень.

Леви кивает, как будто уже миллион раз сталкивался с таким потрясением.

— Ага.

Я начинаю расхаживать по комнате.

Агент Дэвидсон подходит ко мне, его взгляд смягчается, чего я ни разу не видела за все время пребывания здесь, и я не могу не задаться вопросом, что он чувствует по поводу всего этого.

— Я могу заверить тебя, Шейн, — это определенно не шутка. Я работаю здесь под прикрытием более шести лет, и это настолько серьезно, насколько вообще возможно. Ты должна быть готова. Они заставят тебя выбирать — твоя семья или они.

— Они? — Спрашиваю я. — Кто это “они”?

— Семья Моретти, — говорит Дэвидсон. — Точно так же, как в семье ДеАнджелис есть все ее члены, такие же есть и в семье Моретти. Они настолько ужасны, насколько ты можешь себе представить, вероятно, очень похожи на остальных членов семьи ДеАнджелис. Они еще даже не знают о тебе, и в тот момент, когда им станет известно о смерти Джии, это превратится в гонку за ее место. Она слишком долго держала бразды правления этой семьей, и эти мужчины были в ужасе от нее, но ты… ты просто девушка, связавшаяся с семьей ДеАнджелис, у которой не было шанса проявить себя. Ты им не понравишься, и они сделают все возможное, чтобы сорвать корону с твоей головы.

Я заглядываю ему в глаза, отчаянно пытаясь найти какой-нибудь выход из сложившейся ситуации.

— Разве я не могу просто… отдать это им? Уйти?

Леви качает головой, его большие темные глаза встречаются с моими.

— Это так не работает, детка. Если бы наш отец пришел к нам и сказал: "Мне это больше не нужно". Мы бы отобрали это у него и пустили пулю ему в спину в ту же секунду, как он отвернулся, чтобы убедиться, что он никогда не вернется и не предъявит права на лидерство. Ты ничем не отличаешься.

— Итак, что я должна делать?

— Сделай то, что сделал бы любой из нас, — говорит мне Роман. — Возьми дело в свои руки и пристрели любого, кто осмелится задавать тебе вопросы.

— Им не понравится, что мы вместе.

— Да пошли они нахуй, — говорит Маркус. — Если им это не нравится, я позволю им выбрать пулю, которой будет заряжен мой пистолет.

Мои руки дрожат, и я выдвигаю стул, — мне нужно сесть. Черт возьми, беспорядок, который Маркус оставил у меня между ног, меня сейчас даже не беспокоит. Я пытаюсь все обдумать, пытаюсь вспомнить небольшие фрагменты информации, которой Джиа научила меня, пока я была здесь, но знание того, что у нее были намерения убить меня, делает всю эту информацию ненадежной. Я не могу доверять ничему, что уже знаю.

Я гребаная королева империи Моретти.

Я одна из самых богатых и влиятельных женщин на планете, и как только об этом узнают, у меня за спиной появится самая большая мишень, которая когда-либо существовала.

Черт.

Просто еще один день из жизни Шейн Мариано… Моретти… ДеАнджелис.

Пытаясь примириться со всем, я поворачиваюсь к агенту Дэвидсону и позволяю ему увидеть самый настоящий страх в моих глазах.

— Что будет дальше?

— В офисе Джии есть защищенный мобильный телефон. Тебе нужно будет воспользоваться им, чтобы созвать срочное семейное собрание. Выбери время и дату, чем раньше, тем лучше, поскольку ты не можешь рисковать тем, что новости об этом станут известны до того, как у тебя появится возможность представиться. Члены семьи спросят, по какому поводу эта встреча, но ты не должна ничего говорить или выдавать свою личность, пока они не окажутся здесь, в этом доме.

Я киваю, понимая все это слишком ясно.

— Что произойдет на собрании?

— Это зависит от тебя, — говорит он, поднимая взгляд на Романа. — Я хочу предложить вам троим держаться подальше от этого собрания. Ваше присутствие недопустимо.

— Ни в коем случае, — говорит Роман. — Куда пойдет Шейн, туда пойдем и мы. Им придется вытолкнуть нас оттуда.

— Выталкивание не будет твоей проблемой. Тебе придется бороться с пулей в голове, — говорит агент Дэвидсон, а затем пожимает плечами, не заботясь о том, что мальчики могут пострадать. Они уже приняли решение, и не агенту Дэвидсону их переубеждать. Он честно предупредил их, и это все, что ему нужно, чтобы жить с чистой совестью.

— Хорошо, — говорю я, думая о нескольких собраниях, которые провели мальчики после того, как выгнали своего отца. Оно не может сильно отличаться от тех, что я уже видела. Я просто должна вести себя так, как будто это все принадлежит мне, пока они, наконец, не примут это. — Думаю, я справлюсь с этим.

— Собрание — не самая большая твоя проблема, — добавляет Роман, заставляя меня вскинуть голову, а агента Дэвидсона в замешательстве нахмурить брови. — Ты законно замужем за моим отцом, — напоминает он мне, как будто я нуждаюсь в ведре холодной воды, вылитом мне на голову. Видя раздражение в моих глазах и желая, чтобы я поняла что-то, чего я явно не понимаю, он подходит ко мне, присаживается на корточки перед моим сиденьем и берет меня за руки. — Твой брак с моим отцом означает, что, если ты падешь, вся империя Моретти по закону перейдет к нему. Ты понимаешь, что это значит? Какой властью он будет обладать?

Ужас тяжело разливается по моим венам, и краска отливает от моего лица.

— Срань господня, — выдыхаю я, тяжесть того, насколько это серьезно, ложится на мои плечи. — Мне нужно аннулировать этот брак как можно скорее.

— Именно так, — говорит он мне, и мрачное выражение появляется на его смуглом лице. — И ты должна сделать это так, чтобы не получить пулю прямо между глаз.

Что ж, блядь.