Мечников. Клятва лекаря

Глава 4

Наше с Шацким заявление полностью переломило ход судебного процесса. Если поначалу судья Устинов полагал, что я лишь показываю дерзость и пытаюсь обмануть окружающих, чтобы обрести свободу, теперь, судя по его взгляду, у него зародились сомнения.

Почему бы просто было не показать свой источник? Всё просто: лекарские чаши видят только сами лекари, у остальных магов — магические ядра. А чтобы проверить их нужен специалист из большого города, который никогда не поедет в такую глушь.

— Самоубийцы! — усмехнулся Сухоруков. — Как изувеченный патологоанатом, я бы порекомендовал отказать им в этом решении. Мне же потом придётся вскрывать их трупы, а я ещё не успел восстановиться после ранения.

— Нет, Антон Генрихович, — помотал головой Устинов, — это их право. Если они готовы умереть за свою правду, то по законам Российской Империи я не могу им в этом отказать.

Анатолий Шацкий поравнялся со мной и шёпотом произнёс:

— Мне придётся рассказать всё, понимаешь?

— На это я и рассчитываю, — дал ответ я.

Художник шумно выдохнул, стараясь справиться с напряжением, и прошёл к судье. Я прекрасно понимал, что он имеет в виду. Он не может утаить всех деталей события, которому он стал свидетелем. А там не только Сухоруков отличился своими неординарными способностями.

Я ведь превращался в упыря в этой битве. Шацкий точно видел мою руку. И если он не расскажет об этом судье, то точно умрёт.

Хотя я не знаю, как работает магическая клятва. Имеет смысл сначала посмотреть, как ею пользуется художник, а после повторить за ним эти действия.

Я краем глаза взглянул на Кораблёва и остальных лекарей. Иван Сергеевич был в замешательстве. Похоже, старик совсем запутался в происходящем.

Да и Сухоруков уже начал суетиться. Никто даже предположить не мог, что мы решимся воспользоваться этой клятвой. Видимо, её дают очень редко. И это неспроста. Похоже, что условия этого магического ритуала крайне жёсткие и погибнуть может даже человек, который говорит правду. Если вдруг он обронит неточность или умолчит о чём-то.

Шацкий преклонил колено перед судьёй, положил руку на грудь и произнёс:

— Я, Анатолий Васильевич Шацкий, пользуясь своим законным правом, даю магическую клятву, что буду свидетельствовать правду и только правду и не утаю ничего. Делаю это добровольно, и в случае, если клятва будет мною нарушена, мои магические ядра будут разорваны, а я встречу смерть.

— Клятва принимается, Анатолий Васильевич, — кивнул судья. — А теперь расскажите нам, что вам известно об инциденте с Мечниковым и Сухоруковым.

Я заметил, как сильно Шацкий вспотел. После прочтения клятвы не было каких-либо магических вспышек или других признаков сотворения заклятья. Но атмосфера в зале определённо изменилась. Прямо сейчас художник сильно рисковал своей жизнью.

— Я видел, как Сухоруков нёс младенца в лес, — произнёс Шацкий. — Видел, как они столкнулись с Мечниковым, и как некромант призвал мертвецов.

— Да кто из них некромант, Анатолий Васильевич? — нахмурился судья. — Мечников или Сухоруков.

— Сухоруков. Мертвецы подчинялись ему.

— Это ложь! — закричал патологоанатом.

— В таком случае, почему же он до сих пор жив, Антон? — бросил я.

— Очевидно, Шацкий как-то обманул клятву. Вы это подстроили! — принялся восклицать он.

— Отнюдь, Антон Генрихович, — произнёс Устинов. — Магическую клятву обмануть нельзя, и все здесь присутствующие прекрасно это знают. Унтер-офицер, Сапрыкин, будьте так любезны, закуйте Сухорукова до выяснения обстоятельств.

Сапрыкин изменился в лице. Пару часов назад он поливал меня грязью за причинённый ущерб жителям Владыкино, а теперь выясняется, что всё это на самом деле сделал Сухоруков.

— Не смейте! — закричал патологоанатом. — Даже не прикасайтесь ко мне, никаких доказательств нет!

— А ну, живо заткнулся! — прорычал унтер-офицер, надавил на Сухорукова коленом и приковал его единственную руку к своей. — Продолжайте, судья!

— Стойте! — вмешался барон Мансуров. — В словах господина Сухорукова есть смысл.

Ой, Володя, уж ты бы молчал! Всё никак не отделается от позора, которому подвергся на нашей дуэли. Надеется, что, доказав мою причастность к некромантии, его тут же перестанут считать подлым слабаком.

— Вы же понимаете, Константин Викторович, — обратился Мансуров к судье, — господин Шацкий мог неправильно интерпретировать увиденное. Возможно, что ему просто показалось, будто мертвецы слушаются Сухорукова, хотя на самом деле они подчинялись Мечникову. То есть, фактически он не лжёт. Просто верит, что говорит правду.

— Интересное замечание, барон, но к данной ситуации оно не применимо, — заявил судья. — Тем и опасна магическая клятва. Даже если человек верит, что говорит правду, магия всё равно накажет его за лжесвидетельствование. Давайте, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений, Анатолий Васильевич, повторите. Кто призвал мёртвых?

— Сухоруков, — вновь сказал он, с трудом выдавив из себя слова.

— А не имеем ли мы дело с двумя некромантами сразу? — нахмурился судья. — Какой магией обладает наш подсудимый Алексей Мечников?

— Подождите! — прервал их разговор я. — Господин Шацкий, не отвечайте.

— Алексей Александрович, вы мешаете моему диалогу со свидетелем, — насупился Устинов.

— Он умрёт, если попытается ответить на этот вопрос, — заявил я.

Если магическая клятва действительно действует так, как описали остальные зрители, небольшая неточность прикончит Шацкого. Он скажет, что я владею только лекарской магией. Но это — неправда.

Видимо, мне придётся раскрыть наличие обратного витка. Но это — меньшая из моих проблем. Обратный виток, в отличие от некромантии не запрещён. Просто им владеет абсолютное меньшинство лекарей.

— Позвольте мне самому продолжить дачу показаний, — сказал я.

Устинов удовлетворительно кивнул, а Шацкий с благодарностью взглянул на меня и поднялся с колен. Его трясло. Ещё бы, так рискнуть! И ради кого? Ради едва знакомого лекаря, который всего лишь поставил ему правильный диагноз?

Художник оказался сильной личностью. Далеко не каждый способен пойти на такое.

Я прочёл ту же клятву, что и Шацкий. Время заучить её наизусть у меня было. А затем поведал присутствующим всё — от начала и до конца.

— Кроме классической лекарской силы я также владею и обратным витком, который Сухоруков возжелал получить, чтобы использовать в своих целях. Потому и охотился за мной, — закончил я.

— Погодите, вы только что упомянули в своей истории, что… — осёкся Устинов. — Мне послышалось, или вами было упомянуто о превращении в упыря?

— Абсолютно верно. Как видите, я говорю об этом под клятвой, а значит — это чистая правда, — кивнул я.

— Значит, вы и сейчас можете в любой момент обратиться? — напрягся Устинов.

Я заметил, как Сапрыкин жестом показал своим городовым, чтобы те были наготове.

— Нет, опасности больше нет. Я нашёл способ лечения этой болезни, — сказал я.

Устинов и присутствующие в зале лекари зажмурились. Видимо, решили, что я наконец-то солгал, и теперь меня разорвёт на кусочки моим же собственным магическим центром.

Однако ничего не случилось.

— Немыслимо! — ввязался в наш разговор Кораблёв. — Мечников, вы нашли лекарство от обращения в упыря?

— Не лекарство, а схему лечения, — поправил его я.

— Мой сын так и не вернулся из Красногривовского леса! — крикнул кто-то из толпы зрителей.

— И мой муж! — послышался женский крик. — Охотники говорили, что он стал упырём! Нам нужно это лекарство, вы не можете посадить Мечникова!

В зале начался балаган. Устинов поднялся со стула, а затем изо всех сил ударил кулаком по столу.

— Тишина в зале суда! — проревел он. — Проблема распространения упырей и способы лечения от этой болезни будут обсуждаться, но не здесь и не сегодня. Этим должны заняться лекари и силы барона Елина. А касаемо заключения Алексея Мечникова…

Устинов прокашлялся и сел на своё место.

— Вопросов к вам, Алексей Александрович, у меня больше нет, — заключил он. — Все обвинения с вас сняты. Но, благо, в зале есть человек, который должен ответить за содеянное.

Он злобно зыркнул на Сухорукова.

— Благодарю, ваша честь, — улыбнулся я и собрался уже вернуться на своё место, но Устинов не дал мне этого сделать.

— Стойте, Алексей Александрович, — произнёс он. — Ваше дело закрыто, но пользуясь моментом, я бы хотел задать вам пару вопросов насчёт вашего дяди. Пока ещё действует магическая клятва.

Чёрт подери… А вот это плохо. Свою историю я изложил от начала и до конца, и мне не пришлось лгать. Однако с дядей всё сложнее. Я не могу сказать, что зелий он не употреблял. Но рискнуть его свободой?

Не думал, что судья решит воспользоваться моей клятвой и в деле Олега.

Но я знаю, как выкрутиться из этой ситуации. Однако придётся рискнуть.

— Что ж, задавайте свои вопросы, — кивнул я. — Всё-таки я сам вызвался выступать в качестве защитника своих и его интересов. Мне и отвечать.

— Скажите, Алексей Александрович, ваш дядя действительно употреблял запрещённые зелья? Ущерб, который был нанесён Ивану Сергеевичу Кораблёву, был спровоцирован действием отваров?

В моей груди что-то загорелось. Такого я ещё не испытывал. С ума сойти, будто и сам в любой момент инфаркт перенесу! Видимо, это магия клятвы. Она чувствует мои сомнения.

Но правильный ответ может быть только один.

— Я никогда не видел, как мой дядя употребляет зелья, — произнёс я. — Поэтому в качестве свидетеля выступить не могу. Однако он сам сегодня утром упоминал, что потеря сына спровоцировала его на приём вещества. Это всё, что мне известно.

А теперь ход за тобой, дядя. Всё, как мы обсуждали. Главное, чтобы он не облажался. Мы всё ещё можем выбраться отсюда оба.

— Достойный ответ, — кивнул судья. — Олег Сергеевич Мечников, вам слово.

Дядя медленно поднялся. Пока городовые снимали с меня наручники, Олег произнёс:

— Я и без клятвы дам чистосердечное признание. Я выпил триста миллилитров стимулирующего зелья. И готов понести за это наказание.

Да что же он творит⁈ Мы же договаривались, что он всё спишет на стресс. Скажет, что давно завязал с этим делом… Мы с Синицыным, как лекари, могли бы это подтвердить.

— Рад, что вы не стали растягивать судебный процесс, — поблагодарил Олега Устинов. — Мне известно, что в прошлом вам уже выносилось предупреждение. Однако вы проигнорировали его и повторили это преступление. Хотя прошлым заседанием суда вам рекомендовали пройти лечение.

— Константин Викторович! — вскочил со своего места Иван Сергеевич Кораблёв. — Ваша честь… Я могу рассказать вам кое-что ещё об этой ситуации.

Только этого не хватало! Уймись же, Кораблёв, моего дядю и так собираются осудить. Что ещё он собрался на него повесить?

— Слушаю вас, главный лекарь, — кивнул Устинов.

— В этой ситуации есть и моя вина, — неожиданно заявил Кораблёв. — Олега Мечникова должен был излечить от зависимости я. Однако… Так вышло, что мы поссорились. Я вспылил… Выгнал его из амбулатории и отказал в лечении, хоть и не должен был этого делать.

Что он делает? Защищает моего дядю? Вот этого я точно от Кораблёва не ожидал. С чего бы это вдруг старик так резко изменил своё мнение?

— И все остальные события тоже произошли по моей вине, — заявил главный лекарь. — Я не увидел, что один из моих сотрудников — некромант. В итоге обвинил другого. Сам спровоцировал Олега Сергеевича на драку.

Мы с дядей смотрели на Кораблёва и искренне не понимали, что происходит. Он ведь был настроен потопить нас обоих!

— Это всё, Иван Сергеевич? — поинтересовался судья.

— Да, — кивнул главный лекарь и вернулся на своё место. — У меня всё.

— Ваше заявление не сильно меняет ситуацию. Однако всё же я приму его к сведению, когда буду выносить приговор. Итак, кто-то из присутствующих хочет сообщить суду ещё какие-либо сведения?

— Отпустите Мечникова и его дядю! — выкрикнул кто-то из толпы. — У нас в Хопёрске больше нет таких лекарей, как он!

— Да! Он спас моего сына! Дочку наших соседей Бахмутовых с того света достал! Без всякой некромантии! — прокричал незнакомый мне мужчина.

— Если дядю посадят, Алексей Александрович от нас уедет! — крикнул один из моих пациентов, что сидел на дальнем ряду. — Тогда нас точно лечить будет некому!

Прав был Шацкий. Я проработал здесь всего неделю, но уже успел переманить многих людей на свою сторону. Создал имидж продвинутого столичного лекаря. Крестьян и простых горожан мало интересовало, почему меня изгнали из Санкт-Петербурга. Ведь они видели, как я работаю. Чувствовали эффект на себе.

Кажется, я уже успел поднять свой авторитет в Хопёрском районе.

Устинов вновь ударил кулаком по столу.

— Довольно. Больше полезной информации никто не предоставит. Я понял, — заключил судья. — Тогда я готов вынести своё решение.

Толпа вновь замолчала.

— Как я уже и сказал, обвинения с Алексея Мечникова сняты. Антон Генрихович Сухоруков обвиняется в злоупотреблении некромантией, а потому отправляется в Саратовскую тюрьму для особо опасных магов. Что касаемо Олега Мечникова… Он будет принуждён к четырём месяцам работ в Садах. А господин Кораблёв от лица амбулатории выплатит штраф в размере ста пятидесяти рублей. За неоказание помощи, которую требовал от него суд.

Сады… Я уже слышал о них. Это какое-то село к северу от Хопёрска. Но если вдуматься, это не такая уж и большая проблема. Четыре месяца работы лучше, чем огромный штраф или каторга. Однако я всё равно уделю внимание отлучению дяди от этой паршивой привычки. Больше ни одна капля этого зелья не упадёт на его язык.

— Вы все сдохните! — неожиданно проорал Сухоруков. — Вашему району — конец. Городу — конец!

— Уведите его, — приказал унтер-офицер Сапрыкин своих подчинённым.

Городовые подхватили патологоанатома и потащили к выходу из зала суда. Тот почти не сопротивлялся, лишь дёргался исключительно для того, чтобы показать своё неподчинение.

— Я создал несколько очагов некротики в окрестностях Хопёрска! — проорал он. — Скоро вы столкнётесь с несколькими сюрпризами, мои уважаемые коллеги. Владыкино, говорите? Это была лишь проба моих сил! Вы даже не представляете, что я создал… Без меня вы с этим не справитесь!

Дальнейшую речь Сухорукова никто уже не услышал. Его вывели из зала и потащили в полицейский участок.

— Заседание суда объявляется закрытым, — сказал Константин Викторович Устинов.

Зрители покидали здание чуть ли не бегом. Всем хотелось посмотреть, как ведут Сухорукова. Народ жаждал устроить ему позорное шествие.

— Получилось, племянник, — прошептал Олег. — У нас получилось, Грифон нас раздери!

— Да, выкрутились, — улыбнулся я. — Справедливость восторжествовала. Правда, я всё же не хотел, чтобы тебя наказывали. Почему ты не сделал так, как я просил?

— Я хотел, Алексей, правда, — вздохнул Олег. — Но потом посмотрел на то, как вы с Шацким рискуете своей жизнью… И понял, что если буду после этого прикрывать свою шкуру, то потом почувствую себя каким-то жалким дождевым червём. Грешен, за это и расплачусь.

— Алексей Александрович, — прервал наш разговор унтер-офицер Сапрыкин. — Можно вас на пару слов?

— Да, унтер-офицер, — кивнул я. — Чего хотели?

Последняя наша беседа закончилась тем, что Сапрыкин выразил желание меня казнить. Интересно, что же он скажет теперь?

— Я допустил ошибку, поэтому каюсь и прошу у вас прощения, — склонился он. — Настоящего защитника Владыкино я оклеветал, назвал убийцей, разбойником! Если желаете написать на меня жалобу, я не стану вас осуждать.

— Не стоит, унтер-офицер, всё в порядке, — ответил я. — Хоть это и было для меня оскорбительно, но как лекарь я прекрасно понимаю, на что способен человек, потерявший близких. Все свидетели были против меня. Я не могу винить вас в произошедшем.

— Это очень великодушно с вашей стороны, — вздохнул он. — Я могу отплатить вам лишь одним. Ваш дядя не будет горбатиться вместе с остальными осуждёнными в Садах. Я свяжусь со знакомыми, попрошу, чтобы эти четыре месяц он работал лекарем.

— Было бы очень кстати, — улыбнулся я. — Благодарю вас, унтер-офицер.

— Просто… Я очень хорошо понимаю вашего дядю. Он чуть не потерял ребёнка. Боюсь, что на его месте я бы и сам пошёл против закона, — признался Сапрыкин.

— Как и все мы, — согласился я. — Рад, что мы с вами не скатились во вражду.

— Взаимно, Алексей Александрович, — сухо улыбнулся Сапрыкин. — Если что-то понадобится — обращайтесь.

Что ж, всё закончилось не так уж и плохо! Меня оправдали, а дяде предстоит поработать лекарем в Садах. Как я понял, это — село, где трудятся осуждённые по лёгким статьям. Фактически, свободу он не потеряет. Просто будет вынужден отработать за своё преступление.

Остаётся решить главный вопрос.

Куда, чёрт подери, делось огненное кольцо Кособокова⁈

Сухорукова провели через толпу людей к участку. Люди плевались в него, бросались камнями и гнилыми овощами. И даже городовые не могли этому препятствовать. А точнее — не стали.

Патологоанатома бросили за решётку, в которой не оказалось ни окон, ни вентиляции. Холодная, мокрая комната. Его последнее пристанище перед отправлением в тюрьму.

— По крайней мере, я успел насолить Хопёрску… — прошептал он себе под нос. — Успел создать несколько семян некротики. Скоро они взрастут.

Призраки продолжали преследовать неопытного некроманта. Нашёптывали ему свои приказы. Пугали и угрожали Сухорукову. Но он уже к этому привык. Его разум давно помутился из-за их голосов.

Полицейские ушли, оставив его наедине с голосами в голове. По крайней мере, так Сухорукову казалось поначалу. На самом деле рядом с его камерой остался один человек, который молча взирал на заключённого из темноты.

А затем щёлкнул замок. Неизвестный распахнул камеру. Сухоруков удивлённо поднял взгляд, осознав, что один из полицейских только что открыл ему путь к свободе.

— Неужто у меня всё же нашлись последователи? — улыбнулся некромант.

Городовой молча подошёл к Сухорукову, а затем произнёс:

— Во Владыкино жила моя супруга, — голос полицейского был холоден. — Она носила моего ребёнка, когда их обоих убил твой мор.

Когда Сухоруков осознал, что свободу ему никто предлагать и не думал, было уже слишком поздно. В его сердце всадили нож.

Он упал на холодный камень, но всё ещё не потерял надежду. Потянулся к своей магии, заставил ядра вибрировать. Пожелал воскресить самого себя.

Но опыта для такого трюка у патологоанатома оказалось слишком мало. Вскоре его магия угасла, а вместе с ней исчезла и жизнь в его теле.

В зале суда осталось всего четыре человека. Я, мой дядя, Кораблёв и Устинов.

Пока судья заполнял протокол заседания, главный лекарь подошёл к нам с Олегом и произнёс:

— Рад, что вы не оказались некромантом, Алексей Александрович. Мне было бы жаль терять такого лекаря, как вы.

— А вы думаете, что я после всего произошедшего вернусь в вашу амбулаторию? — усмехнулся я. — От меня только Синицын не отвернулся. Все остальные пытались засадить нас с дядей за решётку.

— Именно поэтому я и вызвался взять на себя часть вины, — сообщил Кораблёв. — Я понял, что ошибался. Однако оправдываться не желаю. Мне уже далеко за шестьдесят, господин Мечников. Я работал во многих городах Российской Империи и ещё ни разу не видел, чтобы лекарь поднимал человека после остановки сердца. Поэтому я вынужден умолять вас — простите старика. Вернитесь к нам в амбулаторию и обучите меня и других лекарей тому, что знаете. Взамен я всегда буду прислушиваться к вашему мнению. Всегда буду стоять на вашей стороне.

Сложное решение. Я уже заручился поддержкой жителей Хопёрска. Что мешает мне теперь стать частным лекарем?

— Пожалуйста, Алексей Александрович, — настаивал Кораблёв. — Войдите в моё положение. Не держите на меня зла…

— Господа Мечниковы! — крикнул нам судья. — Иван Сергеевич. Уважаемые, вы почему до сих пор здесь? Вам что, хочется продолжить заседание?

Вообще-то, я задержался здесь не для того, чтобы общаться с Кораблёвым.

— Константин Викторович, — произнёс я. — Остался один нерешённый вопрос. Он моего дела не касается. Просто вы упомянули, что кольцо вам никто не передавал. А это кольцо крайне опасно. Его нужно срочно найти.

— Унтер-офицер Сапрыкин сообщил, что оно исчезло из камеры хранения, — вздохнул судья. — Однако у меня есть предположение, кто мог его забрать.