Массимо

Глава 41

Лучия

После того как огонь погас, Массимо сказал:

― Думаю, пора спать.

Было еще рано, около 8 часов вечера… но я устала от дневного похода, а от бренди меня клонило в сон. Я безропотно согласилась.

Массимо проводил меня в одну из небольших спален. Комнату слабо освещал лунный свет, проникающий сквозь деревья. И без огня, который согревал меня, я быстро замерзала.

― Если что-то понадобится, я буду рядом, ― сказал он и направился к выходу.

Я откинула одеяло и пощупала простыни.

― Постель чертовски холодная, ― пожаловалась я.

Он снова посмотрел на меня.

― Ну, другой вариант ― снова спать рядом со мной, а этого никто из нас не хочет, так что…

― Отлично, ― пробормотала я.

― Просто оденься потеплее. Ты скоро согреешься.

Он подождал, пока я скажу что-нибудь еще. Когда я этого не сделала, он добавил:

― Спокойной ночи, ― и вышел.

Я слышала, как скрипели половицы под его тяжелыми шагами, когда он заходил в соседнюю комнату.

Я села на край кровати и стянула ботинки. Я бы с удовольствием приняла душ, но мыться ледяной водой я не собиралась, так что этот вариант отпадал.

Я забралась под ледяные простыни и лежала, пытаясь согреть постель.

Ничего не выходило.

Кроме холода, меня начала беспокоить теснота одежды.

Штаны для йоги и спортивный бюстгальтер были удобны, когда я двигалась, но сейчас казалось, что они меня стягивают… как будто они были сделаны из резинок и врезались в мою кожу.

Я любила спать с комфортом, а это было явно не то.

У меня был выбор: комфортно и холодно или некомфортно с небольшим количеством тепла.

Я выбрала комфорт и холод.

Я встала с кровати и быстро разделась до стрингов. Сняв спортивный бюстгальтер, я снова надела футболку, чтобы хоть как-то согреться, и забралась под одеяло.

Совершенно ледяное одеяло.

Я лежала в кровати и дрожала. Чтобы отвлечься, я думала о том, что произошло после ужина.

Больше всего я думала об извинениях Массимо за то, что он втянул меня в эту историю.

За всю мою жизнь никто никогда не просил у меня прощения.

Правило номер один в жизни Ноны гласило ― никогда ни за что не извиняйся.

А ее мафиози? Они тоже ни за что не извинялись передо мной.

Монахини в монастыре были еще хуже. Если что-то шло не так, то обвиняли в этом меня.

Больше никто в моей жизни никогда не извинялся.

Никто из моих друзей, никто из парней, с которыми я спала…

…но Массимо извинился.

Это подействовало на меня так, что я не могла объяснить.

Я…

Я чувствовала, что почти готова заплакать.

Возможно, дело было в бренди.

А может быть, в разговоре о том, как умерли мать и отец Массимо.

Я все еще слышала боль в его голосе.

Горе по отцу было вполне ожидаемым. В конце концов, прошел всего год? Может быть, меньше?

Но когда он говорил о своей матери, казалось, что она тоже умерла совсем недавно.

Он был таким грустным, когда говорил о ней, что мне еще больше захотелось плакать.

И когда он сказал мне, что ему жаль…

Это много значило для меня.

В памяти всплыло воспоминание ― единственный раз в моей жизни Нона попросила прощения.

Мне было шесть лет… сразу после того, как это случилось.

Помню, Нона взяла меня на руки и стала укачивать.

Ее голос был таким печальным…

Мне так жаль, моя милая девочка… Мне так жаль…

Я чувствовала, как по спирали погружаюсь во тьму и горе.

Я пыталась выкинуть все это из головы.

Но не смогла.

Я почувствовала первые признаки приближающейся панической атаки.

Я попыталась сосредоточиться на дыхании.

Но от этого становилось только хуже.

Я попыталась сконцентрироваться на окружающих звуках.

Но все, что я слышала, ― это скрип дерева и вздохи ветра за окном.

Я чувствовала себя такой одинокой…

И я не могла этого вынести.

Я скорее умру, чем останусь одна.

Я выскользнула из постели и пошла по коридору к комнате Массимо.

Я открыла дверь. Я не стала стучать, потому что не хотела, чтобы он прогнал меня.

― Массимо?

Лунный свет проникал в окно, и я видела и слышала, как он шевелится под одеялом, глядя на меня.

― Что? ― спросил он, явно раздраженный.

― Можно мне лечь с тобой в постель? ― спросила я, мой голос дрожал.

― Зачем? ― рявкнул он.

Мне не хотелось говорить ему настоящую причину, поэтому я сказала очевидное.

― Мне холодно.

Я чувствовала, как его глаза скользят по мне в лунном свете.

― Надень штаны, ― сказал он.

― В них неудобно спать.

― Тогда сходи в другую спальню и возьми дополнительное одеяло.

― Мне все равно будет холодно.

Он разозлился.

― Лучия…

― Послушай, мне просто… мне страшно, понимаешь? Я не хочу оставаться одна. ― Я сделала паузу. ― И я замерзла.

Он сердито вздохнул.

― Никакого дерьма, хорошо? Никакого флирта, никаких касаний, никаких прижиманий ко мне ― ничего этого. Поняла?

Сначала я сказала:

― Ладно, да, как скажешь…

Но эти слова задели меня за живое.

Я пыталась отвлечься от ужасных воспоминаний, от чувства тоскливого одиночества.

А он подумал, что все дело в нем. Потому что он ― красавчик.

Мой гнев на время пересилил страх и печаль.

― Знаешь, что? ― психанула я. ― Забудь об этом.

И повернулась, чтобы уйти.

― Лучия, ― прорычал он мрачным голосом.

Я остановилась, положив руку на дверную ручку.

Я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил таким тоном.

Глубоким, злым… с чем-то еще более темным под слоями.

Это заставило мое сердце пропустить удар…

И не от испуга.

― …что… ― прошептала я.

― Ложись в эту чертову кровать.

На этот раз мое сердце не просто пропустило удар…

Оно заколотилось в моей груди.

Я медленно приблизилась и скользнула под одеяло.

Такое же холодное, как мое.

― Могу я… можно мне лечь рядом с тобой? ― спросила я.

― Нет. Оставайся на месте.

Я ничего не сказала…

Но по мере того, как холод проникал все глубже в мое тело, у меня начали стучать зубы. Без шуток.

― Ты делаешь это специально, ― прорычал он.

― Нет, ― ответила я, клацая зубами.

Затем мое тело начало дрожать.

Массимо застонал, потом сказал:

― Хорошо. ЛАДНО.

Я поспешно подвинулась под одеялом и прижалась к нему всем телом.

Он лежал спиной ко мне, и я прижалась к нему своей.

На нем снова были только боксеры, и моя задница и ноги прижимались к его голой коже.

И к его потрясающе идеальной заднице.

АААААААААААА.

Мои зубы перестали стучать, а тело ― дрожать.

― Ты действительно как печка, ― сказала я, когда все мое тело расслабилось, наконец, согревшись.

― Ммм, ― проворчал он.

Мы лежали так некоторое время… и я думала о том, что он сказал перед камином.

И мне снова захотелось плакать.

Я подумала о том, чтобы сказать ― спасибо за то, что ты извинился, но это было немного странно… вспоминать о том, что было час назад…

Поэтому я сделала следующее, что пришло мне в голову.

― Я… сожалею о твоем дяде. И твоей маме. И твоем отце.

Вышло немного неуклюже.

Наверное, этого следовало ожидать. Когда я сказала, что никто никогда не извинялся передо мной, это также значило, что я тоже никогда ни перед кем не извинялась.

Наверное, я все-таки не извинялась, а просто сочувствовала.

Несколько секунд он лежал молча.

Потом ответил:

― …спасибо. И, как я уже сказал, мне жаль, что я втянул тебя во все это.

― Все в порядке, ― сказала я и тут же поняла, что это не совсем так. ― То есть, конечно, не все в порядке ― это отстой ― но это не твоя вина. То есть, ты виноват, но… ты не хотел.

Это прозвучало не так, как мне хотелось бы.

В его ответе был слышен сарказм.

― Спасибо за понимание.

По мере того как согревалась, я стала замечать великолепную выпуклость его задницы, прижатой к моему телу.

Затем я стала представлять, как он размахивает топором.

Его мышцы рук напрягаются…

Его грудь вздымается…

Мышцы спины пульсируют…

И я подумала о большой, твердой, массивной выпуклости на его бедре под джинсами.

О, Боже…

Я попыталась отвлечься разговором.

― Как ты думаешь, что произойдет?

Его голос звучал озадаченно. ― Что ты имеешь в виду?

― Я имею в виду… как ты думаешь, твой дядя ищет тебя? Нас?

― Я не знаю. Но мы не можем рисковать.

― А что будет с моей бабушкой?

― Я собираюсь вернуть тебя к ней домой в целости и сохранности.

Я нахмурилась.

― Но… что-то должно происходить. Иначе сейчас ты отвез бы меня к ней, а не прятал в лесу.

― Ты видела наемников в той лодке, которая преследовала нас.

― Да, но почему они до сих пор ошиваются поблизости? Если только…

― Все будет в порядке. Мы просто проявляем излишнюю осторожность, вот и все.

Я ухмыльнулась в темноте.

― Ты очень осторожный человек, не так ли?

― Не всегда, нет.

― Мне трудно в это поверить.

― Верь во что хочешь.

Сзади мне было хорошо и жарко… но спереди было холодно, и я повернулась.

Наверное, можно сказать, что я была большой ложкой, а он ― маленькой…

Только он был самой гигантской маленькой ложкой, которая когда-либо существовала, а я крошечной большой рядом с ним.

Но я чувствовала, как его задница прижимается прямо к моему тазу.

О, Боже…

Мне так хотелось дотронуться до него…

Но я довольствовалась тем, что приподняла футболку, чтобы прижаться холодным животом к его теплой спине.

― Лучия, ― сказал он раздраженным голосом.

― Что? ― спросила я, защищаясь, хотя знала, что он собирается сказать.

― Я сказал ― никакого дерьма.

― Это не дерьмо ― я просто пытаюсь согреться.

― Ты подняла футболку.

― Мои сиськи все еще прикрыты! ― огрызнулась я.

― И они прижаты к моей спине!

― О-о-о, мне так жаль, что у меня есть эти части тела.

― Знаешь что? Ничего не выходит. Возвращайся в свою комнату.

В комнату, где холодно и ждут плохие воспоминания.

Воспоминания, ради побега от которых я готова на все.

― Нет, ― вызывающе ответила я.

Он резко развернулся, чтобы посмотреть на меня.

― Убирайся.

В этот момент я уже не могла отступить, поэтому сказала:

― Если тебе так хочется побыть одному, иди сам в другую кровать. Эта теплая.

― Эти двухярусные кровати крошечные ― эта едва ли достаточно большая для меня…

― Как скажешь, ― сердито сказала я и повернулась к нему спиной. ― Ну вот, мои сиськи больше не упираются в тебя, доволен?

― Нет. Убирайся. СЕЙЧАС.

― Почему бы тебе не отвалить.

И тут он напугал меня до смерти.

Он вскочил с кровати и сорвал с меня одеяло.

― Я сказал, уходи!

Но он совершил ошибку.

В лунном свете мне все было видно.

У него был стояк.

И Боже, что это был за стояк.

Он все еще был в его черных трусах, но торчал в сторону ― и был таким большим и длинным, что оттягивал пояс боксеров.

― Ни хрена себе, ― воскликнул я, а затем рассмеялась. ― Так вот в чем дело.

― В чем дело?!

Я фыркнула.

― Ты возбужден и тверд как скала, но ты слишком труслив, чтобы что-то с этим сделать.

Зря я это сказала.

Мои слова его сильно разозлили.

Он нахмурился так, будто собирался меня убить.

Затем схватил меня за правую лодыжку и без особых усилий потянул к краю кровати.

Он двигал меня так быстро, что я чувствовала, как моя кожа горит от трения о простыни.

Не буду врать, от такого грубого обращения я почувствовала тепло и в других местах.

Но я была зла и немного напугана, поэтому начала вырываться.

Я ударила его левой ногой и закричала:

― Я тебя ненавижу!

К моему несчастью, нога попала ему в живот.

Я бы сказала ― к несчастью для него, но он, наверное, даже не почувствовал этого. Это было похоже на удар ногой по чуть более мягкой версии кирпичной стены.

Но мне не повезло, потому что это еще больше его разозлило.

Он перекинул мою правую лодыжку через левую и перевернул меня на живот.

Я попыталась отодвинуться от него подальше.

Но моя задница торчала в воздухе.

И он шлепнул меня по ней.

Это был не тот шлепок, которым он наградил меня, когда я болталась на его плече в университете.

Это был ЖЕСТКИЙ шлепок по заднице.

― АААА! ― закричала я.

Было больно — и в то же время так приятно.

Что-то глубоко между ног вибрировало.

Но меня возбуждали не только адреналин и ощущения.

Меня возбуждало то, что он наконец-то что-то сделал.

Я посмотрела на него через плечо.

Он, похоже, был немного шокирован своими действиями… Но он смотрел на мою задницу так, словно перед ним положили большой кусок торта, а он был голодающим.

Часть того, что я сказала дальше, было вызвано тем, что я была возбуждена…

Но еще это было связано с воспоминаниями о том, как он унизил меня на глазах у всех студентов.

― И это все, на что ты способен? ― сказала я, в моем голосе прозвучало презрение.

Это вывело его из задумчивости.

Он уставился на меня, его глаза пылали ненавистью.

― Ты ― маленькая чертова паршивка.

― А ты гребаный трус.

Клянусь, я видела искры ярости в его глазах.

Но он ничего не делал.

Тогда я прижалась грудью к кровати…

Что еще больше подняло мою задницу в воздух.

Футболка уже давно сползла до середины спины, и на мне были только стринги ― значит, он мог видеть меня всю.

Он впился в меня глазами. Он тяжело дышал, в лунном свете было видно, как вздымается его грудь.

― Я знаю, что ты хочешь меня… но ты слишком боишься моей бабушки, чтобы взять то, что хочешь, ― усмехнулась я.

― Да пошла ты, ― прорычал он.

― Ты не рискнешь, ― сказал я, констатируя факт.

Он прищурился.

― Я же говорил тебе, что ты не справишься с моим членом.

― Тогда займись чем-нибудь другим… киска.

Вот и все.

Он отвел руку назад и шлепнул меня еще раз ― сильно.

― О! ― Я вскрикнула ― на этот раз больше от удовольствия, чем от боли.

Я обернулась, чтобы посмотреть на него, и прошипела:

― Я тебя ненавижу.

― Уверен, что так и есть, ― прорычал он, обхватывая мои ягодицы обеими руками…

И начал разминать их.

Сжимать их.

Гладить их.

О, блядь…

Я так завелась…

И я хотела большего.

К счастью, я, кажется, нашла фразу, которая заставит его дать мне это.

И в данный момент это была чистая правда.

― Я тебя ненавижу, ― усмехнулась я.

ШЛЕПОК!

― Ой! ― вскрикнула я, прижимаясь лбом к матрасу. ― Я тебя ненавижу!

ШЛЕПОК!

― О! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ…

Шлепок! Шлепок! Шлепок!

На этот раз удары были более легкими, и только одной рукой.

Другой рукой он хватал, гладил и сжимал мои ягодицы.

― Как же я тебя ненавижу… ― задыхалась я.

Я почувствовала, как он отодвинул мои стринги на пару сантиметров.

Мои глаза расширились, и я напряглась, ожидая, что будет дальше.

Но я почувствовала легчайшее прикосновение, самое нежное, которое только можно себе представить…

Мягкое прикосновение кончиком пальца к губам моей киски.

Я застонала, когда он стал ласкать меня между ног.

Я уже была мокрой… Я знала это… И я чувствовала, как он размазывает влагу по моей коже.

― Я ненавижу тебя… ― прошептала я…

Именно тогда я почувствовала, как его палец раздвигает меня и медленно погружается внутрь.

― О! ― вскрикнула я.

Его огромный палец был больше, чем члены некоторых парней, побывавших во мне.

Не настолько, чтобы заполнить меня…

Но определенно достаточно, чтобы я почувствовала себя хорошо.

А потом он заставил меня чувствовать себя еще лучше.

Он загнул палец вниз, и стад двигать им, снова и снова…

Поглаживая мою точку G.

Я сжала простыни в кулаки.

― Ахххх, ― стонала я.

― Потрогай себя, ― сказал он хриплым голосом.

― …ч-что? ― ахнула я.

― Прикоснись к своему клитору, ― приказал он.

Задыхаясь, я протянула правую руку между ног, сдвинула в сторону стринги и начала теребить свой клитор.

― О, черт… ― стонала я, пока он продолжал гладить мою точку G.

Вдруг его палец покинул мою киску.

― Ну вот, теперь я тебя действительно ненавижу, ― прорычала я.

Мне было так хорошо ― я была так близко…

И тут я услышала влажный чмокающий звук.

Оглянувшись через плечо, я увидела, что он вытащил изо рта два пальца.

Которые он тут же ввел в меня.

― О БОЖЕ! ― воскликнула я.

Один из его пальцев был больше, чем член у некоторых парней, с которыми я спала…

Но два его пальца были толще, чем члены практически всех, с кем я трахалась.

И ни один из них не мог волшебным образом изогнуть их, чтобы погладить мою точку G.

Я застонала, когда его пальцы заполнили меня и погладили это восхитительное местечко внутри.

― О боже, я ненавижу тебя… ― прошептала я.

― Потрогай себя, ― приказал он.

Я снова принялась ласкать клитор.

Я была такой мокрой, что влага стекала на пальцы…

И я была так возбуждена, что терла клитор все быстрее и сильнее.

Я стонала в экстазе, чувствуя, как внутри меня нарастает удивительное давление.

Я и раньше кончала, но всегда одна. Никогда с парнем.

Это было совершенно другое ощущение… как будто я немного потеряла контроль… как будто он был единственным, кто управлял моим телом, и мне оставалось только ждать.

Мышцы моего живота и бедер начали напрягаться по мере приближения к оргазму.

И тут он снова вышел из меня.

Половина удовольствия покинула меня, как сдувшаяся шина.

― Да ладно тебе! ― крикнула я, злясь как черт.

Затем я почувствовала его руки на своей заднице.

Его пальцы схватили мои стринги.

И он разорвал их в клочья.

Я почувствовала, как они влажно скользнули по моей коже, когда он стянул их с меня и отбросил в сторону.

― КАКОГО ХРЕНА, ЧУВАК?! ― закричала я, поднимая голову.

Но его массивная рука толкнула меня обратно на матрас.

― ТЫ ГРЕБАНЫЙ… ― закричала я.

И тут я почувствовала, как его пальцы снова вошли в меня и начали поглаживать мое местечко.

― О, черт… ― застонала я.

Затем произошло еще кое-что.

Что-то горячее, мягкое и очень влажное нежно скользнуло между моими ягодицами.

Мои глаза чуть не выпали.

― Массимо…

― Прикоснись к себе, ― прорычал он.

― Но…

― ТРОГАЙ СЕБЯ.

Я начала без особого энтузиазма гладить свой клитор. Я была слишком увлечена тем, что должно было произойти дальше.

И вот это случилось.

Его язык нежно коснулся моей задницы…

Обвел дырочку мягко… нежно.…

А потом вошел в меня.

Горячий…

Мягкий…

Влажный…

О, черт.

Мои глаза закатились, и я застонала.

― Охххххх… ох, как же я тебя ненавижу… ― всхлипывала я.

Его язык вышел до мягкого, влажного кончика.

Затем снова погрузился в меня.

― О, блядь, как я тебя ненавижу… — простонала я и стала сильнее теребить свой клитор.

В это время он поглаживал мою точку G, а его два пальца полностью заполнили меня.

Затем его язык начал…

Как бы это сказать?

По-другому и не скажешь ― он начал трахать мою задницу своим языком.

Его лицо прижалось к моим ягодицам…

И его язык погрузился глубоко внутрь меня.

Я уже пробовала анальный секс. Это было с парнем, с которым я встречалась дольше всех.

Одного раза было достаточно.

Больно и не весело.

Но это…

Его язык был таким мягким и влажным, что не было никакой боли…

Только чистое удовольствие.

А его кончики пальцев, поглаживающие мою точку G…

И толщина его пальцев, заполняющих мою киску…

И все это одновременно с тем, как я ласкала свой клитор.

Его лицо прижималось к моей заднице, а язык щекотал меня глубоко внутри.

Я приближалась к эпическому оргазму ― я чувствовала это.

Я поднималась все выше, выше, выше, пока его язык входил в меня, его пальцы гладили меня, и он полностью заполнил мою киску…

И вдруг я кончила.

И это было совсем не то, что я когда-либо чувствовала раньше.

Я испытала струйный оргазм — это было такое бурное освобождение.

Но в то же время я испытала клиторальный оргазм, сладкий и пульсирующий…

Но было и что-то еще.

Я думаю, может быть, у меня был анальный оргазм.

Может быть, это были просто дополнительные ощущения, когда он трахал мою задницу своим языком, и все это как бы соединилось в одно клубящееся облако удовольствия…

Но в любом случае, это было охренительно.

Моя задница начала дрожать и трепетать от удовольствия, заполнившего каждую частичку меня ниже пояса.

Я закричала, когда кончила, выплескивая поток жидкости, который, как я знала, забрызгал его грудь и намочил простыни подо мной.

И мне было все равно.

Все, что меня волновало, ― это всепоглощающее удовольствие, пронизывающее меня с ног до головы.

Я никогда не испытывала ничего подобного. Никогда.

Ни одна, ни с парнем.

Потом это стало слишком ― сверхчувствительно и почти болезненно.

― Остановись! ― вскрикнула я.

Его язык тут же замер.

Его пальцы перестали гладить меня и медленно вышли из моей киски.

Я лежала на кровати, повернувшись лицом набок, уткнувшись щекой в простыню, и стонала.

По мне пробегали судороги…

Ноги неконтролируемо дрожали…

А в голове была каша. Если бы вы спросили меня, я бы не смогла вспомнить свое собственное имя.

― …Я… блядь… ненавижу… тебя…

Хотя по тому, как я это сказала, было больше похоже на ― я ЛЮБЛЮ тебя.

Не то чтобы это было так.

Конечно, я не любила его.

Это было бы просто безумием.

Я просто… так это произнесла.

И пока я лежала, задыхаясь и пытаясь заставить свой мозг снова работать, я услышала звук падающей на пол одежды…

И фразу, которая одновременно безумно возбудила меня…

И одновременно заставила меня немного испугаться.

― Хорошо, ― прорычал Массимо своим глубоким голосом. ― Теперь ты готова к моему члену.