Меня любил Ромео

Глава 25. Меркуцио

Смерть оказалась слаще гнева и добрее любви. Смерть — это совершенная легкость и одиночество, блаженство и печаль, всё как одно.

В своей последней вспышке ярости я пытался узнать у Ромео, какого дьявола он вообще сунулся между мной и Тибальтом.

— Я думал сделать лучше, — испуганно прошептал друг.

Лучше! О, он думал сделать лучше, господа!

— Было бы лучше, если бы Монтекки и Капулетти перестали цапаться, как паршивые псины, — прохрипел ему я. — Из-за вашей никчемной вражды я пойду червям на корм! Чума на оба ваши дома, слышишь? Пусть чума вас всех разразит!

Мой добрый и честный друг Бенволио пытался мне помочь, но это пустое. Потому что я покидаю себя, освобождаясь от плоти, и тянусь к свету, но задерживаюсь немного выше их голов. Их благословенных и проклятых голов!

Мой день продолжается, как это ни странно. Неужели небеса забыли про меня? Мир заботится только о тех, кто живет, а Меркуцио отныне не живет, если когда-либо и жил. Возможно, я был никем всё это время? И стоит ли тогда оплакивать свою жестокость и гордыню? Может и стоит, но я не могу.

Какая-то великолепная сила дергает мою ничтожную душу, направляя ее выше. Земля отступает, и я встречаю солнце. О, неужели я прощен? Но даже если так, я сам не могу простить им всем там, внизу, что они живут, а я нет.

Чума… О да, чума на Монтекки и проказа на Капулетти, черт их всех дери! Пусть гнев станет последним из моих грехов, но я не могу их простить, ведь это именно то, чего они заслуживают. И если небо не примет меня из-за этого, то тогда я…

Что ж. Тогда я просто найду другое место.