— Валерка! Валька! — кричал Сёмушка, вбегая в сад. — Ты где?
— Здесь! — Валерий сидел за столом на веранде и красивыми печатными буквами выводил на обложке альбома для фотографий: «Абхазия. Колхоз „Заря Абхазии”». Снимков накопилось много. Валерий разбирал их, ведь приближалось время отъезда. Одна стопка предназначалась для автора, вторая для его здешних друзей, третья про запас.
— Валька! — тут Сёмушка хлопнул приятеля по спине. — Ты прав, а я дурак!
— Наконец-то понял! — Валерий поёжился от дружеского приветствия и продолжал раскладывать фотографии.
— Ничего ты не знаешь, сидишь как сыч над своими снимками.
— Да не трещи ты, говори толком.
— Знаешь, что в колхозе вечером будет? Ого! Твоя сестра будет читать…
— Что?
— Что, что, доклад! Там сказано, шёлк — самое важное.
— Для лётчиков и докторов?
— Нет, голова твоя не шибко работает! Для всех, для народа! Теперь я всё понял, решил и запросто шелководом стану.
— Ну-у… Болтаешь!
— Болтаю? Спроси Марину Петровну.
— И спрошу.
Разумеется, Валерий спросил и Марину и ребят. Выяснилось, что Сёмушка слышал звон, да не знал откуда он. Одно слово, звонарь и путаник этот Сёмушка!
Не шёлк стал самым главным, а советские люди, им нужно много продуктов, материалов, одежды, чтобы все в достатке жили. Об этом заботится Советское правительство. А шёлк — это просто хороший, прочный, нарядный материал, и его надо как можно больше производить, а для этого больше и заботливей выращивать гусениц, заботиться о питомниках шелковиц.
Нужны разные шелкопряды — тутовые, дубовые, маковые, может быть и берёзовые, и на юге и на севере, — вспомнили ребята то, что говорили им старшие — Марина, дядя Бату, Давид.
Вечером в колхозном клубе было собрание. Пришли люди с чайных плантаций, с табачных, из цитрусового питомника, из виноградников. Говорили: чая надо собирать больше и ещё лучше ухаживать за чайными кустами. А мандарины, а лимоны? Разве эти плоды, богатые витаминами, не нужны советским людям? Выступали женщины, старики, молодежь, комсомольцы. Кто говорил, что необходимы чаеуборочные машины, кто советовал перенимать опыт у соседних мастеров — виноградарей.
Старший чабан — дед близнецов — сказал:
— Мне восемьдесят семь лет и я хочу прожить ещё столько же. Кто раньше пил наше вино, кто одевался в наш шёлк? Князь, помещик. А теперь мы работаем на себя. И от этого сердце радуется, а тело молодеет.
Цицино представила себе, как это красиво: на торжественном сборе вся дружина выстраивается в сверкающих алым шёлком пионерских галстуках, все в белых шёлковых рубашках.
— Я куплю бабушке самый красивый, самый нарядный шёлковый платок, — заявил Сёмушка.
— Так и быть, Цицино, — пообещал Вано, — подарю тебе новую, самую яркую красную ленту для твоих кос.
Собрание закончилось, а народ не расходился, — молодые люди затеяли танцы.
Вот из круга молодёжи отделился танцор и понёсся. За ним другой, третий. Лихо плясали парни. Они быстро-быстро перебирали ногами, и руки их распластывались в воздухе. Так танцевали их отцы, деды, прадеды. Так и они выражали свою радость этими стремительными ритмичными и красивыми движениями.
Потом закружились девушки. В медленном, плавном танце нельзя было даже заметить, как переступали их ноги… У танцовщиц яркие шёлковые шарфы, и материя, послушная рукам, окутывала девушек лёгким облаком.
Кругом стояли старики, любо им было смотреть на родные пляски. И они когда-то сами так танцевали, только причин так радоваться не было в пору их молодости.
Валерий глядел, не отрываясь. Его друзья: Вано, Гико, Цицино и Кэто — тоже пустились в пляс.
И Кэто не узнать, и лицо у неё стало весёлое, словно хмуриться она не умела.
А вот в кругу Марина. Она легко помчалась, будто полетела. За ней — Давид. Одну руку танцоры откинули назад, другой как бы прикрыли лицо. Потом Давид остановился, только ногами стал такт отбивать, а Марина завертелась вокруг него быстро-быстро.
— Хорошо танцует девушка, — услышал Валерий подле себя чей-то возглас.
Так это же его сестра, Марина, хотел он объяснить.
Веселье закончилось к полуночи. А завтра с восходом солнца люди снова выйдут на поля и плантации и будут работать ещё лучше, ещё внимательней, ещё успешней.
На следующий день в листохранилище собралась вся пионерская бригада.
Вася совсем загордился. Вот какое важное дело доверено нам, говорил весь его вид. Он и ходил степенней и говорил внушительней.
— А мы как же? Выполним обязательство? — простодушно спросила Цицино.
Этот самый вопрос задавали себе все шелководы бригады, даже Сёмушка. И каждый боялся себе признаться: выполнили бы, не будь того чрезвычайного происшествия.
Ребята озабоченно поглядывали на Марину.
— Пока всё благополучно. Внимательно следите и ухаживайте за гусеницами, — отвечала она им.
Ребята старались больше прежнего. Для страны ведь, для народа!
За урожай так за урожай! решил Сёмушка. Значит, и ему надо конструировать не только самолёты, а что-то дельное для гусениц.
На пятый день после перегрева дежурные Вася и Валерий понесли шелкопрядам их утреннюю порцию листьев. С минуты на минуту ждали Кэто, теперь она всегда выходила с дежурными.
Мальчики ещё издали заметили Сёмушку. Он тащил к белому домику какие-то странные предметы. Две длинные палки волочились по земле, в руках — какие-то пружины, горшок. Разноцветные тряпки были перекинуты через плечо, и Сёмушка ловко поддерживал их подбородком.
Валерий только плечами пожал: что ещё выдумал Сенька?
— Видал шелковода! Утильщик! Утиль собирает! — возмутился Вася.
— Я что придумал… — торжественно начал Сёмушка. — Я придумал…
— Изобрёл, значит, — перебил его Вася.
— Я сделаю чучело… — Сёмушка не смущался.
— Всё перепробовал, и самолёты, и корабли, нехватает чучел, — не унимался Вася.
Сёмушка отмахнулся от Васи как от назойливой мухи. Чего привязывается этот толстяк?
— Чучело будет руками махать, пойми ты, — я вот пружины повытаскал из матраца, — пояснил Сёмушка. — Думаешь, бабушка ругаться будет? За это не будет. Ей для шелкопрядов ничего не жалко. Чучело всяких птиц отгонит, ос отпугнёт! Гусениц беречь надо!
Увы, никто не одобрил Сёмушкиной затеи. Дурацкая затея, заключил Вася. Надо хорошенько за окнами смотреть, двери закрывать плотнее, а не ждать помощи от чучел.
Валерий высказал своё мнение осторожно. Вася потешался над Сёмушкой вволю.
— Много ты понимаешь, — обиженный Сёмушка с досады бросил свою ношу. — Ещё поэт! Никакой нет у тебя фантазии.