Месть королевы мафии

Глава 40

Массимо

Меня охватывает шок, который быстро сменяется гневом и затаенной болью.

— Он и это у тебя отнял? — требуется колоссальная сила воли, чтобы сохранять спокойствие. Мне хочется разнести все к чертовой матери в этой комнате. Я не могу сердиться на нее за то, что она обманула меня с медицинским заключением, ведь ей пришлось солгать из-за моего брата.

Боже мой, Катарина столько всего вынесла.

То, что она все еще держится на ногах, просто чудо. У этой женщины железная сила, и я никогда не перестану восхищаться ею.

Я в ярости из-за того, что Карло лишил ее возможности стать матерью. Никогда никого не ненавидел так сильно, как своего погибшего брата. Хотел бы я машину времени, чтобы вернуться назад и забить этого больного ублюдка до смерти голыми руками.

— Гребаный ублюдок… больной, извращенец… урод, — я стискиваю зубы, подавляя желание закричать во всю мощь своих легких.

Слезы текут по щекам Катарины и стекают по подбородку. Я никогда не видел, чтобы моя любимая выглядела такой опустошенной.

— Он отнял у меня все. Оставил лишь оболочку личности. Бесплодную. Бесчувственную. Неспособную ощущать ничего, кроме боли и ярости.

Неудивительно, что она была одержима жаждой мести. Карло сделал все возможное, чтобы уничтожить ее, но у него не вышло. Я покрываю поцелуями лицо жены, прижимая ее к себе.

— Он не забрал все, mia amata. Он пытался, но потерпел неудачу, потому что твоя неукротимая воля к выживанию взяла верх.

Она смотрит на меня заплаканными глазами.

— Я не буду спорить, если ты захочешь развестись.

— Я не хочу развода. Хочу только тебя.

На несколько секунд на ее лице отражается шок.

— Ты не можешь так говорить. А как же дети? Тебе нужен наследник, который будет носить твою фамилию.

Возможно, пришло время оставить фамилию Греко в прошлом. Ею не стоит гордиться.

— Есть и другие способы завести детей. Мы можем попробовать ЭКО и суррогатное материнство, или можем усыновить ребенка, — я пожимаю плечами, потому что, по сути, это не так уж и важно. Да, я хотел бы стать отцом, но не за счет потери жены. — Ты для меня всё, Катарина. Ничто другое не имеет значения, кроме тебя. Если у нас не может быть детей, ну и ладно, главное, чтобы у меня была ты.

Она снова начинает плакать, и я прижимаю ее к себе, крепко обнимаю, жалея, что у меня нет волшебной палочки, которая могла бы стереть ее боль и все исправить.

Я несу жену в нашу спальню, и мы вместе принимаем душ, смывая с себя ужасные события сегодняшнего дня. После того, как мы вытираемся и одеваемся, чтобы лечь спать, она настаивает на том, чтобы осмотреть мои раны. С бесконечной осторожностью она смазывает антисептической мазью швы на моей руке и втирает крем с арникой в синяк на виске.

Мы прижимаемся друг к другу в постели, и я баюкаю ее в руках, наблюдая, как она засыпает, и радуясь, что это происходит быстро. Неудивительно. Мы физически и эмоционально истощены после стольких напряженных дней. Мои веки тяжелеют, и я молча даю себе клятву сделать все, что в моих силах, лишь бы утешить ее в предстоящие трудные дни.

На следующее утро я просыпаюсь раньше Катарины, когда первые лучи солнца проникают в окно. Отправляю сообщение Фиеро, обнимая свою спящую жену, вдыхая фруктовый аромат ее волос и наслаждаясь прикосновением ее кожи к своей. К счастью, она крепко спала всю ночь. Я не отрываю от нее взгляда.

Густые ресницы трепещут, а из слегка приоткрытых губ струится воздух. Белоснежная простыня, подоткнутая у нее под мышками, слегка приподнимается спереди, когда она вдыхает. Гладкая оливковая кожа приятна на ощупь, когда я рискую провести пальцами по изящной линии ее шеи. Она слегка шевелится, и я останавливаюсь, не желая будить ее от столь необходимого сна.

Неохотно выбираюсь из постели. Хотя до нашей сегодняшней встречи с «Комиссией» еще многое предстоит уладить, я справлюсь с этим, пока она спит. Ей нужен отдых.

Мы с Фиеро бежим бок о бок вдоль береговой линии, и я напрягаюсь до предела, нуждаясь выплеснуть злую энергию, все еще текущую по моим венам. Друг не произносит ни слова, пока мы не возвращаемся в дом, запыхавшиеся и покрытые потом от энергичной пробежки.

Я запихиваю мокрую футболку и носки в корзину в прачечной, иду на кухню босиком и в тренировочных шортах. Подхожу к холодильнику, чтобы взять две бутылки воды, когда мой приятель начинает разговор.

— Выкладывай, — говорит он, снимая майку и вытирая ею пот со лба.

Я швыряю в приятеля бутылкой, а сам выпиваю половину своей, прежде чем прислониться к стойке и подумать, с чего начать.

Фиеро хмурится, оценивая страдание на моем лице.

— Все плохо.

Я киваю.

В его голубых глазах мелькает понимание.

— Она рассказала тебе остальную часть своей правды.

Я сглатываю комок эмоций, застрявший у меня в горле, и снова качаю головой.

— Это хуже, чем плохо, — признаю я, потирая мокрую от пота грудь, которую пронзает острая боль. Смотрю на своего друга, пересказывая историю Катарины, наблюдая, как его лицо бледнеет.

— Это ужас, — Фиеро запускает пальцы в свои спутанные светлые волосы. — Никогда бы в жизни не подумал, что ты скажешь такое.

Скрестив руки на груди, я изо всех сил пытаюсь дышать, преодолевая цунами эмоций, захлестывающее мое тело.

— И как мы должны с этим справиться? — я почти задыхаюсь. — Я не знаю, как она вообще выносит мое присутствие, но благодарен, что она не обращает внимания на то, какая кровь течет в моих жилах.

— Ты не похож на своего брата. Она знает это и любит тебя.

— Это убивает меня, чувак, — слезы наворачиваются на глаза. — При мысли о том, что он делал с ней — в нашем доме — а я понятия не имел… — все, что я сдерживал внутри, взрывается, и я так разражаюсь слезами, как никогда раньше.

Фиеро встает рядом, обнимает меня и тихо утешает.

— Это не твоя вина. Ты не несешь ответственности за то, что Карло, Примо и твой отец сделали с ней.

— Но я чувствую ответственность. Она моя жена, и моя семья причинила ей боль. Из-за них она не сможет стать матерью.

На его лице отражается сочувствие, когда он кладет руку мне на плечо.

— Мне так жаль, Массимо. Скажи, чем я могу помочь.

— Нам нужно обеспечить неопровержимость улик, чтобы, когда мы укажем пальцем на Братву, не оставалось никаких сомнений.

— Об этом уже позаботились, — он отпускает меня, облокачивается на стойку и пристально смотрит. — Ты собираешься рассказать ей о другой проблеме?

Я планировал рассказать Рине, потому что мы договорились, что больше никаких секретов не будет, но это только добавит ей проблем. Ситуация разрешена, и ей не обязательно знать. Будучи ее мужем, я должен принимать такие решения, чтобы защитить ее. Качаю головой.

— Не могу сказать сейчас. У нее и так слишком много забот. Я перевел деньги до твоего приезда.

— Чем скорее мы вышвырнем эту русскую мразь из США, тем лучше.

— Блять! — восклицаю я, когда мне в голову приходит одна мысль. — Неудивительно, что Рина не решалась навестить мою мать и держалась отстраненно. Ей было тяжело возвращаться в тот дом, а я и понятия не имел, — я обхватываю голову руками, когда мне в голову приходит еще одна мысль. — Я снесу этот дом, начав с гребаного фонтана, — помню, что она сказала о воде, и теперь знаю, что она говорила не о Пауло Конти.

— Не принимай поспешных решений, когда ты на взводе, — говорит Катарина, заходя на кухню. На ней белый строгий костюм и туфли на каблуках, а волосы прямыми прядями ниспадают на спину. Ее лицо не изменилось, и она выглядит уверенной в себе, а я в растерянности. Я полон решимости быть сильным ради нее, потому что ей никогда не на кого было опереться, и отныне хочу, чтобы это был я.

Подхожу к ней, жалея, что не могу заключить ее в объятия, ведь от меня разит, и все тело потное.

— Ты в порядке?

— Нет, но буду.

Мне нравится ее честность, и это подтверждает, что она говорила правду. Не то чтобы я в ней сомневался.

— Всегда такая чертовски сильная, — беру ее руку и подношу к своим губам. — Я люблю тебя.

Черты ее лица смягчаются, и в глазах безошибочно читается любовь.

— Я тоже люблю тебя, но не обязательно разрушать свой дом ради меня.

— Я ненавижу это место и никогда больше не попрошу тебя переступить его порог. Ни для кого из нас там не осталось приятных воспоминаний. Я поговорю с Гейбом и мамой. Не думаю, что они будут возражать.

— Я не хочу создавать проблем твоей семье, особенно когда они узнают правду.

Я цепляюсь за ее руку.

— Мы справимся с этим как-нибудь, — облизываю губы, прежде чем высказать свое следующее предложение. — Я подумал, что ты, возможно, захочешь сменить фамилию. Знаю, тебе, наверное, больно носить ее. Мы можем взять фамилию твоего отца или выбрать какую-нибудь другую.

— Ты сделаешь это ради меня?

— Mia amata, я бы все для тебя сделал, — ее глаза искрятся нежностью.

— Я не достойна его, — говорит она, глядя через мое плечо на Фиеро.

— Я никогда не встречал двух людей, более достойных друг друга, — честно отвечает он. Подойдя на шаг ближе, он встает рядом со мной. Взгляд Катарины на долю секунды скользит по его обнаженной груди. Конечно, ублюдок замечает это и ухмыляется. Я тычу его в ребра.

— Остынь, Мальтиз. Я ненасытная женщина, а ты стоишь у меня на кухне полуголый. Конечно, я буду смотреть.

Я приподнимаю бровь, не понимая, что испытываю — ревность или гордость.

Катарина закатывает глаза.

— Не злись, Массимо. Ты же знаешь, что ты самый сексуальный и единственный мужчина, которого я желаю.

— Она выбирает меня, — поддразниваю я, нацепив на лицо самодовольную улыбку, и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Фиеро.

— Вы ведете себя как пятилетки, — она закатывает глаза, когда я поворачиваю к ней голову. — Может, это и хорошо, что мы в состоянии шутить, но нам нужно кое-что прояснить перед отъездом, — она гладит меня по щеке, глядя с обожанием. — Мне нравится, с какой готовностью ты готов пожертвовать собой ради меня, но мы не будем менять фамилию.

— Нет?

Она качает головой.

— Так мы позволим им победить. И ты не сможешь войти в состав «Комиссии», если не будешь Греко.

— Я откажусь от этого, — отвечаю я без колебаний. — Я же говорил, ты — единственное, что важно в моей жизни.

Фиеро удается подавить вздох удивления.

— Черт, я люблю тебя, — говорит она, запечатлевая страстный поцелуй на моих губах.

Я хочу прижать ее к своему телу, но она уже нарядилась, и я не стану ее пачкать.

— Не знаю, чем я тебя заслужила. Ты потрясающий, Массимо, но нет. Ты не откажешься от своих мечтаний ради меня.

— Подумай об этом.

— Не хочу. Я взяла твою фамилию, Массимо. Твою, а не его. Кроме того, мне нравится думать, что они перевернутся в гробу, зная, что я ношу их фамилию, что вышла за тебя и у меня больше власти, чем было у них.

— Это полный пиздец, — соглашается Фиеро, ухмыляясь.

— Я тоже так думаю.

— Знаю, ты не хочешь больше обсуждать, но я должен сказать. Мне очень жаль, что тебе пришлось через все это пройти. Даже злит. Ты всегда была впечатляющей женщиной, но я в полной мере осознаю, насколько, только теперь, когда знаю всю историю, — говорит Фиеро.

— Ты не ненавидишь меня за то, что я планировала сделать?

— Я восхищаюсь тобой за то, что у тебя хватило смелости довести начатое до конца. Ты утерла бы нос многим. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Спасибо, Фиеро. Это много значит для меня.

— Мы тебя прикроем, — он обнимает меня за плечи. — Массимо, возможно, не упоминал об этом, но мы с ним заключили кое-какое соглашение, — он одаривает ее многозначительной улыбкой, и я свирепо смотрю на него. Как и следовало ожидать, он усмехается. — Да я прикалываюсь, — говорит он ей. — Наверное.

Я слегка бью его в живот.

— Перестань приставать к моей женщине.

Он успокаивается.

— Шутки в сторону, мы правда оба тебя прикроем. Никто не причинит тебе вреда, пока мы рядом. Поняла?

Она громко сглатывает, улыбаясь и кивая.

— Спасибо. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, но я рада.

Он неторопливо подходит к ней и целует в щеку.

— Я готов поделиться с тобой еще несколькими способами порадоваться, — он приподнимает брови, одаривая меня озорной улыбкой.

Я бросаю один кроссовок в его спину, когда он уходит.

— Могу только представить, какие женщины падали к вашим ногам, когда вы были моложе. Вы двое — те еще ловеласы, — Катарина обходит меня и направляется к кофейнику.

— Тебе лучше не знать, — бормочу я, направляясь к холодильнику за продуктами для завтрака. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? Я могу пойти на встречу один. Придумать для тебя отмазку?

— Мне нужно поработать, — она берет яйца с беконом из моих рук. — Не хочу думать обо всем остальном, пока опасность не минует.

— Понимаю.

— Как ты сегодня себя чувствуешь? — спрашивает она, разбивая несколько яиц в миску.

— Лучше, — честно отвечаю я, и она кивает. — Я рад, что между нами больше нет секретов.

— Я тоже, — она взбивает яйца вилкой. — Думала, что знаю все о прошлом, но, очевидно, это не так.

— Жаль, что ты не можешь поговорить с Лео или Натальей, — я опираюсь бедром о столешницу, наблюдая, как она добавляет приправы в яичную смесь. — Держу пари, у них было бы больше идей.

— Я тоже думала об этом, но не могу раскрыть свою личность Маццоне.

— Согласен. Они легко свяжут воедино все факты. Поймут, каковы были твои истинные намерения, — провожу пальцами по ее длинным темным волосам. — Они никогда не узнают.

Она кладет бекон на сковороду.

— Не узнают.

— Что ты собираешься делать с Ренцо?

Боль искажает ее лицо при упоминании его имени.

— Не знаю. Его поступок не может остаться безнаказанным.

Я запечатлеваю поцелуй на ее лбу.

— Мы не обязаны решать его судьбу сейчас. Я быстренько приму душ. А пока постарайся выбросить все из головы. Обсудим нашу историю для «Комиссии» в машине. Давай просто преодолеем это препятствие, а потом обсудим, что делать с твоим заместителем.