Меня любил Ромео

Глава 2

Верона, Италия, июль1595 года

Жаркая веронская весна плавно перетекла в не менее жаркое лето, и пылкое солнце обосновалось в городе, выжигая рыночные площади и фруктовые сады. Меня утомляет такая погода, но я нахожу утешение в том, что жара замедляет не только мысли дам и синьоров, но и ненависть, которой пропитан город.

Чем жарче светит солнце, тем меньше у кланов Монтекки и Капулетти сил на поддержание конфликта, который начался задолго до этого лета. Эта пропасть гнева даже глубже, чем ров вокруг Вероны.

И я невольно стала частью этой вражды, ведь теперь меня зовутРозалина Капулетти.

В прошлой жизни я была Ангелиной Тарковой. Жила в Петербурге, училась на вечернем и готовилась к экзамену по зарубежной литературе на зимней сессии. Последнее, что я помню, это узкие улички Васьки, а потом… удар по голове и резкая боль. Затем было много света. Я лежала на спине и чувствовала, как поднимаюсь к солнцу.

Кажется, я умерла. Причем умерла довольно нелепо. Крыши в Петербурге чистят отвратно, и, судя по всему, мою недолгую и унылую жизнь оборвала слетевшая вниз сосулька.

Сначала я подумала, что оказалась в раю, ведь если рай и существует, то он должен быть похож на Италию. Но нет, всё куда интереснее. Уже почти три месяца я живу в книге. Той самой, гдедве равно уважаемых семьи ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролития.

Если где-нибудь в Венеции или Флоренции незнакомцы обнимаются при встрече, называя друг друга братьями, то здесь, в Вероне, мы приветствуем наших соседей настороженным вопросом:

— Какой дом ты поддерживаешь? Монтекки или Капулетти?

Конечно, сначала я была в ужасе. И это мягко сказано. Я думала, что сошла с ума. Я смотрела на свое отражение и видела то же самое лицо, но только оно будто бы стало… Красивее? Только бледность усилилась, но тут же это даже считает достоинством.

Мне потребовалась неделя паники, чтобы смириться. В конце концов, всё не так уж плохо. Во-первых, я стала не какой-нибудь посудомойкой, а знатной госпожой. Сами синьор и синьорина Капулетти называют меня «дорогой племянницей». Выделяют щедрое содержание. Даже в этом мире я сирота, но мне не привыкать.

Во-вторых, наряды тут роскошные, еда вкусная, а мое тело само воспроизводит кое-какие полезные навыки. Ну, вроде средневековых танцев и неплохой игры на лютне.

Но самое главное, в этом мире у меня есть… Семья. Настоящая. Добродушный дядюшка, сварливая тетушка и двоюродный брат Тибальт, от которого я в восторге. Он модник, бабник и самый остроумный негодяй во всей Вероне.

Именно он подбил меня на глупость, которую я собираюсь совершить этим утром. Остался час до рассвета, и я на цыпочках проскальзываю мимо покоев тетушки, чтобы выйти на улицу и насладиться бледной свежестью утра.

Мой путь лежит (подумать только!) в сад Монтекки. Завтра вечером дядя устраивает маскарад, и Тибальт рассудил, что будет забавно украсить банкетный зал цветами из садов «нечестивых псов».

Компанию мне вызвалась составлять Джульетта. Она тоже моя двоюродная сестра. Когда я впервые осознала, кто она такая, моим первым порывом было всё ей рассказать про судьбу, которую прописал ей Шекспир.

Но меня и без того считаются странной, так что я прикусила язык, чтобы не прослыть сумасшедшей. Или хуже того — ведьмой. Средневековье тут хоть и книжное, но на костер мне всё еще не хочется, даже если жизнь после смерти и существует. Но я все же хочу прожить до старости хотя бы со второй попытки.

Кроме того, я поняла, что… Я просто не знаю, как именно всё это будет происходить. К экзамену мне нужно было прочитать «Гамлета», а не «Ромео и Джульетту». Поэтому у меня с собой и был сборник пьес.

Нет, я конечно, знаю, что Ромео и Джульетта влюбятся и убьются, но подробностей не помню. Да это и не важно. Джульетта меня нравится так же сильно, как и Тибальт, так что я твердо решила, что, когда наступит время, я не позволю ей умереть из-за какого-то придурковатого Монтекки.

Знание — сила. Как ученица целительницы я это уже поняла. Мое преимущество в том, что я знаю финал этой истории, а значит смогу его «переписать».

Джульетта ждет меня у городского фонтана, откуда мы направляемся к саду наших врагов, вышагивая степенно и важно, как самые знатные веронские дамы. Никто не должен догадаться о дерзости, которую мы задумали. Но волнение всё равно бурлит внутри меня и не дает ровно дышать.

Джульетта тоже выглядит взволнованной. Улыбка, которую она мне посылает, наполнена трепетом.

— Как, скажи на милость, дорогая Розалина, даже на такой жаре твои волосы остаются идеально уложенными? — спрашивает она самым серьезным тоном. — Мои собственные превращаются в паклю через несколько мгновений.

Она встряхивает черными кудрями, а я нарочито гордо вздергиваю подборок.

— Прошу простить, если моё совершенство тебя оскорбляется, кузина. Нет моей вины в том, что я безупречна!

Мы молча смотрим друг на друга несколько секунд, а потом разражаемся звонким хохотом и вероятно, тревожим сон парочки соседей.

Жара набирает силу с каждой минутой. Я не выдерживаю и приспускаю верхние буфы платья, обнажив плечи.

— Роз, это скандально! — восклицает Джульетта.

— Не более скандально чем то, что мы собираемся сделать.

— Твоя правда, — вздыхает кузина. — Жаль, что я не такая смелая, как ты, а то бы вообще избавилась от этого платья. Наша одежда еще более удушающая, чем эта жара!

Ее правда. Я игриво веду плечами.

— Может, однажды такой фасон войдет в моду, — подмигиваю я ей.

— Ага, а Монтекки и Капулетти положат конец вражде.

— Ну, ни то, ни другое не выглядит невероятным.

Джульетта фыркает и морщится.

— Монтекки — нечестивые псы!

Эти грубые слова так резко контрастируют с ее нежным образом, что я не могу сдержать улыбку.

— Ты говоришь так только потому, что тебя этому научили.

— Ну… да. Но я должна их ненавидеть. Я дочь Капулетти.

— А тебе когда-нибудь рассказывали о причинах этой ссоры?

Джульетта беспечно пожимает плечами.

— Я спрашивала у отца, но он всегда отмахивается или меняет тему. Иногда мне кажется, что он и сам не знает причину, но не может прямо об этом сказать.

Мы идем и молчим, погрузившись в свои мысли. Вилла Монтекии всё ближе. О, мы почти на пороге врага!

— А ты, Роз? — спрашивает Джульетта, немного понизив голос. — Ты разве не презираешь каждого Монтекки в этом городе?

— Не могу сказать о каждом. Лично я знакома только с одним из них. И, по правде говоря, я нахожу его довольно надоедливым.

— Потому что он Монтекки?

— Потому что он заноза в моей заднице!

Джульетта на миг замирает, а потом хохочет над моей дерзостью.

— И как зовут твою занозу?

— Ромео.

Мы подошли к границе сада Монтекки. Фиговые деревья и длинные кружева цветов выглядят восхитительно, а за ними виднеется дом — жилище из камня и ярости. Дом, в котором живет Ромео.

Без сомнения, он один из самых красивых мужчин в Вероне. Энергичный, остроумный, добродушный и… до ужаса приставучий. Мы познакомились весной, и он уже утверждает, что любит меня. Какая нелепость!

Он меня совсем не знает, но это не мешает ему ходить за мной по пятам. От него не скрыться ни на рыночной площади, ни в стенах собора Святого Петра. Ромео караулит меня после месс и при каждой встрече обрушивает мне на голову лавину признаний в бессмертной любви.

Комично, конечно. Он не понимает, что я родственница Капулетти. Сначала я хотела признаться, чтобы он переосмыслил свою мнимую привязанность, но, боюсь это только сильнее распалит его больное воображение.

Однако же он утомил меня своей любовью! Его клятвы настолько сладкие, что я не понимаю, как у него еще не сгнили зубы.

Мы пробираемся в сад, сгорая от волнения. Чтобы как-то унять дрожь, я срываю с ближайшей ветки сочный плод инжира.

— Урожай врага, — подмигиваю я Джульетте, которая с интересом смотрит на фрукт. — Я слышала, старый Монтекки тратит половину своего состояния на уход за этим садом.

— Выглядит вкусно, — шепчет кузина.

— Побалуй себя.

Я протягиваю ей инжир — легкий и тайный улов. Джульетта застыла в растерянности.

— О Боже, — хихикаю я. — Ты как Ева в раю. Не бойся!

Поддразнивание срабатывает, и Джульетта берет инжир, зажав его кончиками пальцев. Она нервно вздыхает и подносит его к губам.

— Ну как?

— Бесподобная сладость, — бормочет она с набитым ртом.

Я торжествующе смеюсь.

— Это не что иное, как вкус триумфа!

Прилив воодушевления не заставил себя долго ждать. Мы бежим мимо статуи нимфы из серого мрамора и видим великолепный фонтан в центре цветника. Потоки воды дарят прохладу и блестят в увядающем звездном свете.

Я позволяю себе насладиться видом пару секунд, а потом достаю кинжал из небольшого кожаного футляра, свисающего с берда. Начинаю срезать самые красивые цветы, растущие у фонтана.

Джульетта слишком осторожна, чтобы носить с собой лезвие, так что она рвет растения пальцами, зажав стебли почти у самых корней. Мы настолько увлечены шалостью и одурманены ароматом лилий, что не сразу слышим шаги.

— Роз! — шепчет Джульетта. — Кто-то приближается!

— Так рано? Невозможно!

Монтекки что, не спят?

Но Джульетта права — кто-то шагает по извилистой тропинке прямо в нашу сторону. Кузина бросает охапку лилий на землю. Ее серые глаза наполняются ужасом.

— Прячься, быстро! — командую я шепотом

Джульетте не нужно повторять дважды — она мгновенно скрывается за фонтаном.

Кажется, наша невинная шутка приняла неожиданный оборот и грозит перерасти в опасное испытание. Мои руки трясутся. Я наклоняюсь за брошенными лилиями в надежде схватить их и броситься за изгородь, но путаюсь в собственном платье.

Спотыкаюсь и приземляюсь прямо на колени, больно ударившись о камни. Шаги неизвестного всё громче. Мое сердце бешено колотится и вот-вот выпрыгнет из груди. Зачем, ну вот зачем я послушала Тибальта? Черт бы побрал его и вместе с его безумными идеями!

Я готовлюсь к худшему моменту в своей новой жизни, ожидая, что меня поймает стражник, но вместо этого из-за изгороди выходит… Ромео.

Вот же черт! Лучше бы стражник…

— Розалина? — широко улыбается он и бросается ко мне на помощь. — Ах, моя милая Розалина.

— Не ваша, — выдавливаю я сквозь зубы. — Своя собственная.

Я поднимаюсь с земли со всем достоинством, на которое способна. Ромео стоит слишком близко и буквально светится от счастья.

— Признаться, я ошеломлен, — его губы растягиваются в лукавой улыбке. — Меньше всего я ожидал этим утром найти вас здесь, в ожидании меня.

— Тебя?!

Я вспыхиваю, позабыв об учтивости. Унижение невыразимо. Он считает, что я пришла сюда в поисках его!

— Это всё ужасная ошибка…

Но Ромео меня не слышит. Он делает еще шаг, берет мою ее руку и прижимает костяшки моих пальцев к своим губам.

— Господь услышал мою величайшую молитву, — шепчет он, прикрыв глаза. — После стольких недель вы всё же ответили на мой зов.

Я задыхаюсь от возмущения. Хотя… Справедливости ради, я не могу его винить. Какую еще причину он мог представить, найдя меня в своем саду без приглашения?

Он оторвался от моей руки и улыбнулся еще шире и слаще.

— Прошу, моя прекрасная Розалина, не покидайте меня сейчас.

В его карих глазах пляшут искры. О да, обаяния ему не занимать. Такие густые волосы, и какая очаровательная улыбка! И всё же… Нет, ничто из этого меня не подкупает. Мне нужно больше, чем смазливая мордашка.

— Там, за изгородью, домик нашего садовника, — с жаром продолжает Ромео. — Мы сможем найти там уединение и…

— Ты в своем уме?!

Ромео вздрагивает, а мне приходится сделать усилие, чтобы не влепить ему пощечину. Каков нахал!

Ромео дважды удивленно моргает. Кажется, он искренне растерян.

— Значит, вы не хотите…

— Конечно нет!

Он стыдливо опускает глаза в землю.

— Простите, любовь моя. Мне не стоило оскорблять вас своим предположением.

Он делает шаг к фонтану, за которым прячется Джульетта, и мое сердце подпрыгивает. Они не должны друг друга видеть!

— Мы… — быстро говорю я, стараясь улыбнуться. — Пока я здесь, мы можем поговорить.

К Ромео вернулась улыбка.

— Конечно, моя милая синьорина. Говорите, о чем пожелаете, а я буду наслаждаться звуком вашего ангельского голоса.

Мне кажется, или Джульетта хихикает? Ромео чуть не повернулся на этот тихий звук, и мне пришлось снова приковать его внимание к себе.

— Этот разговор давно назрел…

— О да, — кивает Ромео. — Прошу, вынесете же мне приговор, сладкая Розалина. Скажите, вы… Вы хотите быть со мной?

— Боюсь, что нет.

Разочарование искажает черты его красивого лица, и он тяжело вздыхает.

— Я, должно быть, разочаровал вас. Я недостоин…

Как бы он меня не раздражал, я смягчаюсь, увидев его уныние. В конце концов, он не желает мне зла, и мне почему-то хочется его утешить.

— Не вините себя, — мягко говорю я, касаясь его плеча. — Дело не в вас, а во мне.

— В вас? — Ромео озадаченно хмурится.

Тихое шуршание юбок Джульетты снова заставило его обернуться. Я подступаю к нему и даже беру его ладонь в свою!

— Да, дело во мне, мой синьор. Дело в том, что я… Я дала обет целомудрия!

Господи боже, что я несу? Конечно, никакого обета я не давала, но Ромео не обязательно об этом знать. А эти обеты тут чуть ли единственная причина, которая избавляет женщин от нежелательных браков.

Ромео молчит несколько секунд, а потом в его взгляде вспыхивает… азарт?

— Кажется, я понимаю, — сладко улыбается он. — Но позвольте предположить, что в вас говорит страх, присущий любой синьорине, особенно такой чистой и невинной, как вы.

Он прикладывает мою руку к своей груди. Мы стоим так близко, что я могу ощутить на своем лице его горячее дыхание. Что ж, у него хотя бы не воняет изо рта.

— Обещаю тебе, мой ангел, — шепчет Ромео, отбросив приличия, — как только ты испытаешь на себе мою страсть, само слово «целомудрие» покажется тебе глупостью.

Мне приходится постараться, чтобы не рассмеяться. Похоже, самооценка этого Монтекки цветет еще пышнее, чем сад его семьи.

Я пытаюсь отступить, но Ромео не дает мне этого сделать.

— Поверь, любимая, страсть гораздо… приятнее чистоты, — его глаза блестят. Он переводит взгляд на мои губы. — Люби меня однажды, и ты полюбишь меня навсегда.

Он тянется, чтобы поцеловать меня, но этого я вытерпеть не могу даже ради Джульетты.

— Увы, синьор, — я отворачиваю лицо, — мне не суждено познать страсть ни с вами, ни с кем-либо еще.

— Я дам тебе все слова любви, которые знаю…

— Слова. Так много слов, но так мало действий.

Ромео застыл. Пока до него доходит смысл сказанного, я кидаю взгляд через его плечо и вижу, как Джульетта выглядывает из-за фонтана. Она подносит палец к рту, делая вид, что ее сейчас стошнит.

Неплохо. Кажется, ей уже не нравится Ромео.

Мне снова приходится впиться в него взглядом, чтобы не разразиться смехом. А он, похоже, уже достиг некоторой степени понимания.

— Итак, Розалина, — печально вздыхает он. — Правильно ли я понял, что ты не находишь мою близость неприятной? Но ты отказываешь от любой близости, будь то моя или нет?

Я молча киваю

— Значит, моя красавица хочет присоединиться к сестринству? — он тянет руку, чтобы коснуться моих волос. — Такая красота не должна умереть в стенах аббатства.

Я бы не вынесла в аббатстве и пяти минут, но Ромео, кажется, убедил себя, что я собираюсь стать монашкой. Не хватало еще, чтобы он разнес этот слух по всей Вероне. Нет уж, спасибо.

— Я не хочу уходить в монастырь, — терпеливо объясняю я. — Ты помнишь вечер, когда мы впервые встретились?

— О, конечно, моя…

— Так вот, — я прерываю новый поток глупостей. — Тебе не кажется, что в этом моё призвание?

Ромео непонимающе хмурится.

— Целительство, — улыбаюсь я. — Я собираюсь посвятить себя медицине.

Тем более, что другие профессии тут женщинам почти недоступны.

В его глазах вспыхивает надежда.

— Вот как? Но разве нет недуга злей любви? Помоги же мне излечиться…

Я закатываю глаза. Надо было остановиться на аббатстве. Проще разбираться со слухами, чем с фантазиями Ромео.

Мы молчим примерно полминуты, пока с Ромео не начинает сползать улыбка. Неужто он понял, что я говорю серьезно? Он отступил на два шага и театрально возвел руки к небу.

— Она бросает меня из-за любви к медицине! О, зловещая звезда на огненном небосводе, прошу, сожги меня, ибо эта боль невыносима!

Он закрыл глаза, подставляя лицо утренним лучам, которые не способны сжечь и лист бумаги. А я начала опасаться, что еще пару минут рядом с ним, и нас с Джульеттой и правда стошнит.

Кузина, похоже, подумала так же. Сдавленный смех из-за фонтана звучит настолько отчетливо, что Ромео вздрагивает.

— Что это шум?

— Шум? — наигранно удивляюсь я. — Я ничего не слышала.

— Кто-то простонал, там, за фонтаном.

— Просто вода шумит…

Глаза Ромео озарились гневом.

— Нет, это был отчетливый стон. Это мужчина? — его голос гремит от ярости и обиды. — Ты... Ты пришла сюда, отвергая мою любовь, а сама скрываешь любовника за проклятым куском мрамора, чтобы засвидетельствовать моё унижение?

Он окончательно спятил? Мне трудно дышать от возмущения.

— Отвечай же! — ревет Ромео.

— Нет! Ничего такого! Ты оскорбляешь меня!

— О нет, сейчас я буду оскорблять его, — он метнулся к фонтану, на ходу обнажая кинжал. — Покажись сам, недостойный трус!

В панике я бросаюсь за ним, изо всех сил стараясь придумать, как не допустить непоправимого. Фонтан! Что ж, купаться я не планировала, но это хотя бы освежит меня…

Я вскакиваю на каменный обод и пошатываюсь, издавая противный визг.

— Помогите!

С этим возгласом я плюхаюсь в воду, стараясь сделать это натурально и безопасно одновременно. И всё равно больно ударяюсь ногой. Помощь Ромео мне требуется вполне реальная.

При виде моего «конфуза» Ромео забывает своего мнимого соперника и бросается ко мне. Я крепко хватаюсь за его запястье, уже прикидывая в уме, как в таком виде буду добираться до дома. И как долго будет хохотать надо мной Тибальт. Чтоб его!

Ромео поднимает меня одним быстрым и ловким движением, сомкнув руки на моей талии. В следующий миг я уже стою на земле, всем телом прижимаясь к нему и чувствуя, как бешено колотится его сердце.

Увы, мои старания напрасны. Несколько секунд Ромео смотрит на мои губы, а потом вспоминает свою ярость и с гневным рыком бросается за фонтан.

Я жмурюсь, ожидая услышать крик Джульетты, но ответом оказывает тишина, которую нарушает только тяжелое дыхание Ромео.

Он растерянно кружится, прожигая взглядом пространство, а затем шумно выдыхает и возвращается ко мне. Мокрая ткань платья липнет к моему телу, позволяя Ромео разглядеть изгибы.

— Прошу, прости меня, — виновато пробормочет он. — Там никого нет.

Я молчу.

— С моей стороны было низостью не доверять тебе, любовь моя… — голос Ромео уже начал дрожать.

— Назови меня своей любовью еще раз, и ты меня никогда больше не увидишь, — шиплю я, позволив раздражению вырваться наружу. — Ты не любишь меня. Ты поклоняешься моему лицу, но не более…

— Не правда, — с жаром возражает Ромео. — Твоим силуэтом я восхищаюсь не меньше.

Абсурд происходящего грозит меня доконать, и я до боли сжимаю зубы, чтобы не завопить во весь голос.

— Оставьте меня, синьор.

— Оставить?

— Да. Пожалуйста. Сейчас.

— Эм… Но-о… — Ромео смотрит по сторонам. — Мы в моем саду.

— О Боже, я знаю, — я прикрываю веки. — Мне нужно очистить обувь от грязи, и я боюсь, что при этом могу непреднамеренно раскрыть лодыжку. Это было бы… скандально.

Самое глупое оправдание из всех, что я смогла придумать. Ради бога, всё это время он мог видеть мои плечи, куда уж скандальнее? Но других поводов избавиться от него я не нахожу, а сделать это нужно поскорее.

Он кивает и отступает, жадно вглядываясь в мое лицо.

— Я уйду сейчас, дорогая Розалина, но не оставлю попыток растопить твоё ледяное сердце. Моя любовь к тебе будет сиять вечно.

Ага, как же.

С этими словами он кланяется мне, а потом разворачивается и бежит в сторону дома. Джульетта издает еще один протяжный стон, на этот раз из-за беседки слева от фонтана. Но Ромео этого звука уже не слышит.

— Он ушел, — сообщаю я ей.

Джульетта выползает из-под виноградных лоз, которыми увита беседка. Ее лицо красное, глаза слезятся, а губы посинели — видимо, от ягод.

— Прониклась запретными плодами садов Монтекки? — поддразниваю ее я.

— О да, — Джульетта улыбается. — Но виноград не такой сладкий, как его слова. Во имя всех святых, теперь я понимаю, о чем ты говорила. Мальчик и правда жалкий.

Она облизывает большой палец, наслаждаясь остатками виноградного сока.

— Он правда думает, что хоть одна женщина в здравом уме на это поведется?

— Ну, — я пожимаю плечами, — может те, кто любят глазами, и поведутся. Он довольно хорош… Ты видела?

Надеюсь, что нет.

Джульетта мотает головой.

— Фонтан заблокировал мне обзор. Зато я подробно рассмотрела всё, что у нимфы пониже спины, — она кивает на статую и протягивает мне виноградинку. — Так странно. Отец велит мне ненавидеть человека, с которым я даже мельком не знакома. И который ни разу не видел меня.

Мои попытки привести себя в порядок не увенчались успехом. Поможет только смена платья.

Я беру виноградинку, и она лопается у меня во рту.

— Ладно, — говорю я, пережевывая ягоду, — нужно убираться отсюда.

— Без цветов? — расстраивается Джульетта.

Лилии, которые она сорвала, всё еще лежат у фонтана. Я ухмыляюсь.

— Хватай их и пойдем. Этот чертов Монтекки не заставит меня расстаться ни с одним моим цветком.

В своей невинности Джульетта не сразу поняла игру слов, но, когда до нее всё-таки дошел непристойный смысл сказанного, ее щеки налились краской.

Она звонко рассмеялась.

— И эти шутки принадлежат девице, которая дала обет целомудрия?

Мы берем лилии и спешим из сада.