Монахи-молчальники

Глава 31

К двум часам небо заволокло тучами, и уже к трем начал накрапывать дождь. Рабочие, казалось, никак не отреагировали на этот факт. Но, поскольку дождь не унимался, Танкред ушел в палатку, установленную для него у стены замка. Землекопы, по-видимому, были не склонны прекращать работу, но когда к четырем часам дождь полил как из ведра, начали покидать траншеи и жаться к стене, которая вряд ли служила укрытием.

Танкред никак не мог найти среди них крестьянина, говорящего по-английски, и уже было собрался отправиться в замок, чтобы попросить Гелену переговорить с рабочими, как к воротам замка подкатила какая-то машина. Из нее вышла женщина в белом макинтоше и направилась к палатке.

Танкред шагнул навстречу. Это была Таня Марук. Миновав Танкреда, она прошла в палатку, распахнула макинтош, стряхнула с него воду.

— Меня прислал друг Карапетаржевич. Похоже, я должна предоставить ему отчет о проделанной работе.

— Первым делом, — отозвался Танкред, — будь так добра, выберись наружу и скажи этим беднягам, чтобы они отправлялись по домам.

— Дождь кончается, — спокойно возразила Таня. — Они смогут поработать еще пару часов.

— В Америке мы даже скотину загоняем под крышу в такой ливень, — сердито проговорил Танкред.

— У вас в Америке даже животные неженки, — фыркнула Таня. — А у нас в Югославии…

— Черт с вашей Югославией! — окрысился Танкред. — Эти люди под моим началом, и я хочу отправить их домой…

Мгновение Таня спокойно смотрела на него, затем застегнула макинтош и вышла наружу. Дождь и в самом деле кончался, но Танкред уже принял решение стоять на своем до конца. Таня вернулась через пару минут.

— Я сказала, чтобы они отправлялись по домам. — Она оглядела палатку, проверила на прочность армейскую койку и заключила: — Весьма комфортабельно.

— Да, уютно, — согласился Танкред.

Таня сняла дождевую шляпку, тряхнула рыжевато-коричневыми волосами, промокнула мокрое лицо большим носовым платком, явно мужским.

— Не хотел бы ты вечером прокатиться со мной в Белград?

— Чтобы в темпе повозиться в кровати? — поддразнил ее Танкред.

Она невозмутимо ответила:

— Вчера я за это влепила бы тебе пощечину.

— Но не сегодня?

— С тобой хочет поговорить мой кузен Грегор.

— Он же знает, где меня найти.

— Здесь люди. Он не желает говорить с тобой на публике. Об этом будет доложено Карапетаржевичу.

— Только не говори мне, что твой кузен и Черный Петер в этом деле не в одной упряжке. Ты забыла, что твой кузен подцепил меня еще в поезде, едва я пересек югославскую границу? Он говорил с Черным Петером в Вене.

— Тогда кузен не сказал тебе всей правды. Но намерен сделать это сейчас.

— Желает поведать мне о каких-то вещах, которые тоже совсем не обязательно окажутся правдой? Я еще не слышал ни одного правдивого слова, с тех пор как нахожусь в этой стране.

— Я же пыталась вчера предостеречь тебя насчет графини.

— А она предупреждала меня на твой счет, — фыркнул Танкред. — Единственный, кто не лгал мне, — это, пожалуй, Милан Тадежерович.

— Друг Тадежерович работает на правительство, — заявила Таня. — Он доложил о твоем турне на самолете в течение получаса по возвращении. Фактически ему было дано разрешение на этот полет. Ты не поднялся бы в воздух, не будь на то санкции.

— Теперь вижу, — тяжело вздохнул Танкред. — Отныне буду держать рот на замке все оставшееся время моего пребывания в Югославии.

— Ты не желаешь поговорить с кузеном Грегором?

— О, могу его послушать, но не говорить.

— Ну тогда хоть послушай.

Он последовал — в машину вместе с Таней. Она вела автомобиль исключительно хорошо, хотя дорога превратилась в море грязи, но ей было известно, когда прибавить газку, а когда ехать потише. Она использовала преимущество скольжения, ловко разворачивая машину в нужном направлении.

Таким манером они выбрались из Жабуки, дальше дорога стала немного лучше. А к тому времени, когда они въехали в Панчево, улицы уже стали сухими.

Шоссе до Белграда, как всегда, было в отличном состоянии: Дневной свет еще не померк, когда они въехали в город. Однако Таня свернула на тихую улочку на окраине.

Она вырулила на подъездную дорожку к двухэтажному дому, внешне ничем не отличающемуся от большинства домов в любом из западных американских штатов. Он был выстроен из красного кирпича и совсем недавно покрашен.

У Тани оказался ключ, она отперла дверь, включила свет, и Танкред увидел, что все шторы на окнах наглухо задернуты. Они были в гостиной или общей комнате, обставленной тяжелой, старомодной мебелью. На спинках стульев красовались вышитые салфетки.

Таня уселась на один из стульев, взглянула на Танкреда и заявила:

— Ты ненавидишь меня за вчерашнее.

— Когда югослав дерется с югославом — это ваше внутреннее дело, — откликнулся он. — Но я американец и не заинтересован в разжигании розни между вами.

Улыбка слегка тронула ее губы.

— А ты мне больше нравишься, когда сердишься. Тогда в тебе появляется так много от армейского офицера, ты такой надутый и спесивый… настоящий американец.

— Возможно, вы, европейцы, предпочитаете видеть американцев солдатами. Детям они дают шоколадки, женщинам — деньги…

— Ох, мы опять вернулись к прежней теме!

— Разве это не единственная тема, представляющая обоюдный интерес для американских солдат и европейских женщин?

— Даже курва способна при случае дать по физиономии американскому солдату. Но сегодня я не в настроении отвешивать пощечины. И у нас не будет времени, чтобы по-быстрому запрыгнуть в кровать, так как я слышу под окнами машину Грегора.

Она сорвалась со стула к окну, выглянула в щель между шторами, затем повернулась и кивнула.

Грегор Вукович быстро вошел в дом.

— А, господин, вы прибыли! Я боялся, что не пожелаете.

— Ваша кузина умеет настоять на своем.

— Моя кузина все еще самая прекрасная женщина в Югославии, — провозгласил человек номер Три в югославской госбезопасности.

— Никто этого не отрицает.

Вукович лукаво глянул на Танкреда:

— Думаете, она прекраснее графини Райзингер?

— Графиня не югославка.

— Ах, но теперь стала ею.

— Ладно, тогда прекраснее графини.

— Благодарю тебя, друг, — вставила Таня.

— Я иностранец, госпожа, — едко заметил Танкред, подчеркнуто использовав вместо слова «другарика» слово «госпожа», давая тем самым понять, что и его следует величать «господин». Потом обратился к Вуковичу: — Вы хотели поговорить со мной?

— Сначала бутылочку пива.

— Мне не надо.

— Тогда, если не возражаете, я принесу для себя? День выдался трудным. — Не дожидаясь ответа, Вукович вышел из комнаты и направился, видимо, на кухню.

Таня уселась и стала наблюдать за Танкредом. Он стоял посередине комнаты, ожидая возвращения Вуковича.

Но представитель госбезопасности явно где-то застрял. Танкред уселся напротив Тани.

— Просто он дает нам время, — пояснила она, а так как Танкред не ответил, очень тихо добавила: — Чтобы запрыгнуть в кровать.

— Сейчас ты говоришь как курва.

— А разве все мы не курвы? Мы используем секс, чтобы управлять мужчинами, заставлять их делать вещи, которые от них хотим. Например, заставлять жениться на нас.

Вукович вошел в комнату со стаканом, наполовину наполненным темным пивом. Провозгласил тост за Танкреда и выпил.

— Я должен извиниться за то, что обманул вас в поезде. Я вел дело так, чтобы заставить вас поверить, будто я пособник Драгара. Не думаю, что вы сообщили ему об этом.

— О, разве от меня такого ожидали?

— Я не думал, что он так скоро пожелает открыться. Это… так… неудобно. Я надеялся, что он не узнает о моем интересе, пока… — Вукович едва заметно улыбнулся, — пока сокровища не найдут.

— Вы убеждаете меня сейчас, что в этом деле вы не заодно с Черным Петером?

— Нет, такого я не скажу. Мы… мы сегодня пришли к соглашению, но это не от хорошей жизни. Я должен получить пять процентов. Конечно, мне никогда не получить их. Все, что я получу, — это пулю темной ночью или нож между ребер.

— Не говори такое! — воскликнула Таня.

— Я же реалист. Это именно то, что я сделал бы с Карапетаржевичем, будь я человек номер Один, а он человек номер Три.

— Ты тоже рассматриваешь возможность применения ножа или пули, до того как он пустит их в ход?

— Естественно, — расплылся в ухмылке Вукович, — я думаю над этим вот уже долгое время. Еще с тех пор, как Петер начал предпринимать все эти поездки во Францию и Германию. Я знал, что он самым необычным образом заинтересовался Аттилой, после того как несколько раз обыскал его дом. Но только после того, как нашел неосторожное письмо от прекрасной графини, я понял, как глубоко Петер уже повязан.

Танкред не мог удержаться, чтобы не спросить:

— Что же в этом письме было такого неосторожного?

Вукович бросил быстрый взгляд на кузину и пожал плечами:

— Скажем так — это будет проще, — в нем кое о чем говорилось. Петеру следовало бы сжечь его со всей прочей корреспонденцией. — Он усмехнулся. — Карапетаржевич сжигает большинство бумаг в своем старом доме. Скажите мне только одно, господин Танкред, вы определили местонахождение сокровища Аттилы? Копаете на верном месте?

Танкрад кивнул:

— Мы копаем на верном месте, но есть ли там сокровища — этого я не могу гарантировать.

— Их может там не оказаться?

— Гунны собирали эти сокровища с миру по нитке: у римлян, у готов, бургундов и у всех прочих покоренных народов. Возможно, гунны сами и не воспользовались ими, но что мешало это сделать другим? Кажется маловероятным, что никто так и не пытался найти сокровища, после того как гунны ушли из этих мест.

— Почему же в истории об этом не упоминается?

— Гунны были неграмотными. Готы все еще не имели письменности. Латынь уже была, но ее не изучали. Насколько нам сегодня известно, первый гот, который оставил сколько-нибудь значительные описания, был секретарь Теодорика Кассиодор, и это случилось через шестьдесят или семьдесят лет после того, как похоронили Аттилу. Он никогда не упоминал о нахождении каких-либо сокровищ.

— Тогда вполне возможно, что сокровища все еще здесь?

— Я бы сказал, что шансы — пятьдесят на пятьдесят.

Вукович вздохнул:

— Временами я почти надеюсь, что никаких сокровищ не окажется. Возможно, я был бы разочарован, не получив своей доли, но, с другой стороны, нашлись бы иные компенсации. — Он хохотнул, увидев, как на него уставился Танкред. — Карапетаржевич подставил свою шею. Он нарушил все законы, по сути дела, совершил государственную измену. Если выйдет победителем — найдет сокровища и передаст существенную их часть правительству, — станет героем. Но если потерпит неудачу… — Вукович выразительно щелкнул пальцами. — Я стану человеком номер Один в нашем департаменте.

— А как насчет номера Два?

— О, это офисный человек, бухгалтер. Он превосходен на свой лад, но не как оперативник. Не как глава. Нет, если Карапетаржевич проиграет — номером Один стану я. А если мне немного повезет в моем расследовании, то я, возможно, сумею добыть и сокровища, и голову Черного Петера.

— Кузен Грегор! — предостерегла Таня.

Танкред быстро перевел взгляд с Тани на ее кузена. Вукович прочистил горло и глянул на пустой стакан:

— Вы все еще уверены, что не хотите пива?

Танкред отрицательно покачал головой:

— Как понимать ваше «повезет» применительно ко всему этому?

— Я все еще испытываю жажду, — ушел от ответа Вукович. Взял стакан и поспешил на кухню.

— Он почти проговорился, — заметил Танкред. — Но в чем?

— Это не важно.

— Ты так не думаешь. И он тоже. Что-нибудь о Черном Петере?

— Да нет, ничего.

— Ты говоришь о том, чтобы отправиться со мной в постель, ревнуешь меня к графине и вместе с тем продолжаешь мне лгать, пытаясь использовать меня в своих целях. Ты хочешь получить от меня все, не дав взамен ничего?

— Я отдала тебе себя.

— Как любая курва. Просто лезла из кожи вон, чтобы вытянуть из меня информацию.

Она вскочила на ноги, сжала кулаки.

— Будь ты проклят! У тебя острый язык, американец.

Таня сделала по направлению к Танкреду два быстрых шага, отведя руку, чтобы ударить его по лицу. Но так как он даже глазом не моргнул, остановилась, задержав руку в двух футах от его лица. Затем преодолела оставшееся расстояние, положила руки ему на плечи и прошептала:

— Обними меня, дорогой.

Танкред так и сделал. Она подняла к нему лицо. В глазах Тани стояли слезы — то, чего он никак не ожидал увидеть у столь крутой молодой югославки.

Она приподнялась на носках, и их губы встретились. Ее рот изнывал от любовной жажды: губы были разомкнуты, язык искал встречи с его языком.

— Я хочу тебя, — тихо произнесла она. — Но это не… не так, как с другими мужчинами. Я… по-моему, я влюбилась в тебя.

Он крепко держал ее. Таня с превеликой нежностью поцеловала Танкреда еще раз и высвободилась из его объятий.

— Есть некая тайна в связи с Черным Петером. Он родился в Загребе, но, когда ему было девятнадцать, отправился за границу. Никто ничего не слышал о нем, пока он не вернулся сюда в 1944-м. По его словам, он был в Южной Америке. Югославов в Южной Америке много — в Колумбии, Аргентине. Но он не говорит по-испански. По-французски и по-немецки — да, но не по-испански. Именно это и заставило кузена Грегора заняться Карапетаржевичем. Он подозревает, что тот жил в Германии, возможно, даже служил в немецкой армии и дезертировал…

— Я могу немного восполнить пробел, — сообщил Танкред. — Он был во Франции с 1938-го по 1944 год. В монастыре траппистов.

— Карапетаржевич… монах? Не могу поверить!

— Я встретил его, когда он был монахом. Целых шесть лет он пребывал у траппистов. И затем предал их. Восьмерых убили в результате его предательства…

— Как ужасно! Трапписты безобидны. Они есть и у нас, но никому и в голову не придет причинить им вред. Нет, даже во время войны.

— Черный Петер хотел кое-чем разжиться в монастыре. Теперь понятно — картой, которая привлекла бы его к сокровищам. Она была у монахов. И он почти достал ее в 1944-м, но, к его несчастью, вышло так, что эта карта оказалась у меня.

— У тебя?

— Я провел ночь в монастыре. На следующее утро немцы убили монахов и сожгли монастырь. Они забрали с собой реликвии монастыря, но не надолго. Мой танковый взвод уничтожил немцев, и я стал обладателем манускрипта и карты. К сожалению, я узнал, какую ценность они собой представляют, лишь много лет спустя. И полагаю, Черный Петер не мог найти меня… или же боялся. — Танкред сделал паузу. — Даже подумываю кое о чем еще…

— Еще более худшем? Но что, что может быть хуже того, что он уже сделал?

— Почему он был в монастыре? — спросил Танкред. — Почему провел там шесть лет? С 1938 года… — Он прищурил глаза и нахмурился. — Тогда уже было ясно — война неизбежна. Гитлер знал это, и СС — тоже. Знало и гестапо. Они наводнили своими людьми всю Европу — пятыми колонами, шпионами. Аббат монастыря сказал мне, что брат Амбросий был немцем… Немцем по имени Шнайдер.

— Шнайдер? — произнес Вукович из-за спины Танкреда.

Танкред повернулся. Теперь перед ним предстал человек номер Три из службы госбезопасности: глаза Вуковича сузились, лицо стало суровым, челюсть выпятилась.

— Шнайдер, — повторил Танкред. — Знай я это месяц назад, он был бы у меня в руках. Но и теперь я его достану.

— Как? Югославы ненавидят немцев. Мы не сотрудничаем… — Таня умолкла.

— То-то и оно. В 1944 году не было немца герра Шнайдера. И в Югославию он прибыл отнюдь не как немец… Иначе никогда не смог бы втереться в доверие Тито…

— Да! — воскликнула Таня.

— Он знал, что война проиграна, — медленно продолжал Танкред. — И больше не захотел быть немцем. А Черный Петер по рождению хорват, как и ваш Тито… Правда, Тито — коммунист, а Шнайдер — нацист, но тут я особой разницы не вижу…

— Не стану ссориться с вами по этому поводу, — перебил его Вукович. — Я не согласен с вами, но дело не в этом. Черный Петер действительно был близок Тито — как партизан, как человек из Загреба. Мне говорили, что в те дни он буквально лизал Тито задницу. Сделался одним из самых верных ему людей, страстным его поклонником… Шнайдер… распространенное немецкое имя. Пожалуй, можно было бы узнать кое-что еще… но и этого достаточно. Немецкий шпион…

— Все сходится, — встрял Танкред. — Представьте только, траппист в нормандском монастыре. Кто его заподозрит? А он посылал донесения в Германию… Когда же немцы вторглись во Францию, оказался среди своих… Привел немецкий патруль в монастырь.

— Раскопки, — поинтересовался Вукович. — Сколько уйдет времени, прежде чем вы найдете сокровища?

— Неделя — самое малое. Но если будет идти дождь, то больше. Возможно, месяц.

— Неделя, — повторил Вукович. — Я должен работать быстро. — Он явно принял решение. — Нельзя терять ни секунды. Доброй ночи, господин! Доброй ночи, Таня, моя дорогая!

— Подожди! — воскликнула та. — Я… я тоже собираюсь…

Вукович ухмыльнулся:

— К чему такая спешка? Можешь отвезти господина Танкреда обратно и через два часа с таким же успехом…

— Свинья! — взвизгнула Таня.

Вукович вышел, посмеиваясь. Таня не решалась повернуться к Танкреду.

— Мы можем вернуться, если хочешь, — предложил он, затем подошел к ней, взял за руки.

Таня повернулась и прижалась лицом к его груди.

— Не хочу, — прошептала она.