Месть королевы мафии

Глава 27

Катарина

Мои руки дрожат, когда я сжимаю коробку на коленях железной хваткой. К горлу подкатывает желчь, а в животе скапливается кислота, когда мы видим дом семьи Массимо, который ведет нас по широкой подъездной дорожке. Наши телохранители находятся в внедорожнике позади нас.

— Эй, — Массимо тянется через консоль и сжимает мою руку. — Не нервничай. Она не кусается.

Подавляя страх, я натягиваю на лицо фальшивую улыбку и смотрю на своего мужа.

— У меня не очень хорошие отношения со свекровями.

Его глаза на секунду впиваются в мои.

— Я знаю и обещаю, что все будет хорошо. Мама с нетерпением ждет встречи с тобой, — он переключает внимание на дорогу впереди и замедляется, когда мы приближаемся к большому серому двухэтажному дому.

Я пытаюсь не обращать внимания на тревожное трепетание в груди и на то, как учащается биение моего сердца, когда муж огибает огромный каменный фонтан. Непрошеное видение возвращается.

Я кричу, когда Карло тащит меня вниз по ступенькам и по гравию к фонтану. Кожа на коленях ободрана, босые ступни кровоточат. Я голая и вся дрожу, мое покрытое синяками и ссадинами тело болит так, словно меня переехал грузовик.

Я давным-давно потеряла счет времени. Дни и ночи сливаются в один, пока я сижу в темном сыром подвале, который теперь называю своим домом. Я так давно не видела солнечного света, и мой организм просто жаждет витамина D.

Поднимаю глаза к темному небу и мысленно молю кого-нибудь спасти меня из этого ада. Я перестала звать своего папу после того, как Карло сказал, что он знает, где я, но не пришел за мной.

Я не понимаю. Папа всегда был добр ко мне. Тайком от мамы давал кислые конфеты. Возил меня на занятия танцами и обратно, а также в бассейн, где я тренировалась с местной командой. Уговаривал маму, когда она не хотела разрешать мне оставаться к Джессы на ночевку. Воспоминания о том, как мы допоздна играли в Xbox, предаваясь нашей общей страсти к боевикам, и о том, как он гордо хлопал с трибуны, когда я преуспевала на танцевальных вечерах и соревнованиях по плаванию, переполняют мой разум, усиливая отчаяние.

Почему он ничего не сделал? Почему он позволяет этому извращенцу делать со мной такие ужасные вещи? Я думала, что я папочкина дочка, но он оставил меня здесь с этим монстром, и с каждым днем я все больше умираю внутри. Я уже не та девушка, которую много месяцев назад затолкали в черный фургон у входа в торговый центр.

Эта девушка — незнакомка, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь стану прежней.

От голода у меня сводит живот, но я научилась не обращать на это внимания. Он специально держит меня на голодном пайке, чтобы у меня не было сил бороться. Но я никогда не остановлюсь. Есть и другие способы дать отпор, не прибегая к физической силе.

Мне нравится доказывать ему, какой он жалкий больной ублюдок, и я никогда добровольно не принимаю участия в том, что он делает со мной. Я царапаюсь, кусаюсь и осыпаю его ругательствами, пока он не связывает меня и не затыкает рот кляпом. Потом я сердито смотрю на него, и мой взгляд обещает возмездие. Иногда происходит прямо противоположное. Я остаюсь безмолвной и неподвижной. Выгляжу такой, какой себя ощущаю. Позволяю ему делать со мной отвратительные вещи и веду себя так, будто мне на все плевать.

Мне нравится все усложнять, чтобы позлить его, даже зная, что он будет избивать до крови. В большинстве случаев боль — единственное напоминание о том, что я человек.

— Перестань орать, сука! — рычит Карло, впиваясь ногтями в мою руку и притягивая меня ближе. — Сейчас середина ночи, и здесь никого нет. Никто не придет тебе на помощь.

— Однажды кто-нибудь придет, — говорю я, свирепо глядя на него, когда он заставляет меня опуститься на колени у фонтана. Отводя мои руки назад, он связывает их за спиной. — Однажды у меня в руке будет нож, и я отплачу тебе за каждый порез, за каждый синяк, за каждую рану.

Он злобно смеется.

— Никто за тобой не придет. Всем наплевать, — схватив меня за спутанные волосы, он наматывает их на кулак и больно оттягивает мою голову назад. — Ты моя игрушка. Моя, и я могу делать все, что захочу, — наклонившись, он хватает меня за сосок и сильно крутит его. За время, проведенное здесь, моя грудь выросла, к его большому удовольствию. Я не понимаю, почему она такая большая, если он кормит меня только раз в день. Пронзает боль, но я сдерживаю свои крики, не желая доставлять ему удовольствие. — Ты тупая сука, которая никогда ничему не учится. К счастью для тебя, мне нравится преподавать уроки.

Он опускает мое лицо в ледяную воду, и я стараюсь не паниковать, зная по опыту, что это ни к чему не приведет. Вода заполняет уши и нос, и мне кажется, что щеки вот-вот лопнут от задержки дыхания. Благодаря урокам плавания я могу задерживать дыхание дольше, чем обычный человек, но всему есть предел, и сейчас я достигла своего. Несмотря на свою решимость, я мечусь, когда охватывает паника, и мне становится трудно дышать.

Карло еще глубже погружает меня лицом в воду и вытаскивает только тогда, когда мне кажется, что я делаю последний вдох. Он смеется, приподнимая мою голову, и я задыхаюсь, жадно втягивая в себя воздух.

— Ты будешь подчиняться мне, Ноэми Кабрини. Ты будешь выполнять все мои приказы, как дрессированная маленькая псина. Единственный выход — это смерть, и она не будет приятной.

Прямо сейчас я бы предпочла смерть, потому что хочу, чтобы эта пытка закончилась.

— Милая, ты меня пугаешь, — Массимо растирает мне руки, когда я прихожу в себя, и с ужасом обнаруживает, что я вся дрожу.

— Прости, — хриплю я, прочищая горло и заставляя свое тело перестать дрожать. Я молилась, чтобы у меня хватило сил сделать это, но теперь не так уверена. Мне следовало бы принять «валиум», который дала Николина, но я хотела полностью контролировать свои способности.

— Что такое? У тебя был такой вид, будто ты увидела привидение, ты полностью отключилась, — он беспокоится, и я не знаю, какие эмоции он видел на моем лице, когда я была не в себе, но этого достаточно, чтобы взять себя в руки. Я знаю, что ему нужно объяснение, и оно должно быть убедительным.

Хотя я не могу поведать ему всю правду, могу рассказать большую ее часть.

— Фонтан, — говорю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Он похож на тот, что в доме Конти. Когда я плохо себя вела, Пауло вытаскивал меня на улицу глубокой ночью, когда никого не было, и окунал мою голову в ледяную воду снова и снова, пока у меня не саднило в горле, легкие не начинали гореть, а желание бороться не покидало тело.

— Черт, — поставив коробку с пирогом на заднее сиденье, он сажает меня к себе на колени и обнимает. — Он был жестоким ублюдком, и ему повезло, что он мертв, потому что я хочу сжечь его заживо.

— Я хотела поехать на Олимпийские игры, — признаюсь. — Я любила плавать, и у меня все получалось, но он отнял у меня и это. Теперь я не могу даже принять ванну, не говоря уже о том, чтобы залезть в бассейн. Каждый раз, когда я это делаю, мне кажется, что я тону, — утыкаюсь лицом в его плечо, а он покрывает поцелуями мои волосы.

— Он так много отнял у тебя, но ты выжила и стала сильной. Несмотря на то, что он забрал, ты многому научилась.

Интересно, что бы он подумал, узнав, что это его семья сделала такое со мной? Если он узнает, что с ним будет?

— Мы можем поехать домой, — предлагает он еще через несколько минут, когда моя дрожь все еще не утихает. — Я скажу маме, что ты приболела.

Как бы сильно это ни искушало, я уже здесь. Мне нужно покончить с этим. Может быть, каким-то странным образом это поможет. Я поднимаю голову.

— Я не хочу. Просто дай мне еще несколько минут, чтобы прийти в себя.

В его глазах светятся эмоции, когда он нежно берет меня за подбородок.

— Ты уверена, любовь моя?

— Уверена.

Он запечатлевает на моих губах нежный, как перышко, поцелуй.

— Ты такая сильная и храбрая, — подняв мою руку, он подносит запястье к своим губам. — Я недостоин тебя, — его губы касаются чувствительной кожи, вызывая новую волну дрожи. На этот раз, она приятная.

— Ты достоин, — говорю искренне. Я держусь за него и сосредотачиваюсь на своем дыхании, уговаривая свое тело расслабиться.

Когда успокаиваюсь, высвобождаюсь из его объятий и возвращаюсь на свое место. Беру коробку с пирогом и смотрю на своего мужа.

— Теперь я в порядке.

— Сиди, — говорит он, берясь за дверную ручку. — Я открою.

Я использую несколько лишних секунд, чтобы мысленно подбодрить себя, напоминая, что не могу сорваться и выдать им свою личность. Я опасаюсь, что Элеонора может вспомнить меня, если снова увидит в своем окружении. Однако, это маловероятно. По ее поведению тогда было ясно, что она была тяжело травмирована и употребляла наркотики и выпивку, чтобы справиться с этим. В большинстве случаев, когда она спускалась, чтобы принести мой единственный ежедневный обед, она казалась не в себе.

Массимо открывает дверь с моей стороны и тянется ко мне, приподнимая за бедра. Он закрывает дверь и целует меня, обнимая за плечи и крепко прижимая к себе. Тепло проникает в мои продрогшие кости, и я прислоняюсь к нему, когда мы проходим мимо ужасного фонтана.

— Я всегда ненавидел это уродство, — говорит он, замечая, куда устремлен мой взгляд. — Распоряжусь, чтобы его убрали.

— Ты не обязан этого делать.

Он останавливается и поворачивает меня в своих объятиях. Приподнимает мой подбородок.

— Это ничего, а ты — все. Ты моя жена, и я не хочу, чтобы у тебя возникали воспоминания каждый раз, когда мы навещаем мою маму. Ей будет плевать.

У меня на глаза наворачиваются слезы. Массимо очень хорошо умеет делать небольшие многозначительные жесты. Прав ли он? Права ли Ник? Неужели судьба свела нас вместе, потому что он тот, кто мне нужен, чтобы по-настоящему оставить прошлое позади? Какая ирония судьбы.

— Спасибо, — я приподнимаюсь, чтобы поцеловать его. — У тебя неплохо получается быть мужем.

— У меня самая потрясающая, самая великолепная жена. С ней легко быть хорошим мужем.

Я смеюсь.

— Мы оба знаем, что это далеко от истины, но да ладно.

Я сжимаю руку Массимо одной, а в другой держу коробку с пирогом, и мы следуем за угрюмым дворецким через весь дом к задней части поместья.

Внутри все не так, как я помню. Тут сделали полный ремонт. Заменили тусклые обои и панели из темного дерева, а также старый ковер с узором в виде короны. На его месте светлые стены и покрытые лаком деревянные полы, а все двери отшлифованы и окрашены в более яркие цвета. Декоративные люстры над головой остались прежними, как и широкая двойная лестница, мимо которой мы проходили пару минут назад. Она тоже отшлифована в более светлый цвет, а жуткие старые семейные картины заменены современными произведениями искусства.

Дворецкий проводит нас в просторный каменный внутренний дворик, расположенный перед большим бассейном. За бассейном раскинулся изысканный розарий, которого, я уверена, раньше там не было. Справа находится теплица и что-то похожее на огород. Слева — тот самый фруктовый сад, который я помню.

Карло иногда позволял гулять здесь, когда его семьи не было поблизости, просто чтобы подразнить меня. Он давал мне десять минут на то, чтобы сбежать, прежде чем начать охоту. Это было жестоко, потому что я никак не могла выбраться с этой огромной территории, но каждый раз, когда он начинал игру, я играла в нее. Напрягая свои слабые конечности так быстро, как только могла, я мчалась через сад к подъездной дорожке и призрачному обещанию свободы.

Массимо сжимает мою руку, когда мы идем к его матери, и прогоняю воспоминания. Сегодня прекрасный день. Солнце светит прямо на нас, отбрасывая мерцающие лучи на кристально чистую воду бассейна. Цветочные ароматы витают в воздухе, смешиваясь с острыми фруктовыми ароматами. От аромата свежеиспеченного хлеба у меня слюнки текут, а в животе урчит. Перед отъездом я не могла переварить ни крошки, но теперь мне нужна пища, которая придаст сил пережить это испытание.

Мать Массимо встает при нашем приближении, нервно улыбаясь и сжимая в руках салфетку. Круглый стол защищен от жаркого августовского солнца широким зонтом. Все накрыто к обеду, а в ведерке со льдом охлаждается бутылка шампанского. Массимо отпускает меня, чтобы обнять свою мать и расцеловать ее в обе щеки.

— Ты хорошо выглядишь, мам. Отдых пошел на пользу.

Она мягко улыбается, с обожанием глядя на него. Она выглядит такой маленькой, хрупкой и тоненькой рядом со своим сильным, крепким сыном. Массимо берет меня за руку и притягивает к себе.

— Катарина испекла для тебя яблочный пирог, — говорит он, подбадривая меня взглядом.

Я натягиваю на лицо фальшивую улыбку и передаю коробку женщине, которая могла спасти меня, но ничего не сделала.

— Надеюсь, вам понравится. Это было любимое блюдо моего отца, — это не ложь. Наталья Маццоне пекла его специально для него. Ему так понравилось, что он попросил у нее рецепт, и передал моей маме. К тому времени их брак уже пошатнулся, и мама не хотела делать что-то приятное своему мужу. Поэтому именно я пекла для него пирог. Каждую субботу в течение нескольких месяцев, пока меня не похитили.

Она снимает крышку и вдыхает аромат пирога.

— Пахнет восхитительно. Спасибо, — ее голос мягкий и робкий, как и ее улыбка.

— Пожалуйста.

Подняв голову, она пристально изучает мое лицо, что меня немного пугает. Я стою на своем, сохраняя улыбку на лице.

— Похоже, ты счастлива в браке, — наконец произносит она после нескольких секунд напряженного молчания.

— Так и есть, — честно отвечаю я, поднимая взгляд на Массимо. — Ваш сын нравится мне все больше и больше.