Марина и цыган

День 9 Как мы с Женькой устроили турнир по фехтованию, а также о том, как Чижевский меня рассердил и какие последствия это имело для Лёхи

Сквозь сон мне было слышно, как дядька с кем-то разговаривал во дворе. Слов было не разобрать, потому что Женька старался не повышать голос из боязни, очевидно, разбудить меня. Но время от времени он увлекался и срывался до высоких нот. Затем снова слышалось размеренное: «Бу-бу-бу». Потом дядька вообще замолчал, а его собеседник произнёс две или три фразы. Гортанная речь незнакомца звучала так необычно, что я даже приподняла голову. Но тут опять заговорил Женька и моя голова опустилась на подушку.

Через минуту две шторы, закрывавшие дверной проём, взметнулись, словно крылья испуганной птицы, и в спальню влетел возбуждённый дядька. Увидев, что я лежу с открытыми глазами и смотрю на него, Женька украсил свою озабоченную физиономию улыбкой. Затем подсел ко мне и повернул руку ладонью кверху: на ней лежал бархатистый сочный персик, розовеющий в лучах утреннего солнца. Улыбнувшись в ответ дядьке, я взяла персик и впилась зубами в его душистую мякоть, так что по губам сразу потёк сок. После чего завернулась в простыню и стала подпрыгивать на кровати до потолка, а Женька ловил меня в воздухе. Металлическая сетка ужасно скрипела, золотые пылинки взмывали вверх вместе со мной, но мы с дядькой не обращали на это никакого

внимания. Нам было очень весело.

И вдруг, подпрыгнув в очередной раз, я случайно заметила между шторами чей-то любопытный взгляд. От неожиданности я замерла на месте и, покачиваясь на пружинной сетке, удивлённо спросила:

-Что это за черноглазая казачка?

Сначала Женька не понял моего вопроса, но потом догадался повернуть голову. Однако глаз, ничуть не смутившись, продолжал нахально чернеть на фоне светлых штор. Тогда дядька нахмурился и отрывисто бросил мне:

-Накройся!

Не ограничившись этим, он подобрал сползшую с меня простыню и сам набросил её на мои плечи. Когда же он снова повернулся к двери, там уже никого не было.

-Подожди, я быстро! – произнёс Женька и вышел из спальни.

Спрыгнув с кровати, я начала одеваться, так как пора было готовить завтрак. В доме не оказалось ни капли воды, а дядька всё не возвращался. Поэтому мне пришлось взять ведро и самой отправиться за водой. К счастью, колонка находилась через дорогу. Не успела я выйти за ворота, как из дома напротив выскочил с ведром Чижевский. Опередив меня, он подставил своё ведро под струю. Затем поднял голову и, словно только заметив меня, расплылся в счастливой улыбке:

-Доброе утро, Марина!

-Здравствуй! – сухо ответила я.

Но Юрка, не обратив внимания на мой сдержанный тон, продолжал улыбаться:

-Марина, я слышал, что у вас вчера гости были?

-Да.

-Что же вы меня не пригласили?

-Это зависело от Женьки.

-Понятно…

-У тебя вода переливается через край, - нетерпеливо перебила его я.

Чижевский, расплёскивая воду на землю, поспешно убрал ведро и я тут же подставила своё. Тем не менее, парень не уходил, словно чего-то ожидая. Как только я закрыла колонку, Юрка подхватил моё ведро и, невзирая на мои слабые возражения, донёс его до самых ворот. Любезно распрощавшись с Чижевским, я принялась за приготовление завтрака. К приходу дядьки на столе уже стояла сковорода с жареным картофелем.

После завтрака Женька завалился на диван, а я решила прогуляться по селу. Чижово представляло из себя длинную и очень широкую улицу, разделённую на две части серой лентой асфальта. Что же касается тротуаров, то их заменял зелёный бархат травы, которую пощипывали стаи белых и серых гусей. В детстве меня ущипнул за лодыжку один гусак, поэтому, стараясь держаться от них подальше, я шагала прямо по шоссе, тем более, что время было рабочее и все машины выехали в поле. Меня обогнал только один автобус, притормозивший на остановке возле сельсовета. Я вспомнила, как Женька рассказывал моей матери, что рейсовые автобусы сюда стали ездить совсем недавно после того, как проложили асфальт. А до этого люди добирались до города на подводах или на попутках.

Здания сельсовета, на месте которого раньше стоял помещичий дом, и расположенной неподалёку двухэтажной школы были сложены из одинакового белого кирпича. В этой школе учились дети со всех окрестных сёл, в том числе, и святошинские. Возле сельсовета на круглой клумбе рдели кусты роз. По уверению дядьки, цветы, преподнесённые мне Вадимом, были именно отсюда. Не задерживаясь там, я пошла дальше к околице и с высокого холма долго смотрела на лес. Там, за ним, было Святошино и мне вдруг захотелось вернуться туда.

Пока я гуляла, пришла баба Тоня. Войдя в дом, я увидела, что она сидит на диване и разговаривает с ещё не совсем проснувшимся Женькой.

-Вот и Марина! – при виде меня обрадовано воскликнул тот.

-Здравствуй, внученька! – поцеловав меня, сказала бабушка. – А я уже волноваться начала: у Женьки спрашиваю, где ты, а он ответить толком ничего не может.

Баба Тоня сообщила, что моя мама с Толиком сегодня утром отправилась к сестре. Причём она так торопилась, что даже не успела погладить выстиранное бельё и успокоила себя тем, что «Маринка погладит!»

-Да, ещё наши, деревенские, спрашивали о тебе, Марина, - вспомнила бабушка.

-Кто именно спрашивал? – поинтересовалась я.

-Димка и другие…, - ответила она, глядя на меня своими чистыми глазами.

Затем, немного помолчав, бабушка продолжала:

-Шла я к вам сюда от Сергея и встретила Лизу (мать Чижевского). Она мне и говорит: «Что-то Юрка в последнее время сильно изменился – только диву даюсь. Вчера все дрова сам переколол и в поленницу сложил. А сегодня утром ведро схватил и за водой побежал. И за собой стал следить: постоянно в белой рубашке ходит и брюки по полчаса гладит».

Выслушав бабушку, я молча улыбнулась. Дядька же слегка кашлянул и покосился в мою сторону, однако тоже ничего не сказал.

-Нас же мой старшой на обед пригласил! – спохватилась вдруг баба Тоня.

В доме Сергея на столе горкой возвышались чистые тарелки и стояла кастрюля с зелёным борщом, а хозяйка доставала из печки чугунок с тушёным картофелем и мясом. При виде такой аппетитной еды у меня прямо слюнки потекли, а дядька Сергей, пока мы рассаживались за столом, балагурил:

-Мы уже думали, что вы не придёте. Я жене говорю: «Раз такое дело, давай, что есть в печи, то на стол мечи, я и за себя, и за гостей управлюсь!» Да, спасибо, она вас вовремя из окна увидела!

-Не слушайте вы его, - вмешалась Зоя. – Он уже сам хотел за вами бежать.

-Вот, боюсь, только борщ остыл, - добавила она озабоченным тоном.

-Ничего, - подмигнул мне Сергей, - в желудке всё хорошо будет. Тебе, Марина, полную тарелку наливать или как?

-Ещё спрашивает! – накинулась на него жена. – Ладно уж, пошутил и хватит! А то люди и впрямь подумают, что тебе борща жалко!

-А как же, - потирая руки, отшутился хозяин, - зелёный борщ – моё самое любимое блюдо!

Я же неустанно работала ложкой, по достоинству оценив и дядькины шутки, и кулинарное искусство его жены. После обеда, поблагодарив Сергея и Зою, мы отправились назад в Святошино. Было очень жарко и деревенские, как обычно, загорали на берегу пруда. По пути баба Тоня вспомнила, что ей нужно купить молоко к ужину. Поэтому к дому мы подошли с Женькой вдвоём. Пока он возился с замком, я в изнеможении опустилась на скамейку.

-Что с тобой? – поинтересовался, выглянув из ворот, дядька.

-Ничего, только немного в горле пересохло.

-Принести воды?

-Лучше нарви в саду вишен.

Женька вернулся минут через пять, держа в руках блюдечко с вишнями.

-Дай и мне, Марина! – попросил он, видя, как я уписываю вишни за обе щёки.

-Ты, что, был в саду и не наелся? – удивилась я.

-Нет, спешил для тебя нарвать.

-А что мне за это будет?

-За каждую вишню я буду целовать тебя в щёку!

В ответ я пожала плечами:

-Вряд ли ты целуешься лучше Димки!

В то же мгновение дядькины пальцы больно впились мне в плечо:

-Что у тебя было с Димкой?

-Потом расскажу, обстановка не та, - выкрутилась я, кивнув в сторону деревенских, занявших скамейку под соседним домом.

Чтобы окончательно успокоить Женьку, я равнодушным тоном добавила:

-К тому же, он не совсем в моём вкусе.

Дядька тут же заглотнул наживку:

-А какие мужчины тебе нравятся?

-Ну, - как бы в раздумье произнесла я, - например, похожие на моего любимого героя д’Артаньяна.

-Твой любимый герой – д’Артаньян? – удивлённо переспросил Женька.

-Да.

-И кто, по-твоему, здесь больше всего на него похож?

-Пожалуй, никто, - со вздохом признала я. – Вот, разве что…

-???

-Ты!

Дядька обрадовано засмеялся. Затем вскочил со скамейки и, размахивая воображаемой шпагой, попытался встать в позицию

-Не так! – воскликнула я и, тоже поднявшись, показала Женьке, как нужно.

Именно в такой позе были изображены дуэлянты на иллюстрации в книге. Потом мы снова сели на скамейку и дядька с сожалением сказал:

-Вот только фехтовать я не умею…

Тем временем от деревенских отделилась одна парочка и прошла мимо нас по направлению к околице.

-Знаешь что, - предложила я Женьке, - проводив Вадима с Зинкой равнодушным взглядом, - давай-ка я переоденусь, а ты пока сделаешь из жердей шпаги и мы пофехтуем.

-Давай! – тут же загорелся дядька.

Пока я переодевалась, Женька нашёл в сарае подходящие палки, прибил к ним поперечные перекладины и обмотал рукоятки изоляционной лентой. Таким образом, получились две отличные шпаги. Теперь нужно было выбрать место для поединка и я предложила выйти на улицу. Напротив дома как раз располагалась утоптанная ровная площадка. Обговорив условия поединка, мы встали в позицию и, по всем правилам отсалютовав друг другу, скрестили клинки.

На протяжении нескольких минут после этого слышались лишь отдельные восклицания и треск жердей. Дядька скакал вокруг меня как молодой козёл и всё норовил прижать меня к стене дома. Однако я, разгадав его замысел, вовремя увёртывалась. Наконец, Женьке удалось оттеснить меня к скамейке. Тогда, не растерявшись, я вскочила на неё и с выгодной позиции сверху легко отбивала все дядькины атаки. Тогда Женька тоже запрыгнул на скамейку. Пытаясь столкнуть друг друга, мы забыли в пылу поединка обо всём и обменивались лишь короткими язвительными замечаниями типа:

-Прекрасно, сударь! Ещё один Ваш шаг – и Вы полетите вверх тормашками!

-Ошибаетесь, сударыня! Полетите Вы, а не я!

Но тут мимо скамейки в обратном направлении проследовала всё та же парочка. Женька на секунду отвлёкся и этого оказалось достаточно. Ловким маневром выбив шпагу из дядькиных рук, я приставила конец своей к его горлу и произнесла традиционную фразу:

-Сдавайтесь, сударь, иначе я проткну Вас насквозь!

Таким образом, Женьке ничего не осталось, как признать своё поражение. С досадой посмотрев вслед Синеглазому и его подружке, которые присоединились к своей компании, он сказал:

-Ты не находишь, что они могли бы выбрать другое место для прогулок?

Пожав плечами, я отнесла шпаги в сарай, а дядька остался сидеть на скамейке.

Разыскивая собственный халат, я зашла в горницу и машинально скользнула взглядом по висевшим на стенах репродукциям. Внезапно мне вспомнилось замечание матери. Одним махом содрав репродукции со стен, я выбежала во двор и хотела было бросить их в печь, но любовь к искусству победила. Остановившись посреди двора, я задумалась: куда бы спрятать эти шедевры от посторонних глаз и, в то же время, иметь возможность любоваться ими каждый день? Пожалуй, для этой цели годился только туалет.

Поместив «Рождение Венеры» на самом видном месте, я также приклеила репродукцию картины Веласкеса к потолку, а на дверях повесила «Джоконду». После чего тщательно вымыла в туалете пол и, желая вылить грязную воду под яблоню, направилась было в сад, как вдруг с улицы до меня донёсся Зинкин смех. Тогда с ведром в руках я подкралась к воротам и посмотрела в щель. Опять эта парочка! Выждав момент, когда Вадим и Зинка поравнялись с нашим домом, я открыла ворота и выплеснула воду в их сторону. Громко взвизгнув, как ошпаренная кошка, Зинка тут же отскочила, поэтому на неё ничего не попало. Зато брюки Синеглазого были усеяны до колен грязными брызгами. За сим последовала немая сцена: Вадим переводил злой взгляд с меня на свои штаны и обратно, а у сидевшего на скамейке дядьки сквозь загар медленно проступила бледность. Что же касается деревенских, то они застыли под Димкиным домом как статуи. Демонстративно захлопнув за собой ворота, я снова приникла к щёлке: Зинка, наконец, пришла в себя и разразилась проклятиями в мой адрес, Синеглазый же молча чистил свои брюки. Остальные тоже опомнились и зашумели, обсуждая случившееся.

Но мне некогда было слушать их разговоры, так как до ужина предстояло ещё перегладить целую кучу белья. Включив в зале свет и задёрнув шторы на окнах, я положила на стол покрывало и принялась за глажку. Бельё, конечно, давно пересохло и пришлось обильно увлажнять его водой, из-за чего из-под шипящего утюга поднималось вверх облачко пара. Пока утюг легко скользил по ткани, я размышляла о том, чем бы интересным мне заняться завтра. Не успела я ещё выгладить и половину белья, как явился Женька.

-Марина! – начал он чуть ли не порога. – Ты зачем в туалете картины повесила?

-Разве они тебе мешают? – не отрываясь от дела, отпарировала я.

-Нет, скорее, наоборот, - признал дядька, усевшись на диван.

Некоторое время он молча наблюдал за моими действиями, а затем продолжил:

-Ты обещала рассказать, что у тебя было с Димкой.

Пришлось поведать ему, как Димка пошёл меня провожать, и как я, заметив, что Синеглазый следит за нами, попросила моего соседа поцеловать меня. В этом месте моего рассказа Женька вдруг вскочил с дивана и, схватив меня за плечи, стал допытываться:

-И он поцеловал? Скажи, поцеловал?

-Что ты делаешь? У меня в руках горячий утюг! – воскликнула я.

Но дядька не отпускал меня до тех пор, пока не услышал мой ответ. Затем он также внезапно успокоился и, вернувшись на диван, задумчиво произнёс:

-Теперь мне всё понятно!

-Что ты имеешь в виду?

-Понятно, почему Вадим прогуливался сегодня с Зинкой возле нашего дома.

Не успела я ничего ответить, как в комнату вошла баба Тоня. Оказывается, всё это время она провела у своей односельчанки, дожидаясь, пока с пастбища пригонят коров. Бабушка отправилась на кухню готовить ужин, а Женьку послала в сарай за дровами. Вернувшись, он поинтересовалась:

-Марина, тебе ещё много осталось?

-Нет.

-Тогда, может, прогуляемся после ужина?

-Хорошо.

Однако после ужина дядьку разморило и он прилёг отдохнуть на диван. Надев голубую рубашку и серые брюки, я собиралась было уже выйти на улицу, как вдруг Женька сонным голосом спросил:

-Ты – в компанию, Марина?

-Да.

-Проводи её! – потребовала от сына бабушка.

-Не надо, ба, ещё светло! – успокоила её я.

На улице и в самом деле ещё не стемнело, даже лампочки на столбах не горели. Я было подумала, что пришла слишком рано, но деревенские уже сидели на своём излюбленном месте. Среди прочих выделялся голос Чижевского и я спряталась за кустом, желая послушать, о чём идёт речь.

-Да я к вам случайно заехал, за компанию с приятелем, - говорил Юрка, как видно, отвечая на чей-то вопрос.

-Где же твой приятель? – поинтересовался Федя.

-Он вместе со своим дружком к шурину зашёл в гости, а я – сразу к вам.

-А почему Марины нет? – в свою очередь, осведомился секунду спустя Чижевский.

-Должна прийти скоро, - ответил кто-то из парней.

Тут я вышла из-за куста и подошла к скамейке.

-А, вот и она! – расплылся в улыбке Юрка и, пододвинувшись, освободил для меня место рядом с собой.

-Благодарю, - сказала я и села рядом.

-Что это ты, Марина, грустная такая? – покосившись на меня, осведомился Чижевский.

-Так, настроения нет.

-Давай тебя прокачу – настроение сразу появится!

Бросив взгляд на стоявший напротив скамейки мотоцикл, я покачала головой:

-Что-то не хочется…

-А когда Витёк предлагал – хотелось?

-Какой Витёк?

Деревенские, притихнув, с любопытством посматривали то на него, то на меня. Тогда Юрка, эффектно выдержав паузу, как бы нехотя произнёс:

-Да вот, бабушка твоя рассказывала…

-Ну, и что же она рассказывала? – спросила я подчёркнуто-спокойным тоном, хотя внутри у меня всё кипело от злости.

Димка тоже хмуро посмотрел на Чижевского. Однако тот, чувствуя себя в центре внимания, ничего не замечал.

История, которую он изложил, произошла со мной месяца два назад. У моего отца пошаливало сердце и его положили на обследование в городскую больницу. Мама регулярно носила ему передачи, но как-то задержалась на работе и позвонила мне, чтобы я отнесла отцу яблоки и сок. Возвращаясь назад, я решила прогуляться одну остановку пешком, как вдруг увидела возле забора какого-то дома несколько мотоциклов. На них сидели парни лет семнадцати-восемнадцати, не больше. Едва я поравнялась с ними, как один из них, загородив мотоциклом мне дорогу, спросил:

-Девушка, а как Вас зовут?

В ответ я брякнула первое пришедшее мне на ум имя:

-Света!

-А меня – Виктор, - представился он. – Не желаете ли прокатиться?

-Благодарю Вас, - вежливо сказала я, - но, к сожалению, я спешу и, к тому же, на мне неподходящий наряд.

-Это пустяки! – не отставал Виктор. – Кататься можно прекрасно и в платье!

-Нужен ей твой драндулет, Витёк! – вмешался в это время в наш разговор один из его приятелей. – Вот если бы ты ей сразу с коляской предложил!

-Или «мерседес»! – подхватил другой.

Парни загоготали, а я уже начала терять терпение, не зная, как отделаться от назойливого Витька. На моё счастье, мимо проходил знакомый парень из нашего двора.

-Здравствуй, Коля! – радостно воскликнула я и, устремившись к нему, взяла парня под руку.

-Здравствуй, - несколько растерянно ответил тот, не привыкший к столь бурному проявлению чувств с моей стороны.

Но я уже тащила его всё дальше и дальше.

-Света! – успел крикнуть мне вслед Витёк. – Жду тебя ровно в пять часов возле кинотеатра «Родина».

«Жди, милый, жди!» - мысленно ответила я, даже не обернувшись.

Однако около половины пятого меня стало разбирать любопытство: придёт Витёк на свидание или нет? К этому времени мать ещё не вернулась с работы, а Толик был в детском саду. К тому же, кинотеатр «Родина» находился недалеко от нашего дома. Недолго думая, я надела серые брюки и белый джемпер, спрятала волосы под парик, а глаза – за тёмными очками и выскочила за дверь.

Витька и его компанию я увидела ещё издали и, неторопливо пройдя мимо них, села на ближайшую скамью. Парень то и дело посматривал на свои наручные часы, а приятели отпускали шутки в его адрес. Минут через пятнадцать я встала, чтобы идти домой. Как вдруг Витёк, бросив взгляд в мою сторону, громко произнёс:

-А она мне нравится! Давайте лучше её возьмём с собой!

Однако в этот момент закончился киносеанс и из помещения хлынула толпа, в которой мне легко удалось затеряться.

-Всё? – спросила я у Чижевского, когда он закончил свой рассказ.

-Всё, - подтвердил он уже не таким уверенным тоном.

Тогда, поднявшись со скамьи, я небрежно обронила:

-Ну, ладно, некогда мне твои басни слушать.

-Марина, ты вернёшься? – крикнул мне вслед Димка.

Но я в ответ лишь дёрнула плечом.

В нашем доме было темно: Женька ушёл спать в горницу, а бабушка загоняла кур в сарай. Не включая свет, я улеглась на диван и стала размышлять. Меня смущало то обстоятельство, что Чижевский пересказал известную историю слово в слово, так, как я поведала её бабе Тоне. Неужели она и впрямь проболталась, хотя я просила её молчать? А, может, Юрка попросту нас подслушал? Но ведь треск его мотоцикла слышно за версту! Ну, если не Чижевский, то остаётся только дядька. Хотя его и не было в комнате, когда мы с бабушкой секретничали, он вполне мог, как я уже убедилась, шпионить за мной.

Вскоре в зал вошла баба Тоня и, включив свет, сообщила:

-Марина, там к тебе наши деревенские пришли!

-Скажи им, что я сплю, - последовал мой ответ.

Бабушка вышла. Однако, услышав голоса под окном, я повернула голову и увидела ненавистную физиономию Чижевского. Не отдавая себе отчёт, я схватила диванную подушку и метнула её в сторону окна. Подушка, не долетев до подоконника, упала на пол, зато Юрку словно ветром сдуло. Мне сразу стало легче: врёт Чижевский, не могла бабушка ему проговориться. Но почему я сразу не дала ему достойную отповедь? Эта мысль не давала мне покоя.

Поднявшись с дивана, я вновь вышла на улицу. Там уже стемнело и на столбах зажглись электрические лампочки. За время моего отсутствия в компании прибавилось людей: рядом с Чижевским на скамье восседал рыжий верзила с рассыпанными по всему лицу веснушками. Это был один из тех «клоунов», с которыми я познакомилась в доме у Женьки. Тут же маячил с папироской в зубах и его дружок – высокий и тощий, как палка. Оба они были явно навеселе (вероятно, вернулись от шурина). Но если Гришка вёл себя более или менее прилично, то рыжий (парни называли его Лёхой) достиг той стадии, когда «море по колено». Рядом стоял их мотоцикл.

Внезапно одна из девчонок громко взвизгнула: оказалось, что её ущипнул Лёха. Чижевский попытался было урезонить приятеля, но тот в ответ лишь пьяно загоготал. Не в силах более ждать, я приблизилась к скамейке и встала сбоку, глядя в упор на Юрку. При этом моё лицо оставалось в тени и в поток света попадали только волосы. Деревенские сразу притихли, вероятно, желая услышать, что я скажу. А Чижевский,

которому было явно не по себе от моего пристального взгляда, нервно заёрзал. Тем временем Лёха, не понимавший, почему вдруг все замолчали, наконец, тоже заметил меня.

-Эй, ты, рыжая! – воскликнул он, сделав попытку приподняться. – Давай тебя на мотоцикле покатаю!

-Благодарю, но меня уже Юра обещал покатать.

-Зачем тебе Юра? – приложив некоторые усилия, Лёха всё же встал на ноги. – Нам не нужен никто!

Деревенские попытались было удержать его, но тот отмахнулся от них, как от назойливых мух, и, пошатываясь, приблизился ко мне. Схватив своей огромной лапищей меня за плечо, Лёха затем дыхнул мне в лицо перегаром:

-Чего ты ломаешься?

Мило улыбнувшись в ответ, я, в свой черёд, положила руки ему на плечи, словно желая обнять его, но, вместо этого, внезапно согнула их в локтях и применила элементарный приём, вычитанный из одной книги. Однако направление основного удара пришлось не в подбородок, как было написано в пособии по борьбе самбо, а прямо в Лёхин глаз. Эффект превзошёл все мои ожидания: беспомощно взмахнув руками, рыжий повалился на землю как куль с песком. Видя это, его дружок отшвырнул в сторону папироску и с криком: «Ну, ты!» подскочил ко мне и схватил за запястье. Не меняя выражения лица, я повернулась к нему и применила второй комбинированный приём, который предусматривал двойное направление удара: сначала – кулаком под локтевой сустав, а затем – коленом ноги в солнечное сплетение. Он получился у меня более успешно. Гришка согнулся вдвое, схватившись левой рукой за живот, в то время как его правая рука повисла словно плеть.

В этот момент Лёха снова зашевелился и, попытавшись встать, произнёс какое-то ругательство. Дотронувшись до него носком мокасина, я сказала:

-Нельзя ли громче? Не слышу!

Но парень, не издав более ни звука, отполз в сторону. При этом под его глазом наметилась зловещая синева. Тогда я повернулась к скамейке и посмотрела на деревенских: на лицах у большинства из них застыло выражение растерянности и испуга. Внешне, пожалуй, только Синеглазому удалось сохранить хладнокровие. Однако, разминая пальцами сигарету, он никак не мог попасть ею в рот. Чижевский же сидел бледный, словно смерть. Заметив, как дрожат у него колени, я иронически произнесла:

-Что это, Юра, у тебя друзья такие невежливые? Его девушка спрашивает, а он – молчит!

После моих слов Чижевскому стало ещё хуже: теперь у него задрожал подбородок и зуб явно не попадал на зуб. Тщетно подождав ответа, я окинула в последний раз взглядом всю сцену и пошла домой.

Бабушка уже заснула в спальне, но в зале горел свет, оставленный специально для меня. Взглянув на будильник, я убедилась, что ещё не было десяти вечера, и прошла в горницу, дабы выдворить Женьку на диван. Однако он сообщил, что уже выспался и предложил мне прогуляться перед сном. Так как спать мне тоже не хотелось, я согласилась. Выйдя за ворота, мы увидели под Димкиным домом деревенских. Но Чижевского с дружками среди них не было.

-Куда пойдём? – поинтересовался у меня дядька.

-Туда! – я махнула рукой в противоположную сторону.

За околицей мы уселись на поросшем травой и цветами холме, с которого открывалась широкая панорама. От тёмного леса на горизонте тянуло сыростью и дядька набросил мне на плечи свой пиджак. Внезапно сзади раздался шорох и я дёрнула Женьку за рукав рубахи. Одновременно обернувшись, мы заметили какого-то человека, поспешно приникшего к земле.

-Кто там? – громко вопросил дядька.

Поняв, что обнаружен, шпион разогнулся в полный рост и в свете луны его волосы показались мне серебристыми. Переглянувшись с Женькой, я отвернулась. Но Синеглазый и не думал уходить. Когда минут через пять я снова повернула голову, то увидела ярко горевший в темноте огонёк его сигареты.

-Долго он будет так стоять? – не выдержал первым дядька. – Или пойти объяснить ему, что он здесь лишний?

-Не обращай внимания, надоест – сам уйдёт, - спокойно ответила я.

Однако прошло ещё минут десять, а Вадим всё стоял.

-Не знал, что он такой упорный, - прокомментировал, покосившись на меня, Женька.

После чего продолжил:

-Я думал, он тебя сегодня убьёт, когда ты его с Зинкой окатила, потому что обычно никому такого не спускает! Но ты не бойся, Марина, я тут попросил кое-кого последить…

-Да ты и сам непрочь за родной племянницей при случае пошпионить, - в тон ему вставила я.

У дядьки сразу вытянулось лицо и он обиженно сказал:

-Ты о чём, Марина? Когда это я за тобой шпионил?

-Забыл уже? А вчера кто за мной следил, когда я в чужой сад за черешнями лазила? Ещё гостей для отвода глаз созвал!

Некоторое время Женька молчал, опустив голову, словно сражённый тяжестью моих обвинений. Однако вскоре он снова осмелился спросить:

-Почему ты думаешь, что это был я?

-Ну, ещё бы мне не узнать твою шевелюру и цыганскую рубаху!

После моих последних слов дядька вздрогнул и как-то странно на меня посмотрел. Между тем я продолжала пылать праведным гневом:

-Сколько можно опекать меня? Ведь я уже не маленькая!

-Хорошо, - наконец, ответил Женька. – Обещаю: больше следить за тобой никто не будет!

Мы возвращались домой в полной темноте, луна скрылась за тучей и не было видно, шёл ли за нами Вадим.