Массимо
— Как поживают синие яйца? — спрашивает Фиеро, когда мы сворачиваем дела на набережной и готовы отправиться в главный офис на Манхэттене.
— С каждым днем становятся все синее, — признаюсь я, выключая Макбук и убирая его в сумку. — Клянусь, у меня будет хроническое растяжение сухожилий, если я еще раз подрочу.
Из груди Фиеро вырывается смех.
— Я не знаю, как можно лежать рядом с такой сексуальной задницей ночь за ночью и не наброситься на нее.
А-то я не знаю. Прошла неделя с нашей свадьбы, и я уже на волоске от гибели цепляюсь за рассудок.
— Я обещал, что не буду ее ни к чему принуждать, и она должна сама сделать шаг. Тогда я откажу ей, отплачу той же монетой, пока каждый из нас не потеряет терпение, и тогда все произойдет само собой.
Вся эта хрень с контрактом — просто так. Я добавил этот пункт только для того, чтобы вывести ее, и потому, что это ожидаемо при таких договоренностях. Но это не те отношения, которые я хочу иметь со своей женой. С каждым днем я все больше и больше влюбляюсь в нее, даже если она все еще остается загадкой и держит меня на расстоянии.
— Я могу прийти и подлить масла в огонь, если хочешь, — Фиеро ухмыляется, поднимаясь со стула. — Если понадобится третий лишний.
Этот наглый ублюдок и близко не подойдет к моей жене.
— Ни единого чертового шанса. Я уже сказал тебе, что не собираюсь делиться ею.
Когда речь заходит о Катарине Греко, у меня появляется нехарактерная собственническая ярость. Я замечаю внимание, которое она привлекает, когда мы вместе, и сразу же злюсь. Я убью любого, кто к ней прикоснется. В этом я уверен.
Когда мы поднимаемся на лифте на крышу, где нас ждет вертолет, на моем дополнительном телефоне раздается сигнал входящего вызова.
— Иди вперед, — говорю я Фиеро, когда двери лифта открываются. — Мне нужно ответить.
Прижавшись спиной к стене рядом с лифтом, я наблюдаю, как мой приятель идет по крыше к вертолету, а затем отвечаю на звонок.
— Я в отставке, — говорю, прежде чем собеседник успевает заговорить.
— У нас проблема, — говорит мужчина с властным, сильно акцентированным голосом.
— Мне все равно. Я выполнил свою работу, как ты и просил.
— Возникло неожиданное осложнение.
— Так разберись с этим.
Тяжелый вздох проносится по линии.
— Если проблему не удастся решить, тебе придется вернуться и все исправить.
— Тогда решай проблему, — говорю я сквозь стиснутые зубы, прежде чем повесить трубку.
— Проблемы? — спрашивает Фиеро, когда я забираюсь в вертолет рядом с ним.
— Может быть, — пристегиваюсь, пока пилот запускает двигатель. — Возможно, мне придется вернуться в Берлин ненадолго.
— Дай знать, если я смогу чем-то помочь, — говорит он, когда мы поднимаемся в небо.
— Где ты научилась стрелять? — спрашиваю я Катарину, когда мы выходим из тира через боковую дверь. Она чертовски хороший стрелок с наметанным глазом, твердым пальцем и точным прицелом.
— Отец научил меня, когда я была подростком, — говорит она, перекидывая сумку через плечо.
Не спрашивая, я выхватываю у нее из рук сумку и перекидываю ее через свое плечо вместе со своим рюкзаком. Она останавливается, кладет руки на бедра и пристально смотрит на меня. Ее облегающие черные брюки и топ прилегают к телу как перчатка, подчеркивая каждый изгиб. Весь час, пока мы тренировались, мне приходилось поправлять полу-стояк в штанах, потому что видеть, как моя сексуальная женщина управляется с оружием так, будто рождена для этого, — дико возбуждает.
— Отдай, — требует она.
— Нет.
Свободной рукой я хватаю ее за руку и притягиваю к себе, набрасываясь на ее губы, прежде чем она успевает оттолкнуть. Я поглощаю ее губы, как и каждый раз, когда целую ее, потому что, похоже, не могу быть с ней нежным или медленным. Я бы обвинил в этом свои синие яйца, но дело в ней — я испытываю к Катарине неутолимое вожделение, которое формировалось годами.
Через пару минут неистовых поцелуев, когда мы оба боролись за контроль над ситуацией, она отрывает свои губы от моих и толкает меня в плечи.
— Уф. Отстань от меня.
Она яростно трет свои распухшие губы, словно они ее предали. Дело в том, что она может протестовать сколько угодно, но наши поцелуи ей нравятся так же сильно, как и мне. Я хихикаю, и это только больше злит ее.
— Не смей целовать меня, пытаясь избежать ссоры, — заявляет она, потянувшись за своей сумкой.
Я хватаюсь за ремешок сумки и крепко держу его, пока она тянется за вещицей, ее лицо становится все краснее с каждой секундой.
— Почему бы и нет?
Наклонившись, я покусываю мочку ее уха и шлепаю по заднице.
Она вскрикивает и пытается дать мне пощечину, но я держу ее за запястье и притягиваю к себе.
— Прекрати сопротивляться, mia amata.
— Перестань быть таким… таким… благородным!
Я разразился хохотом, увидев выражение возмущения на ее лице. Только Катарина может упрекать человека за джентельменские поступки.
— Детка, с тобой никогда не бывает скучно.
Бросив сумки на землю, я обхватываю ее за спину и страстно целую, наслаждаясь тем, как быстро она тает в моих объятиях. Не понимаю, почему она не сдается. Мы оба знаем, что это произойдет, и она хочет этого так же сильно, как и я. Язык тела всегда выдает ее. Досадно, что она все еще сопротивляется нашей химии. Она пытается казаться невинной, но это фальшь. Противоречит ее истинной природе, а мне нужна именно та сторона ее натуры.
Я хочу, чтобы она перестала притворяться, и только таким способом я смогу заставить ее отказаться от притворства.
— Ты сводишь меня с ума, — говорит она, когда я наконец перестаю ее целовать. Ее руки ложатся мне на грудь, и мне нравится чувствовать, как ее тело прижимается к моему.
— Тебе это нравится, — отвечаю я, блуждая взглядом по ее соблазнительным формам. — А мне нравится, когда ты в таком наряде. Мне хочется нагнуть тебя на заднем сиденье машины и трахнуть так сильно, чтобы у тебя между ног болело несколько дней.
Воздух вырывается из ее приоткрытых губ, а по шее ползет красный румянец, когда она смотрит на меня. В воздухе потрескивает электричество, пока мы остаемся в объятиях, просто глядя друг на друга. Чем дольше мы смотрим, тем сильнее бьется мое сердце о грудную стенку, и мне хочется подхватить ее на руки, отнести в постель и поклоняться ей, как королеве, которой она и является, всю ночь напролет.
Катарина отстраняется, отводит взгляд, но не раньше, чем я замечаю нерешительность и замешательство в ее глазах. Я жду, инстинктивно понимая, что ей нужна минута. Когда она поднимает подбородок, ее маска снова на месте, и она контролирует ситуацию. Прочищает горло.
— Ты слышал что-нибудь об ирландцах или мексиканцах?
— Я заметил, что ты часто так делаешь, — говорю я, протягивая руку вниз, чтобы взять наши сумки одной рукой, а другой хватаю ее. — Отвлекаешься от эмоциональных тем, говоря о работе.
— Просто ответь на вопрос, Массимо, — говорит она, и мой член болезненно дергается за молнией.
Обожаю, когда она произносит мое имя. Не могу дождаться, когда она будет выкрикивать его во всю мощь своих легких, пока я буду уничтожать ее киску, снова и снова, и трахать неделями напролет.
— Завтра — крайний срок, который мы им дали, — продолжает она, не обращая внимания на мои мучения. — Если мы собираемся воевать, то должны готовиться сейчас.
— Ты всегда жаждешь кровопролития, — поддразниваю я, когда мы подходим к ее внедорожнику.
— Мне уже давно не терпится прикончить парочку засранцев, — она смотрит на меня исподлобья. — Осторожнее, а то могу и тебя пристрелить.
Я издаю негромкий смешок, открывая багажник и забрасывая туда наши вещи. Угрозы мне не в новинку, и это поднимает возбуждение до головокружительных высот.
Эцио выходит из машины, открывая заднюю дверь для своей донны, а я пускаю слюни на стройную попку жены, пока она забирается внутрь. Видения того, как мой член входит и выходит из ее задницы, захлестывают разум, и я чуть ли не кончаю, когда запрыгиваю рядом с ней. Постоянный стояк рядом с женой — обычное явление и постоянное напоминание о том, что мне нужно скорее перепихнуться, пока я не сошел с ума.
Растянувшись на кожаном сиденье, я шепчу ей на ухо, пока она застегивает ремень.
— Я знаю, куда ты можешь направить свою агрессию, — потираю выпуклость в штанах, а она поджимает губы, пристально глядя на мой твердый член. — Хотя я понимаю, что у тебя есть сомнения на счет анального секса, но если ты позволишь мне трахнуть свою сексуальную попку, я покажу, как это приятно, ведь ты будешь с правильным мужчиной, — мурлычу я ей на ухо, разжигая сексуальную химию еще больше. Я не буду один страдать в сексуальном аду.
Она прикусывает нижнюю губу, и я стону, готовый в любую секунду взорваться.
— Не получится, ловелас, — она пронзает меня решительным взглядом, который я твердо намерен искоренить из ее мимики. — Ты так и не ответил на мой вопрос.
Я поправляю штаны, пока машина едет вперед и движется ограждающая перегородка между нами с водителем.
— С тобой неинтересно.
— У нас есть работа, Массимо, и я хочу ее выполнить.
— Я тоже хочу этого.
Я игриво вздергиваю брови и ухмыляюсь. Ее взгляд говорит о том, что она всерьез подумывает пристрелить меня.
— Расскажи информацию, и, возможно, я сжалюсь над тобой, — она сладко улыбается мне. — Когда-нибудь, через сто лет.
Я ухмыляюсь, получая огромное удовольствие от перепалки, но продолжать было бы незрело и, возможно, небезопасно, поэтому сдаюсь. Я принимаю более серьезное выражение лица.
— Нет, я ничего о них не слышал. Ты первой узнаешь.