Меня любил Ромео

Глава 22. Тибальт

Я наткнулся на одного из Монтекки и его нахального дружка как раз в дверях той таверны, где Розалина собирается работать трактирной девкой. Отлично! Покончу со всем и разом, тем более что я идеально одет для славной драки — в темно-зеленый камзол и любимый берет из алого бархата с вороновым опереньем.

Бенволио замечает меня первым и начинает что-то яростно бормотать Меркуцио на ухо. Кажется, этот бесславный трус умоляет друга покинуть уйти.

— Клянусь головой, сюда идет Капулетти, — доносится до меня отрывок его речи.

— Клянусь пяткой, мне наплевать! — кричит Меркуцио.

На его самодовольной роже до сих пор можно видны следы похмелья, вызванного вином, украденным со стола моего доброго дяди. Но ничего, я позабочусь, чтобы это была последняя пьянка в его жизни.

— Синьоры, добрый день! — я развожу руки в стороны в притворном приветствии. — Какая удача! Мне как раз очень надо сказать словечко одному из вас.

Меркуцио подлетает ко мне навстречу.

— Словечко? А что так мало, а? Прибавь к словечку еще что-нибудь, хотя бы удар.

— О, к этому я всегда готов, только дай мне повод.

— Неужто тебе трудно самому найти повод?

Он распаляет мою ярость точно так же, как до этого служанка Розалины распаляла мою страсть.

— А ты, Меркуцио, всё так же жалок, — усмехаюсь я. — Подпеваешь щенкам Монтекки…

Он хватает меня за грудки и обдает своим кислым дыханием.

— Подпеваю, Тибальт? Я тебе что, бродячий музыкант? Сам герцог значится у меня в братьях, понял, ты, ободранный кошак!

Он отталкивает меня, но шатается сам и спотыкается прямо в руки Бенволио. Тот всё еще хнычет, что лучше нам всем разойтись и разобрать обиды хладнокровно. Ха! Неужто у нас на пиру он растратил всю свою хваленую храбрость?

Меркуцио продолжает орать.

— Нет, Бен, ты слышал? Он назвал меня подпевалой! — он снова обращается ко мне. — Так давай, ухватись за мой смычок, он заставит тебя поплясать! Подпеваю я Монтекки, черт побери…

— Меркуцио, ради Бога, угомонись, — молит его Бенволио. — На нас и так уже все глазеют, давай уйдем.

— На то им глаза и даны, пусть глазеют. Мы пришли сюда первыми, так что я не сдвинусь с места. Пусть убирается сам, если трусит.

Он смачно плюет мне под ноги, а я шумно втягиваю в себя воздух.

Ну, вот и всё. Вот он и дал мне повод. С гневным рыком я обнажаю своей меч, и Меркуцио не подводит. В его руке так же быстро появляется собственный клинок. Но прежде, чем мы успеваем скрестить оружие, из дверей таверны выпрыгивает… Ромео!

Определенно, это утро становится всё лучше и лучше.

Я теряю всякий интерес к Меркуцио и подношу лезвие к горлу испуганного засранца.

— А вот и мой человек пришел, — скалюсь я.

— Что-то на нем не видать вашей гнусной ливреи! — говорит Меркуцио.

Я отмахиваюсь от него и впиваюсь взглядом в Монтекки.

— Ты подлец, Ромео, — продолжаю я, улыбаясь. — Но, я уверен, ты и сам уже в курсе.

Он тяжело сглатывает.

— Я не подлец, Тибальт, и у меня теперь есть причина любить тебя, как брата. Так что я не собираюсь с тобой драться.

Он порывается уйти, но мой меч его останавливает.

— О нет, ты останешься и ответишь за нанесенное нам оскорбление. Доставай оружие и дерись!

Клинок Меркуцио перехватывает мой. Кажется, этот шут надеется сегодня пролить кровь первым, но я не окажу ему такой чести. Признаться, он мне уже изрядно надоел.

— Слушай, чего ты хочешь от меня? — морщусь я, поворачиваясь к Меркуцио. — Это вообще не твоя вражда…

— О, царю вшивых котов интересно, чего я хочу? — в его глазах пляшет гнев, граничащий с безумием. — Я хочу забрать одну твою жизнь сейчас, а потом выколотить и остальные восемь.

Хорошо, придется сначала расправиться с ним, потому что такого оскорбления у всех на виду я стерпеть не могу.

— Я к твоим услугам, безродный черт!

И мы с Меркуцио начинаемся сражаться. Игра на мечах, вот и всё, клянусь. Игра и высокомерие, честь и жар — разве не из этого состоит жизнь? Что может быть желаннее для мужчины пустить кровь врагу в жаркий летний день?

И посреди всей этой шумихи Ромео умоляет о мире. Он повернулся ко мне спиной в знак доверия и заручился поддержкой Бенволио, чтобы положить конец битве. Я, может, и не против передышки, но будь я проклят, если стану тем, кто уступил!

Ромео закрывает собой Меркуцио, и при виде этой картины во мне вскипает зависть. Ибо я точно знаю, что нет в этом мире человека, который сделал бы то же самое для меня. Что ж, раз они так неразлучны, то пусть подонок поймает меч из-под руки своего дружка.

Я делаю выпад из-за спины Ромео и вонзаю лезвие в грудь Меркуцио. Тот удивленно таращится на меня, но всё же успевает ответить и задевает своим клинком, однако это лишь царапина.

Проходит пара секунд, и сквозь бешенный стук сердца я понимаю, что наделал. Я убил Меркуцио. Его одежда пропитана кровью, и на этом свете ему осталась дай Бог пара минут.

И когда я это понимаю, я бегу.

Но только для того, чтобы вернуться.