В моей голове пронеслись три основные заповеди клятвы лекаря.
Спасать больных, продвигать лекарское дело, уничтожать некротику.
Я не был уверен, получится ли дать эту клятву без трактата Асклепия в руках, но интуиция подсказывала, что книга — лишь путеводитель. Контракт заключается между магом и его силами.
И уже через пару секунду я почувствовал невообразимые изменения в своём теле. Меня переполнило лекарской силой, витки зажглись, а грудь вспыхнула, будто в ней разлилось пламя. Но мне было не больно. Скорее наоборот — это ощущение было истинным наслаждением.
Как и я предполагал, чаша заполнилась маной до краёв. Лекарская сила потекла по виткам. Сначала по первому, затем по второму…
По третьему!
За несколько секунд у меня вырос третий лекарский виток. Однако обратный так и остался один. Очевидно, клятва лекаря никак не влияет на повреждающую силу.
— Что… Что это сейчас было? Вы почувствовали, господин Мечников? — спросил меня ошарашенный Разумовский. — Будто… Будто рядом с нами только что прошёл могущественный лекарь.
Даже Александр Иванович почувствовал, как я принял клятву. Хорошо, что он воспринимает меня, как новичка. У него даже мысли не возникло, что пронёсшаяся по госпиталю магическая аура зародилась во мне.
— Нет, я ничего не заметил, — солгал я. — Давайте лучше приступим к лечению.
Я быстро положил правую руку на лоб Лаврентия Сергеевича Кораблёва и выпустил из себя магию, нацеленную на сосуды его головного мозга.
И поначалу даже не почувствовал, что моя чаша потеряла хотя бы один процент маны. Лишь когда я закончил восстанавливать кровоток в черепе пациента, небольшое количество магии всё же исчерпал.
— А теперь нужно… — попытался высказать своё мнение Разумовский.
— Александр Иванович, расскажите, почему ухудшилось его состояние? — перебил его я. — Попробуем решить проблему совместными усилиями. Уж вдвоём-то мы до истины докопаемся.
— Алексей Александрович, дело в том, что он в целом сильно ослаб, похудел. В последние несколько месяцев господин Кораблёв мучился от жуткой одышки. Право, даже находиться рядом с ним было трудно. Поймите меня правильно, опыт у меня уже большой — я всяких пациентов повидал. Привык видеть боль и страдания. Но с этим мужчиной всё совсем не так, как я привык видеть…
— Иван Сергеевич вкратце обрисовал мне ситуацию. Сказал, что вы даже вызывали патологоанатомов проводить вскрытие при жизни. И… Нашли какое-то живое существо? — решил спросить я.
Разумовский побледнел, услышав напоминание об этом открытии.
— Алексей Александрович, вам доводилось сталкиваться с паразитами? Особенно — с магическими? — поинтересовался он.
Мне тут же вспомнился Токс.
— Ещё как приходилось, — кивнул я. — Имел дело с мана-клещами.
— Так вот, ничего общего у этой твари с любым паразитом, известным лекарскому миру, нет! — заявил он. — Я попытался извлечь его, отсоединить от дыхательной системы. Но при любом контакте с лекарской магией он начинает расти.
Любопытно… Выходит, не так уж и всесильна эта магия, если не знаешь, с чем имеешь дело. Хотя мне пока сложно представить, что за паразит может расти из-за применения лекарской магии. На того же Токса ещё до того, как он стал моим питомцем, эта магия не действовала. Мне тогда пришлось убить его обратным витком, чтобы спасти пациента. Но одно дело — не действовать, и совсем другое — вызывать рост и ухудшение состояния больного.
Прежде чем продолжить разговор, я убедился, что состояние Кораблёва стабилизировалось. Видимо, Разумовский уже перепробовал всё, что можно, а когда догадался о проблеме с мозговым кровообращением — мана закончилась.
— На что похоже это существо, Александр Иванович? — поинтересовался я.
— Хм, — прищурился он. — А вы очень любознательный лекарь, мне это нравится. Наши столичные коллеги не сильно напрягались с расспросами. Я отправил им пару писем, но они, можно сказать, проигнорировали всё, что я пытался до них донести. Кстати, я преподаю в нашем Саратовском университете, но вас совсем не помню…
— Видимо, потому, что я и сам — столичный лекарь, — усмехнулся я. — Судьба занесла меня в Хопёрск.
— Даже не знаю, радоваться мне за вас или сочувствовать, — вздохнул Разумовский. — Так или иначе, пока что состояние Кораблёва стабилизировалось. Подозреваю, что через полчаса или час он сможет прийти в себя. А пока что пройдёмте в мой кабинет. Я покажу вам, как выглядит это существо. Пока Лаврентия Сергеевича вскрывали, я его зарисовал.
Я прошёл за Разумовским к его кабинету, который, в отличие от палат пациентов, на хоромы не походил. Обычная маленькая комнатушка с одним-единственным окном. Сразу видно, что Александр Иванович роскоши не искал. Даже у нашего главного лекаря в Хопёрске кабинет был украшен дорогой мебелью и пространства там — куда больше.
Разумовский мне с ходу понравился. Предрасполагающий к себе мужчина. Прямолинейный, без лишних тараканов в голове. И, как мне кажется, такой же фанат своей профессии, как и я.
— Вот, Алексей Александрович, взгляните, — произнёс Разумовский, раскрыв передо мной не блокнот, но целый альбом с зарисовками.
Навыков рисования лекарю действительно не хватало, но я сразу понял, что пытался передать Александр Иванович.
Гладь лёгких, а на ней, будто восседает крупное насекомое размером с кулак. И во все стороны от него отходит некое подобие лапок.
— На паука похоже, правда? — с нездоровым воодушевлением произнёс Разумовский. Видимо, этот случай вызывал у него невообразимый интерес. — Вопрос только в том, как эта тварь там могла оказаться.
Нет-нет… Это — не паук. И не паразит. Моё первое впечатление меня не обмануло. Передо мной действительно типичный случай периферического рака лёгкого. Просто лекари доигрались с ним, и невольно привели к увеличению новообразования.
А есть ли где-то метастазы — сложный вопрос. С нынешним оборудованием, а точнее — с его полным отсутствием, определить, куда опухоль выбросила свои клетки абсолютно невозможно.
— Погодите, Александр Иванович, а скажите, с чего вы взяли, что это — живое существо? Я понимаю, что оно внешне похоже на паука, но… — начал рассуждать я.
— Так в том-то и дело, Алексей Александрович, что оно двигается! Я собственными глазами видел, как оно ползает, тянет свои лапы. И патологоанатом видел то же самое.
— Дайте отгадаю, оно делало это исключительно тогда, когда вы воздействовали на него лекарской магией? — предположил я.
— Ну конечно! — поправив очки, ответил Разумовский. — Видимо, его раздражает, когда мы пытаемся воздействовать на него своей силой. Потому оно и дёргается.
Для девятнадцатого века — логичные рассуждения. К другому умозаключению Разумовский прийти вряд ли смог бы. Но я точно знаю, почему «существо» так реагирует на лекарскую магию. Клетки опухоли — это живые клетки. Они, конечно, работают неправильно и представляют из себя изувеченное подобие клеток нормального, здорового организма, но…
Они, чёрт подери, живые!
А значит, лекарская магия не понимает, что с ними делать. Они, сами по себе, не больны. Растут себе, размножаются, а глоток лекарской магии — это ускоритель их роста. Выходит, что Разумовский не видел движения паука. Он видел, как опухоль растёт благодаря его способностям.
Всё это время другие лекари убивали Лаврентия Сергеевича и даже не осознавали этого. Справиться с этой дрянью может только хирургия. Или мой обратный виток. А лучше использовать оба навыка одновременно.
Азы хирургии я знаю. Хирургом я никогда не работал, и такого диплома у меня отродясь не было, но на операциях я ассистировал и теорию знаю.
А раз знаю теорию, то смогу хотя бы попытаться помочь. А если допущу ошибку, пересеку нерв или сосуд — лекарская магия исправит эту оплошность.
Главное — увезти Кораблёва отсюда. Здесь мне точно никто не даст его оперировать. А уж дома — в теперь уже родном Хопёрске — я точно смогу уболтать коллег, чтобы мне позволили провести операцию.
— Что бы ни было у Лаврентия Сергеевича, господин Разумовский, — произнёс я, — мне придётся забрать его домой. Таково его желание. И наш лекарский интерес придётся отставить на задний план.
Александр Иванович тяжело вздохнул.
— Вы ещё молоды, Алексей Александрович, и, наверное, не сталкивались с подобными ситуациями… — произнёс он. — Но как же больно — не иметь возможности помочь человеку. Призвать на помощь всех знакомых лекарей, и всё равно не справиться. В грядущей гибели Лаврентия Сергеевича я чувствую свою вину. Тем более, он сам столько денег вложил в своё лечение… Больно это, господин Мечников. Но желание пациента — закон. Хочет умереть в родном городе — значит, мы ему это и устроим.
Не стану пока что переубеждать Разумовского. Есть шанс, что и у меня не получится что-то изменить. Но пока что я планирую сделать так, чтобы Лаврентий в родном городе вернулся к здоровой жизни.
Я взглянул на часы и понял, что уже наступил вечер. Половина седьмого. А поезд назад у нас ровно в десять часов. Нужно забрать Соню, пока бюро стихийников не закрылось.
Но и бросать Кораблёва я не хочу. Хотя… Один выход из этой ситуации есть.
— Александр Иванович, вы сегодня домой собираетесь или останетесь в госпитале? — спросил я.
— Как же! Я здесь сегодня с ночёвкой. Больных много. Все — графы да бароны. О возвращении домой я могу только мечтать, — ответил он. — Так ещё и завтра утром студентикам надо лекцию прочитать. У них скоро экзамены. Вы, наверное, и сами пока ещё не успели забыть, зимние сессии?
Какие сессии проходил мой предшественник, я понятия не имею. Зато свои студенческие годы помню прекрасно. Зима была богата серьёзными экзаменами. Анатомия, гистология, микробиология, гигиена… До сих пор вспоминается, какой трепет я испытывал перед ними. Как и любой студент!
— Господин Разумовский, я вынужден отойти на час. У меня в Саратове осталось ещё одно дело, — объяснил я. — Если согласитесь, я передам вам часть своей маны, чтобы вы могли проследить за Кораблёвым, да и в целом перенести эту ночь.
— Стыдно это признать, но мне ваша помощь пригодится, — улыбнулся Разумовский. — Да, Алексей Александрович. Отсыпьте, сколько не жалко.
Мы схватили друг друга за руки, будто собирались обменяться рукопожатием, а затем я добровольно отдал Александру Ивановичу ровно половину своих запасов. Когда процесс завершился, он вздрогнул и отпрянул от меня, как от дикого зверя.
— Очень много маны… — прошептал он. — И, кажется, вы отдали мне далеко не всё. Хм… А вы не такой уж и новичок, каким кажетесь, господин Мечников. Благодарю вас за помощь!
В это мгновение я вновь испытал лёгкое жжение в груди и почувствовал, как мои запасы энергии пополнились.
Но что это было?
Видимо, я последовал заповедям клятвы. Дал ману коллеге, чтобы тот помог другим пациентам. И клятва меня вознаградила.
Не прощаясь, я вышел из здания госпиталя и направился к набережной, где меня должна ждать Соня Бахмутова. За этот день я успел заучить весь центр Саратова, хотя носился по нему, толком не обращая внимания на всё, что меня окружает.
А ведь Синицын ещё предлагал устроить кутёж! Попойку!
Смешно до слёз. Учитывая все обстоятельства, нам теперь точно не до развлечений.
Когда я подошёл к зданию бюро, меня сковало от шока. Полигон, который я видел ранее, разворотило к чёртовой матери. Забора нет, а на поле будто упала боеголовка. Но в Саратовской губернии, насколько мне известно, никаких войн сейчас не ведётся. Что тут случилось за последние четыре часа⁈
Я вбежал в здание через главный вход, и меня тут же встретил сотрудник бюро, с которым я договорился о защите Сони утром.
— Что у вас тут случилось? — спросил я. — Почему полигон разрушен?
— Господин Мечников! — воскликнул он, подошёл ко мне в упор и протянул мне пригоршню монет. — Возьмите свои деньги. Я не смогу выполнить ваше поручение.
А ведь я дал ему задание — проследить за безопасностью Сони. Проклятье… Если с ней что-то случилось, я по всему бюро обратным витком пройдусь! Я ведь дал обещание Андрею и старшим Бахмутовым, что верну девушку в целостности и сохранности!
Я схватил мужчину за грудки. Рубли посыпались на пол и звонко отскочили от кафеля.
— Что с Софьей Бахмутовой⁈ — рявкнул я.
— Г-господии Мечников, с ней всё хорошо! Клянусь! Девушка в полном порядке! — затараторил он.
— Тогда в чём проблема? — поинтересовался я и отпустил собеседника.
— Простите… А вы кем ей являетесь? Такую информацию я могу доложить только родственникам!
— Послушайте, — нахмурился я. — Старший брат Сони сейчас на войне. А её отец повредил себе ноги на предыдущих войнах! Я — единственный, кто мог проводить её сюда. Либо отчитывайтесь передо мной, либо я пойду к главе вашей организации с боем.
И я не шутил. Если не может показать мне девушку, то пусть хотя бы назовёт убедительные причины для этого. Иначе мне придётся немного прокачать свой навык владения обратным витком.
— Хорошо, господин Мечников, я вас понял, — кивнул мужчина, а затем перешёл на шёпот: — Восьмой ранг.
— Что? — не понял я.
— Ну… У неё восемь врождённых магических ядер! Что тут непонятного? — пожал плечами он. — Вы спрашивали, что случилось с полигоном? Это она его разворотила силой своего голоса. И нет, сама госпожа Бахмутова не пострадала. А вот несколько судей и другие испытуемые… Но, впрочем, это не её вина.
— Вы что, хотите сказать, что Соню обвиняют в том, что она причинила умышленный вред людям на полигоне? — уточнил я.
— Никаких обвинений! — замахал руками он. — На то и создан полигон — чтобы маги там себя не сдерживали. Но вывести её из бюро я не могу по другой причине.
— По какой же? — вновь надавил на него я.
— Да не могут наши сотрудники отпустить мага, у которого уже на момент инициации восемь ядер! Скорее всего, завтра утром девушку сразу же переведут в академию.
Как я уже понял, академия — это престижно. Особенно для девушки, родители которой давно перестали быть дворянами. Но обещание было дано. Я должен вернуть её в полночь.
— Нет, пусть Соня обсудит это с родителями. Захочет учиться — они сами её туда отправят. Не захочет — останется в Хопёрске, — произнёс я. — Вы не имеете права удерживать её здесь насильно. Нет таких законов!
Честно говоря, я понятия не имел о том, как регулируются законом права магов-стихийников, но решил рискнуть и предъявить собеседнику такой аргумент.
И это сработало. Сотрудник пропускного пункта дураком не был. Он побоялся, что я могу подать на бюро в суд. Я сразу понял это, заметив тревогу в его глазах.
— Хорошо, господин Мечников, — кивнул он. — Раз так — я дам вам временный пропуск. Сами поговорите с нашим директором. Если сможете его переубедить — пожалуйста! Я буду только рад. Просто поймите, лично я здесь совсем ничего не решаю.
Я молча протянул ему свой паспорт. Мужчина зафиксировал моё имя в журнале, после чего выдал жетон, который подразумевал собой пропуск.
И я, наконец, оказался внутри бюро регистрации стихийных магов. Судя по указателям, директор находился на третьем этаже здания. Я поспешно поднялся наверх и без стука ворвался в его кабинет.
Внутри было всего два человека. Сидящий за дубовым столом крепкий розовощёкий мужчина и зарёванная Соня, расположившаяся на диванчике в другом углу комнаты.
— Что это такое⁈ — буркнул директор. — Я оформляю нового стихийника, дождитесь своей очереди!
— Нет, никого вы не оформляете, — произнёс я и с грохотом захлопнул за собой дверь. — Я пришёл забрать Софью Бахмутову.
— Поздно, я оформляю её в академию, — нахмурился он. — А вы кто ещё такой? Кто вас впустил? Софья, вы его знаете?
— Это… — обрадовалась она. — Это мой официальный представитель!
— Вот как? — хмыкнул директор. — В таком случае давайте знакомиться. Моё имя — Куртасов Фёдор Валерьевич.
— Мечников Алексей Александрович, — сухо представился я.
— Господин Мечников, позвольте мне задать вам резонный вопрос. Вы — патриот? — прищурился он.
— Свою Родину я ни на что не променяю, — прямо ответил я. — Только не понимаю, каким боком патриотизм связан с незаконным удержанием в вашем кабинете юной дамы, которую я обязан сопроводить домой.
— Алексей Александрович, на фронте такие маги, как она, на вес золота, — заявил он. — Ваша юная Сонечка одним своим вскриком может целую роту солдат с лица земли стереть.
— А вы спросили её согласие? — поинтересовался я. — Хочется ли ей стирать кого-то с лица земли?
Теперь понятно, в какую академию её оформляют. Короткая переподготовка — и сразу на фронт! Хорошо придумали, господа стихийники.
— Её мнение может измениться, когда она поймёт, какую пользу может принести! — воскликнул Куртасов.
— Но пока что она этого не понимает, — ответил я. — А теперь встречный вопрос, Фёдор Валерьевич. У вас родители есть?
— Ну… Есть, разумеется! — воскликнул он. — И что?
Я подошёл к столу и хлопнул ладонями по бумажкам, которые он так старательно заполнял.
— А теперь представьте, что вы — не здоровый мужик, а молодая девчонка, которую чёрт знает кто без законного на то права решил отправить на убой. Как считаете, ваши родители легко примут такую новость?
У Куртасова аж перо из рук выпало. Однако спорить со мной он не стал. Возражений против моего аргумента у него не оказалось. Потому что я говорил с ним честно.
— У Сони брат уже вовсю воюет. Не первый год, — продолжил свой монолог я. — Он защищает империю и свою семью. Как думаете, одобрит ли солдат такое решение? Как он отреагирует, когда узнает, что его коллеги забрали на войну его младшую сестрёнку?
— Хорошо, — вздохнул он после короткой паузы. — Я понимаю, к чему вы ведёте. Правда! Допустим, я соглашусь временно отпустить мага воздуха восьмого ранга домой. Но скажите, Алексей Александрович, не будет ли, по-вашему, у Сони проблем, когда два барона и один граф узнают, что девушка довела их сыновей до критического состояния?
— Это произошло на полигоне… — попытался возразить я.
— Дворянам плевать, где это произошло, — процедил сквозь зубы он. — Парни лежат в нашем лазарете. И чувствуют они себя крайне паршиво. За этим последует месть. Скрыться Соня сможет только на войне.
— Да что вы? — усмехнулся я. — Раз проблема только в этом — ведите меня к больным, и я решу её прямо сейчас!
Вылечить трёх человек я смогу — сил у меня хватит. Вот только на часах уже почти что восемь вечера.
Время играет против нас. Обратный отсчёт до отбытия поезда в Хопёрск уже начался.