Мечников. Клятва лекаря

Глава 6

За столом Ивана Сергеевича Кораблёва сидел молодой блондин. Судя по шикарному костюму и манере держаться, этот мужчина явно был дворянином. Уж не знаю, лекарь передо мной или нет, но человек явно высокопоставленный.

Он поднял взгляд и посмотрел на меня слегка прищуренными раскосыми голубыми глазами.

— Чем могу помочь? — спросил он.

— Где Иван Сергеевич Кораблёв? — ответил вопросом на вопрос я.

— Он был вынужден отъехать в Саратов, — уклончиво ответил мужчина. — Пока что я за него. А вообще-то, с кем я имею честь говорить?

— Выходит, что с одним из своих подчинённых, — произнёс я. — Алексей Александрович Мечников.

Ещё вчера Кораблёв ничего об этой поездке не знал. Он ждал, что мы с ним встретимся сегодня. Странно, как всё-таки быстро его в центр губернии отправили. Неспроста это.

Услышав моё имя, блондин резко переменился в лице. Его губы расползлись в улыбке. Только интуиция подсказывала мне, что она совсем не добрая.

— Ну разумеется, — протянул он. — Господин Мечников, а я о вас уже наслышан. Меня зовут Филипп Артурович Ловицкий. Я один из членов Саратовского ордена лекарей. И, по совместительству, куратор Хопёрского амбулатории. Другими словами, непосредственный начальник вашего Ивана Сергеевича Кораблёва.

По какой-то причине этот тип казался мне крайне неприятной личностью. За его улыбкой скрывалась фальшь. Очевидно, что здесь он оказался не случайно. Слишком уж экстренно они с Кораблёвым поменялись местами.

— У Ивана Сергеевича какие-то проблемы? — поинтересовался я.

— Нет, что вы, господин Мечников, — отмахнулся он. — Плановый съезд главных лекарей — ничего необычного. Вас это и вовсе волновать не должно. Рядовых лекарей такие дела не касаются.

Другими словами, он только что сказал мне не лезть не в своё дело.

— Вы зашли познакомиться или у вас возник какой-то вопрос, Алексей Александрович? — спросил он, заметив, что последнюю его фразу я полностью проигнорировал.

— Я по делу, — коротко ответил я. — У нашего лекаря Василия Ионовича Решетова заболела супруга. Мне хотелось бы оформить домашний вызов — сходить и проверить её самочувствие прямо сейчас.

— Как это — оформить домашний вызов? — нахмурился он. — Таких услуг амбулатория не оказывает. По крайней мере, пока наш орден не утвердит это на официальном уровне.

Он знает… Слишком уж быстро ответил Филипп Ловицкий на мой вопрос. Будто заучил эту фразу заранее. Возможно, Кораблёва и вызвали в Саратов из-за наших нововведений. Ну, это должно было произойти в любом случае. Есть вероятность, что переживать не о чем — Кораблёв донесёт ордену о правках, которые мы хотим внести в работу амбулатории, и те, посовещавшись, примут решение.

Но мне всё равно неясно, зачем сюда так срочно прислали Ловицкого. Неужто решили проконтролировать нашу работу изнутри?

— Филипп Артурович, Клавдия Решетова работает у нас в госпитале повитухой, — решил настоять я. — Её муж — самый старый лекарь в этом городе. Я очень уважаю Решетовых и хочу им помочь.

— Да помогайте, конечно, — пожал плечами Ловицкий. — Только во внерабочее время. Если ей действительно плохо, пусть Василий Ионович попросит, чтобы её принесли сюда — к нам.

— А вы понимаете, что Василий Ионович прямо сейчас работает и не может этим заняться? — произнёс я.

Эта ситуация начала меня злить.

— Слушайте, Алексей Александрович, я искренне не понимаю, чего вы от меня хотите, — вздохнул Ловицкий. — Почему Решетов сам тогда не поможет жене, раз он у вас самый опытный лекарь?

— Помогать родственникам и знакомым непросто. Эмоции застилают взгляд, вы же сами должны понимать, — объяснил я.

— Какие ещё эмоции? Это уже непрофессионализм! Не более того, — хмыкнул Ловицкий. — Всё, господин Мечников, приступайте к работе. У меня нет времени обсуждать эти глупости.

Интересно же обстоят дела в ордене лекарей. Почему они так строго относятся ко всем нововведениям? К чему этот дурацкий консерватизм? Ради чего? Чтобы прогресс стоял на месте?

Спорить с Ловицким бесполезно. Он, похоже, считает себя такой важной шишкой, что дальше собственного носа едва ли видит что-то ещё.

Однако я знаю, как надавить на его слабое место. Уж этот урок я усвоил. Такие люди очень падки на деньги.

— Ладно, Филипп Артурович, раз уж вы не хотите, чтобы амбулатория и орден получали хороший доход, — пожал плечами я. — Пойду сообщу Василию Ионовичу, чтобы лечил свою жену сам.

— Подождите, Мечников, — вздохнул Ловицкий, когда я уже приоткрыл дверь, чтобы покинуть кабинет. — Не держите меня за идиота. Я знаю, что это вы придумали это нововведение. И знаю, что оно уже практикуется в Хопёрской амбулатории больше недели. Но я всё посчитал. Это — не выгодно! Мы теряем деньги, когда отправляем лекарей чёрт знает куда.

— Интересно, сколько денег вы потеряете, когда не станет Клавдии Решетовой. Других повитух в Хопёрске нет, насколько мне известно, — заявил я. — По крайней мере, таких опытных, как она.

— Хорошо! — неожиданно улыбнулся он. — Вы меня убедили. Пойдёмте на вызов.

— В каком это смысле «пойдёмте»? — переспросил я.

— Я пойду с вами.

— У вас ведь было так много неотложных дел! — подметил я.

— Подождут, — отмахнулся Ловицкий. — Мне хочется взглянуть, как работает система вызовов, которую вы так трепетно защищаете. Только учтите, я уже всё просчитал. Чтобы амбулатория не теряла дохода, каждый вызов должен обслуживаться не более пятнадцати минут. Если управитесь, я, может быть, походатайствую, чтобы орден утвердил ваше нововведение.

Он бросил мне вызов. Думает, что я не смогу управиться. И сейчас я докажу ему обратное. Пятнадцати минут бывает мало, но большую часть пациентов можно осмотреть и за этот срок.

Мы с Ловицким спустились на первый этаж, где нас ожидал Решетов.

— Василий Ионович, мы идём смотреть вашу супругу, — произнёс Филипп, смерив старика своим надменным взглядом. — Плату за консультацию передадите мне позже.

Решетов даже потерял дар речи. Понимаю, как оскорбительно это было для опытного лекаря. Ведь он спасает жизни уже полвека, а ему на помощь коллеги идут с большой неохотой.

— Василий Ионович, не беспокойтесь, — прошептал старику я. — Я позабочусь о Клавдии. Только ключи от дома дайте и идите работать.

— Л-ладно, спасибо, Алексей Александрович, — ответил он и трясущимися руками передал мне ключи.

— Ну где вы там, Мечников? — спросил Ловицкий. — Не тратим времени. По моим подсчётам на путь нужно тратить не более семи минут, а на консультацию — пятнадцать.

Всё-то он рассчитал! Хотя в каком-то смысле это даже хорошо. Значит, орден хоть и не принял мою идею, но Ловицкий ей заинтересовался. Не стал бы он просто так высчитывать идеальное время.

В моём мире все эти расчёты были внесены в стандарты оказания медицинской помощи. Ох, как же я ненавидел этот документ! Хоть и был главным врачом, который обязан проверять, соответствует ли его организация всем стандартам.

Ну не могу я принять тот факт, что на каждого пациента должно выделяться строго определённое время. На практике так не бывает. Нельзя такую науку, как медицина, подогнать под стандарты. Может, сравнение и не очень адекватное, но, на мой взгляд, это так же абсурдно, как утверждать Шацкому, что его картина должна быть написана строго за пять суток и не часом больше!

Ловицкий шагал к дому Решетовых достаточно бодро. На самом деле, своим выходом вместе со мной, он меня приятно удивил. Может, лекарь он и заносчивый, но всё же не ленится понаблюдать за задумками своих коллег собственными глазами.

— Уже два года я слежу за работой в Хопёрске по отчётам Кораблёва и сталкиваюсь с такой аномалией впервые! — заявил он, когда мы завернули во двор.

— С какой аномалией, Филипп Артурович? — не понял я.

— С вами, Алексей Александрович, — усмехнулся он. — Ещё ни один лекарь отсюда не пытался предложить что-то новое. Такое впечатление, что вам работы мало.

Так, а вот это уже хотя бы отдалённо напоминает конструктивную беседу.

— Не в количестве работы дело, а в её качестве, — поделился своим мнением я. — Мне хочется, чтобы лекарскую помощь могли получить все люди. И те, кто болеют дома, и те, кто может прийти сам. И городские жители, и сельские.

— Ну и фантазёр вы, господин Мечников! — усмехнулся Ловицкий. — Неужели вы не понимаете, что это невозможно?

— Вот сейчас мы с вами и узнаем, возможно это или нет, — заключил я, и вставил ключ Решетова в замочную скважину.

Пожилые лекари жили в маленьком, но уютном домишке почти в центре Хопёрска. Из окна открывался красивый вид на озерцо. Только из-за водоёма комаров тут немерено! Да и на работу, наверное, тяжело супругам ходить. Эта улица находится в низине, поэтому подниматься по ней и здоровый мужчина может устать, не говоря уже о Решетовых.

— Клавдия! — крикнул я. — Не пугайтесь! Это лекари. Нас Василий Ионович прислал!

Отчества Клавдии я не знал, да и обращаться по местным обычаям я к ней должен исключительно по имени. Повитухи не владеют лекарской магией. Обычно ими становятся простые крестьянки, которые получают знания о родильном деле по материнской линии. Другими словами, это тоже потомственная профессия.

— Время пошло, Алексей Александрович, — прошептал мне Ловицкий, а зачем я услышал щелчок и монотонное тиканье.

Что это у него? Секундомер? А Филипп не шутил. Он решил подойти к делу со всей серьёзностью. Но его вызов я уже принял, так что не стоит тратить время попусту.

Быстрым шагом я прошёл в спальню, где лежала пожилая женщина.

— Ох, господин Мечников, слава богу, что это вы, — вздохнула она. — Я боялась, что придёт Эдуард Семёнович.

Не больно-то Родникова в этом городе жалуют. Но, если учесть, что большую часть рабочего дня он дрыхнет в смотровой — ничего удивительного в этом нет.

Кстати… Точно, нельзя, чтобы кто-то из моих коллег проболтался Ловицкому о событиях последних дней. Если ему домашние вызовы сложно втемяшить, то о сердечно-лёгочной реанимации лучше вообще пока что молчать. Остальные нововведения стоит рассказывать Саратову только после того, как орден лекарей начнёт мне доверять.

— Василий Ионович сказал, что падать вы стали, ослабели совсем, — сказал я. — Хочу услышать из ваших уст, как всё началось?

— Ох, сынок… — вздохнула она и тут же осеклась. — Простите, господин Мечников. По привычке вас так назвала, всё-таки молоденький вы ещё.

— Ничего страшного, — помотал головой я. — Обращайтесь, как удобно. Главное, расскажите суть.

— Да уже несколько месяцев меня этот недуг тревожит, — ответила Клавдия. — Сначала пошатывать меня начало, в глазах темнело. А потом и вовсе падать начала.

— Так… — кивнул я. — Что-то ещё?

— Да не помню я, если честно, — ответила женщина. — Совсем забывчивая стала. Мой-то супруг хорошо держится, ум у него крепкий. А моя дурная голова даже день недели уже удержать не может.

— Десять минут осталось, — прошептал мне Ловицкий.

Тьфу ты! Как муха назойливая жужжит у меня перед ухом! Что ж за нравы такие у местного ордена лекарей?

Я принялся прощупывать ноги женщины, затем руки и тело. Чувствительность нигде не пропала. И шевелить конечностями она могла без особого труда.

Значит, нарушения мозгового кровообращения не было. По крайней мере, острого. Не инсульт — уже хорошо. Но и болезненности нет. Можно было бы списать на радикулит и старый добрый остеохондроз шейного и поясничного отделов позвоночника. Но спина у Клавдии не болела, даже когда я прожимал околопозвонковые точки.

— Вижу, что руки-ноги у вас работают, как надо, — подметил я. — Значит, падаете вы из-за головокружения.

— Верно, сынок, всё работает кроме головы! — усмехнулась она.

Теперь всё понятно. Диагноз простой, просто о нём пока что мало кому известно.

— Пять минут, Алексей Александрович, — предупредил Филипп Ловицкий.

Это заболевание в девятнадцатом веке, скорее всего, именуют одним простым словом.

Старость.

И некоторые не особо образованные врачи из моего мира даже в двадцать первом веке списывают всё на преклонный возраст. Но это не совсем верно.

Болезнь, которой страдает Клавдия, носит название «ХИГМ». Хроническая ишемия головного мозга. С возрастом сосуды становятся слабыми, забиваются атеросклеротическими бляшками. Кора головного мозга перестаёт адекватно кровоснабжаться. Отсюда и вытекают головокружение, слабость, забывчивость и прочие «прелести» этого заболевания.

Полностью излечить его невозможно. «ХИГМ» настигает почти каждого человека, дожившего до её лет. Однако его можно ослабить.

Я положил руку на лоб пожилой женщины и мысленно прочитал команду.

«Расширить спазмированные сосуды головного мозга, улучшить кровоток. Пусть бляшки распадутся».

Затем спустил руку и положил ладонь под правое межреберье — туда, где находилась печень.

«Снизить выработку холестерина в печени».

Фактически я только что сымитировал лекарской магией функцию «статинов». Эти препараты в моём прошлом мире назначают больным с атеросклерозом, чтобы подавить синтез холестерина. Только эти таблетки довольно токсичные, а моя магия побочных эффектов не даёт.

— Готово, — заключил я. — Попробуйте медленно присесть. Эффект не моментальный, но уже сейчас вы должно почувствовать себя лучше.

Клавдия поднялась, упираясь на моё плечо, и удивлённо осмотрелась по сторонам.

— И вправду, больше не кружится! — обрадовалась она. — Чуть-чуть совсем! Не так, как раньше. Алексей Александрович, спасибо вам большое! Вы ж меня практически с того света достали…

Отчасти она была права. Если бы состояние сосудов ухудшилось, со временем Клавдия бы пережила свой инсульт. И что особенно страшно — женщина могла умереть от такого состояния.

— Напоследок, настоятельная просьба, — произнёс я. — Жирное, жареное, острое не кушать. Солёным тоже не увлекаться. Как дальше вас лечить, я передам Василию Ионовичу. И по дому бегать не рекомендую. Пока что ложитесь, не нагружайте организм после длительной болезни.

Я уложил Клавдию и вышел с Ловицким на улицу. Запирая дверь, заметил, что мой новый начальник молча смотрит в одну точку и даже не пытается что-то сказать.

Странно, секундомер больше не тикает.

Я взглянул на циферблат и заметил, что время остановилось ровно на пятнадцати минутах. Не может быть такого… Я потратил лишние пять минут на то, чтобы поднять Клавдию и рассказать о будущей схеме лечения.

— Филипп Артурович, чего ж вы замолчали? — поинтересовался я. — Что? Не уложился я в ваш график?

Да и чёрт бы с ним! Зато человеку помог. Плевать я хотел на эти дурацкие стандарты и испытания. Жизнь человека превыше всего.

— Да нет, господин Мечников, — очнулся Ловицкий. — Вот, видите? Ровно пятнадцать минут. Ваша взяла — успели.

Мы выдвинулись назад — к амбулатории. Какое-то время Филипп молчал. Только я никак не мог понять, что его так шокировало. И почему он солгал мне? Я ведь по недоброму блеску его голубых глаз понял, что он изо всех сил хочет меня завалить.

— Филипп Артурович, что происходит? — прямо спросил я. — Вы остановили секундомер раньше времени. Не нужно меня обманывать. Спор — есть спор. Не нужно мне поддаваться — это оскорбительно.

— Я не поддавался вам, Алексей Александрович, — тихо ответил он. — Просто понял, что спор был нечестным с самого начала. Я… Не должен был задавать такие условия.

Да что ж с ним такое? Ловицкого будто подменили. Только что он, задрав нос, бросался нравоучениями и обзывал меня аномалией Хопёрской амбулатории.

— Что заставило вас поменять своё мнение? — поинтересовался я.

— Мать вспомнил, — сказал он и проглотил горький ком. — Она у меня… Вот точно так же умерла.

Ловицкий ненадолго замолчал, стараясь справиться с эмоциями, затем продолжил:

— Лежала точно так же, как Клавдия. Встать не могла, голова кружилась. А потом в какой-то момент… — он щёлкнул пальцами. — Хоп — и нет человека.

Видимо, наступил обширный инсульт.

— Я вам соболезную, Филипп Артурович, — искренне сказал я.

— Поймите, господин Мечников, я ведь сам её осматривал. И лекари Саратовские смотрели. Пытались как-то помочь, но в итоге случилось то, что случилось. А вы пришли и за какие-то пятнадцать минут подняли женщину с точно такой же картиной.

Обычный домашний вызов с самой распространённой среди стариков патологией, кажется, перевернул мир в глазах Ловицкого. Что ж, это хорошо. Не потому, что я желаю воспользоваться его потрясением и вырвать разрешение на вызовы. Нет, дело не в этом.

Хорошо, что ещё один лекарь понял, что мы можем помочь большему количеству людей.

— Представляете, сколько таких, как она, лежат по домам? — спросил я. — В сёлах, в удалённых от центра губернии городах.

Чуть не ляпнул лишнего. Захотелось сказать: «Машины-то есть не у всех».

Машин нет ни у кого. И знакомых с повозкой тоже.

— Сегодня же вечером отправлю в орден письмо, — сказал Филипп Артурович, когда мы добрались до амбулатории. — Сделаю всё, что смогу, чтобы ваша идея пустила корни.

— Благодарю, Филипп Артурович, — кивнул я. — И всё же, если не секрет, куда забрали Ивана Сергеевича?

Ловицкий вздохнул.

— Всё в порядке с вашим Кораблёвым, — сказал он. — До Саратова дошли слухи о некротике. К нам привезли труп вашего Хопёрского некроманта. Вот Кораблёв и отчитывается. А я решил воспользоваться моментом, чтобы взглянуть на работу в Хопёрске своими глазами.

— Труп? Странно, Сухорукова ведь в тюрьму живым уводили, — нахмурился я.

— Его кто-то заколол, — ответил Ловицкий. — Но расследование решили спустить на тормоза. В Саратове в любом случае не собирались его сажать. Ему предстояла смертная казнь. Кто-то в Хопёрске забрал хлеб у палачей. И не думаю, что это проблема, о которой нам стоит переживать.

Да. Пожалуй, он это заслужил.

Пройдя в фойе, я обнаружил, что у моего кабинета уже скопился народ. Я просунул руку в сумку и выдернул оттуда свой белый халат.

— Спасибо, что уделили мне время, — поблагодарил я Ловицкого, надевая свою новую форму. — А теперь позвольте откланяться на приём.

Филипп Артурович удивлённо взглянул на мой халат, но лишних вопросов задавать не стал.

— Хм, стильно, — бросил он. — Может, такой же себе прикупить…

Следующие несколько часов были напряжёнными. Людей много, причём у половины из них магические заболевания. У одного кончики пальцев загораются, у другого вырос нарост, чем-то напоминавший пятую точку. Но базис лекарского дела я уже изучил, так что особых проблем с больными у меня не возникло.

Плюс мне очень помогал новый виток. Теперь работа в амбулатории меня почти не утомляла. Раньше я чуть ли не с ног валился после нескольких человек.

Теперь понятно, почему Родников так часто спит. Видимо, ману восстанавливает.

— Алексей Александрович! — вломился в мой кабинет Решетов, когда я уже начал собираться домой. — Я наплевал на указ нового главного лекаря и сбегал к Клавдии. Она там… Она там пирожки печёт!

Старик шмыгнул носом и развёл руками. Он не верил собственным словам.

— Видимо, не поняла меня ваша супруга, — вздохнул я. — Сказал же ей — не вставать и жирного не кушать. А она уже за выпечку взялась.

— Нет-нет, она всё поняла, — закивал Решетов. — Это она вам готовит. Завтра я вам целое ведёрко принесу.

— Не стоит, Василий Ионович, — улыбнулся я. — Рад, что ей стало лучше.

Прежде чем выйти из амбулатории, я подробно рассказал Решетову, как нужно профилактировать заболевание Клавдии. Старик быстро понял, в чём проблема, но на всякий случай законспектировал все мои слова.

— От пирожков не отказывайтесь, — сказал на прощание он. — Я теперь ваш должник. Занесу вам завтра кое-что из своей библиотеки. Подарочек. Думаю, вам понравится. Всегда хотел его детям передать, но мы так никого и не завели. Клавдия всю жизнь возится с женщинами и их детьми, а своих так завести и не смогла.

Фразой о подарке из библиотеки Решетов меня заинтриговал. Новые знания мне точно не помешают. От такого я отказываться не стану.

По дороге домой я заглянул в полюбившуюся мне лавку с инструментами, чтобы закупиться новыми материалами. Созрел у меня хороший план — что ещё можно добавить к своим аппаратам.

Однако осуществить его мне не дали. Как только я оказался около особняка дяди, передо мной предстала карета, которую извозчик остановил прямо у калитки моего дома.

Гостей я сегодня не жду. Тем более высокопоставленных. Кто это решил ко мне наведаться в такой час?

Я остановился у кареты, дверца её была открыта. А потому мне было видно сидящих внутри людей.

Анна Елина, барон Владимир Мансуров. А вместе с ними крупный рыжеволосый мужчина с густой, но ухоженной бородой.

Я сразу догадался, с кем имею дело.

— Добрый вечер, господин Мечников, — поприветствовал меня барон Елин. — Присаживайтесь в карету. Нам нужно поговорить.