Мой отчим - советский пенсионер

Глава 1

В тот год я закончила техникум связи в Ростове. На работу мне нужно было выходить в сентябре. У матери, работающей пенсионерки, "подоспел" отпуск. Она трудится в местной администрации служащей. Должность, конечно, не руководящая… Но и не уборщица. Зачем вам всё о моей мамочке рассказывать? Пусть её должность останется в секрете… Достаточно сказать, что зарабатывает она достаточно, а на меня долгие годы пенсию получала: отец погиб на войне, на Курской дуге. Маму мою зовут Аграфеной Васильевной, — друзья зовут ее Груней или Грушей, — выглядит она для своих пятидесяти шести — расчудесно, стройна и до сих пор хороша собой. Жаль, из-за меня мать так судьбу более и не устроила, а может, сама не хотела… Но внимание мужчины ей всегда оказывают! Достаточно сказать, что в кисловодском санатории им. С.Орджоникидзе, что на Ленина, где мы с мамой отдыхали в августе, её на танцах чаще приглашали, чем меня. Оно и понятно: в свои восемнадцать я до сих пор — "гадкий утёнок" с худыми коленками, длиннющими ногами и рукавами, да еще рост выше среднего, — кому охота танцевать с девушкой, которая сверху вниз на кавалера смотрит? Трудно мне придётся с мужчинами… Но пока меня это мало волнует, рано мне еще о любви-то думать! Так мама говорит, а я — не спорю… Я читать люблю, даже поэзию читаю. Работа на почте — хорошая работа: можно будет и на рабочем месте иной раз почитать… Мама говорит, что я — сущее дитя… Ничего в жизни не понимаю…

Кисловодск — город-сказка: он расположен в долине, окруженной с севера и с востока склонами Пастбищного хребта, с юга Кабардинским хребтом. Город находится в 65 километрах от Эльбруса. Долина образована ущельями 2 речек — Ольховки и Березовки, которые впадают в реку Подкумок. Я, втихаря от мамы, съездила посмотреть на тот самый Подкумок… С востока город защищен холмами, с запада долина ограничена высоким кряжем холмов, образующих Березовую балку, с юга — Кабардинским хребтом и с севера — цепью террасообразных меловых гор Боргустанского хребта. Эти горы являются отрогами Пастбищного хребта, которые взяли Кисловодск под надежную охрану от холодных ветров, обеспечив ему неповторимый, чудеснейший микроклимат. В Ребровой балке располагается главный санаторный район курорта. Песчаные и меловые горы вокруг Кисловодска образуют террасы с пещерами и гротами. Отдельные глыбы красных песчаников при выветривании приняли причудливую форму. Несмотря на то, что город расположен в долине среди гор, воздух не застаивается, — в долине постоянно циркулирует поток горного воздуха, который идет по ущельям рек. Районы города находятся на разной высоте над уровнем моря, например, район Нарзанной галереи, которую отдыхающие называют "водопой", где мы постоянно воду пили — на высоте 813 м. На склонах гор, окружающих Кисловодск, раскинулись субальпийские луга, в окрестностях — горно-степная растительность. Город утопает в зелени скверов. Украшением и гордостью Кисловодска является Курортный парк: в нём свыше 250 видов деревьев и кустарников, в том числе кедр, пихта, берёза, сосна, ель, орех, павлония китайская, пробковое дерево и пр. В парке куча смешных и доверчивых белок. Я их сама кормила кедровыми орешками, — они бесстрашно ели…

На курорте время всегда проходит быстро и весело. Съездили на несколько экскурсий, посмотрели Ессентуки, Пятигорск, сфотографировались возле бесконечных каменных орлов, полазили по горам, — вот и подошло время уезжать. Перед отъездом из Кисловодска у нас возникли некоторые проблемы: не купили мы заранее обратных билетов, и пришлось отстаивать огромную очередь в вокзальной кассе. Рядом с нами в очереди стоял высокий дяденька, непонятного возраста, лет за пятьдесят, или старше, не смогла я понять. Долго смотрел на мою мать, потом вступил в беседу и так у них "забеседилось": я даже в сторону отошла, чтобы не мешать. Оказалось, дяденька собирается ехать к родственникам в Пролетарск, здесь был в санатории им. Кирова, билет ему нужен на завтра, то есть ехать он предполагает вместе с нами. В дяденьке оказалась масса обаяния: моя мать, обычно неразговорчивая, тихая женщина, с ним вдруг разговорилась, заулыбалась даже, наверное, он говорил ей только приятные вещи. Она ему и меня уже представила, будто в том какая необходимость была: ""Это — моя дочка, Зоя. Будет работать на почте в Сальске. Надеюсь, со временем окончит и институт связи…" Я просто глазам поверить не могла: матушку словно подменили! Дядька говорил ей "правильные", реальные комплименты: и про рыжие косы, и про зеленые изумрудные глаза, — он мне показался похож на массовика-затейника или завклуба: так язык "подвешен"… Признаться, я рассердилась, что мать с незнакомым человеком так мило общается. С другой стороны, я — уже взрослая, смешно ревновать по-детски… Привыкла я, что мать только мне принадлежит…

Звали седовласого и благообразного нашего товарища по несчастью-стоянию в очереди, — Семеном Васильевичем, даже отчество у него с мамой совпало! Он представился бывшим шахтёром, бывшим фронтовиком, бывшим "счастливым человеком", — недавно, сказал, умерла горячо любимая супруга. В санатории хоть немного удалось развеяться от душевной тоски… Только я что-то в его грусть-печаль не поверила: такой цветущий вид был у дяди Семёна, — так он велел мне себя называть, — что ни о каком унынии и речи идти не могло! Но мать кивала сочувственно, принялась говорить слова поддержки, будто они ему нужны были…

Дядя Семён завладел инициативой покупки билетов: мать ему вручила деньги за два наших билета и он тут же сплёл кассирше душераздирающую историю, что он с семьёй едет навестить тяжело больную тётю, что все мы так переживаем о ней… Тут же, незаметно и ловко, он просунул в окошко шоколадку "Алёнка", которая так же незаметно исчезла, — и мы стали счастливыми обладателями трёх билетов в купе на завтрашний поезд. Мама счастливо смеялась: она стояла в сторонке и не слышала сказочной истории о "больной тётке", а мне такая хитрая политика на пустом месте не понравилась. Глупа я еще, это точно…

В поезде нам с дядей Семёном хорошо было: он и койки опустил, и вещи донёс, и потом сводил в вагон-ресторан ужинать. Удивительное дело, но мать согласилась… А меня без устали поил сладким "Байкалом" и минеральной водой "Бжни", — что-то, но в жадности его не обвинишь, это точно!

Я раньше залезла на свою верхнюю полку и сделала вид, что сплю, чтобы не мешать общению двух "голубков", а они допоздна играли в карты, — у дяди Семёна они с собой были, разговаривали "за жизнь", она ему рассказывала про оккупацию Сальска, в котором "стояли фашисты" с 31 июля 1942 года по 22 января 1943 года, "все это время мы жили в сарае в доме моей матери, бабушки Зои, в селе Воронцово-Николаевское, которое лишь сейчас включили в городскую черту", потом она ему о пребывании Шолохова в нашем городе говорила, о первом Сальском городском фестивале молодёжи, а он всё хвалил и хвалил маму, ее мужество, стойкость и неувядающую красоту, — о себе почти не упоминал, словно весь мир для него на маме сомкнулся… Не заметила я, как и на самом деле уснула… В нашем Сальске поезд стоит долго: дядя Семён вынес наши вещи, и долго прощался с мамой. Обещал скоро приехать в гости… Похоже, он в нее влюбился. Или делал вид. А она — точно влюбилась, это надо же… За сколько лет впервые…

Пришли домой. Такси брать не стали: было у нас всего две небольшие сумки, мы с мамой никогда "мешочницами" не были, и я ее отговорила брать такси. Недалеко идти… Сальск — городок небольшой. Он и городом считается всего с 1926 года. Первым поселением на территории современного Сальска был хутор Юдичев. Хутор этот постепенно разрастался, так как в безводные, сухие сальские степи бежали свободолюбивые крепостные крестьяне из Воронежской, Курской, Харьковской, Херсонской и других губерний царской России. В 1849 на хуторе построили церковь и переименовали его в село Воронцовское, в начале XX века село стало называться Воронцово-Николаевским в честь царя Николая II. В конце XIX века через сальские степи пролегла железнодорожная магистраль, в километре от Воронцовки возникла станция Торговая. 1 марта 1926 года посёлок Торговый преобразовали в город Сальск, однако, само село Воронцово-Николаевское вошло в черту города Сальска лишь в текущем году. Квартира наша — недалеко от вокзала, по улице Ленина. Покидали вещи, чаю напились и я убежала к бабушке, — она тоже живет в Сальске, в том самом бывшем Воронцово-Николаевске, которое теперь является составной частью города. Мама прилегла отдохнуть.

Бабушка моя, Мария Тимофеевна, — уникальная женщина: бывшая учительница начальных классов, вот сейчас ей семьдесят пять, а она недавно овдовела. В шестой раз. Представьте себе! Но не унывает: вдовый сосед к ней стал захаживать чайку попить и в "ведьму" с "дураком" сыграть, а она с ним "сокорит" так, словно девчонка молодая. Он её на пять лет моложе, но внешне эта разница не видна. Они вдвоем ездят в конезавод им. Будённого, что в девяти километрах от Сальска, кататься на лошадях: у соседа там "конмальчик" знакомый, он им коней даёт. И меня с собой берут по выходным… Похоже, одна я в роду не умею с мужчинами шуры-муры водить, неудачная я получилась… Словом, рассказала я милой бабуле про путешествие в Кисловодск, про горы, как мы на Эльбрус ездили, как на Машуке близ Пятигорска были, как мне тот нарзан хвалёный почему-то не понравился, в отличие от мамы, — она пила с удовольствием, сказала, что "помогает". И про дядю Семёна тоже бабушке всё сказала: уж она так обрадовалась за мамочку, мне даже стыдно стало, что я такая… себялюбивая, что ли… Наверно, нужно пересматривать взгляды на жизнь: я уже выросла, приобрела профессию, нужно начинать собственную жизнь, — нельзя же всю жизнь волочиться хвостиком за мамочкой!.. И так в школе меня класса до девятого дразнили "маминой дочкой", — другие девчата помогали родителям по дому, смотрели за младшими братишками-сестренками, а меня лишь перекидывали как неотъемлемую обузу от бабушки к матери и обратно. Хватит! Я — взрослая… Через несколько дней мама вышла на работу. А мы с бабушкой и её "другом" ездили несколько раз в конезавод им. Буденного, кататься на лошадях. Страсть как коней люблю! С раннего детства умею верхом ездить, благодарение бабушке!.. В десятом, выпускном классе мне представилась прекрасная возможность еще более развить способности к верховой езде: матери пришлось много работать по командировкам, с этими бесконечными ревизиями, ночевать я одна боялась, и бабушка взяла меня пожить к себе, она тогда жила с очередным мужем именно в конезаводе. Конезавод N 158 им. Буденного основан в 1921 как военный конезавод. Первоначально в него поступили лошади из частей 1-й Конной армии. Там разводили донскую и буденовскую породы. Потом уже и других разводить начали… В 1950-е гг. сам С.М. Будённый сюда приезжал. Конезавод — как маленький городок. Там все как из старого мира: люди, кони, конюшни, деревья, птицы. Конюшни — большие, перед аллеей, ведущей к зданию конюшни, — две конные статуи. Слева от конюшни — трибуны и поле для конных забегов. Неподалеку — сенники, лари для овса. В специальном лазарете лечат занедуживших коней. В карантинном блоке кони после ипподромного забега три недели проходят восстановление, набирают сил для новых показательных выступлений. На левадах — огороженных загонах под открытым небом — стоят на привязи орловские и арабские лошади. Выкроена маленькая левада для пони, — они, диковинные лошадёнки, малы ростом, но такие важные и забавные, а дети их любят, — не описать!.. Тренерский корпус, склады, шорня, кузница, сварка, пильня — всё это конезаводу необходимо. Шорня — в закуточке, там набросаны поломанные недоуздки, вожжи, седла. Руки у шорника к делу привычные, но только сыромятные ремни в наши дни — большая редкость, а если крепить уже использованным старьем — риск большой: порвется, едва за ворота выедешь..

И в школу я там несколько месяцев ходила: до сих пор помню фамилию директора, — Жижкин… Учителя там были чудесные… Правда, с учителем физики и астрономии были небольшие проблемы, но бабушку, его хорошую знакомую, просить не стала, — сама разобралась…

Если коротко: не было у меня раньше никакого интереса к небу звёздному, и все! Отсюда и все проблемы… "Астроном" — дядька увлеченный, уроки вел со светящимися глазами, весь сиял и становился похож на мальчишку из романов Жюль Верна. Однажды он меня вызвал к доске и начал спрашивать что-то о Луне. А зачем? Домашнее задание я не выполнила, текст не прочла, но сразу в этом не призналась. Думала, пронесёт, да куда там!.." А скажи-ка мне, Зоенька, какая сила тяжести на луне?", — хитро так спрашивает. "Лунная", отвечаю. "А на Земле какая?" — "Земная!.." Поставил двойку, велел выучить к следующему уроку, а я не выучила: дел много было, — картошку копать ездили и до вечера копали, потом спина не разгибалась, но разве же это — объяснение для "астронома"? Надеялась я, что он меня назавтра не вызовет: обычно он не спрашивал быстро тех, кому "двойбан влупил", думал, что двоечники сами обязаны руку тянуть, стремясь "исправиться", но мне-то чего было беспокоиться? Всё равно экзамены я собиралась сдавать в школе в Сальске, что мне до оценок деревенского педагога!..

Но Он — вызвал. И опять начал про свою силу тяжести. "Давайте я Вам подскажу, Зоенька: там сила тяжести шестикратно от земной отличается. Вы мне только подскажите, в какую сторону… Больше она, чем земная, как думаете?" — "Точно, — отвечаю, — больше!" Тут все как заржут, точно как те кони конезаводские перед водопоем… Поставил он мне аж единицу! Оказывается, на Луне все предметы весят в шесть раз меньше, чем на Земле… "Вот тебе, Зоенька, там и жить надо, будешь "тяжеленькая", а здесь тебя просто ветром колышет…" Ну, откуда же мне про ту тяжесть знать, спрашивается? Я в свободное время бабушке помогаю. Иногда еще вот классику читаю, — наших авторов советских всех перечитала, даже в очереди писалась в своё время на Николая Островского, иной раз и Бальзака читаю, и Золя, — например, "Лурд" — очень прогрессивный роман. Читали? А на книжки по астрономии нет у меня ни желания, ни терпения, — не собираюсь звезды по ночам лицезреть… И тут старый "астроном" просит меня подойти к нему после уроков. Подошла. Дал он мне книгу почитать. Сказал, убедительно "просит" прочесть… Засела после уроков в амбаре, начала читать. Понравилось! Книжка называлась "Туманность Андромеды", и еще там несколько повестей и рассказов было. Слов мудрёных — уйма, но в сюжете — целый мир неизведанный, совсем непохожий на мир Островского с его "Как закалялась сталь", или же на загребущего Гобсека бальзаковского… Совсем иной мир… Все выходные читала я ту книжку, а потом "астроном" устроил мне допрос форменный, "о чем книга", я ему все ответила, как он и ждал. А он — мне: "Зоенька, так можно ли к другим планетам летать, не зная силы тяжести на родном и единственном спутнике?" И правда…

Фантастику я полюбила благодаря "астроному", расширила горизонты познания. Библиотекарьша в конезаводе — чудесная, Элькой зовут, молодая еще, она мне помогала книжки хорошие брать и даже в очереди передвигала. На книжки-то — очередь, каждый, кто хочет популярную книгу прочесть, записывается в специальном формуляре, пишет свою фамилию и получает номер по списку.

Словом, с конезаводом для меня многое связано. На всю жизнь запомнила про ту силу тяжести… А какие там были скачки, — вы таких не видели в своих душно-шумных городах! В тени старого дуба мы с девчонками секретничали…

1 сентября наступил мой первый рабочий день. Почему-то на практике мне казалось, что быть почтовым работником — интересно, а в реальности всё оказалось не совсем так. Коллектив меня воспринял, как "пигалицу", старались на меня самую тяжелую работу "повесить", проверяли на боеспособность, — к концу рабочего дня от оформления этих бесчисленных посылок у меня руки дрожать начали и в пот бросило. А "местные" работницы только смеялись: "ты бы, девонька, шла б лучше в библиотекари или бухгалтера, пока не поздно. У нас таскать нужно!" В общем, пришла я домой и расплакалась. Хорошо, что мама позже пришла, не видела слез глупой девочки. Но она, похоже, в тот день и вовсе ничего не замечала, не то, что моих красных глаз: жарила картошку, а сама под нос "Подмосковные вечера" напевала, как девчонка просто. А потом возьми и скажи: "Письмо получила: Семён Васильевич, по пути из Пролетарска, к нам в гости заедет. Вот радость-то! Такой очаровательный, милый человек, одно удовольствие с ним беседовать…" Оказалось, дядя Семён к нам приедет в субботу. Про себя я подумала, что придется мне в субботу после работы идти ночевать к бабушке, или как оно там сложится…

А работа на почте мне разонравилась. Сотрудницы все — пожилые или среднего возраста, ни одной молоденькой, словом не с кем перемолвиться; мне так и казалось, что они каждый мой шаг обсуждают и смеются за спиной… Наверное, в первые дни так и было, а женщины просто не умели, — или не хотели, — таиться…

Семён Васильевич приехал в субботу на автобусе. Сказал, что ехал уже не из Пролетарска, а с Маныча, где рыбку ловил. В доказательство привёз сушеной и копченой рыбы вязанку целую. На Маныче — рыбалка знатная, сама с бабушкой там не раз была, любим мы рыбалку. Тот факт, что дядя Семён — еще и рыбак, — несколько более меня к нему расположил… Только я было сказала, что пойду к бабушке ночевать, как гость всполошился, воспротивился, сказал, что хочет нас с мамой — обеих! — вести в ресторан ужинать. Признаться, я удивилась, а мать обрадовалась, что кавалер стремится и с дочерью контакт наладить. Серьёзный, значит, интерес имеет…

В ресторане гостиницы "Юбилейная" дядя Семен накормил нас так, как мы, никогда с мамой, корме военных лет, не бедствовавшие, никогда не ели: вкусно и очень дорого. Очень. Нам подали салат "Мимоза", холодец, — дядь Семен убедительно требовал, чтобы "нежирный", куриный суп с фрикадельками, гречку с лососем, свиные "медальоны" с сухофруктами, отварную осетрину, бутерброды с черной и красной икрой, а на десерт — торт "Прага", свежий и изумительный. От котлет по-киевски и цыплёнка табака, убедительно навязываемых дядь Семёном, нам с мамой пришлось отказаться, — мы же не Гулливеры, а две стройные дамы. То есть она, конечно, — дама, а я — так, сбоку — припёка… Пили мы все шампанское, а дядя Семен с мамой еще и коньяк армянский "пятизвездочный".

Дядя Семён в ресторане разительно переменился: он был поразительно галантен, весел, сыпал анекдотами и забавными рассказами, несколько раз танцевал с мамой вальс и танго, — они оказались чудесной парой, она ему даже ни разу ног не отдавила, и он — ей… И меня хотел пригласить один молодой парень из-за соседнего столика, грузин или осетин, — непонятно, но я отказалась, сказав, что не танцую, а мама зачем-то извиняющимся тоном попросила за меня прощения, пустившись в совершенно излишние комментарии, что "девочка только вышла на работу на почте, только окончила техникум, и правда не умеет танцевать совершенно…" Она только не добавила "гадкий утенок не танцует…" но намёк был. Или мне так показалось, — раньше я никогда столько не пила, как в тот вечер, — может, утратила уже реальное отношение к происходящему. Рассердилась я на мать так, что встала, и сказала, что если Он, то есть тот, кто меня пригласил, не боится, что я ему все пальцы ног отдавлю, то я готова попробовать. И пошла танцевать. Вот только мама не знала, что в Ростове я в танцевальный кружок ходила, не удосужилась я ей это сообщить, — то-то она должна была удивиться, когда мы с Грантом, — парень оказался армянином, а вовсе не грузином, — лихо принялись отплясывать под Лале Андерсон…

Только мама не удивилась. Она даже и не смотрела в нашу сторону, она на своего Семёна смотрела влюблёнными глазами. Как маленькая глупая девочка.

К концу вечера мы многое знали о дяде Семёне: оказалось, он работал забойщиком в угольных шахтах Кузнецкого и Карагандинского бассейнов, несколько подорвал здоровье, но сейчас, выйдя на пенсию, чувствует себя несколько лучше. Ранее он жил в более северном районе страны, но с возрастом начал чувствовать стремление переселиться в более южный край. Например, как наши Сальские степи…

За вечер дядя Семён заплатил огромнейшую, на мой взгляд, сумму, в 940 рублей. Давно поговаривают, что пора деньги уменьшить, провести реформу, но я такие речи слышу, начиная класса с седьмого, но реформы — все нет…

Дядя Семён вызвал, с помощью официанта, такси, — мама пыталась отказываться, говоря, что "дом наш — рядом…", но он её слушал не стал, меня же такое его отношение только порадовало: он всячески старался маме угодить. Значит, и впрямь — всерьёз…

Такси довезло нас до дома. Мы вышли, а дядя Семён отправился обратно в гостиницу, оказалось, у него там номер забронирован, и он вовсе не намерен причинять нам беспокойства лишнего своим проживанием. Меня это порадовало.

На следующий день мы с бабулей и ее кавалером, по моей инициативе, на мотоцикле с коляской, — меня в коляску посадили! — поехали на Маныч, рыбачить, правда, толком ничего не поймали. Чтобы обидно не было, — купили у рыбаков, сидевших с уловом вдоль дороги, пару сазанов да одного судака, нажарили, как приехали, вкусно было!

Мама то воскресенье с кавалером провела, по городу его водила, в "Дружбе" были, в клуб железнодорожников зашли, — не скучали…

В понедельник вновь начались трудовые будни. Тоска зеленая… Почему так говорят, интересно, — "зелёная"? Серая тоска, беспросветная… Я-то раньше мечтала на работе книжки читать, а сама к вечеру еле на ногах стояла от усталости. Похоже, неправильную я себе работу выбрала. Или характер мой плох, ничего не нравится… Но раньше времени не стала о своём недовольстве распространяться ни маме, ни бабушке, вначале нужно понять, что не так, — работа мне не нравится или коллектив, или просто нужно время ко всему привыкнуть… Одно — жить в общежитии, сидеть на занятиях до обеда, каждый вечер бегать в ростовские кинотеатры, а по выходным — "тиянтеры" посещать, и другое — реальная жизнь: маленький город, подружки — далеко, развлечений — мало, а тут еще и мама с бабушкой снова замуж собрались, одна я — никому не нужная худосочная дылда с трудным, замкнутым характером…

В конце следующей недели мама мне сообщила сразу две новости: что дядя Семён покупает дом в центре Сальска и что он хочет на ней жениться. А она думает принять его предложение. Он ей по сердцу, притом жить они будут у него, то есть я остаюсь единственной обитательницей нашей "двушки"; соответственно, мои шансы встретить спутника жизни, при таких жилищных обстоятельствах, многократно возрастут.

То есть меня поставили перед фактом: заявление-то они уже подали…