И все-таки мама пригласила на следующий день свою знакомую "фельдшерицу" Маину Филипповну, — забавную женщину постарше средних лет, в меру упитанную, весёлую и восхитительно глуховатую, вследствие имевшей место на фронте давней контузии. Была Маина, — как она всем велела себя называть, невзирая на солидный возраст, — веселушкой неповторимой, умела вселить в любого больного удивительную уверенность в скором выздоровлении и надежду на долгое и счастливое будущее житие в здравии и довольстве. Маина смеялась, что, как выйдет на пенсию, так пойдёт в бабки-знахарки, и говаривала при этом: "Я же не член партии, — мне можно народ лечить и народными средствами…" В прежние времена мама её ко мне привозила, — Маина была не сальчанка, а из конезавода, но она прикатывала на автобусе по первому приглашению, и не потому вовсе, что маму уважала, — она мою бабушку любила непонятно за что… Что бабушка моя, — "душенька" — про то все знают, но Маина же не мужчина, чтоб бабушку так просто любить: видно, помогла ей бабуля в чем-то в давние времена… А только приехала Маина Филипповна уже на следующий день. Не стала ничего спрашивать. Ручкой пухлявой махнула, нас с мамой из комнатёнки дяди Семёна выпроводила. Осталась "осмотр" проводить. Потом вышла, ласково нам улыбнулась успокаивающе:
— Что могу сказать? Интересный случай… Новый для меня! Что же ты, Груша, и не намекнула даже, что к чему?… Может, я б с собой главврача нашего привезла: он — мужик на селе новый, неглупый, "ищущий", всем интересно посмотреть на такое… Не буду спрашивать: что и где, — и ты не скажешь, и я кое-что слыхивала, а земля Русская с давних пор полнится… Кто-нибудь из вас умеет уколы делать?
— Я умею, — говорю. — Когда бабушка болела, делала ей пенициллин с новокаином. И разводить умею, и иглы кипятить. А что надо-то?
— Что надо… Пенициллин да стрептомицин… Пенициллин — четыре раза в день будешь ширять. Сможешь? Или не уверена? Тогда нужно кого-нибудь нанять, — регулярность важна. Потом необходимо стерильность в его комнате поддерживать, проветривать несколько раз в день. Некротической энтеропатии, по-моему, нет… Так что кушать ему можно, раз нет орального синдрома, — рвоты, — "кошачьими" дозами. Кровь нужно сдать. Если не хотите здесь, так привезите на такси в конезаводскую амбулаторию, — талон выпишу и сама забор крови сделаю, посмотрим гемоглобин… Умеренная астения может несколько лет сохраняться, — он уже немолод. И какая была необходимость человеку в таком возрасте тащиться в очаг поражения, скажите на милость? Да ладно, вы, поди, ничего и не знаете… Я-то знаю старых фронтовиков, — строят из себя, не берегут организм… Моя бы воля: всех приковала к трубе запечной и пусть дома сидят… Вспоминают былые дни… Имеет место некоторое поражение сетчатки, — не рекомендовала бы больному сейчас на машинке кататься самостоятельно… Говоришь, из самой Москвы на машинке катился? Убийственно и самонадеянно до глупости! Катаракта может развиться, но не так сразу… Короче, поняли: кровь сдать, уколы колоть, свежий воздух, молоко пить, мёд есть, балластную пищу — поменьше… Посмотрим, что с кровью, — лишь бы переливание не потребовалось, не рекомендую для старых!..
Слышал бы её дядя Семён, наверняка бы обиделся, но Маина отличалась трезвым реализмом и неженской грубоватостью, да еще и курила… Зато знания ее были на высоте: и журналы по медицине выписывала, и справочники новые читала регулярно, и даже на семинары в Ростов её направляли…
Таких "медичек", как Маина, немало по стране: бывших фронтовичек, много перенесших, много повидавших, но веселых, радующихся каждому новому дню. Слышала от бабушки, что у Маины, — Майки по-бабулиному, — нередки отчаянные приступы головной боли, как отзвук от контузии, но разве она хоть раз кому пожаловалась на плохое самочувствие? Всегда на работе, всегда "на коне"… Она — настоящий врач советский: неподкупная и неизменно готовая придти на помощь…
— Да, еще: сами поменьше рядом с ними сидите: береженого бог берёжет, и сама мало в этом понимаю, но лучше поостеречься. Сделаешь укол, Зойка, и в сторону… Не знаю, какие дозы опасны, и может ли ЭТО от человека к человеку переходить… Не пишут об этом в журналах!
— Может переходить, — мама сказала тихо так. — Ему именно от другого и досталось…
Маина покивала понимающе, попрощалась, сказала, что будет ждать отчима в амбулатории. И добавила, что желает пациенту скорого выздоровления… от гриппа!
Вот какой мудрой оказалась наша знакомая "фельдшерица" Маина Филипповна…
И принялись мы лечить отчима усиленными темпами. Худ он был тогда необыкновенна, словно вся жизненная вышла из еще недавно здоровенного, крепкого телом и духом мужчины. И лечение антибиотиками, выгоняя одну болезнь из организма, приводит к еще большей слабости, вялости телесной. Пришлось дядю Семёна "пичкать" мёдом и шоколадом, фрукты мама ему на рынке покупала.
Однако, скоро тот мёд, который я у бабки Матвеевны купила, закончился весь, а нового, такого же замечательного и настоящего, здесь было купить невозможно. И тогда я маме сказала, что поеду в выходной день в Гигант за мёдом, так как та бабушка "больше в Сальск" не приезжает по старости лет. А бабушку ту я лицо знаю, поспрашиваю у местных, — найду… Мама засомневалась, но я её убедила… Три дня учила маму делать уколы в "крайний верхний сегмент", как Маина объясняла, когда нужно было бабушку лечить… У мамы вначале рука дрожала, страх она не могла превозмочь, пришлось пояснять на муляже — на подушке… Научилась…
И вот в ближайшее воскресенье, — оно выдалось неожиданно солнечным и ласковым для начала третьей декады октября, тихим, безветренным, — я собралась вновь в Гигант. Причём решила ехать не на поезде, а на автобусе с нашего старого автовокзала. Узнала о времени отбытия, купила в киоске свежую газету, принялась ждать. Вскоре автобус, — красивенький, новенький, — подъехал. Я не торопилась в него садиться: подождала посадки всех обилеченных в кассе пассажиров, потом в автобус вошла "проверяющая" контролёрша. Тогда я метнулась вперёд, к дороге, к повороту на выезд на прямую трассу, и там принялась уверенно голосовать. Автобус подъехал, притормозил, я запрыгнула, но оказалось, что места-то все заняты! Надо было билет в кассе брать, а я, дурная, сэкономить хотела. Автобус — это вам не поезд, в котором всегда лишнее местечко сыщется…
Но ждать следующего рейса мне не захотелось, решила, что постою, не рассыплюсь. Понятное дело: воскресенье — день поездок, люди едут кто куда…
Но денёк сегодня в Сальске что-то не задался: пришлось припомнить, что живём в зоне полупустынь, о которых время от времени напоминает ветер страшный "астраханец", приносящий с собой тучи песка и пыли. Наш степной городок Сальск стоит на самом востоке Ростовской области, посреди бескрайних степей, здесь некогда и русских-то людей не было, а местные степи с пустынями покоряли лишь "корабли пустыни" — гордые красавцы-верблюды, которых теперь что-то совсем не видно… Учительница географии рассказывала, что сухая степь Кумо-Манычской впадины — это и есть подлинная граница Европы и Азии…
Вошла в салон автобуса-красавца, за поручень взялась, отдала деньги водителю — парню молодому, чубастому да весёлому, постарше меня, конечно, лет двадцати пяти. Автобус оказался немного странным, новехоньким, я таких мало на дорогах видела: у него была необычная крыша со стеклянными закругленными краями. Летом, в жару, это, наверно, должно создавать в салоне понятные неудобства, но сейчас, в октябре, просто чудесно в таком салоне прокатиться, пусть и стоя.
— Девушка, — обратился ко мне водитель, чуть запинаясь, — не хотите ли присесть? Правда, возле меня вам не слишком удобно сидеть будет, но все равно лучше, чем висеть на поручне, трясясь по ухабам. Сидайте!..
Смешной такой парень. Хохол, похоже, — так забавно "балакает"… Присела я подле водителя на посылочный ящик деревянный, покрытый какой-то домотканиной. Низковато, но комфортней, чем стоять на каблуках. И зачем их надела, глупая?
Слово за слово, — разговорились. Парнишка представился как Терек. Удивилась я имени необычному, переспросила, не ослышалась ли? Нет, говорит, это еще и уменьшительное, а полное имя — Трактор Иванович. Тут я чуть с посылочного ящика не свалилась от хохота неудержимого: это же надо додуматься, дитя назвать таким техническим имечком! Нарочно не придумаешь: круче любого надуманного анекдота. Парень объяснил, что родители — родом с крохотной "точки", там всех домов — шесть, а как увидели в тридцатые годы трактор впервые — восхитились и назвали сыночка в честь чуда техники. Так и живёт — мучается… Правда, сейчас подал заявление на смену имени, вот должны на днях разрешение дать: тогда возьмёт он себе нормальное имя — Тарас. Оно на Трактор очень похоже… развеселил меня молодой человек, давно так искренне не смеялась. Спросила у него шутя:
— Других смешных имён на вашей "точке" детям не давали? Я своим сотрудникам на работе расскажу, как пример восхищения простыми людьми новой техникой…
— Нет, — отвечает, — техническое имя — только у меня. Зато сестру мою старшую зовут коротко — Ревой, а по паспорту — Революцией… Мои мать с отцом были из бедняков, отец батрачил, — они с восторгом и энтузиазмом революцию встретили, вот сестре и "посчастливилось" стать Революцией… А Вы где работаете, может, зайду к Вам на работу как-нибудь? Встречу после работы? Я сам — тоже сальчанином сейчас стал… Живу в общежитии, стою в очереди на получение жилья. Или, может, родители помогут немного и сам подкоплю, — куплю домишко на окраине Сальска, какую-нибудь развалюху, и буду пристраивать, — я работы не боюсь…
Посмотрела я на парнишку повнимательнее. А что: симпатичный, весёлый, неглупый, родители в деревне живут, — докучать не станут присутствием. Почему нет? Конечно, Грант — интеллигентнее, но, во-первых, у каждой достойной девушки должен быть выбор, чтобы сравнить женихов можно было; во-вторых, с Грантом у нас до сих пор и поцелуев пока не было, так что ничем я с ним вроде бы и не связана серьёзно, кроме как дружбой; в-третьих, родители Гранта мечтают найти ему невесту из "своих", из армянок, — куда мне до чернооких красавиц с гор Арарата…
Сказала я "Тараске", как тут же парня переименовала, что работаю в центре Сальска, на почте. Что родители мои — люди замечательные (не стала говорить, что у меня не отец, а отчим), что бабушка — моложе молодых и духом, и телом, — веселушка… Что мне скоро девятнадцать будет, — весной будущего года, — он рассмеялся так здорово, по-мальчишески. И что интересно: всё это мы успели обсудить за несколько минут! Похоже, характерами сошлись: такое чувство легкости почувствовала я рядом с этим водителем! Ведь это уже второй кавалер изъявляет желание со мной дружить: стоило, по совету "девчат", начать губки красить, и скоро толпу ухажеров соберу… А ведь отнекивалась: нравилось мне самобичеванием заниматься, и носить лик "гадкого утёнка"! А как приятно, когда тебе искренние комплименты говорят!..
Ради отвлечения, спросила я Тараску об его автобусе. Оказалось, верную тему затронула: шоферить он начал рано, еще до армии… Потом в Вайзенфельсе важную шишку армейскую возил, быстро срок срочной службы истёк. Предлагали сверхсрочником остаться: может, и надо было, но хотелось на родину, — жары хотелось, суховеев милых, ругани родной, — здесь же всё своё! А Германия — она чужая: дожди льют бесконечно, лета как такового нет, — ни жары, ни зноя. Вернулся. Стал вначале дальнобойщиком, но нет в нём тяги к длинному рублю и охоты к перемене мест, — так и перешёл на внутриобластные рейсы. И очень этому рад: автобус предоставил возможность со мной познакомиться… Вот тебе и Трактор!..
Ради интереса спросила у парня об этом конкретном автобусе: что за "зверь" невиданный? Отродясь такой странного не видывала. Тут Тараска, видать, на любимого конька сел, — и давай рассказывать!
— Вот Вы, Зоя, помните, сколько на наших улицах моделей иностранных автобусов бегает? Почитай, десятки, если не сотня, — со всей Европы, — и к нам! Нужно, однако, своё производство налаживать, свои машины и автопарк производить, — чем мы хуже того Запада лощеного? И люди у нас — трудолюбивые, и инженеры — талантливые… Сразу после Великой Отечественной Войны, силами всего СССР, началась индустриализация Западной Украины, — бедной и отсталой провинции. И вот 21 мая 1945 года учредили Львовский автобусный завод (ЛАЗ), началась грандиозная стройка! Сначала завод выпускал детали разные, — вспомогательное оборудование, а потом решили разработать свою модель автобуса. В ее основу легли последние отечественные и западные наработки автобусов "Мерседес Бенц" и "Магирус". И в прошлом 1956 году был выпущен первый львовский автобус ЛАЗ-695. И на нём-то мы сейчас и едем!
— Так-таки и на нём? — спрашиваю. — Именно на самом первом?
Смутился Тараска, покраснел, пробормотал уточняющее:
— Может, не на нём… Первый, наверно, в Москву забрали… Но на втором, — точно!
Очаровательный парень, действительно: старше Гранта на год, а — краснеет… Чудо!
Интересно, а я со стороны какой кажусь? Бросает ли меня в краску от смущения?…
И тут мы доехали до Гиганта. Даже жалко было выходить, расставаться с таким милым водителем. Вот не думала, что бывают еще такие простые, милые люди…
Побежала я к бабушке Матвеевне. Похоже на то, что я по ней соскучилась. Вот бывает же так, что впервые виденный человек в душу навсегда западает… И старушка мне обрадовалась. В этот день у неё и домашние дома были, я хотела засмущаться, но оказалось: зря, и родня у бабули такая же приветливая и гостеприимная… Вытащила я подарок: шоколад "Гвардейский", — извлекла его у мамы из "хранилища" подоконного, — у неё там много чего припрятано, но от меня разве что утаишь? Я ведь как тот шут Шико из романов Дюма-старшего: все вижу, всё знаю, а строю из себя шутиху стоеросовую… Так мне проще играть роль "маленькой", глупенькой дочери — подростка длинновязого…
Старушка и её внучек старый обрадовались, когда извлекла я из авоськи три двухлитровые банки стеклянные с крышками пластмассовыми. Внук банки захватил и побежал их кипятком обдавать, чтобы мёд дольше хранился, а Матвеевна стала спрашивать, какого мне сорту медку охота взять, — боярышникового ли, подсолнечного, чабрецового, кипрейного, с валерьянкою, меда липового или из акации, меда разнотравного или гречишного… Голова кругом пошла! Старушка все виды мне дала откушать, — мне всё понравилось: вкусно! Пальчики оближешь… Тогда я у ней спросила, что лучше для больного человека, который в "горячке" лежит? Отчим мой болеет… Она велела взять липовый, чабрецовый да гречишный, а "в нагрузку", от себя, обещала подарить баночку прозрачнейшего кипрейного мёда, — сказала, от него краса моя девичья ярче скажется, а кое-что округлится более… Ох, и старушка! Моя бабушка, — редкий образец жизнелюбия, но Матвеевна, — диво: ей же восемьдесят семь лет! Крепки здоровьем бабули деревенские, крепки…
Принёс внук идеально стерильные банки, Матвеевна ему объяснила, какого медку куда наливать. Деньги я отдала, — недорого взяли, все спасибо Матвеевне! Он снова убежал с банками, а мы с старушкой-веселушкой сели пирог с потрошками куриными покушать вприкуску с чаем каким-то странным, — без сахара, а с солодкой, — Матвеевна мне посоветовала и отчима таким же чаем поить. Вкуснотища!..
Пирог оказался зарумяненный, с корочкой точно, как я люблю. Слопала целых два куска, — не поперхнулась. Чаю две чашки выпила, — даже пот прошиб, наверно, все инфекция от ангины выходит запоздало… Беседу вели ни о чем, можно сказать: бабуся рассказывала о далёких временах своей молодости, похвалилась, что в один год с "вождём вашей революции рождённая", семнадцать детей родила, а вот доживать приходится с внуком, и так-то тягостно на шее его сидеть — без пенсии-то, — в колхозы-совхозы она же не могла записаться по причине старого возраста, не брали её в совхоз за шестьдесят-то лет, а теперь — ни копейки пенсии, вот и приходится мёд продавать да платки пуховые вязать, а жена внука их продавать ездит "ижнак в Котельниково", — там хороший торг, много проезжающих…
И тут вдруг, неожиданно для меня, Матвеевна тему сменила:
— Помнишь ли, Зоенька, в прошлый раз спрашивала ты меня о Семёне Васильевиче Савчуке, бывшем соседе нашем? Так вот: обманула я тебя ненароком, оказывается, Сёмушка не совсем наши края запокинул! Видели его люди в начале октября здесь, видели! Внучикова женка тож видела… Интересно мне, старой, стало: с чего бы это он у нас объявился через столько времени? А только люди сказывали, что приехал он не на поезде или автобусе, — на машине новой, одет хорошо, только глаза были нервные, ровно расстроен чем-то и торопился очень куда-то… Представляешь, узнала я: он приезжал в сберегательной кассе деньги снять! И немалые, по нашим временам, деньги, сколько-то тысяч, — это Людка-кассирша говорила: она тож ходит ко мне за медочком, у ней муж — лёгочник, вроде как вылечили, но поддержка нужна организму… Так вот: приехал Сёмушка, в сберкассе очередь стояла, он Людку вызвал на улицу, дал ей небось конфеты или еще что, — только в очереди не стоял, она его вне очереди обслужила, забрал он деньги и уехал в шикарной машине, — мы тут таких отродясь не видывали! Но, думаю, ему твой должок невозвращенный — мелочь, ему такие копейки — пшик один, у него знаешь какая пенсия, — наибольшая!
Так-то вот… А ты — хорошая девочка, еще и разыскивала… Порядочная…
Застыдилась я своей лжи перед старушкой: может, сказать ей, что тот "Сёмушка" и есть мой болящий да скорбящий отчим? Но нет, неудобно теперь: раз начала неправду говорить, теперь не стоит раскрываться, впредь доверия не будет…
Возможно, не раз еще придётся к старушке обращаться: мёд у неё и впрямь целительный, и само общество её в душу бодрость привносит… Не открылась я…
Поблагодарила, пожелала доброго здоровьица и благодати всему дому и близким. Старушка ласковым, но безапелляционным тоном велела внуку проводить меня до станции, — тяжело мне одной сумку-то тащить будет! Тот подчинился молча. Неудобно я себя чувствовала, когда мужчина в возрасте нёс за меня мою же сумку, но раз Матвеевна сказала, что "так надо", — значит, так и надо…
Села в поезд "зайцем", как всегда. Проводница меня в купе определила обычное, места были. И так интересно я назад возвращалась: ехали из Ростова двое парней, сказали, что в Шаблиевке сойдут, а оттуда — полями — три километра протопают пешком до конезавода, через плотину, через реку Егорлык, до самой центральной усадьбы, в правление. Они в том конезаводе длительную учебную практику проходят по агрономии… Всё бы в их рассказе показалось мне обычным, кабы не внешний вид юношей: глаза — узкие, черные, скулы — широкие, а сами — китайцы! Один — Ли, а другой Феликсом представился, на европейский манер… Удивительно… Но, если вспомнить, много их у нас учится по сей день, они — народ старательный, трудолюбивый, угодливый, приятно с ними общаться и работать, наверное, тоже… Мао Цзэдун их раньше очень уважительно к СССР относился, но сейчас, отчим говорил, некоторое охлаждение, в связи с некоторой переоценкой памяти и деятельности Иосифа Виссарионовича: они, китайцы, его "вторым Лениным" хотели почитать, а Никита Сергеевич так отнёсся к Сталину… Ну, я не знаю об этом много, мне большая политика мало интересна, всё равно мне в ней не участвовать… Но товаров китайских у нас в стране — немало: вот у меня, например, зонтик китайский, и платье есть одно, пошитое из китайского супер-дефицитного шёлка натурального… А на стене в зале у мамы с отчимом висит огромный, два на три, китайский чистошерстяной ковёр, с ликом Мао Цзэдуна. Отчим вначале смеялся над этой "маоистской иконой", но мама его убедила, что "других расцветок" не завезли, он рукой махнул, ковёр как ковёр, — пыли много…
Китайцы приятными оказались, а как сказала, что в том конезаводе бываю каждый выходной с бабушкой, езжу кататься на лошадях местных, — так парни вовсе возрадовались, приглашали в гости заходить, — я сделала вид обиженный. Они объяснили, что комнату снимают у бабы Нюси Будулуцевой, — оказалось, я ей знаю. Порой кажется мне, что весь мир — большая деревня!..
Доехала весело. Китайцы дальше поехали, им еще минут пятнадцать-двадцать до Шаблиевки на пассажирском "пиликать", а я к "родителям" поспешила…
Не знаю: то ли мёд мой помог, то ли просто организм у дяди Семёна крепким оказался "по роду-предкам", а только постепенно пошёл он на поправку, что меня очень порадовало. Потому как мама привязалась к нему всем сердцем: шутка ли, за столько лет — первое сердечное увлечение… А ну, как если бы она его потеряла? Для мамы это явилось бы огромной трагедией: мой папа ведь на фронте погиб… Правда, худым отчим оставался еще долгое время, но худоба вскоре перестала выглядеть болезненной, скорее жилистой казалась. И глаза понемногу отошли, снова синевой засветились. Гемоглобин Маина нашла пониженным, но не критически, велела гематоген есть "в коровьих дозах" да мясо красное, говядину типа, кушать побольше и вином красным сладким запивать, и спать круглые сутки. Пришлось маме все свои связи поднимать, — с говядиной-то трудновато в наши дни, дефицит, но раз надо… Вот у бабушки — своё хозяйство есть, но корову она не держит, говорит, мороки много, зато у бабушки столько кроликов… Я с ними раньше играть любила, приручала… Даже есть не могла, жалко было дружочков-пушистиков…
Мама моему возвращению обрадовалась, побежала скорее отчима потчевать медами привезёнными. А вечером она меня попросила на другой день заплатить на почте за коммунальные услуги по дому: что-то многовато за воду мне показалось…
Посмотрела я те платежки: всюду мамина фамилия, интересно стало, спрашиваю:
— Мама, почему же везде твоя фамилия указана? Дом же дядя Семён покупал?
Мама засветилась ласковой улыбкой внутренней, глаза обогрелись теплом:
— Так Сёмушка, Зоенька, дом-то на меня оформил в собственность. Потому я и из квартиры нашей выписалась, что не могу сразу в двух местах быть прописана… А Семушка в доме просто прописан…
Платежки коммунальные я взяла, оплатила всё, как надо, все тридцать четыре рубля, а сама подумала: почему это дядя Семён дом сразу на мать оформил? Как-то странным мне это показалось. Как-то все это непонятно выглядит: домишко в Гиганте стоит гораздо дешевле сальского "домины", неужели дядя Семён так благороден в своей любви? И как он может быть здесь прописан, имея ТАМ дом?
Или он просто не захотел оформлять здешний дом на себя в собственность? Одни непонятности. Я, конечно, не юрист… Но надо всем этим стоит задуматься…