Молодцы твои ребята

Я не успел сказать!

Никогда ещё Сёмушка не был так раздосадован и огорчён. Он почти никогда не плакал, но когда все ушли, Сёмушка не раздумывал, стыдно ли плакать. Просто из глаз его полились одна за другой крупные капли. Что сделал он худого? Не возьмёт себе он эти коконы, не нужны они ему. Ведь он же понимает, — у них обязательство.

Во всех неприятностях, по мнению Сёмушки, был виноват Вася: разыскал дрозда — раз, унёс коробку с гусеницами — два, раззвонил всем — три. Без него обошлось бы всё как нельзя лучше. Теперь достанется Сёмушке. И не носить ему больше красного галстука пионера…

Сёмушка собрался пойти на колхозное футбольное поле, на тренировку. Когда принимаешь мяч, обо всём забываешь.

А что если там повстречается Гико? Ведь он заядлый футболист. Или Вано? Может быть, и ребята из колхоза уже знают от Васи историю с дроздом.

Сёмушка вытер глаза, раз-другой шмыгнул носом, взглянул на часы. Их стрелка приближалась к цифре пять. Надо покормить шелкопрядов, вспомнил Сёмушка. Не своих, их уже не было. Но бабушка, уходя на совещание колхозных шелководов, велела ему вместе с соседкой накормить её гусениц.

С корзиной, наполненной листьями шелковицы, Сёмушка прошёл в сарайчик. Мальчик был даже рад, что соседка запаздывала. Он иногда и раньше, когда ещё не интересовался червяками, помогал бабушке.

Он разложил как полагалось корм на стеллаже, и сразу же гусеницы пришли в движение. Это не то, что в коробке. На полках раздолье. Шелкопряды могут прогуливаться как им нравится.

Вот одна гусеница, будто рассердившись, надулась, потолстела, укоротилась. Другая внезапно остановилась, изогнулась, как знак вопроса. Глядя на гусениц, Сёмушка даже не заметил, как высохли его слёзы.

Наверное, и его коробочные гусеницы будут теперь жить на просторе, им будет удобнее… Удобней-то удобней… Сёмушка только сейчас сообразил: вынимать их из коробки и класть на полки ни в коем случае нельзя. Из-за какой-нибудь одной поцарапанной гусеницы могут заболеть остальные. Так говорила бабушка, а ведь она зря не скажет. Ребята могут этого не знать. Если же шелкопряды заболеют, не сдобровать Сёмушке. Опять на его голову посыплются обвинения, а главное, прощай, хороший урожай!

Гусеницы должны быть целы и невредимы! Сейчас же надо предупредить ребят, хоть они и обидели Сёмушку.

Он мог бы сразу пойти в белый домик, но там дежурные, да наверное и остальные ребята, кормят гусениц, а Сёмушке очень не хотелось встречаться с Васей. Смотреть, как тот важничает, словно индюк, и ещё выслушивать от него про честь звена и достоинство советского пионера? Нет, Сёмушке это невмоготу.

Вася не один, с ним, конечно, и его дружки. Нет, в белый домик нечего идти.

Предупредить Кэто? Она-то всегда за него заступается. Но именно поэтому стыдно поглядеть ей в глаза.

Цицино, конечно, дразнить не будет, и строго смотреть она не умеет. Но вечно она заодно со своим братцем.

Остается Валерий. Валька самый подходящий Не важничает. Пусть отчитает, накричит, всё-таки не Васькина противная ухмылка.

Так и поступит Сёмушка. Скорей к Валерке. Тот, наверное, забежит домой поесть перед тем, как идти на волейбол, а Сёмушка предупредит его.

Сёмушка рассчитал всё правильно, но вышло совсем иначе. Валерия не оказалось дома, и ждать пришлось долго-долго.

Время тянулось медленно. Сёмушка с опаской поглядывал на солнце. Оно как будто утомилось пропекать землю своими лучами и теперь медленно опускалось на покой, прячась за верхушки гор.

Наверное, думал Сёмушка, Валерка задержался из-за всяких разговоров. И такое наговорят там…

Но вот хлопнула калитка. Валерий? Он-то он, да не один, а со всей ватагой. Вот и предупредил! Тут Сёмушка с ловкостью опытного разведчика юркнул в кусты. Не станет он говорить при всех.

Однако ребята, по всему было видно, не собирались скоро уходить и расселись на ступеньках лестницы. Час от часу не легче. Вано даже вынул свою флейту и затянул какую-то жалостную песенку. От этого грустного напева Сёмушке стало совсем тоскливо. Уйти тоже нельзя — упустишь Вальку.

Не все ребята были видны Сёмушке из его укрытия. Не все слова долетали до него. Но по обрывкам фраз он понял, что ждут Марину, видно, у них что-то стряслось. Впрочем, вернее всего ничего у них не случилось, а сидят да рядят, как хорошенько проучить его, Сёмушку.

Часами, без отдыха и передышки, Сёмушка мог бегать, прыгать, кричать, играть в лапту, волейбол, футбол. Но сидеть на одном месте, не смея шевельнуться, это было свыше его сил. От вынужденного безделья болели руки и ноги. Но он терпел.

Ребята вскакивали поминутно, чтобы взглянуть на дорогу, не идёт ли Марина. Говорили, что не видать им хорошего урожая, не выполнить своего обязательства. Иногда ругали Васю. За что? — удивлялся Сёмушка. А тот совсем не важничал, не ухмылялся. Он вёл себя как виноватый, не оправдывался. Кэто больше молчала и чаще других выходила за калитку.

Как хотелось Сёмушке покинуть свое убежище и присоединиться к ребятам! Сесть рядом на ступеньки и вместе со всеми толковать про коконы, про гусениц.

Мальчик уже привстал на одно колено, чтобы вылезти из кустов, как вдруг кто-то внятно произнёс: «Что ни говори, а виной всему Сёмушка!».

Его даже в жар бросило. Желание пойти к ребятам сразу пропало. Он снова улёгся на землю.

Солнце скрывалось за горами. По их потемневшим склонам скользили последние отблески лучей. Ещё немного — и деревья сада из сине-зелёных перекрасились в чёрные, и вся долина показалась какой-то таинственной. То тут, то там вспыхивали звёздочки электрических огоньков. В домах начиналась своя вечерняя жизнь, а Сёмушка оставался один, заброшенный и отверженный…

Вдруг скрипнула калитка, и в саду появилась тоненькая фигурка в белом, с большой шляпой в руках. Марина! Следом за ней рослая фигура Давида.

Ребята бросились к ним и заговорили все сразу. Сёмушка напрягал слух, чтобы разобрать хоть одно слово. Но до калитки было дальше, чем до крыльца, и мальчик не мог слышать, о чём они говорили. Он только различал то резкий голос Гико и бубнящую речь Васи, то быстрый говор Кэто и невнятные сбивчивые слова Цицино.

Чем дольше разговаривали ребята с Мариной и Давидом, тем горше становилось Сёмушке. На сердце у него, что называется, скребли кошки.

Наконец все медленно пошли к дому. И Сёмушке удалось разобрать Маринины слова:

— То, что температура повысилась, ещё не означает, что гусеницы больны.

«У гусениц жар, они заболели! — сообразил Сёмушка. Он сразу забыл все обиды и огорчения. — Я опоздал! Коробочных гусениц переложили на полки, всё пропало!»

Он не сообразил даже, что редкая болезнь может проявиться молниеносно. Неопытный шелковод не усомнился, бывает ли у гусениц жар.

Пропал урожай коконов! Пропало обязательство!

Теперь Сёмушку не могло удержать то, что Вася встретит его ехидной улыбкой, Кэто — строгим взглядом, близнецы или Валерий — осуждением.

Сёмушка ринулся из кустов, взлохмаченный и грязный, и с громким воплем кинулся к Марине.

— Я не успел сказать, я хотел предупредить! Их нельзя было класть к здоровым! Бабушка не велела! — выкрикивал он фразы, которые ребятам казались бессмысленными. — Я хотел, я не успел… — торопливо повторял он и почему-то растирал, размазывал грязь и слёзы на своём лице грязными кулаками.

Откуда взялся Сёмушка, такой всклокоченный и растерзанный? О чём он говорит? Что с ним случилось? Ребята стояли кругом, недоуменно поглядывая то на Сёмушку, то на Марину, то на Давида, то друг на друга.

— Сёмушка, — шепнула Цицино, — не ты один виноват.

— Сёмушка, — сказала Марина, — сначала успокойся, не три лицо руками и расскажи толком, чем ты так расстроен?

— Подожди, — сказал Давид. — Спокойствие прежде всего.

Сёмушка замолк на секунду:

— Я… Я боюсь, я думаю, что температура повысилась потому, что коробочные гусеницы заразили остальных в домике.

— Что ещё такое?

Не сразу Марина, Давид и ребята поняли, чего опасался Сёмушка. Стоило не мало трудов выяснить то, что так тревожило Сёмушку.

Когда, наконец, Марина поняла, она, подавив готовую набежать улыбку, переглянулась с Давидом и сказала:

— Вот, ребята, оказывается, Сёмушка тоже «болеет» о деле. А вы не верите ему…

Ребята молчали. Вася носком сандалии деловито ковырял землю. Кэто, до этого очень хмурая, радостно кивнула Марине головой.

— В каком состоянии шелкопряды в коробке? — спросила Марина ребят.

— В хорошем, — хором ответили ребята.

— Видите, а ведь Сёмушке никто не помогал. Значит, он может хорошо работать? — снова обратилась Марина к ребятам.

— Может, может!

— Правда, и Сёмушка виноват, но и другие тоже поступали не всегда разумно.

Рука Марины мягко легла на косматую голову Сёмушки.

— Вот, Валерик, — продолжала Марина, — тоже иногда самовольничает; и неизвестно, какие ещё будут последствия его поступка. А Вася? Разве не тщеславие заставило его пренебречь своими обязанностями? А Кэто? Разве она не обязана быть внимательней и осмотрительней?

Кэто закусила губу и стала смотреть вдаль.

— Значит, мы все плохо работаем? — тихо спросила Цицино.

— Вот так написали письмо китайским школьникам! — буркнул Вано.

— Прощай, обязательство! — шумно вздохнул Гико.

При этих словах Кэто перевела недобрый взгляд на Васю и Валерия. Они и без того стояли огорчённые и пристыженные.

— Судите сами, — ответила Марина, — работали честно. А тот, кто работает, иногда ошибается. И все вы, каждый по-своему, ошибались. А почему — потому что работали не всегда дружно. А дружба даже ошибки исправляет. Один ошибётся, другой поправит.

— Значит, — сказала Цицино, — если бы Сёмушка сразу признался, что дрозд съел маковых, не пришлось бы ему брать гусениц из домика, а Васе бросать дежурство?

— Валерий не открыл бы окно, — подхватил Вано.

В этом разговоре Кэто не принимала участия. Она сосредоточенно мяла в руках какую-то травинку.

— Да у вас тут настоящее производственное совещание, — сказала откуда-то из темноты тётя Нюша. Она возвращалась из посёлка домой.

— Мы учимся работать, дружно работать, чтобы меньше ошибаться, — объяснила Марина.

— Что ж, — сказала тётя Нюша, — всякую ошибку понять надо, тогда уж никто её не повторит.

Сёмушка не понимал, что творится вокруг него — никто его не бранил, не отчитывал. И будто все виноваты.

— Кэто, — тихо попросил он, — можно и мне вместе с вами растить шелкопрядов?

Кэто даже глаз не подняла и, мотнув головой в сторону остальных, сквозь зубы сказала:

— Спроси их!

Чего это она? Сёмушка удивился. Кэто никогда не говорила с ним так отрывисто и резко.

На небе светились звёзды, почти такие же яркие, как электрические огоньки в окнах колхозников. Горы чёрной стеной отгораживали их маленький посёлок от всего остального мира.

— А не пора ли, юные шелководы, покормить гусениц? — напомнила тётя Нюша. — Они поди проголодались.

И верно, время кормления уже наступило.

— А заодно увидим, как чувствуют себя подогретые гусеницы, — прибавила Марина.

«Ну и день, — подумал Сёмушка, — никогда ещё такого не было».